Грунькин Журфак Поэма первая. Я, Груня Васильева (Дарья Донцова) Вступительный экзамен по истории. Сдает абитуриент со связями и купивший экзаменатора. Вопрос: А не с 1941 по 45 гг. ли была ВОВ? Ответ: Возможно вы правы... Сдает абитуриент со связями. Вопрос: С какого по какой год проходила ВОВ? Ответ: С 1941 по 45 гг. Сдает абитуриент купивший экзаменатора. Вопрос 1: С какого по какой год проходила ВОВ? Ответ 1: С 1941 по 45 гг. Вопрос 2: Сколько было жертв? Ответ 2: более 40 млн. Сдает абитуриент без связей и без денег - своми силами пытается. Вопрос 1: С какого по какой год проходила ВОВ? Ответ 1: С 1941 по 45 гг. Вопрос 2: Сколько было жертв? Ответ 2: более 40 млн. Вопрос на засыпку: Назовите всех поименно с датами рождений, по возрастанию званий! Из студенческого фольклора -- Журфак! – определил отец. Я это приняла как данность. С ним – перекличкою сердец Общалась. Крепла благодарность К нему с младенчества. За что? За то, что есть, что добр и весел… За то, что я – в него, за то, Что ползая в ногах у кресел, Могла услышать, как его Аркашею, как друга, звали Властители сердец, кого Иные лишь по книжкам знали… Заглядывали невзначай К нам запросто, без экивоков, Когда – на щи, когда – на чай – Встречаться ж надо у кого-то – Андрей, Евгений, Роберт – вы Узнали их надеюсь сразу -- То в пересудах злой молвы, То властью битые, заразу Свободомыслия неся, -- Шестидесятники-поэты… О них рядили все и вся – Неслись, как яркие кометы Над тьмой пространства той страны, Где угораздило родиться С талантом и душой… Ясны, Светлы и вдохновенны лица Гостей – товарищей отца … Кассиль, Андроников и Нилин… Шток, Шкловский… Можно без конца Перечислять… Отца любили… И он писательствовал -- и Был в революционной теме И искреннен и смел… Взвалил Ее «на горб»… Служа системе, Не пресмыкался… Сам любил Своих подпольщиков отважных, Кто в революционный пыл Впал ради счастья всех – не важных Постов карьерных и наград… Журфак, по-видимому, выбрал, Предполагая, что горят Во мне все те же гены… Выдал Писательство в наследство дед, Васильев Николай. Он в Шуе На фабрике трудился… Бед, Невзгод, как блох, набравший, всуе, -- Считала бабка, -- керосин Переводя, марал бумагу… А дед, в плену у тайных сил, Не властен одолеть ту тягу, Что побуждала, карандаш Направив, у окошка сидя, Вести в тетрадке «репортаж» – Дневник… Пример: в окошке видя: Мужик идет, писал: «Мужик Идет, тверезый, вороватый…» Такой вот безобидный бзик Злил Граню-бабушку… Куда там! -- Чего ты, Граня, отвяжись! Ну, хочется, писать в тетрадке. Без этого мне жисть – не в жисть… Без этого – умру… В осадке -- Писательство отца… Отец, «Болезнь» наследственную зная, Сказал: «Журфак»… Решил – конец! Кто б спорил… Я же, дочь родная, Во всем доверилась ему… Отец, член редколлегий многих, Уверен: уж кому-кому, А мне -- отыщется в итоге, Как только получу диплом, В каком-нибудь из ста журналов -- Работа… А что на излом Способна взять судьба, нимало Не думалось… Журфак? Пойдет! Ну, надо рассказать о школе. Уж здесь – кому как повезет… Мне повезло -- куда уж боле! Представьте: Утро. В светлый холл Войдешь – у лестницы парадной – Директор – (вы решили -- зол? Ошиблись! Праздничен -- в нарядной Костюмной тройке)… Ритуал Торжествен (А на стенке – Ленин!): Джентльмен вошедший, хоть и мал, Достойно поклонись, колени Не гни… Тебе в ответ – поклон. Ни наигрыша здесь, ни шутки… У нас достоинство – закон – И общепринятые штучки, Когда учителя вопят И оскорбляют: «Идиоты!» – Немыслимы у нас… Хотят «Макаренки» и «Песталоцци» Воспитывать в любом из нас Взаимо – с самоуваженьем… Я – книксен – и – степенно – в класс… Не знаю, правда, с раздраженьем, Как только справились мои Восторженные педагоги… -- Ну, Груня же, включай мозги! – Подруга мне шипит… -- О, боги! -- Поежатся учителя… Лежат за гранью пониманья Законы Ома, из нуля, (Как из нуля-то?)-- вычитанье! Валентности, котангенс… Ох! Ну, не к чему приладить это – Не дал извилин нужных Бог – И обхожусь… Теперь секрета Не стану делать из того, Что выпускной бы завалила – Не понимала ничего… А Валентина похвалила: Математичка подошла, Увидела, что я в пролете… -- Отлично, Груня! Ты смогла! (Мою растерянность поймете?) -- И отвернулась от стола… Я ж обнаружила шпаргалку… Перепиши – и все дела… Переписала – мне не жалко… Не то б мне не видать добра… Вот так, наукой не напичкав, В судьбу «разбойницы пера» Внесла свой вклад математичка… Не то бы по миру с клюкой Пошла б – а виновата «репка»… …Экзамены сдала легко… Готовилась, конечно, крепко… Год репетиторы меня Дрессировали под экзамен… А сверх того… Ах, не ценя, Жила, что рядом, пред глазами – Катаев, дядя Валя… Вот: Нам задают – «Белеет парус…» К нему – за помощью… -- Идет! Сам пишет о себе… Не маюсь – Его эссе перебелив, Сдаю… А в результате – «тройка»… За аккуратность похвалив, Учительница пишет: «Только – Иное здесь имел в виду Писатель Валентин Катаев…» Несу ему тетрадку, жду… Хохочет, за живот хватаясь… На переделкинской тропе Встречался мне Корней Чуковский… -- Ну, Груня, взапуски? Тебе – Два шага форы – до березки… Он в Переделкине создал Для нас, детей, библиотеку – И драмкружок, а в нем играл Любой ребенок… Не потеху – Имел в виду создатель книг Для детства – лучших и поныне… Последовательно – и в них, В спектаклях детских – он трясине Упорно противостоял Той бездуховности убогой, Залившей, как девятый вал, Детишек, отнятых у Бога… В библиотеке я была Экскурсоводом-волонтером… Все книжки знала и могла Гостей приветить – и с задором Об авторах поведать, с кем Знакома чуть ли не с пеленок… Чуковский думал о ростке Души, мечтая, чтоб ребенок Вовлекся рано в круг творцов, Страсть к потребительству отринув… А праздники его «костров»! Вообразите лишь картину: Июнь… Поляна… Суета… Из сучьев строит пирамиду Союз писателей… Сюда Придут, считая за обиду, Коль часом не приглашены, Аркадий Райкин с Образцовым, Иные светочи страны, Кто может действием и словом, Сердца возвысив, веселить… Никто здесь никому не должен, Здесь каждый волен петь, шутить… И даже коль начнется дождь, он Лишь умножает наш восторг… И в этих хороводах звездных Души взрослеющей росток В кругу талантливейших взрослых Накапливал потенциал… Вступительное сочиненье – О Маяковском… Вызывал Лишь скуку некогда, но мненье Тем необыкновенным днем Я навсегда переменила… Нам задали учить о нем… К подруге топая, зубрила Стихи о Ленине, навзрыд, Со злостью, громко повторяя… Тут тетка рыжая стоит, В упор внимательно взирая. Тот, полный интереса взгляд Меня немало озадачил… -- Так, Маяковский… -- Да, велят Учить про Ленина, иначе… -- Не нравится? – Конечно, нет! -- Зачем тогда читать? – Велели… Да он и вовсе не поэт… -- Кто? – Маяковский! Ошалели Мгновенно теткины глаза… -- Володя? – в голос заорала, -- А кто же он тогда? – Гроза Во взоре явственно сверкала… -- Он был революционер, О Ленине писал поэмы… -- Откуда этот бред, ма шер? -- Так – здесь, в учебнике – и темы Мы эти стали проходить… -- А ну-ка дай сюда учебник… -- Вранье! Не хочешь проводить?… Я с теткой той часов волшебных Немало провела потом… -- А как мне называть вас? – Лиля! Как мы стихи читать пойдем – Из уст ее потоком лились – Я только – первую строку – Она – на память – остальное. К любому, каждому стиху – И поясняет – то, иное, На что лишь намекал поэт… А Маяковский… Маяковский! Те Лилины рассказы – свет Свечи над теменью бесовской, Что всем мешала воспринять Трагедию и боль поэта… И сочинение писать Пришлось, конечно, не «Про это», Конечно, нужно показать Его революционером… По общим правилам играть, Примкнув к писакам-лицемерам, Была научена уже… А что взаправду полагала, О нем – пусть прячется в душе… Ну, на «пятерки» написала И русский устный так сдала… С немецким мне и горя мало… Начну с того, что я росла, Доверенная -- бонне… Стало Фундаментом – общенье с ней -- Врастания в язык немецкий… А в школе сказочной моей Немецкий углубляли резким Увеличением часов – По языку – с начальных классов… Не странно ль – что на «дойч» мозгов Хватало? В наше время массов Уже не к «дойчу» интерес – К английскому… А мне достался По воле папы – и небес Немецкий… В первый раз воздался Наградой лет в двенадцать… Вдруг Трилогию о большевизме(!)… -- Хотим! Да, будут рвать из рук… Причем здесь, герр Васильев, «измы?» Ваш приключенческий роман Захватывает с первых строчек… -- Нет, непохоже на обман… Конверт с тиснением… Листочек – С красивым гербом… В ФРГ Контракт составить приглашают… -- Как, Груня? – На одной ноге Бежала б!… -- Ты уже большая, Поедешь в ФРГ со мной, Как персональный переводчик… А в ФРГ был рай земной Для маленьких сынков и дочек… Я пялилась, разинув рот, На горы разных шоколадок, Игрушек, книжек… Зло берет – В московских книжных выбор жалок – Лишь Брежневым забит развал… Издатель папы, Отто Загнер, Со мной гуляя, кайфовал: Я ела книжки те глазами… -- Чего б хотелось здесь купить? Я, не моргнув: -- Все детективы! Кивнув, сказал: -- Пойдем платить…! Так я надолго классным чтивом Обзавелась на языке… Понятно, что не только «крими» Читала, сидя на «толчке», Но, крепко увлекаясь ими, Я углубляла языки… Была ведь и вторая бонна, Француженка… Пока – мазки, Позднее расскажу подробно… Экзамен… Текстик о войне, Отваге и патриотизме… Ну, несерьезно… Сложно ль мне С моим-то «дойчем»?…В укоризне Экзаменаторша – другой: -- Из списка… Вообще-то знает… -- Текст – сами видите, какой… Считали, что не понимает Девчонка, языка вполне… --Ей дать бы что-нибудь из Гейне… Тут помолчать бы, глупой, мне, Но захотелось брякнуть ей мне: -- Могу из Гейне, Гете… Вот – И шпарю «Фауста» на память… -- Васильева, генуг! Дает Листок… -- Вам «пять»… Все ясно с вами… Так… Все пятерки… Только так Я, школьница, смогу прорваться Сквозь все барьеры на журфак… История… Ее ль бояться? – Она – любимейший предмет – И здесь, поди, сказались гены… Да и билет достался – в цвет: О том, как наши, постепенно, Фашистов перемолотив Под Курском в огненном сраженье, Победой знамя осенив В развернутое наступленье Пошли … Я стала излагать В деталях всю канву событий… Профессор хмур… И не понять, Чем недоволен… С виду – сытый… Перебивает : -- А вполне Уверены, что вами точно Изложены событья? Мне Понятно: требуется срочно Меня, дуреху, завалить… Тогда я, как Гудериана, Цитатами берусь лупить – Скрипит зубами окаянный – И мне рисует на листке: -- Вот курский выступ. Поясните, Где вражьи танки в кулаке, Где наши… -- Здесь и здесь – смотрите: Здесь Прохоровка… Бой жесток… Так немцы шли, отсюда наши… …Тут поднесли ему листок… -- Нет, с вами тут не сваришь каши: Экзамен-то уже идет, А вы все не несете список… Мне ж надо знать, кого… Берет Мой лист оценок… Точно высох – И вдруг улыбкой кривит рот: -- Васильева? – Да, Агриппина… Да что ж я, клоун? Ну, народ! Из списка, что же вы в кретина Меня хотите превратить? А впрочем, знаете прилично… Ну, ладно. Некогда шутить… Оценка честная. Отлично! Что означает: подстелить Соломки для дочурки Груни Решил отец, чтоб завалить Меня остереглись… Не втуне, Как видим был отцовский ход. Не то бы несмотря на знанья Списали доченьку в расход, Напрасны были б все старанья… Ну, словом, высота взята? Нет, сделан шаг за раздорожье, Там, за туманом высота, А это все еще подножье… Но в сердце – радость: МОЙ журфак… А впрочем – есть еще причина… Прости, отец… Не знаю, как… Влюбилась – и другой мужчина Негаданно вошел в судьбу… Околдовал, стреножил душу… Он – старше… На высоком лбу Печать таинственности… Грушу Мгновенно повлекло к нему, Как манит всякая загадка… Безропотно пошла в тюрьму Его объятий – так в них сладко! Сошлись в счастливый этот час Два вектора, два зодиака Мне даже жаль немного вас – Вы – вне любви и вне журфака… Пожма вторая. Шаг в историю Мое вступленье на журфак «Литературная газета» Не обозначила никак... Ей порицание за это! Ах., универская пора! Восторги, разочарованья... В башке «разбойницы пера» Смешались, как в салате знанья.... Там «оливье» плюс винегрет... Добавим хрена и горчички... В одну «кастрюлю» факультет Все – от «тыр-пыра» до «антички» Сует – смесь адская бурлит, Навек к «тыр-пыру» и «марлену» Перебивая аппетит... Но как светло и вдохновенно Античку нам преподает – Божественно! – Елизавета... Вот к ней на лекции народ Летит толппою... Хоть за это, За театральный фестиваль Кучборской – факультет, спасибо! И мне всех несчастливцев жаль, Кто этого не видел, ибо Такое пропустить в судьбе Нельзя – и я бы не простила Ни факультету ни себе, Когда бы это пропустила. Кучборская .. Живой театр... Гарбо с Бернарами – увяньте! Тут каждый жест – как кинокадр, А слово – на колени встаньте! А смех? А слезы? И в экстаз Она божественный входила, Безжалостно несчастных нас В мир чистых принципов тащила, Чтоб, душу вывернув до дна, Ее наполнить вещим светом... Воистину была она Богинею – Елизавета Петровна... Верилось: она От Минотавра убегала По лабиринту... Тишина В аудитории... Дышала, Я, ей внимая, через раз... И верила, что с Одиссеем В коня коварно забралась... Развесив уши мы глазеем Но колдовской ее спектакль, Где авансценой наши души... Свершает подвиги Геракл, Домой по морю и по суше Идет сквозь время Одиссей... А рядом с ним – мы верим в это – Душой восторженною всей – Она, она – Елизавета.... Вот уши воском залепив, Чтоб пения сирен не слушать,... Чеканный свой речитатив Вбивает в наши уши, в души... Но ухо с ней держи востро: Никто здесь не предугадает, Что в голову ее вошло... Зачет... И вдруг она бросает Зачетки группы за окно – И мы копаемся в сугробе... Морозец – и уже темно... Нашли по счастью... И не пробуй К декану с жалобой ходить... В одно касание докажет, Что лучше следует зубрить... Еще, поди, и сам накажет... Кучборскую при всех ее Загибах все равно любили... Такое чудо! В чем мое Везенье? В том, что рядом были Великие профессора... Их просто встретишь в коридоре – На счастье... Чудная пора При – даже – жутком переборе Идеологии... Истпарт... Там нужно помнить съездов даты И с кем картавый «Бонапарт» Из-за какой фигни когда-то Отчаянно конфликтовал... Пришлось терпеть – а как иначе? Не сдашь истпарт – кранты, провал – И учим, пашем, как те клячи... Но многое по нраву мне... Античку я упоминала. И древне-русская вполне Литература вдохновляла. «Великий и могучий» нам Преподавали интересно... Немецкий... Я скучала там... -- Да, Груня, здесь тебе не место... Не убивай часы и дни – Иди-ка лучше на французский... Язык Мольера подтяни – Мне будто бы дневной нагрузки Недоставало... Вечера Театру «Грезы» посвящала Но Бермана моя игра Увы, совсем не вдохновляла... -- На подтанцовку! – режиссер Нашел мне в пляске примененье... С Борисом бесполезен спор, Мое не интересно мненье... Хотела Боре объяснить, Что слуха нет и чувства ритма, Но он решенье изменить Не пожелал – и пусть: прыг-дрыг мы, Три «терпсихоры» на подбор, Себя в дивертисменте явим... Старались – выручал задор – Мы представленье не завалим... Я честно вытерпела все Журфаковские испытанья... Однако чуть из «медресе» Меня из-за физвоспитанья Не попросили выйти вон... Придется, значит, объясниться: На Ленгорах наш стадион, А факультет-то сам теснится На Моховой в виду Кремля... Представьте: чтобы упражняться На стадионе – гоп-ля-ля! – Из дома надо отправляться К семи часам утра – кошмар! Я честно завожу будильник, Он честно тарахтит... Удар – И от попыток непосильных, Встав из постели, выбегать В промозглую ночную слякоть -- Отказываюсь в пользу «спать!»... Но сессия – и тут мне плакать Пришлось: велят не допускать Из-за «физ-ры» меня к зачетам... Но так позорно покидать Журфак мне вовсе неохота. Борис мне подсказал: -- Вались Декану в ноги – Ясен добрый... В предбаннике его толклись, Кто жаждал встречи... «Аки обры» Я не желаю пропадать, Хочу остаться на журфаке. Пусть Маркса с Лениным читать Заставят вдвое, коих факел Придется зажигать самой – Согласна даже и на это... -- Васильева, иди домой! Декана нет... Шеф факультета – В Америке... Вот так всегда... Он там кого-то восхищает, А ты здесь пропадай... Беда! Наш Ясен часто вылетает, Чтоб где-то в Гарварде читать Американцам откровенья О Драйзере... Предупреждать Же надо! Бесполезно время Здесь тратить дальше – не резон... Известно каждому: Марина Ивановна – скала, бетон... Вот «замша»! Час здесь проморила, Потом сказала только: -- Зря Ты здесь, Васильева, не прыгай, Иди домой... Да, у царя -- (Иду домой, в кармане -- фига, А с фигою к кому, кула?) -- Прощенье вымолишь, а челядь Удушит с радостью... Беда! Кто посоветует, что делать? -- Мой папа выручит, пойдем! С подругой Машей – (видно, втуне) Идем к «спасителю»... Учтем: (--Эй, хватит хлюпать носом, Груня!) -- Что Машин папа – главный врач В медчасти славного Литфонда – К отцу заводит... -- Эй, не плачь... .А у меня в слезах вся морда... -- В чем дело, дочка? Ну, колись! Зовут папашу как Шекспира -- Сэр Вильям, у нее нашлись Все страшные болезни мира, Пиши бумагу: посему Ее ты от «физры» навеки Освобождаешь... -- Никому И никогда! О человеке Недьзя писать и говорить: Он болен, коли нет болезни – Еще накаркаешь! Шутить С болезнями? Уволь! -- Полезней, По-твоему, когда ее Попрут из-за физры с журфака?... -- Ну, доигралась!... Ё-мое!... -- Придумай что-то! -- Ладно... На-ка Бумагу... Дескать, ты... того... Беременна! -- Пусть хоть дебильна! Спасенье – вот оно! Его Поскольку я боялась сильно, Доставила на стадион К зав. кафедрой физвоспитанья Сусанна Конторер... Ну, он, Похмыкав, принял во вниманье... -- Подруги! Вы меня спасли! Спасибо!... Сессию на нервах Сдавала... Но когда прошли Зачеты, вдруг я среди первых... Замечу, правда, что зачет У жизни Груня провалила... Мне душу злая боль печет... Тот парень... Я его любила... Надеялась, как пишет Грин, Жить счастливо всю жизнь с любимым, Чтоб с ним и умереть в один Последний день – увы, дебильным, Был детски романтичный мир Семьей любимого ребенка... Мне, значит, встретился сатир: Побаловался – и в сторонку... К дверям квартиры приколол Записку, мол, в командировке, Надолго... Сгинул, упорол... В душе, обиженной головке Оставил горькую тоску... Еще я долго им болела... Урок судьбы превозмогу... Душа от боли задубела... Но есть подруги и журфак Дает мне шанс на продолженье Судьбы... Живу – и новый шаг Свершу в грядущее мгновенье... Поэма третья. Потери Мое студенчество, как все, Я вспоминаю благодарно. В любимом нашем «медресе» Мне было, коль сказать суммарно, Прикольно... Встретил в сентябре Меня ня третьем курсе Хорош -- Вздохнув, вознес глаза горе: -- Васильева, вам нужен сторож – Беременная третий раз! Сюда за этим поступали? Уж лучше не конфузьте нас... -- Сусаннка с Машей тем спасали, Чтоб не казнил меня спортзал, Что Машин папа дважды справку Мне о беременности дал, А к Хорошу нести – Сусаннку Я отсылала за себя... На третий год явилась с пузом... Тот мини-выговор стерпя, Я вскорости с чудесным грузом, Что столько радости дарил, Уже в роддоме оказалась... Журфак! Он вдохновенным был. Я хорошо в него вписалась... Физвоспитание... Его По этим справкам прогуляла. А больше – честно – ничего. Все семинары посещала, На лекциях на всех была – И даже многие любила... Родной язык... В него вошла Всем естеством... Еще учила Сосредоточенно истпарт И философию марксизма, Научный коммунизм – отпад! -- Что доводил до пароксизма... Два взятых с детства языка Давали мне в учебе фору. Как на веревочке телка, Раиса отвела в контору, Экзамены велела сдать... Наставнице сопротивлялась: -- Я не хочу преподавать! Учительница не сдавалась: -- Тебе дадут сертификат, Дающий право на уроки... -- С мечтою это невпопад... -- Пути судьбы бывают строги, А репетиторство всегда На хлеб поможет заработать... – Едва послушалась тогда... Бумажку, что способна «ботать» И языки преподавать Закинула на антресоли, Чтоб впредь о ней не вспоминать... Военка... Медсестра – по роли Приуготованной страной В военном противостоянье. И эта тоже роль со мной Не совпадает, но старанье Я проявляю – и учу, Какие где на теле мышцы. На семинарах не молчу, Порой высказываю мысли... Другой предмет военный – «гроб» -- Гражданской обороны сколок. Читает солдафонский лоб, Лет отслуживший, может, сорок, Лихой полковник Макогон. В войну однажды отличился, Пригнав табун монгольский он. Такой с ним казус приключился: Шел по второму этажу. Вдруг сверху под ноги слетает Портфель... Он замер. Я слежу Со стороны... И он кивает – И честь портфелю отдает. Потом чеканно марширует. Такой случайный эпизод Занятно характеризует: Оструган службой под бревно... Вот я – дневальная на «гробе». Садиться не разрешено – Стою, как снеговик в сугробе. Вошел полковник. На меня – Молчит – и пялится свинцово. Вокруг затихла колготня. Начальник говорит сурово: -- Должны приветствовать... -- Привет! -- Неверно! Повторим попытку. Выходит... Я вздыхаю вслед: Какую-то придумал пытку. Вновь в дверь проходит. Я ему – С улыбкой: -- Здравствуйте! – Сказала... -- Неверно! -- Что да почему? – Мысль «полководца» ускользала. Он – через левое плечо Кругом два полных оборота – И входит -- Добрый день! -- Еще! -- Я рада встрече... – Отчего-то Он снова вышел и зашел – Я книксен сделала учтиво. Полковник пятнами пошел. Была бы под рукой крапива, Он, точно б выстегал меня... Негодованием пылаю... -- А как? -- Устав от «А» до «Я» Читайте -- «Здравия желаю!» Нет чтоб без придури сказать. Но, может, не в уставе придурь А просто нравилось терзать -- И, бедный, благоглупость выдал? На третьем куосе мы опять С непредсказуемой богиней Кучборской. Ей экзамен сдать – Как если бы под гильотиной Самоуправной полежать... Я для волос купила краску И развела боясь дышать. Окрасилась, тая опаску – И вместо легкой рыжины – Густые угольные пряди. Гляжусь вороной. Но должны Идти на суд отметки ради К богине... Та пришла судить – И... восхитилась: -- Маргарита! Такую Фауст полюбить, Да, лишь такую мог...— Открыто Всех остраненьем поразив, Богиня ставит мне «пятерку»... Я боком пячусь, рот открыв... Лишь затворив дверную створку, Осмеливаюсь заглянуть В зачетку. Так и есть: «отлично». -- Что? -- Дайте мне передохнуть... – Расхохоталась неприлично... Прикольно жизнь моя текла: Родители, друзья, собака... На деньги папины могла Порадовать подруг с журфака. Все книги, что велят читать, В квартире нахожу на полке... Жизнь – лучше нечего мечтать... И вдруг – удар судьбы по холке. Судьбы непредсказуем крой -- Итог ошибки эскулапа... Был август. Семьдесят второй. В кремлевке умирает папа. Ушел на собственных ногах – Кривился от холецистита... И вот – всей нашей жизни крах – «Врачи анкетные»... Убита Всего основа. Как атлант Держал всего семейства небо – Отец, моей судьбы гарант... С ним и сухая корка хлеба Казалась слаще и сытней... Однажды я проснулась рано На пике августовских дней: Сквозь полусон услышав явно Вдруг: -- Грушенька, иди сюда! – И звук упавшего стакана. Откликнулась тотчас же: -- Да! – И в спальню к папе с мамой... Странно: Накрыта пледом их кровать... Соображаю он в больнице, С ним мама... Мне б еще поспать. Иду к себе... Уже не снится Ни папа и никто другой. Но поспала совсем немножко. Прервал предутренний покой Внезапный тихий стук в окошко... Мне сжало ужасом гортань -- Катаева явилась Эстер Давыдовна в такую рань: -- Оденься. Павлик выйдет – вместе Рванете в город... – Поняла, Что папы больше нет на свете – И жизнь счастливая ушла... Летели, точно на ракете... В «кремлевке» рассказали мне, Что папа в шесть утра скончался – Едва рассвет светлел в окне... У медсестры не удержался В руках стакан, упал, звеня – И этот звук какой-то силой Сквозь расстоянья до меня Донесся... Папочка, мой милый!... В Дубовом зале ЦДЛ Назначен ритуал прощанья. Весь мир писательский хотел Трагическое воздаянье Свершить в прощальный час тому, Кто был достойным человеком. Несли, несли венки ему... То, что в гробу лежало, неким Чужим казалось... --- Там не он. Он улетел в командировку... – Венки, цветы со всех сторон... Я знаю правду, мне неловко: Все верят, что в гробу лежит Васильев, всей стране известный Писатель... Вижу вдруг: дрожит На веке капелька... -- Нечестный И неуместный ритуал, -- Кричу: -- Он жив! Глядите – плачет! – Никита Михалков сказал: -- Он умер, Груня. Умер – значит, Теперь придется без него... – И я заплакала негромко... Толкали речи, отчего Еще мне горше – и ребенка Разволновала – он во мне Барахтался и копошился... Мне стул поставили к стене... Присела... Сын угомонился... На Новодевичьем отца Похоронили за Хрущевым... Я истовю молю Творца Рожденным сердцем чистым словом Принять ушедшего в раю... Я к папе прихожу и плачу, Безрадостную жизнь мою Рассказываю: силы трачу, А воздаяния мне нет. Одной воспитывать сынишку Тяк тяжко! Хоть бы где просвет Увидеть... Мне не по умишку Понять за что меня судьба Наказывает так жестоко... Без папы все мы – голытьба, Так холодно и одиноко... Вдруг на плечо мое рука Заботливая опустилась: Вдова начальника ЦК Над плачущею наклонилась – И я уткнулась ей в плечо – И горестями поделилась... -- Немного потерпи еще. Будь стойкой, чтоб переменилась Твоя судьба... А впереди – И деньги и любовь, удачи На творческой стезе... – В груди Теплело, словно в этом плаче Всю боль и горечь излила... -- Когда совсем успешной станешь, Не забывай, какой была – И помогай другим... Протянешь, Потерпишь, выдержишь... – Ушла... А я в полураскрытой сумке Червонцев пачечку нашла – А я то билась в горькой думке: На что ботиночки сынку Купить... Я рассказала прежде О том, сумевшем задурить Мозги девчонке, о надежде С ним быть до гроба, что, увы! – Осталась неосуществленной. Я на виду у всей Москвы Была восторженно влюбленной – И брошенной... Потом судьбы Моей коснулся Дима Демин. Едва ли вникнете в суть вы, Мне и самой был повод темен – Ведь вовсе не было любви Во мне к МГИМО’вскому студенту Из Ленинграда... Ви-за-ви С изменой, уступив моменту, Вступила с нелюбимым брак В отместку бросившему подло. Едва ли и супруг-кунак Влюблен, но я шагала гордо: Уж отомщу так отомщу... И вдруг увидела у загса Того, кого везде ищу – И сердце встрепенулось жарко... Увы, но это был не он, А Димин друг Борис... Похожий На мой невозвратимый сон, Но на пятнадцать лет моложе... Ну, вот... Семейный воз тащу. И вскорости распузатела, Внутри себя сынка ращу... Жить вскоре с Димой расхотела. И он не сильно горевал. Мы разбежались, не жалея. Он не звонил, не вопрошал О сыне, сердцем не болея, Деньгами нам не помогал... Я не звонила, не просила. Был, сплыл – и ладно. Ускакал – Ура! Профкомом не грозила... И регистрируя сынка, Решила: пусть опять Аркадий Живет Васильев... На века Да сохранится имя ради Любви дочерней... Пусть сынок Фамилию и имя деда Добром прославит в новый срок. В моем сынке – моя победа Над несложившейся судьбой... Сентябрьский, семьдесят второго Денег означен снеговой Нежданной бурей... -- Тужься! – строго Мне акушерка говорит... В тот миг, когда сынок родился, К окощку голубок летит – В роддомское окно забился... -- Гляди-ка, рОдная душа Явилась издалёка чья-то, Чтоб поглядеть на малыша. – С печальным вздохом хрипловато Мне акушерка говорит. Был день сороковой по папе – Я -- в обморок. Потом – навзрыд... Меня встряхнуло на ухабе, Но сын, Аркашка... Надо жить... Вот, из роддома возвратилась. Малыш покормлен – уложить... Был ранний вечер. Я решилась На пару часиков прилечь. Потом по плану вновь кормежка. Легла – и словно бы картечь Сразила: думала немножко Посплю... Очнулась: белый день... А сын: сопит себе в кроватке – И лишь пеленка – набекрень, Не плакал мой хороший, сладкий, Не жаловался: покорми. Он словно понимал, как тяжко Мне жить без папы меж людьми... Спокойный парень мой Аркашка... Я в «академку» не пошла... Бабуля Фася помогала Вергшить учебные дела. Она по сути воспитала Аркашку-правнука... А я Могла ходить на семинары, На лекции, печаль тая... И я не пропускала пары – И получила «поплавок» В придачу к синенькой обложке... Теперь пред нами все дорог. Куда идти при сыне-крошке? В какую даль ведет стезя? Трудны ли становленья мили? Былые папины друзья Растаяли в окрестном мире. Придется начинать с нуля Безрадостной судьбы осколком Без перспективы – вуаля... Легко ли сироте с ребенком? Поэма четвертая. Пророчество Теперь я – на виду у всех И в каждом книжном магазине. Успех? Наверное успех. Но как же долго Агриппине Пришлось вести свою борьбу Пока не превратилась в Дарью. Грешно пенять мне на судьбу: Живу, пишу, не голодаю И есть что вспомнить и забыть, Как страшный сон – всего немало... Есть лишь одно, о чем трубить Хочу: как я одолевала Неодолимую болезнь. Мне помогли семья и вера. И пусть моей победы песнь Даст волю силою примера Другим не потерять кураж И помогать врачам сражаться. Настрой на одоленье ваш Поможет вырваться, подняться... При жизни папа сделал взнос На кооператив для дочки. Что делать дальше, вот вопрос – Пошли ненастные денечки. Чем за квартиру доплатить? Нашелся родич в Мос. горкоме, Сумел местечко застолбить Толмачное в Алеппо... В доме Вне нашей миссии жила, Что было сказочным везеньем. В ней нравы! Я бы не смогла... К сирийским привыкать соседям Мне было легче, чем к своим. Сухилья, девушка-соседка Приладиться учила к ним, Арабам... Обе мы нередко Дивились: разные у нас Обычаи, порядки, нравы... Я прохожу за классом класс Курс выживания. Неправы Те, кто считает, что они От нас в развитии отстали. Контраргумент: и в наши дни Ни повторить дамасской стали Ни лучше выковать клинки Булатные не научился Никто... События в комки Сминаю... Как-то приключился Забавный вроде бы сюжет: К арабской привели гадалке. В гаданья верите? Я нет... Не верила, точнее... Жарки И проницательны глаза... Седая тетка предрекает: -- Родится дочь... – Глядит, гюрза, В глаза в упор – и не мигает. Жить будешь в бедности. Потом, Лет в сорок пять, ты заболеешь – Аллах проверит на излом – Но не умрешь, преодолеешь – И обретешь семью, любовь, Богатство и большую славу... Пророчеству не прекословь Пусть в них тебе не все по нраву, А будет несомненно так... – Нас пичкал материализмом Пять лет любимый наш журфак – И предсказание с цинизмом Я высмеяла... Но судьба Моя, не отклонясь от схемы Была на радости скупа. Неразрешимые проблемы Шли нескончаемой чредой... Так сорока пяти достигла – И тут в здоровье резкий сбой. Диагноз – рак... Не загрустила. Меня пророчество вело – И я не потеряла веры, Что – главное... И все прошло. И обрела любовь... Химеры Растаяли – и обрела Свою стезю: иду от книги До книги... Поздно расцвела? Как знать... Ловлю с восторгом миги Дарованного бытия С окрепшей верою отважной... Пусть трудная судьба моя Поможет каждому и каждой Любую одолеть беду И верить, что Всевышний с нами... Все, что пошлет Господь, пройду Я с верой дни под небесами... Содержание Поэма первая. Я, Груня Васильева (Дарья Донцова) Пожма вторая. Шаг в историю Поэма третья. Потери Поэма четвертая. Пророчество