Перейти к основному содержанию
Наискосок
Пётр - огромного роста, если взглянуть на него со стороны, и руки у него размашистые, и пальцы длиннющие - смогли бы ухватить на рояле две октавы. Но он не обучен музыке и в смысле восприятия самого себя - человек маленький; ему нравится думать, что есть на земле люди, которые разбираются во всем больше, чем он, а в космосе есть много планет, по сравнению с которыми Земля совсем маленькая, - не всем быть великими. Когда он об этом думает, ему становится хорошо, он чувствует, что на своём месте. Пётр плиточник, числится в штате инженерно-технической службы предприятия - когда-то огромного и процветающего, а теперь сдающего свои площади в аренду коммерческим структурам. Поэтому он только числится, а на самом деле кладет плитку в туалетах, ванных и кухнях для замечательных людей, которые платят ему за это тоже замечательно. Галина Григорьевна - из их числа и тоже бы могла заплатить ему замечательно, но не заплатила. Ей приглянулся плиточник, понравилось, что он большой и с ним просто - сложностей хватало и на работе, – она стала женой Петра. - А ты за что меня полюбил? - кокетничает Галина Григорьевна с мужем. Пётр смущается. Не тронули его ни карие, с вишнёвым отливом, украинские очи, ни чёрные гулливые бровки. Его восхитил зад будущей супруги. И если бы Пётр числился бухгалтером, то сказал бы, что зад её значителен, как итоговая сумма в сводном отчете большой фирмы! Но с цифрами имела дело Галина Григорьевна, а сам он - с плоскими плитками. Пётр худощав. И потому семейный уклад, который представляется Галине Григорьевне, включает усиленное питание мужа: то ли ей хочется подогнать комплекцию супруга к своей, то ли в её натуре открылась новая черта - жалостливость. Когда Пётр, устав от постельной кутерьмы, зыбко уходит в сон, она вдруг, запричитав, порывисто прижимает его голову к своим растёкшимся грудям. Однажды ночью плиточник проснулся. Светила луна; её свет обильно вливался в комнату, а это значило, что красавица в своей полноте, и стоит приподнять голову над подушкой, обратив лицо к окну, обязательно встретишься с ней взглядом и будешь счастлив, - но совсем не оттого, что пухлые женские руки жарко обнимают твою голову, - оттого, что она будет тихо глядеть на тебя, как глупая пузатая рыбка в аквариуме. С ощущением чего-то необыкновенного, необъяснимого он закрыл глаза и тихо заплакал. Как-то вечером, чаёвничая с супругой на кухне, Пётр вдруг высыпал скороговоркой: «Стилист стелет постель, а туман стелется». Потом подумал и добавил: «Ну надо же!» - и вопросительно посмотрел на жену. У Галины Григорьевны замерло сердце: она замечала, что с мужем творится что-то неладное, а теперь поняла: катастрофа! - семейная идиллия разваливалась. Бухгалтерша не стала мешкать, и вот она с любимым в кабинете у психотерапевта, а после приёма осталась с врачом наедине. - Ничего особенного, - говорит психотерапевт. - Ваш супруг здоровый человек. - Здоровый? - удивляется Галина Григорьевна. - Ну, как вам сказать, совсем здоровых людей не бывает, есть, как говорится, недообследованные: у каждого, если покопаться, можно найти и комплексы, и неврозы. Сменил место жительства - вот вам и стресс, а там и пошло, и поехало. Галина Григорьевна отнеслась серьёзно к словам врачебного специалиста и, всё обдумав, подплыла к милому вечером: - Петя, завтра съезди к себе домой, я с нашими квартирантами созвонилась, они нам деньги должны, я их предупредила, что ты подъедешь. Работы у Петра всегда много, а в тот день её оказалось просто невпроворот, он и спохватился только в десятом часу. Ох, как не хотелось ему встречаться с квартирантами, но всё же собрался: жену подводить нельзя. Сел в метро и пару остановок проехал в каком-то оцепенении (после напряженного дня голова была как налитая свинцом, тяжелая, и в ней даже что-то потрескивало) и вдруг решил не крутить концы, а выйти из душной подземки и рвануть к дому наискосок через железную дорогу, как делал это раньше школьником. Автозаводской мост стал частью третьего кольца, и теперь даже поздно вечером на нём шумит транспортный поток. Пётр прошёл по боковой дорожке, спустился с моста на железнодорожную платформу и по приставленной лесенке - на насыпь. Перебрался через тихие мерцающие полосы рельс, прошуршал разъезжающимися ногами по щебенке и, выйдя из-под бетонного свода моста, очутился на железнодорожных задворках набережной. Издалека закричала электричка, известив о своём приближении, обдала светом прожектора, нагнала, окатила воздушной волной, помелькала светящимися окнами вагонов, простучала колесами на стыках стальных рельс: «Стилист стелет постель, стилист стелет постель …» и помчалась дальше. «А туман стелется», - завершил заворожённо Пётр. За рекой, над литейкой ЗИЛа показалась огромная желтая луна, подсветила дымы заводских труб и стала неспешно всплывать на небо. Пётр в волнении провёл по лбу ладонью и вдруг наткнулся на два бугорка, которые от прикосновения зачесались и начали быстро расти. Засвербело в пятках. Пришлось скинуть ботинки, стянуть носки… Рыба поднялась над дымами и ждала, поигрывая золотым пузом… Плиточник вожделённо заблеял.
Сережа, очень рад тебе и твоему новому рассказу. Не могу сказать, что он гладко ложится в нишу моих читательских потребностей, но так всегда приятно иметь дело с настоящей литературой. как это у тебя здорово получается: приоткрывается дверь облупившегося, знакомого во всех деталях буфета - и вдруг видишь ты там что-то необъяснимое и тревожащее... очень жду всегда твоих новых вещей. с теплом, Андрей
Андрюша, спасибо за отклик! Да, судя по твоим произведениям, видно, что рассказ не укладывается в канву твоих творческих интересов. К тому же у лирики, наверное, свой «коридор» полета. Тем более ценен твой вдумчивый, неспешный подход к написанному мной, да и не только мной. С благодарностью, Сергей