Как три месяца могут изменить жизнь среднестатистического менеджера? Стоит только встретить ту, ради которой, пойдешь на сумасшедшие поступки. Ради которой, сможешь сломать стереотипы. Ради которой, убьешь человека и добровольно сядешь в тюрьму. А в итоге останешься ни с чем.... 1. Мы познакомились при весьма странных обстоятельствах. Я ехал на работу в метро. Естественно свободных сидячих мест не было. Час пик. Как много смысла в этих двух коротких словах! Описать, что происходит в общественном транспорте в это «прекраснейшее» время о-о-очень сложно, но я все же попробую. Я стоял на цыпочках и, стараясь не упасть на впереди стоящего низенького мужичка, держался (не, скорее ухватился) за верхнюю ручку и оглядывал пассажиров. В конце вагона рядом с вывеской повествующей о том, что надо уступать места пожилым инвалидам и беременным женщинам сидел огромный детина не похожий ни на пожилого, ни на инвалида (если только в умственном плане) ни тем более на беременную женщину. В безвозвратно утерянном СССР нахала бы назвали дебоширом и в лучшем случае оштрафовали в худшем… расстреляли бы, наверное… Перед ним, странно скрючившись, стояла старушка, держась одной рукой за руку молодого человека, который великодушно позволил ей это, хотя родственниками они явно не являлись. Довольно неожиданно поезд остановился, и низенький мужичок покатился к выходу. Я вздохнул относительно свободно и занял удобную (опять-таки относительно) позу легко держась за верхнюю ручку. Я почти сразу ее заметил, ибо ее красота жгла даже боковое зрение, умалчивая о прямом взгляде. Но я все же превозмог себя и посмотрел на нее. На вид ей было от двадцати до двадцати трех. Большие ясно-голубые глаза с фантастически длинными ресницами на секунду оторвали взгляд от книги, девушка окинула меня безразличным взглядом и снова уставилась в книгу. «Священная Книга Оборотня. Виктор Пелевин.» значилось на обложке. Ее длинные черные как смоль слегка вьющиеся волосы ниспадали на плечи темным водопадом, изредка девушка заправляла непослушную прядь за ухо. У нее был классический прямой нос, который все же слегка «курносился» как бы назло всем. Пухлые губы ярко блестели, отчего выглядели очень соблазнительно. Фигура в целом была просто отличная! Большая грудь, обтянутая в белую хлопковую майку, плоский живот с пирсингованным пупком, крутая жо… вернее задница в супер короткой юбке и длинные ноги, положенные одна на другую вызывали во мне противоречивые чувства. С одной стороны девушка притягивала магнитом с другой ее холодные глаза, напоминающие взгляд Снежной Королевы, отталкивали. Пока я в наглую разглядывал красавицу, метро делало свое дело. Мое тело тряслось из стороны в сторону, то вверх, то вниз. Моя голова мигом представила милую картинку, будто впередисидящая девушка доставляет… ну ладно, вы меня поняли. Это меня развеселило, и я усмехнулся. Она посмотрела на меня, приподняв бровь. Я сделал вид, что меня сильно интересует вывеска за ее спиной побуждающая молодых мам кормить свих детей грудью. И опять моя пошлая натура проявилась полностью. Я представил ее в очень тесных трусиках от купальника естественно Top – less. Я опять усмехнулся и мысленно сплюнул. Она покосилась на меня таким взглядом, что мне показалось, будто она прочитала мои мысли. Мне стало не по себе. Я задумался, как мне дальше ехать. Неожиданно вагон так сильно качнуло в сторону, что меня кинуло прямо на девушку. Падая, я схватился за ее ногу. Как раз в том месте, где у нее заканчивалась юбка, я почувствовал, что мои пальцы касаются нежной кожи девушки. Мгновенно вскочив на ноги, я обратился к ней: - Девушка, телефончик не дадите? И она, улыбнувшись, ответила: - Записывайте… 2. После этого дня мы встречались почти каждый день на протяжении уже трех месяцев. Первый раз мы занялись сексом у нее дома через два дня после знакомства! За стеной в спальне храпел ее бухой муж. Мы лежали, как это банально не звучит, на кухонном столе. Она гладила своей нежной ручкой мою грудь, а я курил. Критически близко находившийся муж нас обоих ни капельки не волновал. Неожиданно она прекратила гладить меня и, перевернувшись на живот, заглянув в мои глаза, спросила: - Как тебя зовут? - Александр, – ответил я, про себя удивившись, что мне даже не приходило в голову задать ей этот вопрос – А тебя? - Фу! Какие у тебя вонючие сигареты! – проигнорировав мой вопрос, проговорила она, вырывая сигарету из моей руки. – «Chesterfield». Странно вроде хорошие, а воняют как «Ява Золотая» - сказала она, затягиваясь и закрыв глаза в сладком наслаждении. Я не удивился, потому что знал: причиной всех Женских Странностей является – Женская Логика. - Ты куришь? - Бросаю. Лет семь как бросаю, – сказала она с грустной улыбкой. - Понятно. - Ты женат? - Нет, в разводе. Эта Сука меня пилила с утра до ночи. Пока я работал, водила мужиков ко мне домой. А когда я потребовал развод, она с радостной улыбкой отсудила у меня полквартиры и Тишку, – я грустно вздохнул. - Сына? - Хуже. Кота. Но вроде бы собирается вернуть... загадил весь дом. Животные они чувствуют, когда их не любят. А Сука его назло мне забрала. - Что ты ее все «сукой» называешь? - Потому что она СУКА, - сказал я, не смысля как можно не понять такой пустяк. - Логично, – согласилась она, еще раз затягиваясь. - А ты по любви замуж вышла? - По любви за Толика? Нет, конечно! Ты видел этого урода? Мне нужно было в столицу, я из Кургана (как и Психея кстати!), вышла за первого встречного мудака с московской пропиской. Этим мудилой оказался бывший боксер Толик. Он меня так любит, не скорее хочет, что позволяет водить мужчин. Вероятно, так будет, пока он меня не получит. Кстати я сама себе напоминаю твою Суку, не правда ли? Я промолчал. Это было действительно так, мне даже стало жаль Толика. - А кем ты работаешь? – спросила меня она, кладя свою голову мне на грудь и прижимаясь ко мне всем телом. - Менеджер среднего звена. Как у Шнура в песне помнишь? Она молча кивнула и вдруг засмеялась. - Что? – спросил я не понимая, что я такого сказал. - Помнишь, там есть строчка: «Пусть у тебя уже не стоит, зато начальник тебя благодарит»? - Ты сегодня, по-моему, убедилась, что у меня ТАМ все в порядке, – смущенно пробормотал я. - Или тебе еще доказывать? Вместо ответа она поцеловала меня в подбородок, а потом в губы. Я посчитал это за положительный ответ. 3. Наши отношения назвать романтическими было очень трудно. Никаких конфетно-цветочных прелюдий ни с моей, ни тем более с ее стороны не было. Только 1 июня на День защиты детей, я подарил ей огромного плюшевого кенгуру. Невинный поцелуйчик в шейку оставлял следы засосов. Она меня совершенно не стыдилась. Позволяла трогать ее на глазах у прохожих. Даже в кино мы занимались сексом. На ряде для поцелуев. Нас тогда угораздило придти на тупейшую Американскую комедию то ли одноименный пирог 8, то ли еще какая-то тупизна, не важно! Зал был почти пуст, нас никто даже не слышал, может потому что фильм был перенасыщен постельными сценами, где прыщавые подростки отделались от всего не нужного и при этом их дамы орали там так… может, потому что десять зрителей (видать фанаты данного жанра) ржали так громко, что перекрикивали даже громогласных дамочек. В обще-развлекательных парках мы целовались настолько страстно, что дежурившие по парку, менты несколько раз делали нам «убедительное предупреждение». Как-то одним июньским вечером мы гуляли возле фонтанов. Я держал ее за руку, а она балансировала по бордюру и счастливо смеялась, тогда она была похожа на маленькую девочку, радовавшуюся солнцу, небу, воде. Наблюдая за ней мне тоже было весело и хорошо на душе, тогда я впервые почувствовал, что для меня она значит больше чем просто секс… Капли воды беззастенчиво падали на наши тела. Ее футболка была промочена насквозь, а лифчик она в тот день не надела. Проходящие мимо мужики похотливо пялились на нее, и я почти физически ощущал, как они ее хотят. Все самцы собственники и я не был исключением. Я сильно потянул ее за руку, она спрыгнула ко мне, обняла меня за талию и поцеловала. Мужик, смотревший на нее отнюдь не взглядом художника, подавился хот-догом от зависти. Я про себя улыбнулся и показательно поцеловал ее в губы. 4. Дело в том, что у меня в детстве был очень большой комплекс. Ребенком я был низенький и толстый. Девочки категорически не обращали на меня внимания. Это меня дико бесило. Я даже пробовал сидеть на диете и заниматься спортом, но меня хватило недели на две. Мама и бабушка пичкали меня с двух сторон всякими сладостями. Я с ужасом представлял свое будущее. Как вдруг все изменилось. Мне исполнилось восемнадцать, и я загремел в армию. Первый год был просто невыносим. Меня шпыняли все и ровесники, и «деды». Пару раз я серьезно подумывал дезертировать и даже пытался перерезать вены, но по жизни я вообще-то трусоват и я решил «домучиться». За второй год службы я изменился радикально. Вместо жировой массы у меня появились мышцы. Я похудел, вытянулся и кардинально сменил имидж. Уезжал в армию я тупорылым хиппи с волосами ниже плеч ростом едва ли сто восемьдесят и талией сто двадцать (про жопу я вообще молчу!), а вернулся почти нормальным сто пятнадцати килограммовым панком с длинным ирокезом, и огромной татухой на правой руке. Мои мама и бабушка чуть в обморок тогда не упали когда увидели меня на пороге... На гражданке, собрав всю волю в кулак, я похудел еще на пятнадцать килограмм. Девушки начали обращать на меня внимание и кадрились, строили глазки, улыбались и все в том же роде. Армия, вернее сослуживцы привили мне страсть к рок-музыке. Раньше я фанател от (стыдно сказать) Вячеслава Добрынина (!) и группы «Самоцветы», теперь я заслушивал до дыр кассеты «Sex Pistols», «Nirvana», «The Doors» и «Led Zeppelin». Мама все причитала, что испортили в этой армии ей всего ребенка. Она так сильно причитала, что я, не выдержав, ушел жить к своей первой девушке Ане и устроился на работу грузчиком в самый близлежащий продуктовый магазин. Гитару я купил на первую, самостоятельно заработанную получку. Это был не совсем новый «Урал» художественно исписанный матерным словами. Например, первая буква слова «хуй» была изображена как два этих самых перекрещенных х*я. Я играл на ней все свободное время и достаточно неплохо уже наблатыкался. Потом мы с Аней дружелюбно расстались, и я вернулся домой, где мама меня уговорила идти в институт на менеджмент. Я поступил сразу на второй курс без экзаменов (я школу окончил с золотой медалью) и снова сделался пай мальчиком. Так бы и кончилось мое панк увлечение, если бы как-то на улице я не встретил своего сослуживца Коляна «Унтер-офицера» (который еще в армии хвастался всем, что пожал руку самому Илюхе Черту из «Пилота» тогда еще из «Military Jane») он мне предложил стать барабанщиком в его панк-группе «Мухи г-на Князева». Я ему сказал, что на барабанах играть не умею. - На то это и панк, что играть никто не умеет. Если бы мы играли джаз или там блюз какой-нибудь, я взял бы тебя гитаристом! Ну что согласен? - Ну, раз так то да! Теперь у меня каждый день была новая телка иногда даже две. Я учился и играл в «Мухах». Из всей группы девки предпочитали меня как самого серьезного (во-первых, я тогда носил очки, во-вторых, все откуда-то знали, что я единственный из всех ребят учусь в институте, в-третьих, я почти не пил). Такой конкуренции все остальные «Мухи» потерпеть не могли. И отыграв около года, я покинул группу. Еще через год я женился, еще через два я окончил институт и устроился на работу по специальности. Через два года я развелся с женой, а спустя полгода встретил ее. 5. Она была ярой фанаткой группы «Тараканы!». Все стены квартиры у нее были завешены плакатами. Мы были с ней несколько раз на их концертах, но я ее любви не разделял, а скорее даже ревновал к этому «Сиду» мою девушку. - Ой! Глянь, Димочка прыгнул! Какая прелесть! У него такие сильные ру-у-уки… Меня это очень сильно бесило. Я прыгал лучше него раза в два. Но, как известно, запретный плод сладок! Меня она имела (в переносном, хотя нет в обоих смыслах), а его хотела (в прямом). Со временем я стал относиться к ее увлечению гораздо терпимее. Но все равно меня раздражало, что какой-то хмырь привлекает МОЮ девушку сильнее, чем я. 6. О том, что она работает моделью в мужском журнале, я узнал от коллеги-менеджера Сергея. Журнал «Maxim» он читал потольку-поскольку, а вот картинки он из номера в номер в прямом смысле облюбовывал. Сергей часто хвастал своими «девушками». Подходил к кому-нибудь и говорил: «У меня с ней все так серьезно, что я подумываю жениться!» Вот и в тот раз Сергей подсунул мне под нос фотографию очень симпатичной девушки в купальнике без верха на каком–то знойном пляже. Лицо девушки мне показалось очень знакомым… - Сегодня у нас первая брачная ночь! – горделиво воскликнул он – Я с родителями ее уже познакомил… эй ты что?! Это мое! Я выхватил из его рук журнал и с жадным любопытством начал разглядывать лицо модели. Да, это была она, но под фотографией значилось, что это студентка Жаклин из Франции. Кстати дешевая ложь для такого дорогого издания! Фотошоп на лицо. - Ты, что обалдел?! Купи себе сам и драчи сколько хочешь! Отдай! – визгливым голосом потребовал Сергей, пытаясь вырвать журнал из моих рук. Я не обращал на него внимания, пока Сергей ни пнул меня коленом под зад. Тогда я, вырвав листок со «студенткой Жаклин», огрел Сергея журналом по башке и ушел в свой офис. А недовольные вопли Сергея на тему: «Я буду жаловаться!» - слышались потом еще очень долго. Вечером она пришла ко мне около восьми вечера и прямо с порога прыгнула на меня и, целуя начала стаскивать с меня рубашку. На мгновенье я даже забыл, что был на нее в обиде и что весь день я не мог нормально работать, думая о том какие еще секреты у нее есть от меня. Я стащил ее с себя и, поставив на пол, сурово посмотрел ей в глаза. - Саш, ты что? Что-то случилось? – недоуменно спросила меня она с наивным и даже где-то испуганным видом. - У тебя есть от меня секреты? – серьезным тоном поинтересовался я. Она задумалась. И через несколько секунд ответила: - По мелочи да… ни чего грандиозного я от тебя не скрываю. Молча, я вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист глянцевой бумаги и протянул ей его. Она взяла листок и, развернув, громко рассмеялась. - Ты, правда, подумал, что я студентка Жаклин из Франции? – насмешливо осведомилась она. - Нет. Это очевидное фуфло... Ты модель в мужском журнале и даже не сказала мне об этом! – негодующе воскликнул я и осекся. Она мгновенно стала серьезной. - Что? Что ты молчишь? – растерянно спросил я. - По-моему мы сразу договорились, что между нами не больше чем просто секс. Ты не имеешь права устраивать мне разносы по поводу моей личной жизни! Если тебя что-то не устраивает, мы прямо сейчас разбегаемся в разные стороны, - проговорила она, усаживаясь в кресло. Сказать, что меня оскорбили ее слова, это значит просто промолчать! Она ущемила мое мужское самолюбие, и я должен, обязан был выставить ее за дверь, но я понимал, что тогда больше я ее не увижу и это мне показалось гораздо страшнее, чем унижение и «подкаблучество». И заткнув гордость куда подальше, подошел и сев перед ней на корточки, положил руки ей на колени. - Я согласен. - Какой ты ревнивый и злой… Если тебя так прет сейчас, то что дальше-то будет? – спросила она меня смотря как будто сквозь меня на стену. - Я буду со всеми злобным ублюдком, кроме тебя малютка! – сказал я, вспомнив строчку из песни «Тараканов!» Она перевела взгляд на меня и, улыбнувшись, обняла меня за шею. - Давай не будем ссориться из-за таких пустяков? Я ничего не ответил, а лишь многозначительно пожал плечами. 7. В тот вечер я пошел к ней домой. Она жила на четвертом этаже типовой двенадцати этажки. Лифтом я решил не пользоваться. Когда я поднимался по лестнице между вторым и третьим этажами, то услышал знакомый голос этажом выше. - Ты об этом еще пожалеешь, сука! Я тебя урою!.. Ах ты мразь! Сначала послышался звук пощечины, а потом тяжелого и глухого удара. Я, перешагивая через три ступеньки, бросился на площадку. Она сидела на подоконнике и, обхватив лицо руками, плакала. Я подбежал и схватил ее за плечи. - Что?! Скажи, что он сделал?! – потребовал я. Она убрала руки от лица и, рыдая, кинулась ко мне на грудь. Бровь была рассечена и из раны текла багровая кровь, похожая на густой, застоявшийся вишневый сок. Верхняя губа была сильно подбита и кровоточила, ото рта до носа пунцовел синяк. Увидев ее изувеченное лицо, перед моими глазами предстала чудовищная картина, как эта мерзкая скотина избивает мою девочку. Лютая ненависть охватила все мое существо и я, откинув от себя, ее, ринулся вверх по лестнице в ее квартиру. Она попыталась меня остановить и, обхватив мою ногу слабыми руками, прошептала: «Не надо! Пожалуйста!». Но я не стал ее даже слушать и, отпихнув от себя ногой, побежал вверх. - Не надо! Он убьет тебя! Пожалуйста!!! Ударом ноги я открыл, запертую на древнейший замок, дверь. Войдя в гостиную, я увидел Толика сидящего на диване перед журнальным столом, заставленным бутылками с пивом и пачками чипсов. Он пялился в телевизор и как ни в чем не бывало, ржал над какой-то юмористической программой, где люди заливались истерическим смехом при виде как один мужик запустил тортом в рожу другого. Заметив меня, Толик тупо спросил: - Эй, мужик те че надо? Вместо ответа я подбежал к нему и, схватив за шиворот, со всей силы потянул его на себя. Нехотя поднимаясь, он опрокинул стол, и бутылки пива с грохотом повалились на пол, послышался звук битого стекла. Я попытался ударить его в лицо, но Толик ловко увернулся и мой кулак только слегка зацепил его по заросшей жиром щеке. Разозлившись, Толик, схватив меня за шиворот, и со всей силы толкнул спиной на стену. Придавив меня одной рукой к стене, другой он стал замахиваться, но я, обретя спиной опору, атаковал его левым локтем по лицу. Толик отпрянул и одновременно с этим совсем не по-боксерски долбанул меня обоими кулаками по плечу. Я начал терять равновесие и воспользовавшись этим, он еще раз ударил меня кулаком под дых. В глазах потемнело, и я рухнул на пол как мешок с картошкой. Я лежал в каше из чипсов и пива. Как-то подозрительно стучало в голове. Неожиданно что-то сильно резануло мою ладонь, я взглянул и увидел, что это был осколок от бутылки. Рана рассекала ладонь прямо по линии жизни. Неосознанно я сжал в осколок руке. Я услышал за спиной жалостливый всхлип, и бессильно повернув голову, увидел ее заливающуюся слезами и повторяющую: - Ты его убил... ты его убил… Заметив, что я еще жив, она прокричала: - Саша! Саша, я тебя люблю! Эти слова подействовали на меня оживляюще, и как только я захотел подняться, сразу получил сильнейший удар ногой под живот. Изо рта автоматически брызнула кровь, и я лихорадочно закашлял. Я встал на колени и прижал голову к полу. - Что, мразь, поклоняться мне вздумал? Слабак! Зая, он тебя не достоин. Прошлый мудак посильнее был! Не знаю, что именно из сказанного меня разозлило, но я потерял контроль. Я схватил рукой Толика за бедро, приподнялся и со всей силы пырнул его осколком той самой бутылки прямо в сердце. Толик захрипел и медленно опустился на колени, схватив меня за ворот, он уткнулся лицом мне в живот, с ужасным звуком втягивая воздух через рот. Я чувствовал как его горячая, только что покинувшая его тело, кровь заливает мой пресс. Я брезгливо оторвал от себя, его руки и глубоко вздохнул. Вместе с воздухом в меня вошло осознание того, ЧТО сейчас произошло. Я четко услышал, как бьется мое сердце, словно пытаясь выскочить из грудной клетки. Я отбросил из рук окровавленный осколок стекла и недоуменно взглянул на свою руку. Она была перемазана моей и чужой кровью. У меня закружилась голова, и грузно опустившись на диван, я закрыл лицо руками. Прошло около пяти минут, и я почувствовал прикосновение руки к моей голове. Она села рядом со мной и положила голову мне на плечо. - Как ты? – спросила она меня, касаясь рукой моей груди. - Отлично! Просто супер. – ответил я, не отрывая рук от лица. - Саш, прости меня, пожалуйста. - За что? - Как за что? За это все. - Ничего пустяки. Было даже весело, - саркастически усмехнулся я. - Давай уедем отсюда? - Куда? - Куда-нибудь только подальше отсюда. В Тимирязевский парк? Я кивнул и встал с дивана. - Только переодень майку. Я тебе сейчас Толикину футболку дам, - сказала она и вытащила из ящика комода зеленую пляжную футболку. Я надел чистую футболку. Она висела на мне как мешок на палке. - Согласна, не очень модно, зато чисто! - Я пойду, умоюсь. Я прошел в ванную и сразу заглянул в зеркало. У меня вырвался ироничный смешок. Под глазом сверкал здоровенный фонарь, нос распух и из ноздрей двумя тонкими ниточками ползли струйки крови, губы были сильно разбиты и как помадой окрашены кровью. А кулаки сбиты до такой степени, что с костяшек даже была содрана кожа. Я открыл воду и умылся. Она зашла в ванную и ободряюще улыбнулась мне. - Такси я заказала. Обещали, что скоро подъедет, - сказала она и, взяв с полочки перекись водорода, пояснила – в машине лечиться будем. Она отстранила меня от раковины, облила свое лицо водой. Посмотрев на отражение в зеркале она передернулась, а потом перевела взгляд со своего на мое отражение улыбнулась, затем повернулась ко мне лицом и, поцеловав, сказала: - Не волнуйся! Все хорошо будет! - К Тимирязевскому парку, - сказал я, садясь в такси. Таксист окинул нас испуганно-недоуменным взглядом. Да уж и как ему было не испугаться! Избитая девушка и парень неопределенного возраста с лицом целиком состоящем из синяка. Она достала перекись и вату. - Потерпи. Щипать будет. - Я похож на ребенка что ли? - Не обижайся, но ты и правда похож на ребенка, - сказала она, проводя ватой у меня по губе. - Давай теперь я. - Я хочу тебе признаться. - В чем? - В… Ай! Щиплет, подуй! Я послушно подул ей на бровь. - Так в чем? - Я… я те… Мне кажется, я тебя люблю. Внутри меня все возликовало, но внешне я сохранил спокойствие и промолчал. - Почему ты молчишь? – озабоченно спросила она. - А что я должен сказать? – вопросом на вопрос ответил я. - Ну, хотя бы что ты меня тоже любишь. - Хорошо, я тебя люблю. Тоже. Довольна? - Почему все так? Да что с тобой случилось?! – прокричала она. - Может то, что я пятнадцать минут назад убил человека?! – в ответ закричал я и, отвернувшись от нее, стал смотреть в окно. Шофер заметно занервничал и прибавил газу. - Прости меня. Я не думаю, что говорю, - прошептала она, положив голову мне на плечо и обняла меня за шею. - Это ты меня прости. Срываюсь на тебе из-за того, что мне хуево. – произнес я и поцеловал ее в губы. Это был обжигающий поцелуй в прямом смысле слова. Наконец, приехав к парку, мы вышли из машины. И тут проблема встала ребром. У нас на двоих было около ста рублей. - Слышь, друг, возьми пока столько, а завтра туда же подъезжай остальное отдам, - сказал я, протягивая в окно к таксисту мятые купюры. Он, взглянув на мою разбитую и небритую рожу, молча выхватил из моих рук деньги и сорвался с места. Я проводил быстро удаляющуюся машину недоуменным взглядом и, повернувшись к ней, сказал: - Мы приехали. И что дальше? - Давай сядем на лавочку, и будем встречать рассвет? – наивно предложила она. - Мой последний рассвет на свободе? – вопросом на вопрос ответил я. О том, что меня будут обязательно искать и найдут, я подумал только что. - Не говори так! Все обязательно наладится. Вот увидишь! – сказала она, ведя меня за руку к ближайшей лавочке. - Чистосердечное признание смягчает вину. Тем более я не хочу, чтобы менты тебя вмешали в это дело. - Не будь таким пессимистом! Надейся на лучшее! - В любом случае я хочу провести эту ночь так, чтобы было, потом что вспомнить. На зоне или на свободе, - проговорил я, усаживая ее себе на колени и целуя в шею. 8. Утром я пошел в ментовку и написал чистосердечное. В «обезьянник» меня посадили сразу же. Я сидел уже сутки и читал Мураками «Норвежский лес». Потом меня повели к следователю, и я рассказал ему о прошедшем вечере. Когда Федор Павлович Дробило (следователь) спросил, что я делал ночью, я ответил, что «встречал в парке рассвет». Про нее я хотел вообще не упоминать, но она пришла сама и как свидетель рассказала то же что и я. Менты походили, поспрашивали у соседей про меня, про нее и про Толика. Меня не видел вообще никто, о ней отзывались крайне положительно, а про Толика сказали, что он «пьянь беспробудная и дебошир». Адвокат (Григорий Артемьевич Сорняков - мужик лет сорока с рыжим конским хвостом, блинным лицом, усыпанным веснушками и небольшим пивным брюшком) мне по секрету сообщил, что меня, скорее всего, посадят, но очень не надолго. Когда же в кабинет следователя зашел прокурор, мое сердце оборвалось и, упав, разбилось на сотню осколков. Новый ухажер моей экс-супруги Геннадий Моржевский. «ЕБТТВОЮМАТЬ!» - мысленно выругался я. Он бросил на меня безразличный взгляд и поздоровался за руку с Федей и Гришей. И начал о чем-то с ними говорить. Адвокат отрицательно качал головой, а следователь безразлично пожал плечами и, взяв Григория под локоть, и вывел его из кабинета. - Ну, че вляпался? - По самую ширинку. - Слышь ты, приколист хуев. Маша чуть в обморок не упала, когда я ей сообщил. - От счастья? - Что от счастья? - В обморок упала. От счастья? - Ты че охуел? Она места себе не находит, переживает, а ты урод сомневаешься в ней! Маша мне сказала, чтобы я тебя отсюда вытаскивал. - Мы с тобой об одном человеке разговариваем или о разных? - Короче все у тебя на мази. Парень ты положительный, - проигнорировав мой вопрос, продолжал Гена. - Машка из-за меня переживает?! Че ты гонишь, мать твою?! – вскипел я - Ага. Сказала: «Хоть и говно, но родное»! Я замолчал. Да, это было вполне в духе Маши. Сделать меня своим должником на оставшуюся жизнь. Гениально! На суде меня приговорили к пяти годам лишения свободы, но при всевозможных смягчающих обстоятельствах скостили три года. Два года! Я взглянул на ее лицо во время объявления приговора. Она, обхватив лицо руками горько заплакала и я обратил внимание на то, что ее принялся успокаивать какой-то урод в серо-голубом костюме, приглядевшись, я понял, что это был мой адвокат. Меня увели в тюрьму прямо из зала заседания суда. Камеру мне выделили одиночную. Это постарался Гена. Маша приносила мне каждую неделю пирожки. И вообще жилось мне не плохо. Она писала мне каждые пять-шесть дней. Достаточно часто приходила, но при этом как-то странно себя вела. Однажды она пришла ко мне и несла откровенную чушь. Про маникюр, эпиляцию и еще про какую-то хрень. При этом глупо улыбалась и хихикала. А когда я сказал ей что люблю, ее она отвела взгляд в сторону и на секунду, задумавшись, проговорила: «Жестокие нравы в нашем городе, сударь, жестокие…» - Да что происходит? Что с тобой? – невыдержав спросил я. - Ничего… с чего ты взял? – проговорила она краснея. - Я же не слепой с тобой что-то случилось. Что? - Ну, хорошо. Все равно долго не скроешь. Мы… я и твой адвокат Григорий… ну понимаешь… - Что? – нетерпеливо спросил я. - Я думала, что помогу тебе так! - Что он с тобой сделал?! – яростно сжимая кулаки, прошипел я, в принципе догадываясь, о чем она хочет сказать, но все же мне нужно было подтвердить свои опасения. - Мы пару раз переспали, - быстро выпалила она и вжала голову в плечи, как нашкодивший ребенок в ожидании оплеухи. В тот момент я почувствовал дикое отвращение к ней и ко всему миру в целом. - Продолжай, - приказал я, подавив чувство омерзения. - Он предложил мне выйти за него замуж, а когда я отказалась, он пригрозил, что тогда ты сгниешь на зоне я испугалась этого и … я согласилась, - последнюю часть она произнесла очень тихо надеясь, наверное, на то, что я ее не расслышу, но я ее услышал. - Убирайся, – прошипел я, стиснув зубы. - Пожалуйста! Я ведь люблю тебя! - Я сказал, пошла прочь!!! - Нет, я тебя прошу, пойми меня! – проговорила она, заламывая руки. Я встал и молча пошел в сторону камеры я слышал, что она стучит в стекло и что-то кричит, но я не обернулся. 9. Сидеть мне оставалось год и восемь месяцев. Письма приходили почти каждый день. Писали в основном старые друзья, мама и она. Ее послания отличались от остальных длиной и романтическим содержанием. Из раза в раз она извинялась и каялась. Но время шло, и ее письма приходили все реже и реже становились все короче и короче пока не перестали приходить и вовсе. Уже около месяца от нее не было весточки. Сначала я переживал, а потом свыкся, и начал было ее уже забывать, как вдруг, словно гром среди ясного неба пришло короткое письмо, которое перевернуло все мое жалкое существование именуемое жизнью. Вот как оно выглядело: «Здравствуй, Александр! Проведя прошлую ночь в объятьях унитаза, наутро я примчалась в больницу. Врач мне сообщил радостную новость – я беременна. Срок где-то четыре месяца. Значит отцом, можешь быть, только ты… Сорняк сказал, что не подпустит «зэка» к «своему» ребенку, на что я ему ответила пощечиной и хлопнула дверью. На неделе я переезжаю в Питер к тете. Позвони мне на мобильный как выйдешь других путей встретиться у нас нет. Надеюсь, ты сможешь меня простить. В любом случае нашего сына я назову в честь отца. Жду, люблю и целую твоя Люба Фомина». Вот так просто и со вкусом - Люба. Любовь. Прочитав это письмо в первый раз, я сел в позу лотоса и «отправил весь негатив в космос». Мобильный у меня конфисковали, а вместе с ним записанный без копий ее номер телефона. Я оценил свои шансы, найти в огромном городе беременную девушку не зная ни адреса, ни телефона, а, надеясь лишь на имя, которое она, возможно, назвала неверно, и понял – шансов мало. Но они есть.