Невыдуманные истории Отрывок из романа «РАЗОРВАННЫЙ КРУГ» — Начальник штаба, доложите, кого нет на совещании, — Семен Петрович Лошаков тяжелым взглядом обвел всех присутствующих. — Нет начальника следствия и начальника ОГСБЭП! — бодро доложил начальник штаба, сорокалетний майор с водянистыми глазами. — Они статкарточки в ИЦ повезли, я знаю, остальные-то на месте? — Да, товарищ подполковник! — Тогда начнем. Что у нас там по первому вопросу? — Отчет по операции «Вымогательство»! — Начальник розыска, прошу! — Лошаков раздраженно посмотрел на капитана Лысюка. Этого Лысюка навязал ему сам Нечипоренко, хотя Лошаков и попытался было возражать. Но плюгавый капитан приходился то ли родным племянником генералу, то ли родственником его сварливой жены, и Лысюка назначили без всяких согласований с Семеном. Лысюк, попав в райотдел, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему, бывшему управленцу, ни дня не проработавшему на «земле», теперь казалось, что его бывшие коллеги по управлению немного сошли с ума, требуя с него, капитана, противоречащие здравому смыслу вещи. Эта очередная плановая операция была и вовсе полным бредом, но раньше, протирая штаны в штабе области, он над мудрыми распоряжениями начальства как-то особо не задумывался… — На сегодняшний день у нас имеется одна интересная наработка … — заунывно начал он. — Это по Лимону, что ли? — нетерпеливо перебил его Лошаков. — Так точно, товарищ подполковник! — Почему же до сих пор не реализовали? — рявкнул Лошаков, теряя терпение. — Неделю уже идет операция, соседний райотдел вон уже тридцать фактов вымогательства раскрыл, а мы два никак до ума довести не можем! — Так соседи ж мухлюют, товарищ подполковник, а у нас материал железный! — начал оправдываться Лысюк. — Железный, говоришь, ну смотри, попробуй мне только сегодня сводку не дать, разорву! — «обрадовал» его Лошаков. Он был явно не в духе. Два часа назад он точно так же блеял перед областным руководством, что за день-другой руководимый им райотдел вырвется наконец с позорного последнего места. Но заверить — одно, выполнить — другое. Нужно мухлевать, как все, иначе показатели не вытянуть, это уже ясно. Где же набраться этих идиотских вымогательств, если заявлений нет? Уже и по местным новостям объявили: ежели у кого там чего вымогают, немедленно обращайтесь в милицию! Бесполезно! Операция уже подходила к концу, но ни один человек заявление о вымогательстве так и не подал. Одна надежда на Секачева, Лимон-то его человек… «Ох, еще икнется нам эта призвезденная операция, проверь прокуратура наши материалы!» — сокрушенно думал Лошаков, представляя, какие маты разразятся в его адрес по окончании операции. Ирине Федоровне Цикаленко, которая с начала этого года руководила прокуратурой города, на все ментовские заморочки было наплевать, ее сам Нечипоренко побаивается, куда уж против нее устоять Семену… — Будет сводка, товарищ подполковник! — пообещал Лысюк и повернулся за поддержкой к сидящему справа от него Секачеву. — Так точно, Семен Петрович, сделаем! — подтвердил Секачев заверения Лысюка. — Ну смотрите, не подведите, мне завтра утром генералу докладывать! — строго предупредил Лошаков, в глубине души не веря Секачеву ни на йоту. Сам знал, как все эти показатели фабрикуются. Но железное правило «Умри ты сегодня, а я завтра!» было для милиции универсальным со времен НКВД. Такие раскрытия липовали, что сегодня только остается удивляться фантазии ментов тех лет. Делиться боевым опытом, к сожалению, ветераны не любили, оно и понятно: когда руки по локоть в крови, не до мемуаров… А, впрочем, судьи кто? Установи министерство сейчас такие показатели, как полвека назад, все будет то же самое… Подумаешь, за неделю десять уголовных дел по вымогателям возбудить, сущая ерунда! Полуграмотному следователю НКВД это было на полчаса работы. Правда, и работать раньше было намного легче, никаких там тебе адвокатов, прокуроров. Прокуратура и вякнуть не смела, такая бесконечная власть была у органов! Лошаков устало посмотрел на подчиненных. «Засранцы, — подумал он, — куда им до НКВД, ни черта поручить нельзя, все завалят!» — Так, с ГОМом и розыском понятно, а что нам поведают другие службы? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он. «Другие службы» — участковые, паспортисты и гаишники — дружно понурились. Если уж против кого и возбуждать дела по вымогательству, то с них первых и надо начинать... Хочешь без проблем гнать самогон, водкой ряженой торговать? Да, пожалуйста, отстегни участковому и торгуй себе спокойно. Загранпаспорт без очереди оформить? Запросто! Сотка баксов и через неделю можете без хлопот покидать рубежи горячо любимой родины. Не хотите платить, тогда ждите до скончания века, пока бланки завезут… Ну а о доблестной во всех отношениях службе ГАИ уж и говорить не приходится. Трудно найти водителя, который бы не заплатил гаишнику без протокола... — Начальник ГАИ, ну-ка расскажите мне, когда вы наконец начнете преступления раскрывать? — Лошаков устало посмотрел на лоснящегося от жира гаишника. «Это ж надо так разожраться, уже ушей из-за щек не видно, — раздраженно подумал он. — А еще удивляются, почему наш народ не любит гаишников»… К слову сказать, славное племя ГАИ он сам на дух не переносил. «Мент гаишнику не кент», — любил в молодости поговаривать опер Лошаков. — Дык мы это… ежели надо с бензином, всегда поможем, транспортом обеспечим, вы нас только в сводку включите, с нас ведь тоже раскрытие преступлений требуют, — подобострастно залепетал начальник ГАИ. — Ну раз требуют — раскрывайте, в чем проблема? — Мы стараемся, Семен Петрович, но где же нам преступников-то найти? Бензин, пожалуйста, я Лысюку на сегодня целых двадцать литров выделил, так что мы тоже как бы участвуем в операции… — преданно глядя в глаза Лошакову, промямлил гаишник и почему-то покраснел. Вне службы ГАИ другой работы в милиции он себе не представлял и больше смерти боялся, что его когда-нибудь турнут с насиженного места. Еле усидел в своем кресле после очередного сокращения. В последнее время вообще нападки на ГАИ что-то усилились. И пресса, и телевидение, как сговорились, прямо шутов каких-то гороховых из гаишников сделали, в открытую соловьями-разбойниками обзывают… Обидно, стоишь себе, как дурак, и в дождь, и в холод, снег сыплет за шиворот, крутишь палочкой, словно заводная кукла, в общем, устаешь, как шахтер в забое, а благодарности никакой… Ну, почти никакой… А уж о нервной нагрузке и говорить-то не приходится: не служба, а сплошной стресс. Если вдруг место для засады неудачное выбрал, сколько ж машин успело мимо бесплатно проехать, пока сообразил, передислоцировался, да радар заново настроил, это просто удавиться можно, подсчитывая убытки... Так что служба в ГАИ только на первый взгляд мед. На самом деле это такой тяжкий труд, что чести надеть светоотражающую сбрую удостаиваются только лучшие из лучших. К примеру, в участковые возьмут любого бездельника, а в ГАИ просто так (бесплатно) не попадешь. Но даже собрав нужную для назначения сумму (в долларах, естественно) — еще не гарантия, что попадешь руководить дорожным движением вместо светофора. В общем, в ГАИ служили только самые достойные. А как же иначе, ведь дорога — что та передовая на фронте: машины снуют — туда-сюда, туда-сюда, только успевай головой вертеть, а тут еще и начальство, будь оно трижды неладно, окончательно озверело: все неймется им там наверху, экую глупость удумало, чтобы гаишник еще и преступников ловил! Где же их взять, этих преступников-то? На свисток они почему-то не ловятся, а полосатая палочка дана гаишнику вовсе не для того, чтобы за бандюками гоняться! — Дашь еще двадцать литров Секачеву! — приказал Лошаков. — Виктор, — обратился он к Секачеву, — внесешь в сводку ГАИ, не забудь… — Внесем, без проблем, нам ГАИ всегда помогает! — отозвался Секачев, записав нужные фамилии гаишников себе в еженедельник. — Так, с ГАИ разобрались, а что это понурил голову начальник паспортного стола? — А мы шо, мы же на приеме граждан целый день сидим, поголовная ж паспортизация идет, в управе сказали, чтобы к концу года все старые паспорта на новые заменили! — Да вас уже в шесть часов на работе никого нет, после приема, значит, раскрывайте! — громыхнул кулаком по столу Лошаков. — Помилуйте, Семен Петрович, у меня ж одни бабы в подчинении, куда этих дур можно послать без охраны-то? Их ограбят в первой же подворотне и ксивы поотбирают!.. — Так ты на своих кобыл толстозадых пару дел оформи, вот тебе и будут показатели! — съехидничал Лошаков. Все присутствующие, включая и начальника паспортной службы, заулыбались, понимая, раз подполковник изволил шутить, то на сегодня, пожалуй, пронесло… Не улыбался только начальник участковых, его-то доклад был еще впереди. — Ну, а ты чего притих?! — Лошаков кивнул в его сторону. — Чем нас служба участковых порадует, или только дань умеем с киосков снимать? — язвительно процедил он, наливаясь праведным гневом, и было от чего. Если розыск, что называется, пахал и вытягивал почти все показатели по раскрываемости, то в службе участковых — конь не валялся. — Стараемся, товарищ подполковник… — На хрен мне нужны твои старания! — взорвался как пороховая бочка Лошаков. — Ты мне лапшу на уши не вешай, а цифры дай! Блин, кому сказать, всем отделом в тридцать мордоворотов за месяц две подделки пенсионных удостоверений в следствие передали, да и то контролеры задержали! — У нас профилактика на первом месте по городу! — начал поспешно оправдываться начальник участковых. — Знаю, как ты статкарточки покупаешь, хоть этому научился! Когда преступления раскрывать начнем? В районе одних квартирных краж немерено! Не можете сами — слейте информацию в розыск, хоть они до ума доведут! — Пока нет информации… — окончательно сник участковый. — Нет?! — заорал Лошаков. — А чем, твою мать, у тебя внештатники занимаются? Сколько, кстати, их у тебя? Тоже небось первое место по количеству выданных удостоверений занял? — Семьдесят два человека… — честно признался докладчик. — Это на бумаге, а я о реальных людях спрашиваю! — Ну, два-три… — Все, больше я тебе ни одного удостоверения не подпишу, торгуешь ты ими, что ли? — Никак нет, товарищ подполковник, сами ж знаете, нам цифру по внештатникам сверху спустили, до конца месяца еще десять человек нужно оформить! — Черт с вами, оформляйте, — смягчился Лошаков. — С вашей службой все понятно, разгонять нужно половину к чертовой матери вместе с тобой! На новую форму сколько денег на счет перечислили? — Восемь тысяч… — Что-о? Даже этого не можете! Предупреждаю, если меня еще раз на совещании по этому вопросу поднимут — уволю всех к едреной фене! Министр ясно сказал: «Ко Дню милиции переодеть всех участковых в новую форму!» Для вас что, приказ — это так, шутки?! — Где же столько денег достать, нам план спустили шестьдесят тысяч… Вы ж знаете, предприятия почти все стоят, с кого брать-то? — Когда деньги будут? — перебил его Лошаков. — Ну, в октябре… — пожал плечами начальник участковых, проклиная тот день и час, когда министру взбрело в голову переодеть всех участковых в новую форму. Участковые поначалу даже немного обрадовались: последний раз форменное обмундирование получали лет пять назад, известное дело, обносились, а на складах, естественно, хоть шаром покати. Розыску-то хорошо, им и по гражданке можно, а участковый, тот все время на людях, неудобно же в протертых штанах по району ходить. Радовались, впрочем, недолго, все получилось как всегда, то есть через задницу. Оказалось, что бесплатно выдавать форму не будут, денег на ее пошив никто не выделил, но приказ министра должен быть безусловно выполнен. И полетели по райотделам телеграммы: «Перечислить на счет министерства деньги на форму участковым, исполнение взять под личную ответственность!» Вот только где взять эти деньги, забыли как-то объяснить… А что тут объяснять, сами догадаетесь: не хотите из своего кармана платить — ищите спонсоров, то бишь выколачивайте деньги из населения, для того вы и милиция… — Попробуй только к первому октября не перечислить… — предупредил Лошаков. — Учти, выговором не отделаешься! — Так была б ото форма… — заныл начальник участковых, — а то ж говно какое-то, материал дерьмо, нитки гнилые, штаны — присядешь, враз рвутся… За такие бабки у кожу усих одеть можно! — Ладно, садись! — согласился с ним Лошаков, тяжело вздохнув. Прав участковый, крыть нечем! Дураку ж ясно, форма не стоит тех денег, что за нее в министерстве запросили. В том, что на этой афере кое-кто себе очередной дворец построит, он не сомневался. Райотдел за семь лет ни одной новой машины не получил, бензина нет, радиостанций нет, да ни черта, собственно говоря, нет, а министр МВД себе дачу роскошную строит да «мерседесы» покупает. Интересно, на какие шиши? Но начальнику райотдела не пристало осуждать (даже мысленно) министра и Семен Петрович мог отрываться только на подчиненных. Сегодня он особо лютовал. Оно и неудивительно: райотдел успешно удерживал последнее место по раскрытию преступлений и, наоборот, уверенно занимал верхние строчки «хит-парада» по количеству нераскрытых преступлений и особенно тяжких. Двойное убийство Иванковых так и не было раскрыто, поэтому постоянно наезжали всевозможные комиссии, рождались разгромные приказы, но толку от всего этого не было абсолютно никакого. Получив очередной строгач в личное дело, опера опускали руки, хотя по гениальному замыслу начальников все должно было быть как раз наоборот. Руководство полагало, что жесткая дисциплинарная практика прекрасно взбадривает личный состав и давно уже стала основным направляющим стимулом в работе, и как итог столь мудрой политики почти каждый сотрудник райотдела имел по взысканию, а преступление так и оставалось нераскрытым. Кое-какие сдвиги, безусловно, были, но дело оставалось за малым: задержать предполагаемого преступника. Но несмотря на то что фотороботы вывесили где только можно, результат был пока нулевой. Шах как сквозь землю провалился или спокойно проживал себе на территории другого райотдела, которому до проблем Лошакова было мало дела. Толку же от специально созданной группы «из лучших сотрудников», работающей по этим злосчастным Иванковым уже полгода, не было никакого, и сейчас на совещании был поднят вопрос о ее расформировании. Парадокс состоял в том, что на все резонансные преступления создавались непременно группы, и каждый начальник отдавал в эти образцово-показательные группы, годами расследующие то или иное зависшее преступление, самых бесполезных в отделах сотрудников (наиболее подготовленных и опытных, как того требовали министерские телефонограммы). Откровенным разгильдяям срочно снимались все выговора, спешно печатались распрекрасные аттестации (приказ-то выполнять нужно), и «сбродные» команды бросались на раскрытие особо сложных преступлений, выполняя в основном работу подай-принеси. Заслушивая группу, Лошакову все было ясно и без их пухлой «папки-накопителя», которая разрослась уже в огромный том, но не содержала практически ничего, что продвинуло бы следствие хоть на шаг вперед. Основную бумажную массу составляли бесчисленные рапорты «о проделанной работе», разнообразные справки, характеристики и прочая ерунда, никакого отношения к Шаху не имеющая. Алексей решил переговорить с начальником райотдела после совещания, без всех этих секачевых и прочих неизвестно чем дышащих коллег. Они долго советовались с Ольгой и пришли к единодушному мнению, что без помощи Лошакова ничего не выйдет. Нужно было решать вопрос с «наружкой» по Шергину, другого выхода на Шаха Ольга не видела. — У кого есть вопросы? — Лошаков сам устал от собственных криков. — Нет?! Все свободны! Давыдов подождал, когда за последним коллегой захлопнется дверь, и направился к Лошакову… Выходя из кабинета, Секачев хитро подмигнул Лысюку: — В восемнадцать ноль-ноль собираемся с группой захвата у меня! — предупредил он. — Баксы подготовил? — поинтересовался Лысюк. — Свои кровные выделил! — зачем-то соврал Секачев. — Рисковый ты парень, Витюля… — усмехнулся Лысюк. — Не боишься, что бабки при задержании помылить могут? — Ты это серьезно? — забеспокоился Секачев. — Шучу! Хотя всякое в нашем деле бывает, сам знаешь… — Типун тебе на язык! — пробурчал себе под нос Секачев, спешно прощаясь с Лысюком. Зайдя в кабинет, он первым делом переписал в блокнот номера долларовых купюр. Черт его знает, вдруг кто-нибудь из коллег умудрится подменить их на фальшивые, такие случаи уже были, и не раз. Деньги еще ладно, здесь хоть номера купюр можно переписать, а вот с ценностями из «желтого металла», как положено писать в протоколах изъятия, постоянно случались какие-то нехорошие казусы. При задержании у бандита изымались, к примеру, золотые часы стоимостью в несколько тысяч долларов, обратно же он получал в лучшем случае жалкую китайскую подделку из желтого металла неизвестного происхождения. Переписав купюры, Секачев на всякий случай еще несколько раз все перепроверил. Вроде бы не ошибся, все номера сошлись. Надо бы еще пистолет в дежурке получить, подумал он. Лично принимать участие в задержании он, конечно, не собирался, но неизвестно, как там все обернется. Получив пистолет, Секачев, полностью готовый к бою, закрылся у себя в кабинете. До операции по задержанию гнусного вымогателя, который имел наглость потребовать у Лимона компенсацию за ремонт своей разбитой колымаги, оставалось еще четыре часа… * * * Уже час как закончилось оперативное совещание, но Алексей все еще сидел в кабинете Лошакова. Ольга, рисуя какие-то фигурки на бумаге, с нетерпением ожидала окончания их разговора, гадая, как Лошаков отнесется к информации о Шергине. Палочная система, по ее мнению, имела и свои положительные стороны: при всех своих недостатках заставляла таких, как Лошаков, рыть землю, что для них с Алексеем было очень кстати. Ольга очень опасалась Шергина, ведь беспокоиться ей приходилось не только за себя и Алексея, но и за их будущего ребенка, который все чаще настойчиво напоминал о себе нетерпеливыми толчками. * * * Выслушав доводы Алексея, Лошаков понял, что реально можно поднять не только убийство Иванковых, но и на год вперед вытянуть показатели по наркотикам, если все, что рассказал Давыдов, хоть на десятую часть соответствует действительности. Заманчиво, конечно, но нужно успеть задержать Шергина с поличным до выборов, пока он не стал депутатом. Получи Шергин депутатскую неприкосновенность, он тут же станет недосягаемым для правоохранительных органов. Как можно при полностью коррумпированной власти бороться с бандитами в законе, когда у них Президент — крестный отец, а Премьер, с его двумя ходками, вроде пахана, подполковник милиции Семен Лошаков не знал. Нет в новом Уголовном кодексе статьи о коррупции. При разгуле демократии коррупция уже не преступление, а всего лишь административное правонарушение, за которое предусмотрено наказание в виде небольшого штрафа или отстранения госчиновника от занимаемой должности. Потому давно никто ничего не боялся и брать взятки не стеснялся. Районная прокурорша как-то на дне рождения начальника районного отдела ГАИ рассказала характерный для нынешнего времени анекдот: «Загорала на заморском курорте прокурор и познакомилась она за столиком с тремя нуворишам. Зашел у них разговор о том, кто на какие шиши отдыхает. Подвыпившие новые русские, нахваставшись друг перед дружкой своими доходами, были изумлены, узнав, что их собеседница оказалась прокурором. — Ну а вы на какие деньги смогли себе позволить пятизвездочный отель? — опешив, спросил у нее один из участников застольной дискуссии. — На отпускные, — последовал ответ. — Что ж это за отпускные такие? — еще более изумились нувориши. — А трех таких мудаков, как вы, отпустила, вот и гуляю, — ответила прокурорша». Присутствующие на банкете милицейские руководители пришли в восторг от этого анекдота, пикантность которого состояла в том, что он был рассказан грозной Ириной Федоровной. Когда все вдоволь насмеялись, слово взял друг именинника — заместитель областного судьи. «На анекдот от прокуратуры я хочу ответить анекдотом от суда, — провозгласил он. — Итак, идет суд. На скамье подсудимых — криминальный авторитет. Уголовное дело на него — несколько томов. Суд идет день, два, три, неделю, адвокат подсудимого весь пеной изошел, доказывая невиновность своего подопечного, а тот за всю неделю не проронил ни слова. Наконец пришла пора оглашать приговор. Судья, оскорбленный поведением подсудимого, говорит ему, что вина и без его признаний, мол, полностью доказана, но не желает ли он сказать суду хоть свое последнее слово. Авторитет молча что-то пишет и передает судье. Развернув лист, тот читает про себя: “Предлагаю: судье — 30 тысяч баксов; прокурору — 20 штук, адвокату — 10”. И свернув «маляву», доброжелательно говорит: “Подсудимый, ну что ж вы так долго скрывали от суда столь неопровержимые для вашего оправдания доказательства?”. После чего торжественно объявляет: “Суд удаляется на совещание”. Ирина Федоровна смеялась громче всех. Лошаков тоже хохотал от души, но знал, что по служебным вопросам с Цикаленко лучше не шутить. Она была дамой старой партийной закалки и за соблюдением ментами законности бдела очень строго. Опасаясь нажить на свою голову крупные неприятности, Лошаков долго не решался поддержать Алексея, но сыщицкий азарт таки взял над ним верх и уже тем же вечером за кандидатом в депутаты пустили «наружку», а его телефонные разговоры взяли на «прослушку», разумеется незаконно. Семен Петрович считал, что, если строго придерживаться буквы закона, ни черта вообще никогда не раскроешь, и, соответственно, сквозь пальцы смотрел на то, что ради раскрытия преступлений законность иногда приходилось нарушать. Однако следующий день преподнес ему такое ЧП, что все негласные мероприятия по Шергину пришлось срочно свернуть… * * * Майор милиции Секачев много думать не любил, зато на отсутствие милицейской смекалки никогда не жаловался, поэтому рассудил так, как и ожидало от него умное начальство: если вымогателя нет, значит, его нужно назначить. Ведь если провалишь столь важную (для кого?) операцию — там, наверху, неправильно поймут и поставят на его место кого-нибудь более расторопного… Прецеденты последнее время, как сказали бы англичане, «имели место быть». Дело в том, что бедный Витек был, что называется, от сохи, а молодая ментовская поросль наступала на пятки так, что порой земля горела под ногами. Каждый год милицейские вузы выпускали все больше юных дарований, среди которых дети министров и их замов были далеко не редкость. Эти дарования требовали себе место (не в участковые же им идти, разумеется!), и Секачев справедливо опасался, что кое-кому его должность уже давно приглянулась. Он прекрасно понимал, что, пока у власти, еще что-то собой представляет, но стоит ему только слететь с милицейского кресла, как он сразу станет никому не нужен. На этой неделе заканчивалась операция «Вымогательство», и Лошакову нужно было доложить об успехах в работе уже сегодня вечером. Завтра утром его вызывают на ковер к начальнику управления, и тот пообещал, если не будет показателей, разжаловать любого руководителя службы до простого участкового! Секачев в участковые, естественно, не хотел и поэтому под операцию провел одну хитроумную комбинацию. Вчера его оперативники задержали с поличным одного потенциального клиента в «вымогатели», но тот пока упорно все отрицал. Задержанного бросили на ночь в камеру (чтобы он стал посговорчивей), но и это особого результата не дало. «Вымогатель» нагло стоял на своем! Секачев и без его признаний прекрасно знал, что никакого вымогательства и близко не было. Минует гроза, закончится операция — иди себе на свободу, как говорится, с чистой совестью, а пока — извини, нам о своей шкуре тоже позаботиться надо! Главное, чтобы сводка прошла, а там пройдут положенные десять дней, материал откажем, за это время операция закончится, начнется новая, и о горемыке «вымогателе» никто потом и не вспомнит. Получалось, что и волки сыты, и овцы целы, но неспокойно было на душе у Секачева. Слишком уж все было шито белыми нитками, да и мужик попался какой-то слишком упрямый, заладил свое, как баран: «Не вымогал!», и все тут, как будто сами менты этого не знают. Пусть скажет еще спасибо, что операция не по наркотикам проводилась, подбросили бы шприц с «ширкой», потом вообще бы не отмазался… История и в самом деле была весьма паскудная, напиши потом «вымогатель» жалобу в прокуратуру. За незаконное задержание и самому загреметь можно, хотя дураку понятно, что никогда этого не будет, но нервов прокурор потреплет немало. Поэтому любыми путями сейчас нужно добиться «чистосердечного» признания, иначе действительно потом неприятностей на свою голову не оберешься. Секачев в сердцах выругался, вспомнив, что «оперативную комбинацию» ему предложил рыночный авторитет по кличке Лимон. Намедни тот по пьянке разбил одному лоху тачку, и лох имел наглость запросить с виновника ДТП за превращенный всмятку «жигуленок» целых пятьсот долларов. Лимон, понимая, что разборка в ГАИ ему вовсе ни к чему (на своем джипе он шуровал в аккурат по встречной полосе, не говоря уже о бутылке водки, выпитой им накануне), деньги предложил терпиле сам, и тот, повздыхав немного, согласился. Лимон сразу дал только сотку, клятвенно обещая остальную сумму вернуть через неделю. Пострадавшему ничего не оставалось, как принять предложение бандита. Лимон сунул ему в руку золоченую визитку, которая гласила, что он директор какого-то там «ООО…», и, оглядев свой ничуть не пострадавший джип (вмятины на хромированной дуге не в счет), благополучно убыл восвояси. Узнав же от Секачева, что МВД организовало такую чудную операцию и чуть ли не упрашивает граждан писать заявления о вопиющих фактах каких-либо вымогательств, Лимон, посопев немного, вспоминая буквы алфавита, состряпал заявление, что неизвестный вымогает у него, бедолаги, целых четыреста долларов. Секачеву ситуация весьма понравилась, тем более что лох сам шел в руки и особо напрягаться не пришлось. Лимон тут же при нем созвонился с мужиком и забил тому «стрелку». Остальное, как говорится, дело техники: купюры пометили, заранее пригласили понятых и приняли работягу под белые руки… Но дальше все пошло совсем не по сценарию. Задержанный лох никакого сопротивления вылетевшим из кустов оперативникам не оказал, но в отделе повел себя крайне неприятно, наотрез отказавшись признать такой абсолютно ясный для работников милиции факт вымогательства. Хуже того, он заявил, что в Афгане командовал взводом спецназа и ментовский произвол так просто не оставит! Угрожал в общем… Опера бились целый час, но бывший комбат сдаваться не собирался, и, похоже, неприятности теперь намечались у самих ментов. Но отступать было уже поздно, и молодые оперативники, год назад окончившие милицейский университет, решили на практике проверить свои способности в сыскном деле. Проучившись пять лет неизвестно чему, они толком простое заявление принять не могли и с ошибками писали слово «преступление», но во всем, что касается выбивания денег, соображали даже лучше своего начальника, казалось, съевшего на этом деле собаку. Сейчас Секачев поставил перед ними простенькую задачку — заставить афганца подписать липовое объяснение, и, судя по звукам, доносившимся из коридора, «оперативная работа» там кипела вовсю. Опера действительно старались, но результата пока не было, о чем они и доложили Секачеву пять минут назад. Виктор Валентинович, выслушав неутешительный доклад, грозно нахмурился и пообещал лично заняться допросом. Переодевшись в гражданку, он зашел в кабинет розыска и удовлетворенно хмыкнул, отметив про себя, что с долговязых «юных дарований», пожалуй, будет толк. Бывший взводный лежал связанный на полу и, отчаянно матерясь, тщетно пытался освободиться от «ласточки». Боль в вывернутых суставах была невыносимой, руки уже начали синеть, но сдаваться он, похоже, не собирался. — Что вы стоите? — рявкнул Секачев на оперов. — Сделайте ему «подводную лодку», пущай поплавает, враз успокоится! — заорал он. Опера понимающе переглянулись и полезли за противогазом. Натянуть на стриженую голову отчаянно брыкающегося афганца видавший виды противогаз оказалось делом весьма не простым, но в конце концов справились. Один опер, правда, чуть не лишился при этом пальца, но обошлось (спасла массивная, на полпальца «печатка», в которую задержанный вцепился зубами), и через минуту он уже от души бил поверженного по почкам, а второй, явно опасаясь чего-то, старательно пережимал гофрированный шланг. — Э, ты чего это, косишь, что ли? — испуганно спросил опер, когда тело комбата вдруг неожиданно обмякло. Секачев, сразу почувствовавший неладное, подскочил к связанному и с трудом сдернул с безвольно болтающейся головы противогаз. — Мудаки… — прошипел он, холодея от ужаса. — Вы же убили его! Развязать! Быстро! И это… как его… искусственное дыхание… Снять затянутые кожаные ремни удалось не сразу, и когда грузное тело перевернули на спину, что-то делать было уже поздно: нос задержанного уже начал заостряться, зрачки на свет не реагировали, пульс отсутствовал… Спецназовец, прошедший без единого ранения Афган, был мертв… * * * Врач-реаниматор сто третьей бригады «скорой помощи» Артем Федак, когда милицейский подполковник закончил объяснять ему суть дела, открыл было рот высказать негодование и что-то там рассказать про клятву Гиппократа, но Лошаков молча отсчитал ему двадцать стодолларовых купюр, и вопросы у эскулапа сразу отпали. Федак сноровисто пересчитал деньги и, кося глазами в сторону лежащего в углу трупа, пробурчал: — Еще б надо санитару с водителем накинуть, и все сделаем в лучшем виде. — Я так понимаю, — едко усмехнулся Лошаков, — торг здесь не уместен? — Ну мы же не на базаре, — заметил Федак, удивляясь собственной наглости. Лошаков молча вытянул из сейфа еще одну тысячу баксов. Та легкость, с которой начальник райотдела расплачивался зелеными, навела врача на мысль, что, возможно, он сильно прогадал. Но сделка уже состоялась, и ему теперь оставалось лишь терзаться муками сомнения: сколько же можно было реально снять с ментов? «Ладно, три штуки зелени тоже немалые деньги, — утешил себя Федак. — И если менты берут на себя вопрос с моргом, то мне какое дело, где умер этот Константинов — в «скорой» или в райотделе?» — А вы не могли бы его, — кивнул он на посиневший труп, — как-нибудь под руки вывести, чтоб достовернее все выглядело. — Это лишнее. Вынесем на носилках, а в книге вызовов напишешь нам, что состояние клиента тяжелое, давление там упало, дыхание затруднено, и этого хватит. Отъедете от райотдела подальше и сделаете вызов по 02, что пациент скончался у вас в машине по пути следования — остальное не ваша забота! И, я думаю, мне не нужно тебя предупреждать, что язык теперь нужно держать за зубами… — угрожающе предупредил он. — Врачебная тайна — это святое, — отозвался Федак. Как только машина «скорой» выехала из ворот райотдела, Лошаков, перекрестившись, зарекся раскрывать преступления любой ценой и, вызвав к себе начальника розыска, приказал прекратить оперативную разработку кандидата в депутаты Шергина. * * *