Молчание. * * * Когда все замолчали, Антей поначалу даже не понял, что произошло, и почему. Он шел себе по городу, толкая плечами и локтями прохожих и проходимцев, как вдруг все замолчали. Он с трудом вспомнил, о чем люди около года спорили и договаривались. Но он терпеть не мог этих уродов, толкующих об общественной суете, о коллективах и прочей ерунде, и потому не мог вспомнить толком, что же они решили. Вспомнились некоторые их идеи о начале какого-то мыслечувственного общения. Антей тогда их не понял, разозлился и послал поглубже... И вот теперь они замолчали, что, однако не мешало, а помогало общаться. У них все получилось – эксперимент наверняка удался. Антей и раньше не любил слушать болтовню и болтать, но не ожидал, что все замолчат. Сначала ему это понравилось: наконец-то все закрыли свои банальные, невежественные или дурнопахнущие рты. Он даже стал меньше всех презирать. Ему понравилось в тихом, словно вымершем, городе. Только вскоре он стал ловить на себе удивленные и любопытные взгляды. Понемногу это стало его раздражать: чего им надо? Потом люди стали шарахаться от него. Иногда даже он шел по улице, и люди кругом старались отойти от Антея подальше, и он шел, как по арене цирка. Дальше – больше. Где бы он ни появлялся, везде привлекал к себе внимание. * * * – Да что вы пялитесь?! – заорал он и закидал зевак камнями. Какая-то женщина покачала головой и даже пустила для него слезу. А потом за ним приехали и вежливо пригласили в машину. Он, конечно, отказался, и тогда они вкололи ему что-то в плечо. Антей инстинктивно стал их бить, но потом бессильно осел наземь, и его забрали. * * * Он очнулся в больничной палате. Вокруг него сидели белые врачи, с сожалением созерцали его и очень выразительно пытались уловить его взгляд. – Да пошли вы со своей жалостью!.. – он кричал на белых, обзывал их, потом захотел вскочить, но тело было настолько расслабленным, что это у него не получилось. Тогда его ругань стала еще сильнее. Врачи вздохнули и вышли вон, качая головами. А его ненависть крепчала. Встать он не мог, и она становилась еще крепче. Когда они снова пришли, он закричал: – Объясните, что вам надо?! Они ему показали знак молчания, и Антей отвернулся от них, забормотал себе под нос проклятия. Вдруг ему показалось, что кто-то из них тихо-тихо заговорил. Антей тут же обернулся. Один из белых страдальчески напрягал лицо, словно силясь что-то сделать внутри себя. Встретив взгляд Антея, он улыбнулся ему. – Что ты сказал? – в голосе Антея затаилась неловкая надежда. Белые обменялись взглядами и улыбнулись. Потом Антей словил еще несколько улыбок и одобряющих взглядов, и врачи вышли. – Вот же козлы! * * * Они долго ухаживали за ним, тело его было всегда расслабленным. Антей думал, что они вкалывают ему какую-то дрянь, и потому он рычал на них, проклинал, потом объявил голодовку. Из-за их покладистости, а также из-за того, что он не мог шевелиться и считал это их виной, Антей видел в них то, что хотел видеть: лицемерие. Он положил себе цель: узнать, когда они подсыпают или вкалывают ему наркотик, так расслаблявший его мышцы. Он следил за ними, но они не совершали никаких действий против него. Тогда он перестал есть. Ничего не изменилось – они не заставляли его насильно. Он перестал спать, но они даже не заметили его нового режима. Он страдал все сильнее, становясь еще более расслабленным. И от этого ненависть кипела в нем сонным угаром. Выдержал без сна он лишь трое суток, а этого было мало для него. Тогда же в его голове появились голоса. Это так напугало его, что в первый раз он закричал. Антей кричал и ревел так сильно, чтобы заглушить свою голову, даже не желая прислушаться к тому, о чем они там говорили. В промежутках набора воздуха и молчания голоса успевали попросить лишь об одном – выслушать их. Он чувствовал, что злобы в них нет, но он хотел их определять злобными и назойливыми, и потому вскоре голоса пропали. А злоба в нем осталась и стала невыносимой даже для него самого, ибо выхода ей не было. Как он в этот момент хотел смерти! И лишь эта невыносимая расслабленность мешала покончить со всем. И он голодал, он не спал... Антей в испуге просыпался и снова пялил глаза в темноту, ожидая прихода мучителей. * * * Однажды его разбудила она. И он не испугался. – Я умер? – радостно спросил он. Но и она молчала, также улыбаясь глубокими глазами, то горестно вздыхая, то усмехаясь нежными губами. – И ты тоже, Майя? – спросил он ее с нарождающейся злобой. А она вздыхала и качала головой, теряя улыбку глаз, потом ставила принесенную еду и уходила. А он помнил ее голос. Это единственное, что хотел бы помнить из своего мерзкого прошлого. И вот она. Майя. Молчит. Как и все. Каждый день он ждал ее голоса. Он бы отдал все, чтобы услышать от нее хоть слово, но слышал только вздохи. Тяжкие. Он хотел злиться, но она отрезвляла его, затуманивала сердце странным туманом, и ему действительно хотелось чего-то такого... Горло сдавливалось болью, грудная клетка скрипела, стучала и комкалась, рот рыбой хватал вздохи, руки искали причала, тело ныло, прося хоть чуть-чуть сдвинуться, глаза ждали влаги... Лишь упорствующий мозг хотел злобы и твердил слова ненависти. * * * В этот день она сидела возле него дольше обычного. С каждой секундой глаза ее краснели и увлажнялись, но слезы не приходили. Антей никогда еще не чувствовал человека так, как ее теперь. Она заплакала. Так тяжело ему уже давно не бывало. И глаза дождались влаги. Слезы покатились по щекам. Она увидела и прильнула к его груди. Их слезы смешались, застывая друг в друге. Но он ждал ее голоса, хотя понимал, что слова тут были бы лишними. Ждал. Для чего? Шепот?.. Он слышал ее шепот?! Антей отпрянул и взглянул ей в глаза. – Ты что-то сказала? Она поцеловала его. Глаза ее были полны искр, но он уже ничего не слышал. – Говори, говори хоть что-нибудь, – молил он ее, но она молчала, и взгляд ее красноречиво убеждал его в ненужности речей. Но ведь он слышал, он хотел слышать ее еще и еще. <Неужели, чтобы понимать, обязательно надо говорить?> – спрашивали ее глаза, и он слышал их и отвечал ей растерянностью и бесслезным плачем. Она вздыхала: <Почему ты никого не любишь?> <Я тебя люблю!> <Ты ведь даже себя не можешь любить!> <Но я не хочу никого любить кроме тебя!> – и Антей почувствовал, как рвутся путы, как его руки разрывают невидимые оковы, как его тело подымается. Она в ужасе бросилась прочь от него. – И я готов бросить весь свет к твоим ногам! Я всех убью ради тебя! Я всех их накажу за ту подлость, которой они подчинили тебя себе и которой они хотели и меня поработить! Ведь все, что они придумали – лицемерие и худшее из рабств! Неужели вы не чувствуете?! Разве вы <великие покорители природы>, разве вы <великая геологическая, космическая сила>?!! Ха! И потому я освобожу всех! Антей расшвыривал все, что попадалось у него на пути. Люди в ужасе убегали от него, боясь встречаться с ним даже взглядом. <Откуда же ты нашел эту силу? – услышал он какой-то вопрос, – ведь сила только в мысли, а ты отказывался от общения с людьми...> Он и сам не понимал, он лишь чувствовал. – Где же ты, Майя?! – кричал он, но она боялась его голоса и не хотела идти к нему. Антей из любого предмета делал оружие и крушил все на своем пути. – Я – это вы! Я – ваша суть! Я – то, что вы отрицаете в себе! Нельзя стоять, даже когда идешь! – из него выплывали какие-то слова и мысли, а руки в это время крушили, били, ломали этот гнусный мир, тщащийся возлюбить себя. И мир рушился. – Я тоже мог бы молчать, но то, что вы почитаете искренностью и есть величайшая ложь! Вы что думали, начнете общаться без слов, и весь мир вмиг изменится и станет хорошим?! Ни черта вы не построите, если я не буду разрушать! Я – это вы наоборот! И я не хочу молчать так, как вы! И мне не нужны ваши соболезнования, так как мне самому вас жаль, ибо я ненавижу вас!.. И он рос, превращаясь в великана. Это было настолько непостижимо, что он и сам этого не понимал, просто делая то, что должен был делать. И все задумались и стали меняться своими мыслями, удивляясь и поражаясь тому, что ведь он был прав. Но теперь он разделил их всех. – Ну, неужели вы думали, что можно стать единым полем, единым организмом?! Это было бы слишком просто! Вы ведь все равно не боги! И они в растерянности взирали друг в друга, не в силах понять, чего же им не хватает. А Майя вышла навстречу Антею и взяла его за руку: – Прости меня, что я столько раз бросала тебя, – сказала она. И с тех пор все люди действительно замолчали и стали думать, не забывая ни о ком.