Куземко Владимир Валерьянович. М О К Р У Х А . (Д В А К У Р И Н Ы Х О К О Р О Ч К А) . Повесть. Из «Записок районного опера». Глава 24. ВИЗИТ ЖУРНАЛИСТКИ. А. Переполох в райотделе. 5-го апреля 199… года, около полудня, в своём кабинете, я допрашивал уличную путану Дуньку Степашкину, на предмет обнаруженного при ней шприца с пятью кубиками «дури». Криминал - не ахти какой, и после пары профилактических пощёчин её вполне можно было выгнать в шею… Но при виде обтянутых розовыми лосинами ножек больно уж у меня «заторчало»!.. И вот, подпираемый изнутри могучим инстинктом размножения, я погнал волну, красочно описывая, какие ужасы (вплоть до пожизненных каторжных работ!) якобы поджидают её за ближайшим углом бытия, если она немедленно не удовлетворит самые потаённые желания допрашивающего её гражданина оперуполномоченного… …И, когда напуганная моими страшилками Степашкина наконец-то начала «секти», и, будучи девушкой понятливой и уступчивой, - заёрзала на стуле, будто бы случайно демонстрируя мне парочку-другую наиболее соблазнительных поз, – в эту самую минуту в комнату вихрем ворвался мой напарник, Вовка Бобров. Мельком глянув на разлёгшуюся на стуле с раздвинутыми ногами шлюшку, он деловито сообщил: «Дубок велел бросить всё несрочные дела, и подтягиваться к его кабинету… К нам журналистка из столичной газетки прикатила, статью о РОВД будет писать… Приказано её всячески охмурять!» Ничто не дрогнуло в моей душе навстречу его информации. Ясен перец: засадить шалаве по самое по «не могу!» - это и есть наисрочнейшее дело!.. Куда уж ещё срочнее… «Никак не могу… - промямлил я, не в силах оторвать глаза от розовых лосин. – Надо срочно допросить эту гражданку, подозреваемую в пособничестве наркомафии… Хочу узнать от неё явки, пароли, имена дилеров и наркокурьеров, адреса оптовых складов с наркотиками…» Дунька побледнела и затряслась от страха, услышав, сколь много всякого ужасного я собираюсь у неё выведать. А Вовка скептически скривился: «Это Степашкина, что ль - наркомафиози?..» Ещё раз мазнув ножки путаны мимолётным взором, он подошёл ко мне вплотную и прошипел в моё оттопырившееся ухо: «Учти: эта сучка трипперит со страшной силой!.. Никакой презик не поможет… Она только в этом году уж четверых наших заразила, секёшь?!.» «Ты гонишь?!.» - ахнул я. Со злобой и страхом покосился на девицу. Ишь как ляжки раздвинула - на тракторе въехать можно… Из-за таких вот паскудниц районный угрозыск периодически и безлюдничает!.. И ладно бы - бандиты оперов перестреляли… А то ведь практически весь личный состав - на уколах от «триппона» или «сифона»!.. «Можете идти, гражданка! - строго объявил я Степашкиной. - На данный момент - свободны!.. Но помните: не сделаете должных выводов из сказанного мною о вашем поведении - и кара будет суровой!..» Поняв, что задарма снимать трусики перед похотливым ментярой сегодня не придётся, обрадованная Дунька пулей выскочила из комнаты. А Вовка потащил меня к начальнику угрозыска, по дороге рассказывая о последних райотделовских новостях… Утром Дубку (ввиду отсутствия, по разным причинам, всего прочего начальства он в РОВД оказался главным на «хозяйстве») позвонили из горУВД и предупредили о скором визите к ним столичной спецкорши… Обычно прессу к «низам» в нашей «конторе» не допускают, придерживая общение с ней на уровне городского УВД, да и то - не впрямую, а через нашу пресс-службу, из профессионально вешающих лапшу на уши пишущим лохам прохиндеев… Но иногда «сверху», по каким-либо своим, неведомым нам соображениям, дают команда: «Оказать всяческое содействие!» Вот тогда-то и начинается суетня: пускается пыль в глаза, возводятся «потёмкинские деревни», втираются очки и бинокли… Это ведь целое искусство: показать ВСЁ, не показав НИЧЕГО!.. Как рассказывал Вовка, первым делом Дубок приказал выкинуть из «обезьянника» на улицу всех, способных в присутствии прессы ляпнуть что-либо лишнее, а также - и тех, кто смотрелся страшненько… С оставшимися наспех провели воспитательную беседу, типа: «Держи язык за зубами, а то не станет у тебя ни зубов, ни языка!..» Затем в одну из камер, к настоящим бандитам, подсадили нескольких «ряженных» - наших же оперов, одев их в затрапезное, взятое из комнаты вещдоков. …И вот, когда наконец-то прибыла журналистка, Дубок первым делом повёл её в «обезьянник» - показать «настоящих преступников». Понятно, что чисто случайно посетили они именно камеру с «подсадными». И там, при журналистке и её включённом диктофоне, начальник угрозыска громко предложил «гражданам задержанным» откровенно сказать, довольны ли они условиями своего содержания здесь, и нет ли у них каких-либо вопросов, замечаний или претензий к правоохранительным органам… Находившаяся в камере мелко-уголовная шелупонь, сильно опасаясь за сохранность своих зубов, глухо отмолчалась… Зато хор «ряженных» бодро ответил, что все здесь всем довольны, и нет у них ни вопросов, ни тем более претензий, – одна только горячая благодарность искренняя признательность родной милиции за материнскую заботу и ласку!.. Плюс к этому старший лейтенант Макарычев, по собственной инициативе, ещё и добавил, что восхищён высочайшим уровнем работы «граждан милиционеров»», и вот теперь, обдумав в камере своё предыдущее житьё, решился даже дать «явку с повинной» на все свои многочисленные злодеяния… «Отсижу срок, выйду на свободу с чистой совестью, и вновь - честный человек!..» - по словам Вовки, аж губами зачмокал в предвкушении столь блестящей перспективы лысоватый Макарычев. «Давай-давай… Бегом - на нары!.. «Червонец» «строгача», и чтоб безвылазно - в штрафном изоляторе!..» - изменив голос, ехидно выкрикнул кто-то из-за спин настоящих криминалов. «Спасибо, други!.. Этих слов поддержки я не забуду кое-кому никогда!» - оглянувшись на голос, обещающе оскалился старлей. «Вот видите!.. - торопливо уводя журналистку из камеры, на ходу воскликнул Дубок.. - Пообщавшись с моими хлопцами считанные минуты, преступный элемент так и рвётся сразу же дать «явку с повинной»!.. Не успеваем записывать чистосердечные признания, ей Богу!..» Потом в кабинет Дубка, на допрос, привели «только что схваченного с поличным вора-домушника. (в вяловатом исполнении лейтенанта Кислицы). Предстояло показать прессе, каким образом милиция добивается «сознанки» от бандитов. «Как же вы докатились до такой позорной жизни, Семён Григорьевич?» - задушевно спросил «домушника» начальник угрозыска. (Перед этим он как раз втолковывал журналистке, что в угрозыске к задержанным обращаются исключительно на «вы» и по имени-отчеству). «Не докатывался… Ничего не делал… Ни в чём не виновен!» - угрюмо ответил Кислица, смущённый тем, что вынужден показываться этой красивой бабёнке в какой-то замызганной курточке, с пулевым отверстием на спине. «Делали!..» - воскликнул Дубок живо. Вытащил из ящика стола и издали показал Кислице несколько толстых папок с документацией: «Здесь о вас - всё!.. И донесения секретных сотрудников о каждом вашем шаге за последние два месяца, и свидетельские показания о всех ваших преступных деяниях… Вам осталось только, признав свою вину, покаяться перед правосудием!..» Ну а Кислице что - лень каяться, когда велят?!. Он и покаялся… Залился горючими слезами перед потрясённой газетчицей, захлюпал носом, а потом - сознался во всех совершённых им за последнее время 128-ми хулиганках, кражах, грабежах и разбоях! Попутно - объяснил, почему увлёкся этим самым делом… Оказывается. он лишь зарабатывал больной мамочке на лекарства!.. Тут уж и журналистка жалостливо захлюпала носиком!.. А Дубок, благородно прижав «раскаявшегося домушника» к себе, объявил ему полное прощение со стороны нашего гуманного государства, (« только больше не воруйте, Григорий Семёнович!», и - отпустил его на свободу, на прощание отдав ему свой бумажник: «Это – вашей больной мамочке!» «Кислица в коридоре заглянул в бумажник - посмотреть, сколько бабла его маме майор отмаксал, а там – ни гроша, лишь записка: «Отдашь мне бумажник вечером…» Представляешь рожу Кислицы?!» - с хихиканьем кончил свой рассказ, Вовка. Мы уже стояли у дверей кабинета начальника угрозыска. Прислушались. Из кабинета приглушенно слышались два голоса: самоуверенный баритончик Дубка, и эхом вторящее ему приятное женское сопрано. Бобров, осторожно постучав, спросил: «Можно?..» «Минуточку!» - тотчас отозвался майор. Через пару секунд он сам, широко улыбаясь, выскочил в коридор Аккуратно прикрыв за собою двери, тут же стёр с лица улыбку, прошипел: «Немедленно бегите к Харитонову!.. Делайте что хотите, но чтобы через 20 минут он был готов к встрече с прессой!.. Пусть даст небольшое интервью… Исполнять!..» И, вновь украсившись дед-морозовской улыбочкой - заскочил обратно в кабинет. Мы с Вовкой растерянно посмотрели друг на друга, «Слышь, он что - не знает, что дядя Лёша который день уж - «дрова»?!.- поинтересовался я. - Какое на фиг интервью?!. Он же лыка не вяжет!..» Вовка вздохнул: «Всё он понимает…Но ему НУЖНО пропиарить дружка… И если мы не предъявим газетчице этого алкаша в пригодном для дачи интервью виде, то назавтра Дубок нас живьём сожрёт!.. … А мне скоро во вневедомственную охрану уходить, нужна хорошая характеристика… Эх!.. Ладно, двинули к Харитонову, на месте что-нибудь придумаем…» И мы направились к старшему оперу. «А журналистка как баба хоть - ничего?!» - на ходу, запыхавшись, заинтересовался я. Бобров пожал плечами: «Да так… Ширпотреб!.. Но на пару отсосов - сойдёт… Дубок, похоже, на неё конкретно запал!.. Хочет, чтоб «дала», вот хвостом и пушистит…» Без стука и предупреждений, мы ввалились в харитоновский кабинет. 2. Куда деть тело?.. М-да!.. Как и мы и думали, старший опер Харитонов в полной отключке храпел на матрасике под столом. Причём даже и не «в дымину», а вообще – «мертвец»!.. Только по храпу и ощущалось, что - жив пока что… Затормошили за плечо – ни гу-гу… С таким же успехом можно египетскую мумию подмышкой щекотать!.. Потянули за волосы, дёрнули за нос и уши, тряхнули за ноги, от души саданули пару раз «демократизатором» по рёбрам - глухо!.. И не почешется, зараза… Сколько ж ныне это чудо в перьях вылакало – ведро?.. бочку?.. цистерну?. состав?. Ни о каком интервью, разумеется, не шло и речи… Тут дай Бог, чтобы хотя бы через сутки человек очухался и пришёл в себя!.. Однако есть приказ, и его надо выполнить... Что же делать?!. Безвыходная ситуация!.. «Надо подумать!» - решил Вовка. Присев на стол, под которым валялся Харитонов, немного подумал, глядя куда-то сквозь стенку, потом объявил: «Значит, так!..: Журналистка меня уже видела и знает в лицо, а тебя - не видела и не знает… Харитонова она тоже никогда не видела, и больше никогда не увидит… Отсюда следует вот что: ты выдаешь себя – за него, и под видом Харитонова - отвечаешь на все её вопросы!.. А?.. Как тебе?..» «Ты сбрендил!.. - отшатнулся я. - Это самозванство! Дубок не одобрит!..» «Ему главное - увидеть в газете интервью с дядей Лёшей!.. А кто, что и как - ему фиолетово… А вот если интервью не появится - тогда нам с тобой обоим звиздец!!.. » «Это точно!.. - вынужден был согласиться я. Кивнул на храпящего: - А с этим что делать?..» «Перетащим в соседний кабинет, и там бросим под стол!» - решил напарник. . Подошёл к двери, осторожно выглянул… Тут же вернулся обратно, озабоченный. Сообщил: «Поздно!.. Дубок с бабой - уж невдалеке, в коридоре!.. Базарят… Вот-вот сюда нагрянут!.. Куда же эту пьянь деть?..» «Давай посадим на стул, скуем наручниками, и выдадим за допрашиваемого бандита!» - предложил я новую идею. Мы, за ноги вытащив капитана из-под стола, рывком шмякнули его на стул. Вовка сковал харитоновские запястья своими номерными наручниками. Отошёл, полюбовался… Вздохнул: «Что-то не тянет он на криминала…» Увы, это было именно так… Эта распухшая от пьянок, встрёпанная, благоухающая перегаром, блевотиной и мочой бесчувственная колода явно не казалась способной ни на что бандитское!.. Да и вообще - ни на что!.. Говорю ж вам: труп чистейшей воды!.. Хоть и похрапывающий… Между тем время поджимало… Любой ценой и немедленно нужно было избавляться от тела!.. «Давай сбросим его вниз!.. - подбежав к окну и выглянув, зажёгся очередной мыслью Вовка. - Лишь 4-й этаж, пьяному – семечки!.. Хватай его…» Мы ухватили старшего опера подмышки с обеих сторон, сдернули со стула и поволокли к окну. По дороге я лихорадочно соображал: 4-й этаж для выброшенного из окна пьяного - это много, или в самый раз?.. Не расшибётся?.. Как бы не было потом неприятностей… Доволочив неподвижную тушу капитана до окна, кинули его животом на подоконник, пока что придержав за ноги, отдышались. Вовка, высунувшись из окна, тыкнул пальцем: «Смотри, вон - вмятина в асфальте!.. Это дядя Лёша в прошлом августе головой вмазал… Тоже был - в дупель… Померещилась «белочка», вот со страху и сиганул в окно, да с разгону об асфальт - как хряснет!.. Ну и?.. Сбегали наши за ним, приволокли обратно, бросили на матрас, отлежался… Назавтра – как огурчик!.. И из вчерашнего - ничего не помнит!.. Лишь на головную боль жаловался: «Что-то башка трещит… Наверно, водка попалась галимая!..» Давай мы его сейчас прямиком в ту вмятину макушкой и нацелим, раз ему туда - удобней…» А я - что?.. Привык во всём слушаться напарника… Очередным рывком мы почти полностью высунули старшего опера из окна. Теперь он висел головой вниз, качаясь в воздухе, удерживаемый нами лишь за щиколотки. Совершенно бесчувственный, неожиданно тяжёлый, - а смотрелся щуплым… Целиться его макушкой в далекую вмятину оказалось неудобным, - голова покачивалась, сбивая прицел. А вышвырнуть в окно просто так, без всяких церемоний - тогда уж точно шарахнется насмерть!.. И тут до меня допёрло: а ведь косяк порем!.. «Погодь!.. Нельзя этого делать… - неожиданно остановил я Вовку. - Мы его выкинем, а кто-нибудь увидит, прибежит с докладом… Представь: я сижу с журналисткой, базарю с понтом, как старший опер Харитонов, а тут кто-нибудь врывается, вопит как недорезанный: «Там у вас под окном капитан Харитонов валяется!..» Стремно это… Пресса - не поймёт!.. Начнёт копать, узнает, что это и ты тоже в окно старшего опера выкидывал… И представь, какую ж тебе тогда характеристику для поступления во вневедомственную охрану дадут!.. С такой характеристикой зэком в тюрягу - и то не возьмут… Сечёшь?!.» «М-да!..» - процедил Вовка, Согласился: «Нельзя, чтоб днём – и под окнами валялся!.. Ты прав…» Мы тут же за ноги втащили старшего опера обратно. «Куда же его деть?!» - растерялся Вовка. И, молниеносно оглядев комнату, сам же и определил: «В шкаф!» Наиболее заметной мебелью в кабинете был высокий двухстворчатый шкаф для одежды. В одном из отделений дядя Лёша хранил дырявое пальто, в другом – складировал пустые бутылки (их потом забирала уборщица, тётка Клава). В который уж раз за сегодняшний день ухватив старшего опера за подмышки, мы дотащили его до шкафа, и впихнули в свободное от бутылок отделение. Туда же бросили и заблёванный харитоновский матрасик, чтоб не смущал ничьих взоров… Вовка зашарил по карманам в поисках ключей от наручников, но тут в дверь деликатно постучали. «К вам можно?..» - раздался вежливый до приторности голос Дубка. Возиться с наручниками было некогда. Бобров захлопнул шкаф, и плюхнулся на ближайший от себя стул. А я устроился на место дяди Лёши за столом и приняв вельможную позу, важно крикнул: «Войдите!..» 3. Мы – герои!.. Вошли двоё: наш начальник, и с ним - длинноногая блондинистая лярва с диктофоном… Пресса!.. А грудяшки ничего… И ножки - тоже… Лицо кажется молоденьким, но присмотришься - и морщинки у глаз, и этакая потасканность в фигуре… Явно уж прошла и Рим, и Крым… В общем, заманчивая конфетка!.. Таких «сексапилок» с диктофонами солидные издания обычно забрасывают в какие-либо закрытые для посторонних учреждения. Там эти «пишущие крали» готовно «дают» всем в обмен на полезную информацию, а потом, в редакции, по этой информации уже более опытные журналисты сочиняют что-нибудь толковое… Я с ужасом почувствовал, как у меня в штанах второй раз за сегодня «заторчало»!.. А ведь тут мне ничего не светило… Ишь как Дубок на неё облизывается!.. «Вот и капитан Харитонов…» - указал в сторону стола рукой Дубок. Взглянул сам в направлении своей указки, увидел за столом лишь меня, удивился… Пошарил глазами вокруг, и, не увидев ожидаемого - нахмурился… «Капитан Харитонов!» - встав из-за стола, торжественно представился я. Улыбающаяся журналистка и помрачневший начальник угрозыска во все четыре глаза уставились на меня. Я обаятельно усмехнулся им обоим. Дубок смутился, отвёл глаза… Спохватившись, снова зашарил ими по комнате, словно искал кого-то… «Такой молодой – и уже капитан?!.» - мелодично восхитилась девица, пожимая мою жаркую руку. Представилась: «Жанна Евгеньевна Сладкая!» Её пальчики маняще вздрогнули в моей крепкой ладошке… «На нашей службе опытные сотрудники в званиях растут быстро!..» - скромно сообщил я. Между тем Дубок (на четвёртом десятке лет всего лишь майоришко, - мне вдруг даже стало за него стыдно!), всё никак не мог угомониться. Обойдя вокруг стола, заглянул под него. Потом, прогулочным шагом приблизившись к окну, незаметно выглянул наружу… Лицо его всё более вытягивалось, напоминая сплошной вопросительный знак. Тем временем мы с журналисткой обменялись ещё несколькими любезностями. Краем глаза я наблюдал, как обеспокоенный начугро быстренько осматривает каждую щель и каждый закуток в комнате. Вот он подошёл к шкафу, открыл дверцу, глянул… И сразу же отшатнулся!.. Мигом захлопнул дверцу шкафа, подпёр стулом, для надёжности тут же на этот стул сам основательно уселся. Бледно усмехнулся мне… «Малейший промах - и ты покойник!» - пообещал мне его взгляд. «Ой, я забыл… Мне по делам надо… срочно!» - почуяв близящиеся осложнения, спохватился Вовка, и, не ожидая разрешения командования, пулей вылетел за дверь. Жанна Евгеньевна, не обращая внимания на все этих маневры, была целиком поглощёна созерцанием моей обаятельной (надеюсь!) физиономии и атлетической (почти что!) фигуры… «Ваш начальник так расхваливал вас… Расскажите о себе, о своей работе… Но только - правду! - попросила она. - Вот, скажем, с утра - вы чем конкретно занимались?..» «Да, только правду!» - немножко успокоившись, и уже вновь прилипнув масляными глазками к коленкам журналистки, разрешил Дубок. Я замялся… Говорить правду - всегда легче и приятнее, чем нагло врать. Но какую из двух правд имел в виду товарищ майор: ту, в которой я, как капитан Харитонов, с утра провалялся на заблёванном матрасике под столом, или ту, в которой я. уже как лейтенант Снежко, в то же самое время вовсю «грузил» проститутку Аулину, принуждая её к бесплатному траху?.. Обе эти информации были истинами, но при этом - никак не стыковались с той лапшой, которую мы сейчас, по идее, должны навешать на доверчивые журналистские уши… «Расскажи, как утром ты практически в одиночку обезвредил вооружённого бандита!» - заметив мою неуверенность, ненавязчиво подсказал Дубок. Глазки журналистки загорелись от любопытства, а у меня на сердце полегчало… Так вот что Дубок имел в виду!.. Ну, уж эту бодягу нам сварганить не трудно…. …И, набрав побольше воздуха в грудь, я поведал разинувшей рот Жанне Евгеньевне, какой же я, (то есть - он, капитан Харитонов) - замечательнейший герой нашей эпохи!.. «Короче… Иду я этим утром по улице, тороплюсь на работу. Вдруг вижу - бандит!.. Весь в оружии… С головы до ног!.. Два пистолета… автомат… ножик перочинный… Целый арсенал! И собирается эта бандитская рожа ограбить и изнасиловать 17-летнюю студентку!.. У-у-у, зверюга… Понятно, что пройти мимо я не мог, когда такой симпотный персик обижают!.. Да и вообще… Я ж - опер!.. Защищаю мирный народ от всяких… И заслонять красивых девушек от бандитских пуль своим героическим телом - это моя священная обязанность!.. Короче, бегу к нему с криком: «Отстань от чувихи, гон… негодяй!.. Не трогай девушку, - лучше стреляй в меня, в моё благородное сердце!..» Тут он по мне - как жахнет!.. Прострочил из автомата… всадил две пистолетные обоймы… метнул свой ножик…» - я сделал паузу, чтоб перевести дыхание.. Взволнованно задышав, Сладкая тут же воскликнула: «Но как вам удалось спастись?!» Хороший вопрос. Действительно, как же я ухитрился остаться живым после таких ужасов?.. «На мне был бронежилет!» - выкрутился я. И продолжил бодягу дальше. . Оказывается, этой маленькой перестрелкой утренняя битва только начиналась… Израсходовав всё патроны, и лишившись холодного оружия, но так и не сумев свалить меня с ног, бандит набросился на меня, и мы схватились в рукопашной!. Налетев друг на друга, начали бешено обмениваться ударами!.. Сам он - ростом под потолок, кулачища - с чемодан… Одноглаз, свиреп, могуч как циклоп!.. Опасный противник… Но и я - не подарок… Виртуозно владею дзюдо, карате, джиу-джитсу, у-шу, айкидо, тхеквондо, кунг-фу, кик-боксингом, боксом, классической борьбой, игрой на гитаре, в карты (в очко и подкидного дурака), и в шахматы, а по шашкам у меня вообще - 3-й юношеский разряд!.. В общем, это была битва гигантов!.. Зажёгшись и вскочив из-за стола, я показал утренний бой наглядно. Махал в воздухе кулаками, убийственно квасил воображаемого противника ногой, таранил пространство головою… Моих ударов в лихвой хватило бы, чтоб завалить целую дивизию криминала, - что ж там о каком-то жалком бандите-одиночке говорить?!. «Он рухнул со страшным грохотом, прохрипев: «Сдаюсь!..» И тогда я, сорвав с обочины дороги случайно выросшую там алую розу, преподнёс её спасённой студентке, со словами: «Барышня, если понадобится помощь - только свистните, и я всегда - к вашим услугам!..» - этими словами был завершен мой богатырский эпос. Жанна Евгеньевна восхищённо зааплодировала. Дубок ревниво засопел носом… Но желание пропиарить дядю Лёшу взяло вверх над личным эгоизмом, и майор велел: «Расскажи что-нибудь ещё!..» А я - что?.. Могу и ещё насвистеть, мне нетрудно… Голливудских боевиков насмотрелся, сюжетов в голове - масса… И меня понесло!.. Как оказалось из моих былей, жизнь опера угрозыска - это сплошные схватки, перестрелки, силовые захваты, засады, погони… При такой работе и стакан водки некогда опрокинуть, не говоря уж о том, чтоб в тёмном углу со смазливой бабец перепихнуться… С утра до вечера носишься по району, то и дело заслоняя мирное население грудью от бандитских пуль, ножей, заточек, кастетов, смачных плевков и словесных оскорблений!.. И не будь на мне бронежилета… Э, да что говорить!.. Сколько раз меня уж ранили: и легко, и тяжело, и даже насмерть… «Всё моё тело - в шрамах! - вскричал я, окончательно забывшись. – Вот, смотрите!..» И, задрав рубаху, показал девице шрам от вырезанного аппендицита: «Видите?.. Трижды судимый рецидивист вспорол мне живот кинжалом, да так, что кишки, высунувшись наружу, свисали до самых колен… И тоже, кстати, я тогда заслонял собой от заезжего киллера мирную пенсионерку!.. Превозмогая боль, мне всё же удалось скрутить и связать его!.. Тут же я доставил его в райотдел, допросил, получил признательные показания…. И уж только после этого - лёг в больницу!..» Переждав очередные аплодисменты, задрал штанину, показывая Сладкой рубец, оставшийся у меня после падения в детстве с велика, воскликнул: «А это – видите?.. Задело по касательной пулемётной очередью… Бандит на полном серьёзе думал, что меня, опера угро, напугает такой пустяк, как нацеленный в упор крупнокалиберный пулемёт!.. Я лишь засмеялся в ответ на такую наивность… Потом - бросился грудью на ствол, прикрывая собой колясочку с маленьким ребёнком!.. Жаль только, бронежилет до ног не достаёт, - вот и зацепило маленько…» Хотелось показать журналистке ещё и свой пупок, выдав его за раневое отверстие от выстрела из реактивной базуки, но потом решил: хорошего - понемножку!.. Пупок покажу как-нибудь в другой раз, и в более интимной обстановке… «Небывало!.. О таком беспримерном героизме я слышу впервые в жизни!..» - млея от восторга, и влюблёно зыркая на меня, созналась гостья. Я смущённо потупился. А Дубок, окончательно взревновав, на всякий случай уточнил: «У нас, в угро, ежедневные подвиги совершает не только капитан Харитонов… Взять меня, к примеру!..» И, перехватив инициативу, он непринуждённо изложил историю о собственном героизме. Вчера это было… Возвращался он с работы, как всегда - в полночь (как известно, опера работают допоздна)… Темень, тишь, ни зги кругом… Время нерабочее, но он всё равно - начеку и бдит, потому как - долг милиционера, честь служителя закона, и всё такое… И тут слышит - за углом чьи-то голоса, явно - бандитские!.. Осторожно выглянув из-за угла, увидел: в скудном свете уличного фонаря - целая банда, человек двести!.. Вооружены лёгким стрелковым оружием, а также ручными пулемётами и гранатомётами, да в придачу к этому - ещё и новейший танк «Т-90 С»… И вся эта вооружённая до зубов махина собирается совершить тяжкое преступление – ограбить уличный ларёк!.. После чего, вероятно, они бы двинулись и на захват горисполкома!.. Другой на месте Дубка - испугался бы… Их – так много, а он – один, да ещё и - практически безоружный!.. С работы же возвращался… Имел при себе всего лишь «Калашников» с подствольником, два маузера, ящик патронов и два ящика гранат!.. Но не оставлять же в загребущих бандитских лапищах беззащитную ларёщницу!.. И Дубок отважно бросился на врага… Затаив дыхание, мы с журналисткой и диктофоном слушали вдохновенную исповедь майора. Вскочив со стула и заметавшись по комнате, начальник угрозыска показывал в лицах, что делал он, что делали его недруги, и как неутомимо и бесстрашно косил он бандитские цепи, строча из «калаша» одною рукою, и бросая гранаты другой!.. Танк - подорвал, пеших бандюганов - скосил, повалил, побил ногами, сковал наручниками, приступил к допросам, и уже к утру получил «явку с повинной» от главаря банды… «А ведь это - лишь один, вполне рядовой эпизод моей деятельности!..» - плюхнувшись на стул рядом с журналисткой, и косясь хитрым глазом в её декольте, завершил свою ментовскую сагу Дубок. Даже я был потрясён!.. Диктофон на столе - и тот ошалело мигал красной лампочкой, не в силах поверить, что находится в одной комнате со столь сказочным витязем… «Ну вы даёте… Парни, о вас надо писать книги!..» - воодушевилась журналистка, явно колеблясь в выборе: кому из нас достойней немедля отдаться во всех позах и вариантах?!. «Книгу – не надо!.. Лишь маленькое интервью… - спохватившись, предупредил Дубок. - И пожалуйста – чтоб не обо мне, а побольше - о капитане Харитонове!.. Ему через пару лет на пенсию, и хочется напоследок…» «Как - на пенсию?!. Он же молодой!» - уставившись на меня, изумилась Сладкая. Дубок прикусил язык. «В угрозыске год - за три, а в особых случаях - и за десять!.. - пояснил я. - Сами подумайте, живём - в сплошном экстриме… Тут если в отставку уходить в 30-ть – и то до пенсионного возраста доживают считанные единицы!..» …В общем, с трудом уговорили Жанну Евгеньевну написать о нас немногое, и - без выкрутасов. Массовому читателю вполне достаточно знать, что у любого опера нет иной мечты и другого желания в жизни, чем заслонить какое-нибудь постороннее чувырло своим телом от бандитского ствола или пера, и тут же - красиво сдохнуть, осиротив собственных домочадцев… А слишком уж разбавлять и детализировать эту мысль - не стоит… «Не по-оперски это!.. Мы – люди скромные… Рекламироваться - не любим!» - уверял Дубок. 4. Мы - гуманисты. «Как я рада, что в милиции работают такие замечательные ребята!»- мило усмехнулась Сладкая. Помявшись, сообщила: «Но знаете, мне наш редактор поручил задать вам ещё и несколько нескромных вопросиков…» И она, вытащив из сумочки блокнотик, начала листать страничками… Прочитала вслух, смешно морща красивый лобик над неразборчивыми каракулями: «Правда ли, что… что… ага…что на допросах в милиции - бьют?..» Дубок слегка нахмурился. Блокнотик с нескромными вопросиками никак не вписывался в сценарий поведения журналистки в РОВД, сообщённый ему утренним звонком из горУВД. «Ваш редактор, наверно - из ранее судимых?..» - кисло предположил Дубок. «Он?.. Н-н-нет… Не знаю… Почему вы так решили?» - растерялась журналистка. «Вопрос очень тенденциозен!» - пояснил Дубок. Помолчал, собираясь с мыслями, и - воскликнул с упрёком: «Как вы могли о нас такое подумать!..» «Это не я, это редактор…» - смущённо пискнула дамочка. Но Дубок уже «завёлся»!.. «Да разве же эти руки смогли бы ударить ЧЕЛОВЕКА?!.» - с жаром воскликнул он, уставившись на свои жилистые ручонки с таким видом, будто они и впрямь на что-то ещё в этой жизни были не способны… Подумав, уточнил: «Он ведь - живой!.. Ему же - больно!.. Причинять боль - живому существу?!. Как можно?!. Такое не укладывается в моей голове…» И Дубок горячо защекотал дамочку глазами: верит ли?.. Она пялилась овечкой… Поверила!.. Ну и правильно… Кто нашему Дубку не верит, тот долго не живёт… «Да и чем бить-то?.. И - как?!.» - воскликнул майор, обводя вокруг рукою. А и впрямь… Стол, увесистые «Комментарии к Уголовному Кодексу», стальной дырокол, керамическая пепельница, стулья, металлическая вешалка, массивный сейф, тяжёлый шкаф, несколько «демократизаторов» на шкафу (один из них - сломан)… Бить – и нечем, и не о что!.. «А ты слышал, чтоб в милиции избивали на допросах? - неожиданно повернулся ко мне Дубок. Я нарисовал на лице раздумье. Если честно - на тему «битья» в уголовке, даже и по пьяни, при мне никто не откровенничал. Неинтересная тема… Да нам и некогда болтать - слишком много текущей работы… «Ни разу не слышал!» - искренно ответил я. И по инерции столь же искренно добавил: «Но в газетах и впрямь иногда пишут, что в некоторых райотделах… Отдельные «оборотни в погонах»… Изредка…» «Расстреливать на месте!» - рявкнул Дубок, бухнув кулаком по столу так, что журналистка на стуле подпрыгнула от страха. И хорошо – если не обмочила трусики… Заметив её испуг, Дубок извинительно уточнил: «Я имею в виду - расстреливать этих самых «оборотней в погонах»! У-у-у, выродки… Они ведь компрометируют самое главное, самое святое в народе - веру в нашу народную милицию!.. Но в нашем райотделе таких негодяев нет, гарантирую! Если изредка и заводятся любители не то что бить, а и просто грубить допрашиваемым в рамках того или иного уголовного дела гражданам - таких мы, мигом вычислив, тут же выкидываем из наших рядов!..» И Дубок пинком ноги наглядно показал, как именно вышвыривают из РОВД всех, кто деятельно помогает обеспечивать должный показатель раскрываемости преступлений, кидая за решётку побольше воришек, грабителей, наркоманов, насильников и убийц… «Но если совсем никого не бить - преступники никогда не сознаются в своей вине!» - краем глаза заглянув в блокнотик, воскликнула Жанна Евгеньевна. Я с уважением посмотрел на неё. А Дубка - аж затрясло от праведного гнева. «Это совершенно неважно!..» - закричал он, багровея щеками. Оказывается (по его словам), что для уголовного розыска главное - вовсе не раскрыть преступление и поймать преступников, как думают некоторые наивняки, а - неуклонно соблюдать конституционные права граждан, в числе коих - как подозреваемые в совершении тяжких преступлений, так и те, кто эти преступления действительно совершил… «Лучше пусть сто грабителей и убийц за недоказанностью их вины временно уйдут от наказания, чем хотя бы один невиновный окажется в тюрьме! - полемично сформулировал Дубок. - Я тысячу раз повторял оперсоставу: есть у вас хоть малейшее сомнение в виновности гражданина - немедленно отпускайте его на свободу!.. И ничего, если он продолжит грабить и убивать людей и дальше… Всё равно рано или поздно мы поймаем его с поличным!.. Но зато невиновные - не пострадают!..» Я невольно закручинился, представляя, как сто отпущенных бандитов ограбят и убьют того самого, не попавшего в тюрьму, одного невиновного, а заодно - и ещё многие сотни других людей… «Но на практике, разумеется, кто виновен – тот и сидит, - на всякий случай тут же уточнил начальник угрозыска. - А отпускаем мы лишь невиновных, что выясняется нами в результате предварительного разбирательства!..» «Но некоторые утверждают, что массовые пытки в милиции…» - осторожно начала было Сладкая. «Расстреливать этих продавшихся бандитам писак на месте!» - тотчас снова рявкнул Дубок, и бухнул по столу уже обеими кулачищами. Тут же подхватил едва не потерявшую сознание от ужаса журналистку. похлопал её ободряюще по щекам… шее… плечикам… грудяшкам… ножкам… А заодно - и овладел её блокнотиком с неприятными вопросами. Бормотал, стремительно просматривая страницы: «Ого!.. Ну и ну… Да за такие вопросы каторги мало!.. Какая же гнида всё это сочиняет?.. Нет, редактор явно - из ранее судимых!..» Но один вопрос неожиданно обрадовал его: «А, во… это интересно… Слушайте: «Положено ли кормить задержанных в РОВД?» Хе-хе…» Помолчал, торжествующе поглядывая то на сомлевшую от его прикосновений деваху, то на меня. Откровенно говоря, в свете ранее им сказанного, ждал я что-то вроде: «Кормёжка - трёхразовая, из офицерской столовой горУВД…» Но нет, он объявил совсем другое: «Не положено!..» Сделал театральную паузу, - и уже другим, проникновенным голосом произнёс: «Но как же - не подкармливать?! Они ведь - ЛЮДИ!» Тотчас он описал яркую картину происходящего в нашем «обезьяннике»… Оказывается, каждый вечер Дубок является туда с корзиной, полной копчённых колбас, жаренных кур, вяленной рыбы, пачек сливочного масла и печенья, буханок хлеба, коробок шоколадных конфет, яблок, банан, ананасов и манго, и - щедро раздает оные продукты оголодавшим гражданам бандитам!.. Ну просто влюблён он в эту криминальную публику, и всё тут!.. Просто-таки засыпает и просыпается с одной–единственной мыслью: как максимально облегчить житьё-бытьё этих самых, пусть и нарушивших закон, но тем не менее - наших сограждан, всех этих воров, хулиганов, наркоманов, грабителей, насильников и убийц… В самом законченном негодяе начальник угрозыска (по его словам!) умеет разглядеть человеческое нутро, и теперь в это самое нутро норовит засунуть очередную палку копчённой колбаски… «А алкоголь им даёте?» - разинула рот изумлённая подобной добротой, служительница прессы. Дубок замешкался… Вопросик был не так прост, как кажется… Скажешь, что задержанным дают пиво, водку, коллекционные вина и шампанское - обвинят в массовом спаивании криминала, с целью таким непорядочным способом получить от них чистосердечные признания!.. А заявишь, что бандитов поят лишь молоком, минеральной водой и фруктовыми соками - упрекнут в подвергании преступного элемента моральным пыткам, заключающимся в лишении возможности привычно заложить за воротник… Но отвечать на этот вопрос Дубку не пришлось. 5. Уборщица - гроза бандитов. Дверь распахнулась, и на пороге возникла наша уборщица, тётка Клава. Сердитое лицо. синий мятый халат с торчащими из кармана резиновыми перчатками (в них она мыла пол), в руках - пустой мешок. Войдя в комнату, она гаркнула: «Где водочные бутылки, ироды?!.» Жанна Евгеньевна непонимающе вскинула брови… И тут начальник угрозыска показал во всёй своей красе один из главных своих оперских талантов: - способность в любой ситуации, мгновенно сориентироваться, найти достойный выход Он не стал делать честные глазки и дурацки вопрошать: «Какие бутылки?..»… И тем более - не прогнал уборщицу в шею, мол: «Вали, отсюда, старая карга, нечего тут дискредитировать сотрудников органов!..» О нет, оба эти варианты лишь подхлестнули бы любопытство прессы, что вело к непредсказуемым последствиям… Дубок сделал другое: произнёс с задушевной приветливостью: «Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!» Тётка Клава вздрогнула. Оглянувшись - убедилась, что за её спиною нет какого-либо только что подошедшего оперского хмырёнка… Пристально взглянула на самого Дубка: не конфискованного ли самогона нахлебался?... Да нет вроде… трезвый… Лыбится только елейно, как батюшка на проповеди… И только тут уборщица заметила в комнате постороннюю девку, а рядом с нею, на столе - включенный диктофон… «Проверялищица!.. Ревизорша какая-нибудь… Лепят ей горбатого, а тут я - не в масть!» - просекла милицейская ветеранша. Уборщице все наши игры – тьфу!.. Но если выгонят старых начальников, то пришедшие им на смену новые первым делом - погонят в шею и слишком много знавшую уборщицу… А этого ей - не хотелось!.. И на наших глазах тётка Клава - преобразилась… Перестала горбиться, молодецки расправив плечи и выпятив грудь, насупилась, изображая ОФИЦЕРСТВО во взгляде, и грозно выдвинула вперёд нижнюю челюсть, от чего сразу стала смахивать на какую-нибудь особо опасную и неоднократно судимую бандершу… «Вы хотите взять на экспертизу для снятия отпечатков пальцев те бутылки, что были изъяты по делу об убийстве сторожа водочного склада?» - ласково спросил Дубок. Тётка Клава осторожно пожала плечами. Подумав - молча кивнула. «Познакомьтесь - это наш эксперт-криминалист Халтурина, очень грамотный специалист!» - введя тётку Клаву в подходящий для данного случая настрой, представил её прессе майор. Старший лейтенант Халтурина действительно работала в экспертно-криминалистическом отделе - симпатичная, весёлая, всегда нарядно одетая… Услышав, за кого её выдают, тётка Клава тут же выдавила из себя некое подобие весёлой улыбки… Б-р-р!.. Жуткая ухмылочка, искривившая её лицо от уха до уха, сделала её похожей на готовящегося к броску крокодила!.. «Здравствуйте, товарищ Халтурина! - заулыбалась в ответ журналистка. - А я тут беру интервью у капитана Харитонова…» - и она показала на меня рукой. Тётка Клава внимательно посмотрела на меня. Стало быть, я уж – и капитан, и Харитонов?.. Ну-ну… За кого же тогда выдает себя в этой компании сам Дубок?.. Но лишних вопросов уборщица не задавала, помятуя главную заповедь райотделовской техобслуги: меньше знаешь – крепче спишь!.. «Может, расскажете немножко о своёй работе?» - мило попросила бабку девица. Час от часу не легче!.. Всего лишь зашла тётка Клава забрать всегда остававшуюся в изобилии после дяди Лёши стеклотару, и вот - угодила под раздачу!.. «Не могу… Секрет!.. Давала подписку…» - неожиданно ловко выкрутилась уборщица. Мы с Дубком восхищённо переглянулись: во даёт!.. Может, и впрямь пора уж представлять её к первому офицерскому званию?.. «А всё-таки?.. Хоть что-нибудь… хоть капельку!» - настаивала Жанна Евгеньевна. . Тётка Клава внимательно зашарила глазами у себя под ногами, словно надеялась разыскать там уроненную золотую монету. Буркнула: «Что тут говорить… Работаем!.. Снимаю отпечатки, собираю мусор, убираю грязь… Если б ещё не мусорили некоторые!.. А то так и норовят… нагадить!.. Про всё остальное - к начальству!.. Ему - виднее… А я - не могу…Подписка!..» «Хоть расскажите: вооружённых преступников вы лично задерживали?..» - всё ещё пыталась выдоить хоть какую-нибудь информацию деваха. «Да, расскажите хотя бы один случай!» - улыбчиво попросил-приказал Дубок. Тётка Клава вздохнула. Ещё пристальнее уставилась в пол. И монотонно забубнила, словно Библию читала: «Могу и рассказать, раз велели… Вчера вот… позавчера то исть… Иду по… по улице… А он… этот…Бандит!.. Стоит… с левольвертом!.. И целится в… Ну, там - этот… Ага, гражданин!.. Да… Мирный!.. Вот… Я ему… Бандиту, то исть… Кричу: «Ирод, отдай левольверт, а не то шваброй по загривку как вдарю!..» «Какой шваброй?» - не поняла корреспондентша. «Ружжом, то исть!.. Со мной… ружжо было!..» - подняв глаза, живо уточнила бабка. И далее уже уверенней правдиво поведала про свою позавчерашнюю ожесточённую схватку с бандюганом. Долгая перестрелка… Драка на кулачках… Потом: «Я ему как наверну ногой… в это самое…» Короче, она его скрутила! «Я ведь говорил: в угрозыске практически каждый совершает подвиги ежедневно!..» - радостно подытожил Дубок. А журналистка довольно покосилась на диктофон: всё ли записано?.. «Так я пойду?..» - выждав пару секунд. поинтересовалась уборщица. И, дождавшись майорского разрешительного жеста, двинулась к шкафу, куда обычно специально для неё дядя Лёша складывал пустые бутылки. Мы не успели ей помешать. Отодвинув подпиравший дверцу шкафа стул, она рывком распахнула её… . Сидевшая к ней боком журналистка не успела даже повернуться, как тётка Клава, молниеносно захлопнув дверцу, вновь сноровисто подпёрла её стулом. На её лице было написано: «Да что ж у вас тут происходит?!.» Однако что значит выучка наших старых кадров - ни одного лишнего вопроса!.. Лишь молча распахнула другую дверцу, нашла там пустые бутылки. Оглянувшись на журналистку, вытащила из кармана резиновые перчатки, надела их, и со словами: «Это чтоб на бутылке не осталось моих отпечатков!» - начала складывать стеклотару в мешок. Две бутылки она не взяла, буркнув: «Горлышко надбито… Для экспертизы не годится!» После этого, легко взвалив мешок себе на плечо, она двинулась к выходу. Перед самой дверью замешкалась… Вспомнила, что – «старший лейтенант», и потому должна выходить из комнаты как-то по-особенному… Повернув к нам свою скукоженно-насупленную харю бандитской атаманши, тётка Клава казённо спросила, придерживая рукою мешок на спине: «Разрешите идти?..» Браво!.. Брависсимо! Да за такое усердие - орден на грудь, немедленно!.. «Идите!» - величаво разрешил начальник угрозыска. Дверь за уборщицей с треском захлопнулась. Фу… слава Господу… Одной проблемой - меньше!.. «Какая интересная старшая лейтенантша!» - восхитилась Жанна Евгеньевна. . «У нас тут каждый по - своему интересен!.. - вытерев взмокший лоб рукавом, усмехнулся Дубок. - Уголовный розыск!.. Замечательные, совершенно необыкновенные люди, и каждый из них… о каждом из нас… для каждого из этих людей…» Но его опять перебили. 6. Тело из шкафа. Закрытого в шкафу капитана Харитонова в шкафу пробудило к жизни столь обожаемое им звяканье стеклотары… И вот, в самый разгар очередного бодряцкого монолога Дубка, из шкафа вдруг раздался глухой удар: «Бух!..» Потом, почти сразу же: «Бух!.. Бух-бух-бух!..» «Ой, что это?!» - испуганно вскрикнула журналистка.. «Где?!.» - в один голос спросили мы с майором, глядя куда угодно, но только не на шкаф. «Там, в шкафу!» - ткнула рукой журналистка. «Бах!.. Бах-бах-бах!» - снова донеслось из шкафа. Непруха!.. «Товарищ капитан, а и в самом деле: что происходит?» - официально спросил у меня начальник уголовного розыска. «Всё в порядке…» - откашлявшись, попытался я сочинить что-нибудь на ходу, но не успел… Из шкафа глухо и зловеще донеслось: «Выпустите меня отсюда-а-а-а!..» Голос звучал так, словно кричали из могилы. По мне – так абсолютно не страшно!.. Можно бы и внимание не обращать… Подумаешь: кто-то сидит в шкафу, и оттуда сообщает о своём желании выйти наружу!.. Не вижу здесь ничего ужасного… Но глаза мадам Сладкой со страху чуть ли не на лоб вылезли!.. А зря пугалась, между прочим... Самое страшное в этой истории было ещё впереди!.. Последовал ещё один, оказавшийся самым мощным удар изнутри, и - дверца шкафа распахнулась, отбрасывая стул в сторону… Дядя Лёша вывалился из шкафа наружу!.. О, это было ещё то зрелище… Представьте себе киношное зомби: выпученные глаза, бессмысленное лицо, растопыренные в попытках ухватиться за воздух руки, шаткая походка… Так вот, этот самый зомби смотрелся бы лишь жалкой дилетантской копией рядом со старшим опером Харитоновым!.. Чёрный от многодневного запоя, всклочено опухшая рожа, на руках - наручники, вонючий, гадкий, СУМРАЧНЫЙ, - он стоял, покачиваясь, и моргал в нашу сторону мутными гляделками. Шок Жанны Евгеньевны из полного стал полнейшим!.. Лицо Дубка исказили красные пятна. С молчаливой яростью он смотрел на своего корефана. «Сволочь, что ж ты творишь?! - читалось в его взгляде. - Для тебя ж, гондон, мы тут ломаем комедию, а ты?!. Блин моржовый, имей хоть остаток совести!..» Но что дяде Лёше те молчаливо-яростные упрёки?.. Тьфу!.. Углядев в комнате, среди знакомых ментовских физиономий, и симпотную женскую мордашку, Харитонов моргнул ей персонально… Просипел: «А-а-а, шлюху на сознанку колите… И-ик… Правильно!.. Чую сердцем: - это она Стороженко подрезала… Переоделась пацанкой, подстерегла утречком, и - ножиком… И-ик!.. Слышь, соска, мы всё про тебя знаем!.. Либо дашь полный расклад на содеянное, либо… И-ик!.. К-к-короче - говори правду, с-с-сучонка, а не то матку вырву!..» - и он угрожающе потянулся к журналисточке своими скованными руками. Ничего не скажешь, умел дядя Лёша найти деликатные слова для скорейшего воздействия на чуткое женское сердце… Вроде ведь ничего ТАКОГО ещё и не сказал, но перепугал Сладкую – дальше некуда!.. «Стреляйте!.. Стреляйте скорее, пока он не убил нас!» - завизжала пресса, и юркнула за Дубка, прижавшись к его спине своим вздрагивающим телом. И тут Дубка – заклинило… Не то, чтоб он растерялся и не знал, что сказать… Но просто - внезапно утратил голос!.. Немо разевал рот, пытаясь сказать Жанне свет Евгеньевне что-нибудь успокаивающее, но из горла раздавались лишь какие-то странные шипящие звуки… …Повезло ему, что рядом был я - молодой и нахальный… Произнёс небрежно: «Зачем стрелять?.. Не надо ни в кого стрелять… Это всего лишь - особо опасный бандит Филинов… Обоснованно подозреваемый в убийстве сторожа водочного склада!.. Задержан и доставлен к нам сегодня утром…Вот я его и допрашивал, перед самым вашим приходом…» «А почему он сидел в шкафу?..» - недоверчиво спросила журналистка. Почему-почему… По качану!.. Что за дурацкое любопытство?!. «Во время допроса гражданин Филинов сам попросил поместить его в шкаф, - для раздумий по сути заданных ему вопросов… Привычка у него с детства такая – в шкафу думать!.. Ну а для нас желание граждан подозреваемых - закон… Вот и пошли навстречу его просьбе!» - уверенно сообщил я. Журналистка покосилась недоверчиво на меня, на дядю Лёшу, на Дубка… Поинтересовалась: «А о какой шлюхе он только что говорил?..» Тю на тебя!.. Что – в комнате сто женщин?!. Только ты одна!.. Так кого ж ещё он мог иметь в виду?.. «Проститутка Никифорова, его сообщница - тоже подозревается в совершении этого особо тяжкого преступления!.. Вот он свою вину на неё и валит…» - окончательно расставил я все точки над «и». Дядя Лёша, даже и будучи мертвецки нетрезвым, всё равно оставался матёрым розыскником, секущим многие нюансы на лету… И по моей интонации он сразу же понял: я «развожу» нашу «клиентку» по-всякому… А когда один опер вешает «клиенту» лапшу на уши, другой опер не имеет права ему мешать, это - святое!.. Вот почему капитан Харитонов сразу же потерял к Жанне Евгеньевне всякий оперативный интерес. Рыгнув, вполголоса матюкнулся… Поднял на начальника угрозыска больной взгляд, попросил жалобно: «Костя, сгоняй за водярой - душа горит!..» С нервным хихиканьем я тут же объяснил прислушивающейся журналистке: «Так перепил перед задержанием, что даже и сейчас всё путает… Принял нашего товарища майора за своего подельника, тоже - особо опасного рецидивиста, по кличке «Коста»… Видите ли, водку ему подавай!.. Может, тебе ещё и коньяк налить, бандитская морда?!.» «Ты же знаешь, гаврик, коньяк я не пью…» - немножко удивился моим словам дядя Лёша. Снова икнул, и по лицу его стало заметно – сейчас может запросто и блевануть на всё живое. Только тут он обратил внимание на свои закованные запястья, удивился: «А почему на мне наручники?.. Снимите скорее!..» «Не снимайте! - всполошилась Жанна Евгеньевна. - Заприте его в камеру понадежней!..» Тут наконец-то и Дубок обрёл голос. «Эй, есть кто-нибудь в коридоре?! Идите сюда!» - командирски крикнул он. В комнату тут же ворвались Вовка Бобров и старлей Макарычев. Поскольку Макарычев уже светился перед журналисткой в образе заключённого в камеру «обезьянника», то теперь он, для маскировки, к своему сугубо штатскому костюмчику прибавил милицейскую фуражку на голове. (Кстати, не замечали, как милицейский головной убор резко меняет внешность человека? Без фуражки иной - бандит бандитом, а натянул милицейский картуз - и уже НАЧАЛЬНИЧЕК!..) «Снимите наручники с этого… особо опасного рецидивиста Филинова, и отведите его в камеру…» - указав на дядю Лёшу, приказал Дубок. Журналисточка из-за его спины закричала: «Не надо снимать с него наручники!.. Он нас всех покалечит!..» «Пока я здесь - вам ничего не угрожает… Снимайте наручники!..» - повторил указание Дубок (он опасался, что опера позабудут снять наручники с уведённого из комнаты дяди Лёши, и у того затекут руки). Бобров осторожно подошёл к дяде Лёше сбоку, открыл замочек ключом, снял наручники. Дядя Лёша, размяв затекшие запястья, благодарственно похлопал его по щеке. «Увести!» - строго велел Дубок. Бобров и Макарычев тотчас ловко заломили руки дяди Лёши за спину, и, наклонив его головой вперёд, повели к двери - точь в точь, как в киношных детективах ведут обычно опасных бандюганов. «Э, вы чего, сучяры?! - всполошился дядя Лёша. - Костя, что происходит?!. Макарычев, гондон – выгоню к ядреной матери!.. Ты уволен!.. Немедленно!.. Сдай ксиву, и вали на хрен!..» Лысоватый Макарычев побагровел как помидор. Понимал: вспомни старший опер после отрезвления этот инцидент - ему и взаправду амбец!.. Сопротивляющегося дядю Лёшу вытолкали в коридор. «Падлы!.. …твою мать!.. Всех уволю!.. Беспредельщики, что ж вы творите?!» - донеслось уже из коридора. Звуки борьбы, несколько смачных ударов, многоэтажные матюки… И наконец - тишина!.. Ф-фу… Кажись, пронесло!.. «Таких опасных негодяев обязательно надо бить!» - совсем уж вжавшись в спину Дубка своим сотрясающимся мелкой дрожью телом, пролепетала журналистка. «Не можем… Права не имеем!.. Даже - и таких выродков… И видите, как они наглеют?! А вы говорите - мы их бьём на допросах… Да скорее уж они скоро начнут на допросах над нами издеваться!..» - успокаивающе полу –обняв Жанну Евгеньевну, ответил Дубок жарко. Страстно предложил: - Пошли ко мне, в кабинет… С капитаном Харитоновым вы уже досконально разобрались, а вот я ещё не всё рассказал вам про уголовный розыск!..» «Ах, как мне страшно… Пошли!..» - встрепенулась корреспондентша. Нежно усмехнулась мне на прощание: «До свиданья, товарищ капитан! Спасибо за интервью…» И они утопали, не забыв прихватить с собою диктофон. Больше я этой крали не видел. …Через месяц материал о нашем РОВД вышел в столичной газете. О славном витязе уголовного розыска Дубке там было четыре восхищённых абзаца, о старшем опере Харитонове - два, об эксперте-криминалисте Халтуриной - один… И почти всё - о нашем участии в перестрелках и схватках… Самим аж страшно было читать, в каких жутких условиях мы служим и зарабатываем свои якобы многочисленные правительственные награды!.. Дядя Лёша о событиях того дня абсолютно ничего не помнил. Мы легко убедили его, что, будучи «в дупель», он реально дал интервью журналистке, и смотрелся при этом - на отлично! «Как я мог сказать такую бурду?..» - дочитав оба абзаца о себе, дивился старший опер. Но, как заметили многие, самим фактом появления своей фамилии в газете был очень тронут, и вырезанную из газеты публикацию бережно сохранил. Тётка Клава читать «свой» абзац даже не стала – на всякий случай. Чтоб в случае чего - иметь право говорить: «Ничего не знаю, ни про что не ведаю!..» Хитрая… «Дала.» или не «дала» пресса Дубку - мы так никогда и не узнали. (Майор – не из болтливых). Но уверен - «дала»… Ну куда б она от него, такого ретивого, делась?.. А вот мне так и не удалось попробовать сладкого журналисткого тела… Но вся жизнь впереди - ещё напробуюсь!..