Книга 1 Во всем виноваты подушки?.. или Какого лапса?!! Пролог * * * Это потом большая часть человечества перестала быть собственно человечеством. Это потом большая часть животных перестала быть собственно животными. Они стали кем-то или чем-то фантастически новым, единым в своем составе и невероятным в своих способностях. Это потом тем, кто остался людьми, стало страшно, странно и безбудущно. Это потом люди задались вопросом, что происходит? Дегенерация – развитие в примитивную сторону или ароморфоз – развитие с переходом на новый уровень. Это потом люди пытались ответить на вопрос: из-за чего все это началось? Кто виноват? Это потом ответ нашли лишь те, кто коснулся нового – в прямом и переносном смысле. Это потом узнали, что все это началось на Азовском архипелаге. Это потом люди, оставшиеся людьми, задали себе страшный вопрос: а что же дальше?!! Что делать? Это все случилось потом, а пока все люди жили, как обычно, ибо после Третьего Всемирного потопа приходилось многое обустраивать заново. И на Азовском архипелаге все происходило так же обычно, как и везде. За исключением того, из-за чего все и началось. И распутать эту тайну, найти причину всех последовавших событий удалось немногим. Впрочем, когда они нашли ответы на все вопросы, оказалось поздно что-либо исправлять… Может, к худшему, а может и к лучшему?.. * * * Два голоса в темноте. Голоса горловые, каркающие… – Докладывай. – Они попали в темпоральную спираль и оказались в прошлом. На третьей планете на острове во внутреннем море… – Так вы их нашли? – Только их потомков. – Как так?! – Это уже десятое поколение. Их численность превышает две тысячи. Они в основном освоили для обитания один из архипелагов, и по большей части остров, на котором потерпела крушение основная группа Спала-67-го. Часть потомков группы деградировала и одичала. Сам Спал-67-ой уже скончался. – Что предлагают эксперты? – На этой планете цивилизация. Они на грани глобальных морфологических и психогенетических изменений. Контакт нежелателен, так как может повлиять и на нас. Невозможно предсказать, как это все может повлиять, какие изменения могут начаться. Уже и сама группа Спала-67-го подверглась помимо деградации изменениям непонятного характера и непонятной направленности. Чтобы изъять всех наших, нам понадобится полномасштабная спецоперация. Но в таком случае контакт неизбежен. – Тогда только наблюдение. – Продумать варианты точечных операций по изъятию? – Да. Продумать. Пока наблюдать. Жду с отчетом. Исполняйте! Свободны! Часть 1 Лапсы. 1 Стас стоял посреди абсолютно пустого пространства. Постепенно все заполнялось травой и прочими атрибутами бытия. – «Стас!» – внезапно окликнул его сзади молодой женский голосок. Он резко обернулся. Это была она? Жуткие сомнения поколебали его уверенность во всем окружающем: словно почва ушла из-под ног, а небо хотело задушить в объятьях... Она стояла возле оврага по колено в траве и нежно смотрела на Стаса, улыбаясь. Тело Стаса одеревенело, он не знал, что предпринять, что чувствовать, что думать. Ведь это была она. И он ее любил. И он ее бросил тогда. Но как она не попалась в щупальца подушек?.. Или попалась? Но как – она была такой натуральной… Ему так хотелось ее приласкать, дотронуться до ее волос, до ее рук, поцеловать ее... Ноги сами понесли его к ней. – «Стас! – кричал кто-то позади, – Стой!» Стас полуобернулся, рука равнодушно безвольно махнула сквозь пространство. Она же протягивала руки к Стасу, звала его, обещая рассказать то необычное, что она пережила за время их разлуки. Она говорила о своей любви, о его любви: – «Знаешь, сколько в мире любви? Мы еще так мало знаем об этом. Мы ведь были такие одинокие!..» У Стаса туманилось в голове. Она тянула его как магнит. Сзади что-то кричали, но Стас слышал лишь ее голос, и руки их двигались навстречу друг другу. – «Стреляю! – завопили позади, – Стас это же подушки!!!» – «Что там, Стас?..» – и рука ее коснулась его руки. Стас ощутил это так, словно все ощущения мира вонзились в его мозг. Солнце, вода и ветер ласкали, жгли, били, мололи, нежили, жарили, целовали, смешили… Женщины и мужчины ели, спали, любили, дышали, плакали, умирали, смеялись, думали, хотели, рожали, жили... Стас болел и добрел, он любил и ненавидел, он страдал и наслаждался. Он вдумывался, вчувствовался во все сущее и воображаемое и, не в силах объять необъятное, растворялся в нем. Полнота. Многомерность. Сила. Любовь. Жизнь. Смерть. Счастье. Истина. Свобода. Вера. Цель. Труд. Мечта. Покой. Но мгновение потери в ощущениях сменилось их плавным перетеканием одно в другое. Так глубоко переживать он не мог никогда, так широко ощущать он не мог никогда, так сильно мыслить он не мог никогда... – «Стас, что ты наделал?!.. – донеслось до него, – Ты погиб! Почему ты меня не слушал?!» – «Погиб?..» Но подушки накрыли все, затопили все пространство, заполнили рот, уши, нос, глаза своим пухом и перьями… Все было пестрое от этих перьев… И все было словно одно целое из огромного числа частичек… Стас вскочил то ли от восторга, то ли от ужаса, то ли от смеси того и другого. Юношеский наплыв чувств захватил его. – Так это опять сон?!! – он даже не решил, огорчаться или радоваться тому, что этого не было на самом деле. Он окончательно проснулся, пришел в себя и пошел прочь из спальни. – Что ж! – вздохнул он, – Пойду жить!.. 2 * * * Симеон Борзой был журналистом, что называется, от Бога. Конечно же, репортажи Бог ему не заказывал, и свои статьи он писал не во имя Его. Просто дело в том, что острее пера, чем у Борзого, не встречалось на свете за всю историю журналистики. Перо его было столь острым, что кололо все, к чему прикасалось. Сколько политических рож и чиновных задниц пострадало от него, не счесть. Он никого не боялся, потому все его пытались подкупить или каким-либо образом задобрить. Вы спросите, почему его никто не хотел убить, мстя за поруганное бесчестие? Дело в том, что это столько раз пытались сделать, что и сам Симеон и его враги сбились со счета. Ни разу не удалось ни одно покушение на убийство, ни разу его не смогли устранить и ни разу не прикончили. Борзой всегда ускользал из лап смерти за шаг до гробовой доски. Это его везение некоторые политики объявили мистическим знаком. Когда сто тринадцатая попытка убийства не удалась, все сильные мира сего решили перейти к иным способам воздействия на непокорного журналиста. Нельзя сказать, что Борзой обнаглел и оборзел, но ему стало совершенно по барабану, что от него хотят другие. Он руководствовался высшими мотивами, и ни один чиновник или политик никак не могли его привлечь на свою сторону. Он продолжал вскрывать все язвы и гнойники общества… Но нынешнее задание было не совсем обычное. Он сам себе его поставил, так как его журналистское чутье подсказывало, что тут можно нарыть не один и не два, а целую серию репортажей. А может, удастся нарыть материала на целую книгу или даже серию книг. Азовский архипелаг. Самыми крупными островами архипелага были Охотничий, Сосновый, Тараканий, Крамский и остров Пьяных Лис. Еще было около десятка маленьких островков и около сотни разных осколков земли, лысых или едва поросших мхом, камышом или кораллами. Симеона интересовали остров Пьяных Лис, Сосновый остров и, возможно, Охотничий остров. Количество тайн, сопровождавших эти места, давно стали считать на тысячи. Попасть на обжитой Охотничий остров можно было легко, а вот посещение Пьянолисьего и Соснового осложнялось серьезными проблемами, о которых разговор особый. Симеона интересовало то, каким образом в этих всех тайнах замешано правительство, разведка и военные. Будучи политическим обозревателем Стаса интересовался соответствующими темами. * * * Больше всего Симеона Борзого интересовала тайна Соснового острова, потому сначала решил посетить его. Этот остров был самым восточным в архипелаге. Он был более всех прочих облечен различными тайнами и мистификациями. Связано это было с тем, что вся поверхность острова изрыта древними пещерами, полузатопленными, сырыми и сухими, которые пронизывали гористый остров насквозь. Пещеры эти можно было исследовать бесконечно, но никто кроме военных за это пока не взялся. Военные базы образовались на Сосновом острове сразу же, как только архипелаг был заново открыт. Эти базы давали море поводов для сплетен и домыслов. Базы все были закрытыми и секретными. Что тянуло военных сюда? Это было очередным набором тайн и обросло множеством легенд. Опыты, эксперименты и маневры, что проводились под руководством периодически наезжавших генералов, так и остались известны лишь посвященным. Все базы каким-то таинственным образом внезапно прекращали свою деятельность. Но спустя некоторое время образовывались новые базы, и все повторялось. Был странный слух, что на архипелаге появились какие-то пришельцы, повлиявшие на активность деятельности военных. Из каких миров и каким образом они явились, являлись ли гуманоидами, слухи умалчивали. В основном же рассказывали страшные слухи, что генералы приезжали на Сосновый остров играть в солдатики. Какие это были солдатики, рассказчики с испугом умалчивали. Обычно о генералах шутить не рекомендовалось не только в распоряжениях и указах государственных органов, но и в рекомендациях медицинских управлений. Жителей Соснового острова осталось немного. Недавно здесь прошла неизвестная эпидемия, ставшая еще одной загадкой. После ее локализации и прекращения, жители острова остались наедине со своими проблемами. Они были постоянно напуганы, забиты и забыты государством. Просто вывезти тех, кто не уехал сам, на другое место жительства было нерентабельно. Потому государство о них вежливо, по-демократичному, забыло раз и навечно. Упоминания о Сосновом острове в средствах массовой информации, в картографии и в истории не поощрялись. А вот забывчивое неупоминание – совсем даже наоборот. Словом, и вы забудьте, а затем зайдите в местное управление по управлению правилами и правами за поощрением!.. Паром курсировал с восточного побережья на южное, останавливаясь на пару минут на Сосновом острове. Это была остановка по требованию. Пассажиров до Соснового острова обычно было очень мало. * * * Симеон вышел на пристань Кереш, единственную на Сосновом острове. Место это поражало безлюдьем и заброшенностью. Словно после глобальной войны. Но среди пустоты вдруг возникли, словно двое из ларца, одинаковых с лица, в военной форме, с каким-то жутким оружием за спиной. – Что вам тут надо? – спросил первый, капитан первой гильдии. – Я приехал к родственникам… – Все ваши родственники уже месяц, как покинули остров и отбыли в Вин-Ниццу и в Кудаизи, – сказал второй, капитан шестой гильдии. – Мне нужно забрать кое-какие вещи… – Все ваши вещи отправлены в столицу, в Кыиу. И в Кушниу. Эти офицеры так и говорили по очереди с регламентом не более пятнадцати секунд. Они стояли истуканами, не давая Борзому и шагу ступить. – Лучше всего, если вы вернетесь на паром, пока он не отбыл. – Вы не имеете права меня задерживать. – Мы вас и не задерживаем, идите на свой паром. – Но вы не можете меня не пустить на остров. – Если вы не подчинитесь, мы инкриминируем вам проникновение на засекреченный объект под ложным предлогом. – Так тут есть засекреченный объект? – тут же включился Симеон. – Для вас тут есть только мы, и вы не пройдете, – офицеры лихо взяли журналиста подмышки и водрузили на трап парома. Моряки тут же вместе с Борзым затянули трап на борт парома. Журналист сошел с трапа и грустным взглядом провожал удалявшуюся пристань Кереш. А офицеры исчезли так же быстро, как и появились. Борзой ожидал подобного развития событий, и разочарован не был. Он знал, что есть много иных путей для того, чтобы проникнуть в любую тайну. Паром огибал берег острова. Дюны и лесистые холмы, песчаные пляжи и каменистые утесы. То, что Симеон увидел среди этого пейзажа, не поддавалось привычному описанию. Ему показалось, что это какой-то бред или галлюцинация. Среди деревьев небольшого перелеска, плавно спускавшегося к морю между двух дюн, стояло жуткое и странное существо. Оно было огромно, метров трех в длину и в ширину. Кожа этого существа была, в основном лысая, как у человека, но кое-где покрыта длинными волосами или разноцветной шерстью. У чудища было множество конечностей, торчавших из тела абсолютно несимметрично и, казалось, нецелесообразно. Были у этого чудовища глаза или нет, Симеон не понял, но зато он почувствовал его взгляд. Жуткий. Пронизывающий. Нечеловеческий. Не хищный, но напрягающий так, что хотелось бежать, то ли прочь, то ли наоборот – к чудищу. И это было настолько непостижимо… Громкий всплеск воды отвлек внимание Симеона. – Человек за бортом! – завопили сразу несколько глоток. Но никого не было видно за волнами. Круги от падения тела тут же растворились среди волн. В море полетели спасательные круги, но они так и остались колыхаться на волнах невостребованными. Человек исчез. Пассажиры и матросы долго высматривали его среди волн. – Вон, вынырнул! – вскричал кто-то. Но никто больше ничего не увидел. Тем временем чудище скрылось в дюнах. У Симеона возникла дикая мысль: «А что, если чудище загипнотизировало нас, и один прыгнул и поплыл к нему?.. А монстр нырнул где-то за дюнами?.. А на что он ему?.. Съест?» От жутких картин, рисовавшихся в воображении, его чуть не стошнило. Матросы еще какое-то время тыкали баграми в воду, но это, конечно, не принесло никаких результатов. Один из матросов нарядился в акваланг, собираясь погрузиться в воду. Симеон с интересом наблюдал, что будет. Он опасался, что матрос тоже пропадет, как и пассажир. Аквалангист долго не возвращался. Через полчаса он вынырнул, сдирая маску и оглушая истерическими воплями окружающих. Его быстро втащили на борт. – Акулы?! – к матросу подошел капитан-шкипер. – Не знаю! Это… Это такое!.. Это!.. Я не знаю, что это такое! Это такая уродина!.. Она сожрала его!.. – Ты видел? – Она сожрала его!.. – Клоп, опиши, что ты видел? Матрос Клоп попытался описать, но ничего не выходило. Эмоции не давали ему возможности логически связать хоть два предложения. – Давайте я, – подошел Симеон Борзой, – Клоп, да?.. Клоп, это было чудище?.. Так. Оно было телесного цвета?.. Так. Оно не имело нормальных конечностей?.. Так. Оно было лысое с редкими пучками волос?.. Та-ак! У него не было головы?.. Так. Оно смотрело на тебе не глазами?.. Да. Ты видел, как оно жрало человека? – Я видел, как из чудища торчала нога… в ботинке…Это такая жуть!.. – Ладно! Успокойся! – Симеон похлопал матроса по плечу. – Вы видели его? Вы знаете, что это за тварь? – сурово спросил капитан-шкипер. – Я видел его на берегу, вон там. Все напряженно смотрели на капитана, ожидая его решения. – Полный вперед! Машины, полный ход! Зюйд-вест! Все по местам! Пассажиры, разойдитесь по каютам! 3 * * * Оно остановилось в десятке метров от Стаса. Юноша замер, глядя на невиданное чудище. Таких жутких тварей Стас еще не видел. Может, они и водились на Охотничьем острове, просто к городу они не подходили так близко. Интересно, что бы сказал Охотник Ё? Вид этой твари не внушал никакого доверия. Что-то членистолапое, членистоглазое, членистобрюхое, членисторотое и членистоусое. Это членистотелое чудище замерло перед Стасом, так же, как и сам Стас. Было совершенно непонятно, собирается ли оно атаковать или просто замерло от страха. Чудовищная морда ничего не выражала, шевелились лишь усы. Внезапно чудище своими лапами загребло ближайшее деревце к себе, с потрясающей легкостью вырвав его вместе с корнями из земли. У Стаса в пятки ушла не только душа, но и все остальное, что в нем было живого. Чудище старательно ободрало лапами и ртом все ветки с деревца, а ствол швырнуло прочь. Тот отлетел метров на десять. Последние остатки души Стаса через пятки уходили куда-то под землю. А чудище невозмутимо принялось за ветки, старательно загоняя их лапами себе в рот. И тут юноша понял, что такое жуткое чудище совершенно безобидно, так как являлось травоядным. На всякий случай он не стал его раздражать и не стал резко двигаться. Сплюнув, Стас вернул себе душу из пяток и пошел через перелесок дальше. Он весь день шатался по лесу, выискивая грибы и ягоды. Целый рюкзак с добычей. Вечерело, и Стас еще хотел успеть до полуночи домой, но предварительно ему надо было зайти к Дырявому Сому. * * * Дырявый Сом, как обычно, был занят лабораторными опытами. Иногда он работал за компьютерами, но Стас чаще заставал его в окружении пробирок, штативов, реторт, микроскопов, наноскопов и прочего лабораторного хлама. Сом закончил свой опыт, объяснив, что пытается скрестить простейшее животное и растение. – Чушь, конечно! – махнул он рукой, – Пока ничего интересного не получается! Что у тебя? Ты какой-то взбудораженный! Стас поделился новостями. Затем Сом уточнил, как выглядело чудовище. – Ага! – обрадовался старик, – Так это либо новый вид гигантского медведила, либо тебе жутко повезло, и ты встретил каранырка. Знаешь, что ждать тому, кто его встретит? Ему откроется такая истина или тайна, которую еще никому не удавалось открыть!.. Да, вот так!.. Правда, описание несколько отличается от тех, что я слышал. Но с медведилом еще хуже – не похоже!.. Мутации! Мутации! Мутации!.. Ты не понял?.. Ты спрашиваешь, что такое мутации, малыш? Хм! Это просто... Взгляни вокруг. Что ты видишь? – Дырявый Сом повел рукой в воздухе. Стас огляделся: деревья, птицы, небо, звезды, луна, летучие мыши, насекомые, трава, все перемешалось в тенях... – Красиво! В лунном свете!.. – Не то! – Дырявый Сом махнул дырявой рукой. Сквозь эту дырочку Стас уловил мелькнувший луч лунного света. – Мутация? Изменения какие-то? А! Лапс его знает? – Да, – улыбнулся Дырявый Сом, – Ты вспомнил. Это процесс таких изменений в организме, которые приводят иногда к полной перестройке всей его организации, всей его структуры... – Это как дырка в твоей руке?! – Хм! – Сом нахмурил брови. В лунном свете глаза стали черными впадинами. Сом вздохнул и стал объяснять: – Все несколько сложнее, хотя и такие мутации серьезны. Человек мутирует гораздо быстрее животных и растений, подчас мы мутируем только от одних мыслей и эмоций! Но дело не в этом!.. Хотя, думаю, дырка создала у меня в голове сильные мутации! Хе-хе! – Что, в голове они сильнее, чем в руке, например? – спросил Стас, сияя своей напускной улыбчивой глупостью. – Да-а-а! Это психология. Но я не об этом! Вот взгляни на этих мухеров! Хотя их сейчас плохо видно, но слышно изрядно! Ты обратил внимание, что они стали крупнее почти втрое за несколько лет? – Да, – Стас прислушался к басам этих странноватых насекомых, размером с локоть, и, хоть они были совершенно безобидны, ему стало несколько жутко, – Они что, растут так быстро? – Нет, это мутации. Мухер живет-то всего пару недель, плюс, как личинка, полгода. – Что ты хочешь этим сказать? – То, что и мухеры, и медведилы, и лапсы, и еще целая куча всяких новых уродов – результат очень сильно ускорившейся эволюции! Живородящих птиц никогда раньше не было, да и прочие тоже – хищники стали вегетарианцами, травоядные – всеядными! Способ воспроизводства и питания изменился… Мутации идут прямо лавиной! За пятьдесят лет такие изменения в животном мире произошли, что мы, люди, остались, словно на обочине… Мы – одни из последних реликтов... Все животные так меняются!.. Вот и лапсы, к примеру, появились лет семьдесят назад, а уже теперь совсем не похожи на тех, что жили полвека назад. К примеру, работа селекционеров стала такой простой: просто скрести между собой парочку уродов, даже из разных видов, дай нового корма, и через месяц у тебя новый сорт и даже вид... Если даже крупные животные меняются быстро, то о мелких животных я вообще молчу!.. А что с вынашиванием детенышей! Если киты раньше вынашивали детенышей двадцать месяцев, то теперь лишь год! Ты представляешь: год – вдвое меньше!.. Значит, естественный отбор ускорился... А то, что почти все дети, наши человеческие дети, рождаются недоношенными, а в десять-тринадцать лет вы уже взрослые и вполне способны к продолжению рода!.. Мутируем и мы, конечно же, я немного утрировал!.. Может даже мутируем так, что это очень серьезно, но и для нас самих незаметно. Наука в последнее время просто не поспевает уследить за всеми этими изменениями... Стасу стало дурно. Он, видимо, потому и прикидывался дурачком, что все это понимал и предчувствовал во всем этом какую-то темную жуткую сторону. Словно должно было произойти вскоре нечто ужасное или, по крайней мере, странное и необъяснимое на грани ужаса. По большей части это ему внушил Дырявый Сом, который прямо не высказывался, зато на мысли наводил соответствующие. Хотя, если наблюдать за окружающим, обдумывая то, что видишь, то рано или поздно приходишь к выводам: не время прозябать в спокойствии... «Не слушаешь родную маму! Общаешься с этим Дырявым Сомом! Тоже мне, нашел приятеля!» – говорила ему его мать Агнешка, полагая, что общение с городским сумасшедшим не доведет ее сына до добра. И подтверждала свои слова не очень крепкими подзатыльниками. Припоминая по большей части негативное отношение горожан к Дырявому Сому, Стас не всегда мог понять, почему так происходит. Может, причиной была необычная дырочка в ладони, что Сом получил от гадопуклюка, который плюнул в него кислотой. Возможно, причина была в том, что Дырявый Сом был столь же саркастичен и симпатичен, как и его далекий предок – Сократ. Байку об этом рассказал однажды горожанам отец Сома. А Сократ был таки до жути красив (для обезьяны! – кричали завистники)! Но Дырявый Сом совсем не был похож на своих предков – Сократа и Ветхого Сыча. Любая женщина могла бы назвать Дырявого Сома интересным мужчиной, если бы не одно обстоятельство. Он абсолютно не заботился о собственной внешности, так как был постоянно занят важными научными изысканиями, занимавшими почти все свободное время старика. Возраста он был уже немолодого, ему перевалило за шестьдесят, но по внешности определить, сколько ему лет, было невозможно, да и энергичности его мог бы позавидовать любой молодой бездельник. У него были выпуклые глаза непонятного цвета, водянисто-зеленоватые, будто выцветшие от недопонятости. Нос его был греческий, с горбинкой, губы у него были тонкие, и за долгие годы житейских неудач и вечного поиска истины скривились в горестно-радостно-саркастическую усмешку. Роста он был среднего. Главную примечательность его тела составляли плечи, которые, в зависимости от настроения, то победоносно и уверенно распрямлялись в припадках оптимизма, то ссутуливались и опадали, как подрезанные крылья, в припадках депрессии. Еще одной его особенностью, из-за которой сограждане в очередной раз крутили пальцами у виска, были его стрижка и борода. Глядя на Дырявого Сома, создавалось впечатление, что он стрижется тупым – очень тупым – топором. Голову его украшал жуткий всклоченный ежик из волос разной длины. Особого внимания заслуживала его борода, так как без слез на нее смотреть не могла ни одна женщина и ни один стилист-цирюльник. Росла сия борода пучками и клочками, потому что стриг он ее тем же самым топором, который к тому времени уже совсем затупился. Лишь тогда, когда борода уже врастала ему в подмышки, путалась в пуговицах рубашки и штанов, лезла во все пробирки, он ее брил. Один раз он даже совершил из-за такой неряшливости важное открытие: экстракт его волос оказывал разрушительное влияние на развитие культуры кишечных гнидококков. Словом, выглядел он довольно странно, что могло быть важной причиной того, что горожане, уже приученные в последние годы к цивилизации, попросту шарахались от одного только его внешнего вида. А может быть, причина крылась в том, что Сом часто выступал на Городском Совете с требованием прекратить потреблять в пищу всеми любимых куродятлов, свинозебр, овцебыков и тюлепущиков. Это он обосновывал тем, что из-за их мяса и потрохов у людей снижается иммунитет и наступают необратимые мутации в организме. Советники запретили ему ругаться научными словами, на что Дырявый Сом стал ругаться антинаучными словами, назвав всех советников и по именам, и по фамилиям, и по отчествам, и по матерному. Надо заметить, что слово мутация очень нравилось старику, и он очень часто говорил об этом явлении. Быть может, причина неприязни к шаману была также в том, что к Дырявому Сому ежедневно бегали все дети городка, ибо в периоды отсутствия у него меланхолического настроения, с ним было всегда весело и интересно. И бегали дети до тех пор, пока однажды толпа горожан не взяла штурмом хижину Дырявого Сома. Разъяренные горожане, подзадориваемые наушницами и сплетницами Зитой и Паразитой, почти забили старика ногами. Он даже не успел ничего спросить или сказать. А потом горожане строго наказали ему, чтобы он не принимал детей. Конечно, потом они так же толпой извинялись и божились, что во всем виноваты эти старые сплетницы. Старух-сплетниц они затем тоже еще месяц били ногами, но уже только под зад. Злость прошла, но неприязнь осадком осталась. После этого происшествия лишь Стас и еще парочка подростков бегали к нему в гости. Остальные дети всегда тусовались неподалеку, не подходя близко. Что привлекало детей в этом дядьке неопределенного возраста, неопределенной национальности, и еще более неопределенной интеллектуальной и социальной одаренности, для взрослых так и осталось тайной. Это тоже могло повлиять на возникновение агрессии. Возможно, причина была в самом Дырявом Соме, который сам сказал, что является кривым зеркалом всех ненавидящих его горожан, как он выразился: «воплощением коллективного бессознательного городка». Также были необоснованные подозрения, подогреваемые опять же Зитой и Паразитой. Дырявый Сом, мол, имеет нездоровые наклонности в отношении детей. А он наоборот, имел очень здоровые и вполне нормальные наклонности, а не то, что все подумали!.. Он им давал представление о разных науках, в основном касающихся природных явлений. Дети любили послушать болтовню старика, тем более, что ораторский талант его был неоспорим, как и у его великого предка Сократа... Он говорил не набором стандартных фраз, как их родители, он мог отвечать на их вопросы, он интересовался их проблемами, легко разрешая их. Дети всегда слушали его, раскрыв рты от любопытства. И хоть иногда он употреблял какие-то жуткие научные термины, но затем объяснял все довольно доступно. Вот и теперь глядя сквозь отверстие в ладони Дырявого Сома на едва освещенную зелень травы и деревьев, Стас думал об этом. – И все же, Сом, к чему ты ведешь? – К чему?.. Ты это чувствуешь лучше меня? У тебя прекрасная интуиция. Скажи ты! – Я как раз хотел тебе об этом рассказать. Что-то будет!.. – Да. Тебе не хватает слов, но ты – человек не слов, а интонации. Действительно, что-то будет, что-то таинственное! Что-то необычное!.. Когда кругом такая быстрая жуткая идеоадаптация у всего живого – все так меняется, то тут явно не за горами некий эволюционный катаклизм – наподобие того, когда рыбы вышли на сушу, или когда появились звери... Грядет гиперароморфоз или гипердегенерация... – Ох, я сейчас лопну от твоих супер-гипер-экологических терминов! Объясни, ради Бога! – Ароморфоз – это революция в природе, наподобие выхода рыб на сушу и появления зверей. Дегенерация – это, например уменьшение динозавров до размеров ящериц. А представь себе, как это будет, если добавить «гипер»!.. – Дядя Сом, не пугай меня так! Это что, мы тоже как динозавры... того... вымрем?.. Не хочу! – Стас захныкал по-детски, представляя себе жуткие картины будущего и легонько в душе потешаясь над стариком. – Не впадай в инфантильность! Ты уже не дитя, чтобы хныкать, капризничать!.. Я понимаю, это твоя психологический защита, но не проще ли осмыслить то, чего ты боишься и от чего защищаешься?.. Или потешаешься! – Сом усмехнулся, – Во всем есть своя хорошая сторона! Возможно, это будет иметь положительное значение. К примеру, то, что когда-то динозавры вымерли, для нас, для людей, хорошо. И ведь не обязательно этот генетический катаклизм коснется людей... Поглядим, что будет! Авось пронесет беду мимо!.. А может и вовсе беды не будет, а совсем наоборот!.. Что ни происходит, происходит к лучшему!.. – Так я вот хотел тебе сказать… Сон… Сны… Почему-то мне рисуются странные образы... – Какие? – Подушки какие-то... Куча подушек... Это мне снится часто и почему-то часто всплывает в сознании... – Подушки? При чем тут подушки?! – Они как-то связаны с тем, что будет... Они летят сквозь звезды, они растворяются в воздухе, перышки летят по всему миру… Они пестрые, дурацкие какие-то… Везде эти подушки!.. Это какой-то символ. – Ага! Архетип! – усмехнулся Дырявый Сом, – Дре-евний символ! Подушки?.. При чем тут подушки?! Каким боком их привязать сюда?! Ну, давай так! Подушки… Подушки – это символ сна и покоя. Голова, покоящаяся на мягкой имитации земли. Тут и гроб можно присовокупить!.. Покой, он разный бывает! Но покой, он и есть покой! Это с одной стороны! – голос Сома становился все более загадочным и чревовещательным, правда где-то тлела искорка дурной иронии, – С другой стороны – тут кровать прилагается, и подушка, как часть кровати! А уж кровать это еще и половая жизнь! Надеюсь, ты еще не знаешь на практике, что это такое? Ладно, не тушуйся так!.. Да. А уж с третьей стороны… Проанализируем! Там были целостные символы, а тут надо изнутри!.. Птица вывернутая наизнанку, перьями внутрь! Вывороченное знание – подсознание! Полет птицы внутрь себя самой. Ты посмотри-ка! Глубокоемкий символ! И жизнь и смерть, и секс и сон! Эт-то что-то!.. Нет, Стас, ты не подумай, что я над тобой потешаюсь! – Что ты, учитель! Полет внутрь себя?! Это круто! Это такая хрень глубокоемкая! – Ерунда какая-то!.. А! Забудь! И все же Стас не переставал думать об этом, и ему почему-то представлялись жуткие картины будущего, которые были как-то увязаны с этими дурацкими подушками... 4 Наши герои, Стас и Дырявый Сом, жили в городке с дурацким названием, которое не стоит употреблять всуе. Для придирчивых читателей мы приоткроем его название: три матерных слова. Самые матерные! Матернее не бывает! Совсем заматерелая матерщина! Три самых, самых матерных! Почему так вышло? Дело в том, что язык у островитян и жителей материка во многом совпадал. Те слова, которыми островитяне назвали свой город, были матерными. Но сами горожане к мату относились без ханжества, и после прихода цивилизации на остров менять название города уже не стали. Городок находился на весьма живописном и немаленьком Охотничьем острове. Охотничий остров располагался от континента примерно в двух сотнях километров, а неподалеку были еще несколько островов, и все вместе они образовывали архипелаг Азов. Когда-то очень давно этот архипелаг составлял часть материка, рядом с огромным озером. Затем после сильнейшего землетрясения и потопа из озерной впадины образовалось море, а эта часть суши стала огромным полуостровом. Затем было Третье глобальное потепление и Второй всемирный потоп, что сопровождалось таянием гигантских полюсных ледников. Затем был Шестой ледниковый период. Затем были еще неоднократные землетрясения, и этот участок суши превратился в архипелаг. Тараканий остров был не особо примечательным, – немного леса, немного джунглей, немного холмистых пастбищ и очень много песчаных пляжей. Примечательность его по большей части заключалась разве что в том, что с ним были связаны многие приметы у жителей Охотничьего острова. Во-первых, если Тараканий остров было видно с утра, то день обещался быть солнечным. Во-вторых, если остров было видно во вторник, то никаким делом в этот день заниматься было нельзя. В-третьих, если остров не было видно в среду, то в этот день необходимо было отдыхать. В-четвертых, если в четверг после дождя утром между девятью и десятью часами солнце было закрыто облаками, вокруг Тараканьего острова был виден островной туман, а птицы летели на Сосновый остров, то можно было спокойно заниматься работой. В-пятых, в пятницу, если хотелось выпить алкоголя, а остров виден или не виден, то пить надо было обязательно, чтобы потом с радостью послать этих тараканов вместе с их островом ко всем чертям. Приметы эти были очень характерны для жителей Охотничьего острова. Они очень удачно пользовались этими приметами, чтобы жизнь не казалась такой серой и унылой. Трудоголики, возможно, не приживались на этих островах, так привлекательных для «диких» туристов и для прочих курортников. Да, пожалуй, еще своими курортами мог быть привлекателен Тараканий остров. Эти курорты были построены совсем недавно, но уже стали обретать славу, которую имели курорты предыдущих древних цивилизаций. О курортном прошлом этих земель всем сообщил видный археолог местного происхождения академик Тмутараканской и Караколпакской Академий наук Копак Чулпан Лапатыч. Сей ученый господин раскопал на острове все, что можно было раскопать, и многие пазлы в картину древней истории архипелага вставил именно он. Курорты были настолько же непримечательны, как и сам остров. Единственно примечательное в них было то, что курортники почему-то решили, что все пляжи тут были нудистские, и одевались, вернее раздевались, соответственно. И соответственно нудисты, эксгибиционисты, вуайеристы и нарциссисты всех мастей были основными посетителями этого острова. Жили на Тараканьем острове в трех небольших непримечательных поселках только те люди, кто обслуживал эти курорты. Главным и крупнейшим в архипелаге являлся Охотничий остров. Он вытянут к югу и к востоку, и на юго-востоке находятся довольно высокие горы. На горы часто лазят альпинисты, а также спелеологи организуют регулярные экспедиции в пещеры, которыми изъедены эти горы. Конечно, пещеры и лабиринты тут не такие обширные и многокилометровые, как, к примеру, на Сосновом острове, но именно тут ученые могли без отрыва от научных центров работать и изучать надземный и подземный мир архипелага. Горы были настолько неописуемо великолепны, что о них надо было бы не говорить, а только петь, глазеть и лазать на них. Они не были высокими или в чем-то необычными, они были просто прекрасно вписанными в ландшафт. Горы, ущелья, море, песчаные берега, леса субтропические и леса хвойные, луга, сады, вдобавок полуразрушенные каменные, бетонные и железобетонные древности, проглядывавшие сквозь все это… Тут была такая атмосфера, что хотелось отдохнуть и расслабиться, созерцая эти чудеса… Некоторые скалы были почти отвесными и уходили глубоко под воду. Старожилы рассказывали, что даже не очень глубоко под водой можно найти затонувшие города. Однажды пловцы действительно нашли каменного орла, а также регулярно находили полуразрушенные строения, едва проглядывавшие сквозь водоросли. Тут было много свидетельств затонувших цивилизаций. Какое-то время искатели кладов очень часто наведывались в подводные развалины, но после того, как там пропали несколько человек, эти посещения закончились. По слухам, пропали люди из-за инопланетян, которые объявились недавно в восточной части острова. Этих инопланетян почти никто не видел, но рассказывали о них многие. Выявить тех, кто их видел, не представлялось возможным, так как на эту тему горазды врать многие. Остров был почти весь обжитой. В центре, ближе к югу, располагался наш город. Он разместился среди милых лесистых и засаженных садами долин. И хоть в городе жило не так много жителей, он раскинулся на приличное расстояние, будучи как бы составленным из нескольких частей: Сарай, Центр, Научный городок и Маковое Поле. Также на севере и на востоке расположились еще несколько деревень: Бахча, Сакы, Зуя, Симы и Белогорье, а также маленькая деревенька Перекошенной Выхухоли. На юге в горах над самым морем еще был поселок охотников Массан. Город был выстроен в смешанном стиле, сочетавшем рококо, рокуку, рокака, с примесью древних развалин, объявленных недавно памятниками допотопной архитектуры. Архитекторы Научного городка и Сарая так гордились своими открытиями в области градостроительства, что каждый мнил себя кандидатом в лауреаты Шнобелевской премии. Эта древнейшая из премий, оставшаяся еще с допотопных времен будоражила многие среднеталантливые умы. Особо в архитектуре острова отличились Чухонский и Кухонский. Только их строения ни разу не разрушились. Правда, недобрые языки поговаривали, что это не талант, а просто требовательность к довамолнам, нордабайтерам, строителям с северо-запада. Как бы там ни было, но большая часть строений была под их знаком качества, и каждый нордабайтер струной вытягивался не только перед Чухонским и Кухонским, но даже и перед их архитектурными достижениями. Правда, недобрые языки снова говорили, что люди просто пугаются таких странных строений, вот их и напрягает. В любом случае на счет внешнего облика города мнения были весьма спорные. Остров был весь изрезан дорогами, такими древними, что никакой архитектор не смог бы сказать, из каких материалов их соорудили предки жителей острова. Местами также встречались и развалины и много вещей древних людей. Они больше всего любили лепить скульптуры, так как их валялось везде довольно много. Правда, уже подчас было трудно распознать, кого изображали эти статуи. Чаще всего распознавались изображения усатых и бородатых мужчин. Все это сохранилось и не совсем заросло травой потому, что островитяне берегли эти памятники. Они всегда были готовы в очередной раз показать памятники туристам, чтобы доказать, что жители острова – потомки древних, очень древних, цивилизаций. История не все сохранила, так как долгая череда разных жутких катаклизмов, вызванных недавним глобальным потеплением, многое стерла не только из памяти людей, но и с лица земли. Катаклизмы как-то не очень сильно повлияли на жизнь острова. Почему-то на континентах и люди и природа пострадали гораздо сильнее, чем на острове. Ну, разве что из полуострова он превратился в архипелаг. Флора и фауна архипелага были столь же примечательны, как и его история. Со времен потопа тут еще остались некоторые причудливые животные: крысы, волки, зайцы, белки, воробьи, вороны, голуби... Мелкие и морские животные почти не изменились с допотопных времен. Дельфины, тюлени, рыбы и членистоногие остались такими же. Помимо этих странных тварей были на острове и вполне обычные существа. На всей планете очень ускорились мутационные процессы, и появилось множество новых видов животных. Каранырок, который был известен тем, что никто его не видел, если он сам не захочет показаться и напугать человека своими какими-нибудь паучьими ногами и насекомовидным рылом. После этого человек забывает почти все, что видел, и лишь окружающие по его виду понимают, кого он встретил. Птицы ревунотка и куродятел, которые в зависимости от времени года вели то хищнический, то травоядный образ жизни, и всегда получалось так, что, либо куродятел охотился на ревунотку, либо наоборот. Пундель, который никогда не спешил, когда охотился, так как мог преследовать добычу бесконечно; и нигде от него укрыться было невозможно, – он имел потрясающий нюх, ужасную выносливость и жесткие лапы, что могли раскопать любую нору. Худехвост был самым опасным хищником, так как умел вызывать у своей добычи галлюцинации. Это он делал с помощью оставленных в зоне охоты меток, содержащих галюциногенные вещества. Самым несимпатичным был гадопуклюк. Эта амфибия размером и повадками с крокодила была глупой и злобной из-за своей трусости и непомерного чувства голода. Чуть что не так, она тут же начинала плеваться, а слюна ее содержала яды и кислоты. Кстати, Дырявый Сом тоже встретил одну такую тварь, но на его счастье она оказалась довольно юной, и попала ему всего лишь в руку. От этого и образовался у старика шрам, больше похожий на отверстие в ладони (тогда-то и прозвали его «дырявым»). Свинозебры, куры, овцебыки, тюлепущики и прочие животные использовались людьми в животноводческом хозяйстве. Считалось, что единственным их примечательным достоинством было их мясо, а попутно использовались кожа, шерсть, перья, чешуя, когти, кости, шипы, рога и копыта. Было много примечательного в этих животных, на вид самых обычных, но иногда очень забавных, умных и эмоциональных. Однако, все же это не основная тема нашего повествования... Вернемся к нашим овцебыкам, то бишь человекам. И все-таки на острове наиболее интересным явлением были люди – местный народ, называвший себя гордо – гайдуки. На местном наречии это означало просто герои. Скромности им, конечно, было не занимать, но и от гордости еще никто никогда не умер, разве что – пострадал. Сэр Нюрон Ростиславович Печень, глава местного дворянства почувствовал на себе это страдание. На деньги – взносы в местный дворянский клуб «Невухо-доносер» новоявленных четырех маркизов и шести баронов и одного таинственного лорд-фельдфебеля – сэр Нюрон купил себе пыжиковую шапку, пыжиковую жилетку и сандалики с пыжиковой оторочкой и обделанные стразами, а-ля дворянский гламур. И в этом наряде решил покорить местную публику вечерним променадом. Но с каждым шагом он все сильнее раздувался от гордости, ловя странные и в каком-то смысле восхищенные чем-то взгляды горожан. Начав свой променад по центральной улице имени Пылесоса с площади Пылесосного Послания, сэр Нюрон дошел до тупика Светлых Надежд. На всем пути его постепенно так распыжило, что последний кирпич восхищенного зрителя мог стать просто памятником над его могильной плитой. И на этом шутка горожан окончилась. Первого, и впоследствии единственного, дворянина откопали из-под каменного завала, вылечили и торжественно приняли в общество городских сумасшедших. Благо, данная неформальная общественная организация имела, кем гордиться. Впрочем, несмотря на то, что бароны и маркизы разбежались, сэр Нюрон не оставил свое детище – дворянский клуб «Невухо-доносер», периодически принимая пьяных туристов в почетные члены клуба. Долго еще горожане размышляли, пытаясь дознаться, кто же этот таинственный лорд-фельдфебель, но этот кто-то оставил факт членства в этом клубе своей маленькой тайной. А аристократический статус так и остался только у охотников, рыболовов и шаманов. Гайдуки выглядели несколько необычно для жителей Земли. Все они были светловолосыми, цвет глаз их варьировался от светло-голубого и светло-зеленого до темно-серого. Черты лица были тонкие, лбы широкие, брови и ресницы не особо пушистые. Цвет кожи у большинства был смугло-апельсиновым, изредка – бронзовым. В остальном они различались между собой, но не очень сильно. Роста они все были несколько более высокого, чем жители материка. Ученые утверждали, что такой внешний вид обеспечен чистотой крови гайдуков, а отсутствие уродцев обеспечено притоком здоровых моряков. И потому за женихами и особенно за невестами Охотничьего острова всегда велась охота жителями материка. После прихода цивилизации одеваться в домотканые наряды и в шкуры продолжали только охотники и несколько городских сумасшедших. Горожане в массе своей очень стремились слыть стильными и гламурными. Новый писк, визг, крик или пук моды был их любимым явлением, моментально воплощающимся в жизнь и быт гайдуков. До прихода цивилизации гайдуки занимались в основном охотой, животноводством, рыбалкой и искательством, но их тайной стороной жизни был гайдучий образ жизни. Тайной эта сторона была для цивилизации с континента, а сами гайдуки регулярно садились на плоты и грабили морские караваны, проходившие неподалеку от берегов Охотничьего острова. Нет, гайдуки не были разбойниками, они никого не убивали. Но те моряки и караванщики, которые были захвачены гайдуками, оставались на острове. Гайдучьи шаманы прекрасно знали практическую психологию, владели различными методами и приемами воздействия на психику, в частности – гипнозом. Новые островитяне напрочь забывали, что они с континента, так как шаманы им создавали прекрасную новую память. Генофонд гайдуков благодаря этому влиянию обновлялся, и количество рождавшихся уродцев сошло на нет. Помимо этой деятельности гайдуки занимались наукой. Да, как ни странно, – наукой. Почему так случилось?.. Островитяне были людьми странными. До того, как сюда пришла цивилизация в виде пластмассового пылесоса, прибитого к берегу волнами, островитяне ели свое любимое сало свинозебр, пили свой любимый самогон из плодов дерева вау-вау и жили в бронзовом веке. Случилось же это достославное событие – явление пылесоса – ровно сто лет назад. В тот достопамятный день (позже отмечаемый как День Пылесоса) дед Дырявого Сома по имени Ветхий Сыч приволок пылесос домой и три дня медитировал на этот загадочный предмет. Неизвестно, как сложилась бы история острова, если бы Ветхий Сыч не заинтересовался необычным предметом и не решился бы его разобрать. Бог знает, как он догадался открутить болты, чтобы добраться до внутренностей прибора. Бог знает, как он догадался включить машину, не получив удара током. Впрочем, от аккумуляторов и генератора, встроенных в пылесос, сильного разряда все равно не было бы. Удивительно также то, что он не испугался характерного гудения пылесоса и всасывающего действия оного прибора. Когда же он таки добрался до сердца машины – до пылесосового микрочипа, ему пришла в голову безумная идея: воткнуть бронзовый гвоздь в какое-то гнездо в плате. Он целый час втыкал гвоздь и вынимал его, глубокомысленно созерцая искры, вылетавшие из-под гвоздя при каждом прикосновении того к плате. Факт, что из этого получилось то, что получилось, мог так и остаться загадкой для Ветхого Сыча. Но через два дня сюда явилась антропологическая экспедиция в составе сотни ученых разных научных направлений. Сопровождалась экспедиция, конечно же, военными специалистами. Дело в том, что с острова, который считался населенным беспросветными дикарями, были получены сигналы азбуки Мордзе. Причем эти сигналы были обнаружены на той частоте, на которой обычно вели переговоры военно-морские силы одной крупной страны, пожелавшей остаться неизвестной. Понятно, что недостатка в средствах экспедиция не испытывала. Цивилизация долго сюда не приходила в связи с несколькими неприятными случаями. Из-за них Азовский архипелаг на полвека даже стерли со всех мировых и местных карт. Он торчал странным белым пятном, пугающим своим мистико-фантастическим содержанием умы не только обывателей, но и маститых ученых. Первый случай произошел за двести тринадцать лет до начала нынешних событий. Моряки, открывшие архипелаг, решили выйти на берег Соснового острова. Что произошло далее, стало для них самым дурным воспоминанием. Из-за чего они все впали в содомский грех, и из-за чего вдруг решили позавтракать друг другом, осталось загадкой для оставшихся в живых. Версии произошедшего были одна чуднее другой, но толку от этого не было. Желающих посетить остров не было лет тридцать. Еще три экспедиции закончились примерно таким же образом. Две экспедиции не вернулись совсем. Несколько небольших групп метеорологов и зоологов просто исчезли. Но этим все не закончилось. Колонисты, которые первыми прибыли на Сосновый остров прекрасно освоились там, не попав ни в какую передрягу. Прибыли они, конечно же, туда не по своему желанию. Они были отправлены Городским советом и прокурором Вин-Ниццы, города расположенного в четырех сотнях миль на побережье моря севернее архипелага. Это было сделано, дабы «избавить город от скверны в их лице», и переделать колонию строгого режима в ферму. Следующие три группы подобных колонистов продолжили осваивать остров. Городок Кереш на востоке острова они построили на фундаментах, оставшихся от допотопного города. А вот пятая группа решила высадиться на юго-западной части острова. Что они там встретили, осталось тайной. Кто кого съел, так и осталось загадкой, а кости так и лежали до сих пор. Все оставшиеся жители Соснового острова были столь суеверны, что все оставили так, как нашли, назвав то место скалой Ста костей. Но до Охотничьего острова моряки просто не доплывали, боясь слухов, распространяемых группой «Зеленый мир» о жестоких дикарях, от которых можно заразиться страшными болезнями. Многие подозревали, что это они делали для сохранения хоть где-то на Земле «чистоты дикарского состояния». Все тайные мотивы их остались с ними. Уже задолго после освоения Соснового и Тараканьего произошел случай с пылесосом, за что и зацепились сторонники привития цивилизованности дикарям. И на Охотничий остров также пришла цивилизация. Вот так пылесос, несмотря на то, что имел совершенно иную миссию, сыграл эту свою странную роль в истории отсталого острова. Впоследствии за такое открытие Ветхому Сычу дали научную степень магистра, правда, посмертно, но память о деяниях мудреца осталась жить в сердцах островитян, что и отмечается ими ежегодно в День Пылесоса. Экспедиция антропологов обнаружила на острове очень интересную и своеобразную цивилизацию, сформировавшуюся за то время, пока остров оставили в покое всякие колонизаторы и миссионеры. Со времени последнего посещения острова во времена «Пятой мировой холодной войны», когда островитян оставили в покое в их дикарском состоянии, тут произошли большие перемены. Островитяне, за сто лет до появления пылесоса, умудрились перейти от каменного века к бронзовому. Они изобрели порох, а также умудрились одомашнить многих диких животных острова, выведя очень необычные породы. Ученые, прибывшие сюда впоследствии, были просто в шоке от изумления. А после событий с пылесосом, они быстренько перешли от бронзового века, минуя железный и титаново-алюминиевый к пластмассовому. Шаманы острова под руководством Ветхого Сыча обладали обширными знаниями в области биологии и селекции, металлургии, физики и химии, а также психологии. Антропологи, узнав это, срочно вызвали себе подмогу с континента в лице сотни ученых всех областей науки. Те памятные дни паломничества ученых со всего света оказались переломными для истории острова. Многие ученые так и остались тут. Остров, благодаря своему мягкому климату и необычайному разнообразию природы и народа, стал своеобразной Меккой для многих ученых мужей, уставших от суеты мегаполисов на континенте. Городок разросся, став одной из научных столиц страны. Часть города, заселенная учеными так и стала называться Научным городком. Паломничество от науки, кроме хлопот принесло острову значительную пользу. Вместе с учеными на Охотничий остров прибыли такие блага цивилизации, как мобильные телефоны, телевизоры, компьютеры и прочее. Гайдуки за счет природной сообразительности очень быстро освоили это все, несмотря на свою недавнюю техническую дремучесть. Мать Дырявого Сома, дочь Ветхого Сыча, очень образованная шаманка и весьма красивая женщина, вышла замуж за одного ученого. Он был самым ярым поклонником островной культуры и создания на нем научного сообщества. Прибыв на этот остров он просто влюбился в него. Кстати, этот ученый, грек по происхождению, без шуток утверждал, что он потомок Сократа, очень древнего пророка позапрошлой цивилизации. А поскольку жуткий нрав его и еще более жуткая красота его внешности были таки при нем, то ему все верили. С ним вообще редко кто был готов спорить, ибо никто его не понимал, и никто не догадывался, когда он шутил. А шутил он всякий раз, когда сталкивался с невежеством. А всем нам ясно, что последнее вездесуще и всегдасуще, к сожалению. Потому он всегда находился в «перманентном саркастическом состоянии», как он обычно выражался... В этом браке и родился Дырявый Сом, ставший впоследствии местным гением и городским сумасшедшим. Дело в том, что спустя какое-то время многие ученые покинули остров. Они оставили островитян частично образованными, но все еще закоренелыми в невежестве, несмотря на освоение техники. Также ученые, помимо интеллектуального наследия, оставили после себя солидный генофонд, чем улучшили демографическую ситуацию острова. К числу потомков ученой братии причисляли и наших героев Дырявого Сома и Стаса, о которых и будет наше повествование... Отец Дырявого Сома почитался местной аристократией – охотниками, рыболовами и шаманами – хоть и за полезного человека, но абсолютно чокнутого. Ясное дело, что и его сын хоть и выбился в шаманы, но отнюдь не стал более любим островитянами. А после того, как Дырявый Сом стал проявлять бурную социальную активность, его и вовсе невзлюбили все взрослые, так как не было ни одного предпринимателя, который бы не пострадал материально от проектов и идей чудака шамана-ученого. То он спасал исчезающий вид бабочек. В результате этого из Городского совета поступило распоряжение, на месяц закрыть ферму и скотобойню, а также всем запретили зажигать ночью костры и курить в необщественных местах. То он добивался запрещения охоты на какую-нибудь ценную породу зверей. То требовал прекратить ловлю некоторых видов рыбы или крабов. Анархо-экологическая организация «Зеленый мир» неоднократно объявляла Дырявого Сома человеком года. Кстати, стоит заметить, что у Дырявого Сома была жена, тоже потомок одного из ученых, тоже интеллигентная и продвинутая барышня. Но ужиться со своим мужем она не смогла, так как и он своими странностями, и его враги своими скандалами просто достали ее. Из-за этого она удрала от Сома, уже сорокалетнего тогда, на материк вместе с ребенком. Но шаман не пал духом, а еще сильнее взялся за реализацию своих идей. Правда, он неоднократно впадал в меланхолическое состояние, что несколько ослабляло его борьбу за экологию и справедливость. Но депрессия проходила, и у него возникали новые безумные идеи и проекты. И он снова доставал горожан, а подчас и всю страну, требованием решения очередных экологических проблем. Самым досадным для островитян было то, что к старости Дырявый Сом приобрел необычайный педагогический талант. Это, возможно, было компенсацией утраченной возможности воспитывать своего сына. Дети постоянно толклись возле него, слушая все его речи, открыв рты. От этого родители приходили просто в бешенство. Когда все решили наказать старика, именно дети спасли его от смерти, буквально повиснув на ногах отцов, чтобы те не забили ученого-шамана насмерть. Дети же заставили родителей извиняться перед старым шаманом. Впрочем, нельзя сказать, что все горожане не любили его. Демократ всегда найдет себе сторонников среди бедноты. Потому Дырявый Сом не оставался один. Все деревенские жители очень ценили шамана, и большинство шаманов учились именно у него. Тем более что он заочно получил два диплома одного престижного университета. А затем он еще и защитил более десятка научных работ по общей биологии, экологии, химии, биофизике, психологии животных, а также писал еще в прочих родственных дисциплинах. Он имел авторитет в научных кругах разных стран. Но в своем отечестве, конечно же, считался сумасшедшим ученым, тем более что всегда говорил: – Я знаю только одно: то, что я ничего еще не знаю!.. Одни думали, что это он говорит от скромности, другие думали, что это все от гордыни, а третьи верили, что он действительно дурак. Но все сходились в одном: Дырявый Сом был чокнутым. Меру его чокнутости каждый измерял пропорционально своим потерям от его предприятий. Не было ни одного человека, который считал бы старика по настоящему нормальным, добропорядочным гражданином. Многое можно было бы рассказать о Дырявом Соме. Жизнь его, со всеми событиями, с его мировоззрением и всеми реализованными и нереализованными проектами заслуживала бы отдельного жизнеописания. Возможно, когда-нибудь кто-нибудь возьмется за это, но целью нашего повествования является иное. 5 Стас был уже на пороге своей юности, как раз в том возрасте, когда дети уже считают себя взрослыми. Он уже заглядывался на девушек, особенно на одну, весьма привлекательную во всех отношениях – соседскую девушку Марину. Сам он тоже был недурен собой, и, наверняка, также был замечен юными особами. Роста он был выше среднего. Глаза его меняли свой цвет, в зависимости от его настроения, от серовато-зеленого, до почти лилового. У Стаса был прямой нос и рот с тонкими губами, который часто приоткрывался, когда Сом рассказывал ему что-то особенно интересное. Светло-русые волосы доходили ему до плеч, и он собирал их в хвост. Длинные волосы отпускали шаманы, охотники брили голову, а прочие жители выбривали соответствующую профессии часть головы. Шаманом Стас пока не стал, но явно стремился к этому. Девушки находили в нем много интересного, как во внешности, так и в интеллектуальном плане. Что он сам находил в девушках, он не вполне понимал, но размышлял о них часто... Но все же чаще он думал о других вещах. Парень он был не глупый, имел в голове множество идей, а также желание переустроить весь мир по справедливости, отчего страдал не только сам, но иногда страдали и некоторые жители городка. Словом, он имел все шансы на то, чтобы однажды стать таким же, как и Дырявый Сом, тем более что старый шаман остался на острове один, без наследников после ухода жены. Стас как-то очень быстро сдружился с этим странным стариком. Парень жил с родителями на окраине города, совсем неподалеку от домика-лаборатории, где жил Дырявый Сом. Жилище старика располагалось уже за городской чертой, но это не мешало Стасу постоянно ошиваться у Сома. Ясное дело, что старик привык к смышленому мальчишке, который вечно вертелся рядом, помогая во всяких мелочах, а иногда подсказывал и кое-что интересное. Пока мальчишка вертелся возле Сома, он научился от шамана и ученого многому, как практически важному, так и удивительному и необычному. Самое важное, что отмечал в своем влиянии на детей Дырявый Сом, было то, что они учились творческому мышлению и умению найти себя. Родители Стаса хоть и периодически запрещали ему общаться со стариком, но не считали Дырявого Сома плохим человеком. Они не следили за тем, чтобы Стас не ходил к шаману, серьезно не относились к этому, ругая мальчика больше под влиянием общественного мнения, выраженного в резких высказываниях родственника – двоюродного дяди Стаса – Охотника Ё. Заметим, что сей славный деятель местного промысла был неоднократно уличен Дырявым Сомом в малоприглядных делишках, которые Охотник Ё отнюдь не считал браконьерством. Несколько штрафов ему пришлось платить именно из-за жалоб старого шамана в Городской Совет и в Государственный природный департамент. В отношении же Стаса сей охотник имел виды: он хотел, чтобы мальчишка стал охотником, то есть его учеником. Профессия эта передавалась не всякому, ибо была элитарной и аристократической на острове. Но Стас особо не горел желанием стать охотником, больше мечтая о карьере ученого и шамана. В этой связи он ненароком подслушал один скандальный разговор дядьки с матерью. – Что это он так горит желанием стать шаманом?! – злобно рычал на сестру Охотник Ё. – У него спроси! – огрызнулась Агнешка. – Я спрошу! Спрошу! Тут ведь не обошлось без Дырявого Сома, этого чокнутого старикашки! – Ой, ради Бога! Чего ты так шумишь?! – А еще, Агнешка, до меня доходили слухи!.. – он как-то приглушенно злобно шипел. – Какие еще слухи?! – Да на счет тебя и того ученого – Очкастого Олафа!.. – Ё! Ты сдурел, что ли!.. Опомнись!.. – Агнешка разозлилась. – Да ведь посмотри: разве Стас похож на твоего мужа?.. Что-то у меня сомнения на этот счет... – Иди к черту! Еще раз услышу такое от тебя и отдам Стаса в ученики Дырявому Сому!.. А ты забудешь дорогу к нам навсегда – еще раз!.. – прошипела она. – Давай-давай, отдавай! Нашла кому!.. Он же идиот!.. Если отдашь, то всем станет ясно, откуда у слухов растут ноги!.. Смотри, сестра, будь осторожнее –смотри за ребенком!.. Сам я не верю, что старик какой-то извращенец, это чушь, но... Я хочу, чтобы Стас был моим учеником! Чему его там научит Сом, мне плевать, но добейся, чтобы малый стал охотником и только охотником! Начинай потихоньку готовить его! Ты знаешь, как уважают наше сословие на острове. Это твой сын, помни!.. – Ладно! Но только чтоб я не слышала больше об этих дурацких слухах! – Ладно-ладно!.. А все же, сестренка... – Я тебе сказала: чтобы больше не слышала!!! – Все-все! Договорились! Попутно скажем пару слов о родителях Стаса. Отец его, Вован Карлович, был простым и тихим столяром. Смирно точил свои стамески и тихо пилил свои доски, и никто не мог залезть к нему в душу. Был он каким-то неприступно равнодушным и замкнутым. Злые языки говорили, что в детстве его похитили инопланетяне, и он из-за этого стал таким замкнутым. Но мать Стаса, Агнешка, была особой яркой и примечательной, она отличалась тем, что в юности пыталась пробиться в высшие круги. Стоит заметить, что Агнешка в юности очень часто бегала в Научный городок, район города, где жили ученые и занимались исследованиями в своих лабораториях. Те же злые языки говаривали, что никакая наука ее не интересовала, и что там она нашла себе любовника и бегала именно к нему. И любовником ее называли именно Очкастого Олафа, с которым она чаще всего общалась в Научном городке и вне оного. Эта история Агнешки осталась самым темным периодом ее юности. По слухам, Агнешка якобы нагуляла с Олафом ребенка, а потом любовник ее бросил, и она, дабы сохранить свою честь, выскочила замуж за Вована Карловича. Стас родился через восемь месяцев после заключения брака. Брак этот, в общем-то, удался, так как супруги друг друга любили, и вся округа вместо типичных для супружеской жизни скандалов слышала только страстные любовные стоны из их спальни. Да и помимо интимной жизни они хорошо ужились, и злым языкам нечего было более сказать о них. Понятно, что Стас ничего не знал о слухах с Очкастым Олафом. А, услыхав то, что сказал его дядька Охотник Ё, Стас задумался. Теперь к этому своему родственнику он начал испытывать не очень хорошие чувства. И если раньше он еще мог подумать о карьере охотника, то теперь ему все меньше и меньше этого хотелось. Да и, кроме того, у него появились еще и другие увлечения. 6 Марина. В этих звуках для Стаса сконцентрировалось пятьдесят процентов чувственной Вселенной (первая половина была заключена в имени Стас). В детстве это было не так, присутствие Марины ощущалось им по-простому, как само собой разумеющееся. Он лишь теперь заметил, что это очень красивая девушка, что тело ее такое гибкое, стройное, столько в ней милых изгибов, ямочек, складочек... Ее лицо, оказывается, таило в себе столько!.. Стоило только Марине взглянуть ему в глаза, и он таял, как снег на солнце... Он мог часами с ней говорить – наедине с собой, но стоило ей заговорить с ним по-настоящему, в реальности, он мог окаменеть и замолкнуть, словно истукан, и лишь спустя час, после ее ухода мог выговорить хоть слово. Она не удивлялась всему этому, и, видимо, ощущала нечто подобное, за исключением застывания речевого потока. У нее наоборот, смущение выражалось в непрекращающемся движении рта и таком словоизвержении, что слушать эту болтовню мог только Стас. Да и то, слушал он не ее слова, но скорее звуки ее голоса, а также внимал запахам ее тела и всматривался в ее очертания. Но такое общение было не столь частым, так как Стас иногда так смущался ее, что просто избегал прямого общения. Чаще он следил за девушкой из засады. Стас наблюдал за Мариной из-за угла. Когда-то, в далеком детстве, он спокойно общался с ней, играл, по-детски непринужденно и просто. Теперь он смотрел на нее по-другому. Он видел в этой девушке столько нового и необычного. Раньше он смотрел ей в глаза, не чувствуя ничего особенного, но теперь ему хотелось смотреть на эту девушку целиком. В ее фигуре появилось много таких странных скрытых микродвижений, от которых у Стаса просыпалось дикое желание слиться с Мариной в одно целое. Иногда он даже ощущал это единство. Но в этот момент Марина внезапно ловила его взгляд и с удивлением и с какими-то еще непонятными чувствами смотрела на него. Потому он и наблюдал из-за угла, чтобы не чувствовать смущения. Чувствовала ли она то же, что и Стас? Этим вопросом он задавался часто, и занимался его разрешением, запершись от всех в туалете. – Хватит мастур... Брр!.. медитировать! – кричала ему Агнешка сквозь дверь, – Иди лучше дров наруби! Стас выходил злой, как ни в чем не бывало, и кричал, что ему даже в туалет не дают нормально сходить. Потом Стас пошел в лес, прихватив топор и веревку. Он решил, что подумает и помечтает о Марине на свежем воздухе в лесу, в одиночестве, подальше от цивилизации. Он нашел уютную полянку, где было много потенциальных дров, и еще больше тишины и покоя. И только он присел помечтать о Марине, как над головой раздался странный голос. Странность этого голоса заключалась в том, что он был на грани определений «человеческий» и «нечеловеческий», что фраза была им не сказана и не спета, и что звучала она словно по матерному. – Эй! – крикнул Стас, – Кто это тут ругается?! Он посмотрел наверх. Никого. Он встал и пригляделся в просветы листвы. Там сидела крупная птица с очень умными большими глазами, которые временами казались человечьими, так как взгляд ее был очень осмысленным. На вид она была немного безобразна, так как была покрыта перьями, которые скорее походили на пух, торчали как-то беспорядочно, причем окрашены они были очень неравномерно во все цвета радуги, так, что получалось нечто непонятное, почти неряшливое. Концы крыльев у нее оканчивались чем-то похожим на пальцы с когтями, которыми, видимо, птица что-то могла брать. Было что-то общее у нее с пеликаном, вороном, куродятлом и древней птицей археоптериксом. Правда, было видно, что птица гораздо умнее не то что куродятлов, но и пеликанов и воронов. Она сидела на ветке, нахохлившись и нахмурившись, наблюдала за проявлениями человеческой активности. Видно было, что птица не боится человека, и даже не прочь немного изучить его на досуге. – Это ты кричишь? Птица молчала, склонив голову набок, хитрым глазом оглядывая пришельца. Казалось, что это странное существо понимает юношу и вот-вот что-нибудь ответит, – только подумает сначала. – Ты хочешь что-то мне сказать? – удивленно вопросил Стас. Птица молчала. Взгляд сообразительный, но – молчание. Потом птица кивнула головой, пожала плечами, вздохнула и, взмахнув крыльями, тяжко полетела прочь. Было видно, что это не очень-то хороший летун, так как тело птицы было приспособлено, наверное, для других задач. Стас смотрел вслед этому необычному существу, пытаясь понять, что хотела эта птица, и что такого удивительного сейчас произошло. Стаса почему-то очень глубоко затронула эта встреча с птицей. Он потом долго и неотступно размышлял об этом, хотя и ни одной мысли не осознал по-настоящему. Он нарубил дрова и собрался уходить, но тут заметил радужное перо среди травы. Это было перо той птицы, и Стас взял его... 7 Симеон Борзой решил не останавливаться на достигнутом. Первичный результат его вдохновил. На архипелаге явно было что искать! – Что ж! Вступаем в основную фазу расследования! Группа, с которой он собирался отправиться на остров Пьяных Лис, состояла из трех человек, работавших на разведку одной крупной державы, пожелавшей остаться неизвестной. Первого звали, но он не шел, ибо боялся. Имя его было Фрикус. Невротик, быстро пьянеющий, всегда погруженный в бредовые фантазии и в свои переживания. Он был очень толковым электронщиком и программистом, а также умел первоклассно водить всякие виды транспорта. Второго не звали, он сам приходил, навязчиво и бестолково. Исполнительные балбесы всегда пригодятся. Крепкий, агрессивный, всегда готовый к бою. Несмотря на свою интеллектуальную ограниченность, владеющий всеми видами оружия. Имя ему дали Простуркул. Третий был самым опытным, матерым уркой и хитрозадым мошенником, которого звать просто опасались за его жуткую мышечную силу. Эта его достоинства – сила мышц и сила ума – прятались под толстым-толстым слоем жира. Многие поражались, как это возможно. Но это было так. Его имя было Экспериментатор. Команда была слаженная, и Борзой мог на них положиться. Когда-то он спас их от разведки родственной страны, очень удачно подставив вместо них двоих коррумпированных (ясное дело!) чиновников. Затем он еще не раз выручал их, и благодаря этому заручился их полной поддержкой. Остров Пьяных Лис находился ближе всего к Охотничьему острову, отделенный от него узким проливом, по краям которого громоздились горы. Пролив этот образовался в результате сильнейшего землетрясения, в результате которого случился разлом коры, расколовшем горный хребет на две части, а между ними море образовало пролив. Кстати, на острове Пьяных Лис действительно жили лисы-вегетарианцы, попавшие туда неведомым образом (может, еще до потопа). Также на острове было множество гейзеров, пары которых опьяняли всякого, кто к ним подходил хоть на километр. Лисы всегда оказывались там быстрее всех – им тоже ничто человеческое было не чуждо, а уж дурное дело никогда не бывает хитрым, будучи таким доступным. Несмотря на то, что соседние острова были обжитыми, на острове Пьяных Лис люди почему-то не селились. Одной из самых серьезных причин этого в легендах называли то, что неведомым образом все колонисты, которые приезжали на остров, в первую же ночь видели такие жутко странные сны. На другое же утро все просто сбегали с острова, позабыв даже свои вещи. Правда в легендах говорили о старце с Охотничьего острова из деревни Белогорье. Старец часто приходит на остров Пьяных Лис и периодически живет там в заброшенном городке. Фрикус вел вертолет низко, чтобы никакие военные не смогли бы его засечь. Борзой с группой шпионов прибыли на остров Пьяных Лис с юго-востока. Они высадились дальше на западном побережье острова. Симеон решил для начала встретиться с легендарным старцем, а также обследовать юго-западное побережье. Информация, которую для Борзого раздобыла шпионская троица, касалась того, что именно на западе острова можно найти людей. Борзой предполагал, что это военные. Заброшенный город наполовину выступал из-под воды. Когда-то до потопа тут протекала жизнь, полная южных страстей, курортных романов, пьяных развлечений и беспросветного безделья. Но теперь дома и улицы были полуразрушены, полузатоплены, заросли мхом, травой, кустами и лесом, замусорились, покрылись ковром опавшей листвы. Дикие животные пользовались заброшенным городом в своих целях, и тот постурбанистический пейзаж, что получился в результате, выглядел отнюдь не мертвым городом. Но не было видно ни людей, ни следов их деятельности. Но все же что-то было не то… Шпионы использовали специальную аппаратуру для поиска живых объектов. Фрикус был специалистом в поиске различных объектов, и поиски быстро привели к результатам. Живых объектов, подходящих под описание человека было такое множество, что приборы просто зашкалило. – Что за?!.. – Симеон был поражен этим обстоятельством, – Приборы лгут или правительство?! – Правительства всегда лгут, а вот прибор!.. – Фрикус скорчил обиженную рожу, – За свои приборы я ручаюсь! Тут кто-то есть! – Жопой чувствую, кто-то есть! – шипел Простуркул. – Да! – подтвердил Экспериментатор, – Может, они невидимы? – И неслышимы! – добавил Простуркул. – Что делать будем?.. – Борзой пытался продумать хоть какой-то план действий, – Фрикус, где они? – Они везде! – Не понимаю! Экспериментатор, направо, и Простуркул – налево! Фрикус, пошли вперед! Они рассредоточились, держа друг друга в поле зрения. Прибор показывал, что объекты, определяемые, как человеческие существа, были повсюду. Вокруг. Рядом. В полуметре. В миллиметре. Справа. Слева. Спереди. Сзади. Всюду. Их были тысячи… – Но где?! – вскричал Фрикус, трясясь от страха. Они бродили много часов, но так никого и не нашли. Симоне решил передохнуть. Они присели на склоне горы. Фрикус ковырялся со своей аппаратурой, но никаких неисправностей не нашел. – Значит, аппаратура не врет? – Симеон пытался понять, что же показывают приборы, – Где же эти люди? – Это духи? Полтергейст? – предположил Экспериментатор. – Наверху их нет, так? – рассуждал Симеон, – Прибор реагирует на преграды? – Не совсем. Прибор настроен на живые объекты… – А на почву он реагирует? Фрикус усмехнулся. – Они под землей, – уверенно сказал Симеон. – Так тут есть люди на самом деле?! – Простуркул вскочил, – Нам надо найти вход в их подземелье. Я видел три дыры. – Я видел еще шесть пещер, – сказал Экспериментатор, – Если мы станем все проверять, то что-нибудь найдем обязательно. Я это чувствую… – Девять пещер. Думаю, это еще не все. Шансов мало. Исследуем с воздуха, где наибольшее скопление, а может, что-нибудь увидим. Затея с самого начала была авантюрной, значит надо делать только авантюрные шаги! Полетели! Вертолет облетал территорию буквально над землей, на высоте не более пяти метров. Фрикус следил по прибору, где было наибольшее скопление людей. Оказалось, что место их первичной посадки было наиболее многолюдно. Конечно, обследование всего острова на одном вертолете могло затянуться на срок больше месяца. Борзой решил обследовать пещеры, в которых было не так многолюдно. Простуркул остался у вертолета. Борзой с остальными пошли к одной из пещер, через которую они могли бы выйти на контакт с представителем этого местного народа. Перед входом висела табличка, на которой были наклеены яркие буквы из пластика: «Оставьте ваши упованья, входя сюда, поймите: вы идете в ад!» Это был канализационный туннель, ставший похожим на обычную пещеру. Над его обликом очень серьезно поработала природа. Фрикуса пробрала такая кондрашка, что он решил закатить истерику. – Я не пойду в ад! Там ад! Там смерть! В моем контракте не предусмотрены непредусмотренные операции! – Лучше взгляни на приборы. Где люди?! – Да внизу они! Их там двое! Метров триста! Но я туда не иду! Вот вам прибор… Но идти Фрикусу пришлось. Экспериментатор взял напарника за шиворот и просто поволок в пещеру-коридор. – Пока еще не поздно! Остановимся, а?! – чуть не плакал Фрикус, – У меня очень-очень дурные предчувствия! Фонари выхватывали из темноты какие-то полуразрушенные механизмы. Ржавые ошметки труб украшали стены, пол и местами потолок коридора. Крысы в испуге разбегались по закоулкам и дырам. – О Боже! – вдруг вскричал Фрикус и стал так брыкаться, что Экспериментатор не мог его удержать. Фонари высветили во тьме хищную улыбку скелета. – Фрикус! – резко рявкнул Симеон, – Если ты не прекратишь свои истерики, то несколько пуль будут в твоей жопе! Закрой хлебало, уткнись в свой прибор и иди вперед! Ты сможешь! Ты способен со всем справиться! Фрикус, я верю в твою смелость, но я убью твой страх, а заодно и тебя, если ты хоть чуть-чуть проявишь слабость! Мой ствол готов стрелять! Ты сможешь справиться! Фрикус успокоился, и они пошли вперед. Какое-то время он молчал, но вскоре сказал: – Они уже рядом. Двадцать метров… – Приготовить оружие. Фонари на полную мощность, – приказал Симеон, – Внимание. Свет фонарей осветил весь коридор. Метрах в пяти был перекресток, соединявший еще пять коридоров, расходившихся в разные стороны. Два туннеля уходили вниз под косым углом, один вел прямо вверх, два шли на таком же уровне. Все туннели были уже, чем тот, по которому шли наши герои. – Где они? – шепотом спросил Симеон. – К-к-к-к-к… – Фрикус заикался так, что не мог даже объяснить. «Послал же мне Бог такого труса! Как я раньше не заметил?! Впрочем в электронике он гений!..» – подумал Симеон, а вслух сказал: – Господи! Вдохни воздух глубоко и на выдохе скажи спокойно! – К-кажется, во втором коридоре слева. Указанный коридор опускался под углом около двадцати градусов. – Далеко? – Пять метров. Они фонарями пытались разогнать мрак коридора, но какой-то хлам, валявшийся на полу и свисавший с потолка, заграждал обзор. Они подошли поближе с оружием наизготовку. Экспериментатор шел впереди, проводя очередной эксперимент с реальностью и с самим собой. Существо, которое они увидели за хламом, поразило воображение, пожалуй, только Фрикуса. Если бы существо не спало, то Фрикус бы наверняка снова впал в истерику. 8 Местный клуб «Сутепуль-ши-сутекурь», что на местном языке означало: много мужчин и много женщин, – представлял собой место встреч всех жителей города, почитавших себя аристократией или на худой конец интеллигенцией. Располагался клуб в здании древнего казино. Оборудован он был именно в стиле древнего казино, и в самом центре клубного помещения стоял даже чудесным образом сохранившийся стол с рулеткой. Остальные помещения тоже оформлялись, как игровые комнаты. Горожане ни рулетку, ни какие-либо иные азартные игры не любили, а некоторые и вовсе не подозревали о таких играх, но клуб по неведомой причине оборудовали именно так. Так повелось еще задолго до появления достопамятного пылесоса и всех событий столетней давности. Стас пришел к клубу, но у входа на него попытался напасть некий странный субъект, похожий не то на самурая, не то на гейшу, не то на персонаж театра кабуки. Морда этого субъекта была раскрашена белым и черным, одет он был в кимоно, с узором в виде куродятловых лапок, обут был в сандалии на высоких деревянных подошвах, а в руках он держал двуручный самурайский меч. Последнее было уже плохо, так как это оружие было явно приготовлено к бою. – Банзай! – вскричал этот странный человек и, выставив меч параллельно своему левому уху, пошел по направлению к Стасу. – Эй, Ван Дуум! Прекрати! – тетя Роза появилась вовремя, – Иди, займись своим птичником! Либо топай к Нюрону в «Невухо-доносер»! Топай-топай! Самурай-гейша ушел, гордый, то ли как орел, то ли как куродятел. – Кто это? – спросил Стас. – Это птичник Ван Дуум, он живет в Симах. Сюда приезжает на ярмарку. У него не все в порядке с головой. Если кто-то обидит птичку без его ведома, он начинает свои боевые танцы. Идем, Стасик, там сейчас есть кое-кто, интересный для тебя. Стас вошел с тетей Розой в клуб. С разрешения тети Розы Стас стал показывать найденное им перо всем желающим. Вообще-то он хотел, чтобы это перышко увидела в первую очередь Марина, но подойти к девушке он стеснялся. Тем не менее, Марина подошла поглядеть на чудное перышко. А оно в итоге оказалось в самых цепких в городе руках – у тети Розы Махно. Цепкости рук она научилась за тринадцать лет брака с мужем, которого удержала, несмотря на всех своих любовников, которых тоже чем-то к себе привлекла и ни одного не отпускала. Всем было ясно, что перышка тетя Роза уже не выпустит. Стас даже пожалел об этом. Впрочем, он знал, что для Марины можно еще найти несколько перышек, покрасивее, чем это... – Чье это перышко красивое такое? – спросила тетя Роза, подняв руку и разглядывая перо на свет. – Бог его знает! – пожал плечами всегда бывший рядом с нею По Иванович, – Нет, а ты спроси у Охотника, он все знает! – Охотник, а, Ё! – заверещала тетя Роза, – Скажи, чье это перышко? Охотник Ё, тряся пивным пузом и рыжими аккуратно уложенными бакенбардами, подкатился к ней и спросил: – А зачем тебе оно? – А ты пощупай, какое оно мягкое, нежное, эластичное! Кто это, а? Что за тварь?! – А лапс его знает!.. – и задумался. Лапсом на острове называли любую вещь, которая пока никому не известна. Однако тетя Роза привыкла получать ответы на свои вопросы, потому она громогласно уточнила: – Как это – лапс?.. Может это и есть лапс? – Лапс! Лапс! Точно лапс! – спохватился Охотник Ё, – Раньше это редкая птица была, а нынче, говорят, расплодились! Она из семейства куродятловых. Пожалуй, ее лапсом и называют. У нас на Охотничьем ее навалом! Кажется, они появились на Крамском острове. Только это какой-то новый вид. Я вам покажу как-нибудь. Они ко мне в сад стали наведываться иногда... – А правда, что они ядовитые? – тетя Роза уже с сомнением поглядела на перо. – Чушь! Происки Дырявого Сома! – сказал По Иванович. – Ел этими зубами: ы-ы-ы! – и жив, здоров, не нужно докторов! – Ты ел и мне не сказал?! – зарычала на него тетя Роза. – Точно! – подтвердил Охотник Ё слова По Ивановича, – Послушать Дырявого Сома, так и вовсе мясо есть нельзя! Слушайте больше его байки! Ученый вроде, а таких суевериев навыдумывает, точно поп стародавний!.. Нет, я вам скажу, что этого идиёта слушать нельзя! А от лапсов нам будет только польза! Надо на поток поставить их заготовку. – Он говорит, будто мы против экологии и эволюции, – сказал По Иванович, – А я скажу вам так: не мы, а он – против эволюции! Это я жопой чую! Вот! – И не только жопой, – хитро и похотливо заметила тетя Роза, поводя бедрами так, что мужики в клубе глухо и со стонами стали глотать слюни зависти к По Ивановичу. Только Охотник Ё выказывал равнодушие и усмешку. Тетя Роза присматривалась к нему, вздергивая носиком и еще сильнее поводя бедрами, на что слюна в окружающих ртах вырабатывалась пуще прежнего. Благодаря тете Розе все так живо заинтересовались лапсами, что Охотник Ё решил тоже приударить за прекрасным цветком нашего городка. «Почему бы и нет...» – читалось в его взгляде на тетю Розу. «Почему бы и да...» – читалось в ответных взорах тети Розы на Охотника Ё. «Ах, так!..» – читалось сквозь нахмуренные брови По Ивановича (он на сей момент исполнял роль главного любовника тети Розы). Думается, интерес к лапсам у тети Розы также сопрягался с интересом к Охотнику Ё, подогреваясь оным и подогревая оного. 9 Охотник Ё повел гостей в свой сад, который был почти возле самого леса, на окраине города. – А вот они, кстати! – и он показал на птиц, похожих на ту, что Стас видел в лесу. Тут их было много. С десяток птиц на холме решили устроить брачные игрища. Горожане какое-то время наблюдали за птицами. Самцы лапсов тем временем выстроились друг за другом и ходили вокруг самок, важно топорщили свои большие перья хвостов и крыльев. Там у птиц были самые яркие перья. Остальные перья были разноцветные, такие же, как перо, понравившееся тетя Розе. Большая часть тела птиц была покрыта пухом неопределенных оттенков. Все самки были раскрашены беднее самцов, у них не было ярких перьев на хвостах и крыльях, зато пух был нежнее и не такой пестро-грязный, он колебался от малейшего дуновения ветерка. Самцы танцевали вокруг самок, и те важными кивками оценивали пестрые наряды кавалеров. Затем самцы перестроились в шеренгу и стали пятиться на самок задом, для того, чтоб им можно было лучше разглядеть хвостовые перья. Все эти замысловатые птичьи танцы, а также их смешное свадебное каркающе-завывающее пение Охотника Ё интересовало мало. Он стал рассуждать о том, какую выгоду можно извлечь из этих пташек, столь увесистых и ярких на вид. – Охотник, подстрели-ка мне штук пять этих пташек, – попросила тетя Роза, томно поводя глазами вниз по телу Охотника Ё. – Сейчас не могу, – сказал он, сглотнув слюну и пряча взгляд от По Ивановича, – Охота в городе запрещена. А зачем они тебе? Куродятлы наверняка гораздо вкуснее! – Мне нужны их пух и мягкие перышки! Представляешь, какие будут из них подушки?! – А! Да-да-да! – закивали головой собеседники, – Пух у них действительно шикарный! Так колышется на ветру!.. Охотник Ё сам не понял, что его убедило, но он покивал головой. – А может, не стоит? – тихо спросил Стас, – Все-таки неизвестная птица. Кто знает, чем она опасна. Тем более что когда-то она была ядовита... – Юноша, ты когда-нибудь слышал о ядовитых птицах? – строго спросил Охотник Ё. Стас покачал головой. – А о ядовитом мясе? – Э-гм! Что-то такое было... – Но уж точно это было не о птицах! – Но – перья! – Так, – сказал Охотник Ё, – Стас, ты идешь со мной на охоту! Пора тебе уже становиться взрослым! А то наслушался бредней этого сумасшедшего! Я понимаю, когда сопливый Фетька да плешивая Нонька бегают слушать его сказки, но ты!.. Так! Хочешь, не хочешь, а идешь со мной! Ясно?! Стас пожал плечами, не в силах отказаться, под взглядами окружающих. Не стоило ронять авторитет Охотника Ё в присутствии стольких свидетелей. 10 – Ну, что, Стас, идешь ко мне в ученики? – на другое утро спросил Охотник Ё, хитро поглядывая на юношу и поглаживая своего пса по голове, который сидел у ног хозяина. Стасу не хотелось, но прямо отказаться ему было почему-то неловко. Он пожал плечами. Дело в том, что мать Стаса, прослышав о произошедшем, очень долго говорила сыну о том, как выгодно обучаться у Охотника Ё, о том, что охотник редко выбирает себе учеников, и было бы верхом глупости отказываться от такого подарка судьбы. И вот теперь Стас понял, что ему теперь предстоит сделать выбор. Отказаться – значит разочаровать всю родню и разгневать Охотника Ё. Но злить человека, которого и сам Стас и все горожане очень уважали, было себе дороже, посему Стас лишь молча хлопал глазами. – А на охоту со мной?! Слабо?! – На охоту?! Это интересно! Конечно, иду! Недолгие сборы, довольные ухмылки родителей Стаса, и – охота... Ушли от города на милю-полторы. Лапсов тут было много – больше тысячи. Стая выглядела пестро и несколько неопрятно. Птицы бродили по полянам, занимаясь своими птичьими делами: ухаживали друг за другом, танцевали какие-то свои танцы, пели свои песни, все очень церемонно, интересно и. красиво – Ну-с, приступим! – Охотник Ё отцепил поводок от ошейника пса. Тот уже облизывался в боевой готовности, пока хозяин медленно заряжал ружье и лениво и зорко оглядывал окрестности. Лапсы еще не вполне понимали, что такое человеческая охота. Люди обычно относились к ним с юмором и добродушно, потому птицы не опасались разумных существ, никогда не прерывая своих церемоний в присутствии людей. – Мы не спрячемся? – спросил Стас. – К чему? Это же лапсы! Они нас не боятся. Иди хоть голыми руками собирай! Из-за этого Дырявого Сома люди к ним относятся с суеверным юмором! Смотреть всегда интересно, но использовать боятся. Надо начать! Стас почувствовал острейшую жалость к птицам, которых сейчас поубивает охотник. Стасу казалось, что это будет не просто охота. Словно бы что-то крылось за всем происходящим, наподобие того, как вкусить незнакомого плода. Были предчувствия чего-то большего, но определить хоть что-то было довольно тяжело. Лапсы, что были ближе всего к охотникам, вели себя странно. Они расположились вокруг крупного толстого самца, который замер, словно заправский артист в провинциальном театре перед исполнением внушающей благоговейный трепет арии... – Стой! – Стас вцепился в ружье охотника, заметив, что тот собирается стрелять именно в толстого лапса, – Охотник Ё, погоди! Пожалуйста! Мы же такого еще не видели! Гляди! Лапс-артист запел. Это было нечто новое. Такого действительно еще никто из людей не видел. Он пел, но не каркающе-завывающим голосом, каким обычно кричали лапсы, а совсем наоборот – нежным, мелодичным, напоминающим человеческое сопрано с соловьиными, дроздовыми и еще какими-то птичьими трелями. Голоса у всех лапсов вообще были очень похожи на человеческие. Это Стас заметил очень хорошо. В душе нарастал протест против того, чтобы эта охота вообще состоялась, против убийства этих птиц, в которых Стас видел что-то неопределимо связанное с человеческим. Стас был просто ошарашен столь сильными человеческими проявлениями у животного, и потому вцепился в руку Охотнику Ё, не позволяя тому начать охоту. Охотник Ё вместе со своим псом нервничали, жалея о том, что взяли этого чудака с собой. – Как хочешь, я начну! – Подожди, дай же ему допеть эту песню! – прошептал Стас. – Я его вообще не подстрелю, раз ты так хочешь. – Но остальные!.. – Если ты мне будешь мешать, берегись! Это моя охота! – Но ты не понимаешь! Это же не простые птицы! Но приклад ружья объяснил Стасу в челюсть, кто тут главный. И пока у юноши мутилось в голове, Охотник Ё расстреливал лапсов, благо ружье стреляло беззвучно, да и птицы были настолько поглощены своим концертом, что даже ничего не заметили. Видимо, предсмертные крики товарищей были ими приняты за восторги от песни. Мысль о разумности у этих птиц приходила в голову всякому, кто их какое-то время наблюдал. Но даже это вряд ли могло остановить охотника. На то он и охотник, чтобы не замечать в себе жалости к созданиям, стоящим в развитии гораздо ниже человека. ...Десять... Семнадцать... Двадцать одна... – Хватит!!! – закричал Стас, когда смог осознавать происходящее. Лапсы дрогнули, некоторые забеспокоились, тем более что охотничий пес уже начал собирать трофеи в кучу возле ног хозяина. Трупики лапсов уже усеяли все пространство вокруг Охотника Ё, так что даже травы не было видно. – Прочь! Прочь летите, лапсы!.. Охотник, я прошу тебя!.. Песня певца прервалась последней пулей охотника. Лапс изумленно замер, вскрикнул от боли и упал. Остальные птицы заволновались, некоторые подошли к певцу, тот был мертв. И лишь тогда лапсы увидели кровь и смерть. Но удивительное дело: они не бросили певца, несколько птиц подхватили его клювами и своими когтями на концах крыльев, а затем взлетели и взяли его когтями ног. Остальные бросились наутек. Охотничий пес тащил последнюю добычу к Охотнику, который торопился перезарядить свое ружье. – Это будет твоя последняя охота! – Что?! Ты что, сопляк?! Ты что, решил напугать меня?! Да ты что?! Что ты мне сделаешь?! Ты что, стал таким же идиотом, как Дырявый Сом?! Так и вали к нему, пока я тебе башку тоже не подстрелил! Пошел вон!.. – и Охотник Ё добавил ему еще пару этажей ругани и оплеух, потом вместе с собакой принялся за трупики лапсов. И хоть охота была сорвана, тем не менее, она была не совсем неудачной, ибо трофеев оказалось вполне достаточно. Однако отомстить неудачливому ученику Охотник Ё решил окончательно. – Не меня накажет Бог, а тебя... – сказал Стас ему вслед. 11 Тетя Роза очень обрадовалась таким богатым трофеям, и Охотник Ё был вознагражден в полной мере. По Иванович, несмотря на все свои достоинства, был оставлен на время, про мужа своего тетя Роза совсем забыла, прочие любовники остались купаться в Лете, в реке забвения. Они с Охотником Ё отправились куда-то в дальние охотничьи угодья на другом краю острова, неподалеку от деревеньки Перекошенной Выхухоли. Мужу было сказано много ласковых слов, от которых он растаял, после чего благословил тетю Розу на свершение чрезвычайно прибыльного предприятия с Охотником Ё. Чем та и занялась в дальних угодьях на протяжении полутора недель. Нет, конечно же, помимо дел с Охотником Ё тетя Роза не забыла и о лапсах. Даже в пылу самой сильной страсти эта особа всегда помнила о материальной стороне. Заметим, что от всякого любовника тетя Роза, помимо удовольствия, поимела неплохой капиталец, и общие ее валютные и прочие ценные активы по слухам были самыми крупными в городе и одними из крупнейших в стране. Результатом этого очередного любовного приключения тети Розы явилось предприятие по сбыту и торговле предметами и продуктами из лапсов. Все жители Перекошенной Выхухоли подрядились на производстве. Предпринимательский талант тети Розы всегда лучше всего проявлялся в таких областях, которые так или иначе касались вопросов интима. Вот и на сей раз основными предметами производства стали перины и подушки, набитые нежнейшим пухом лапсов, а также различная одежда, нательное белье и аксессуары эротического характера. В ход пошло все: пух и перья птиц, кости и клювы, когти и даже скорлупа яиц. Мясо и потроха были проданы городскому мяснику Сведенгердту. У тети Розы была даже мысль разводить лапсов в неволе, но что-то это удавалось плохо. Инкубатор для кур не годился, а тот, что построили жители деревни, оказался совсем непригодным. Яйца протухли по непонятной причине. Звать специалистов-орнитологов с материка тетя Роза просто не догадалась, потому решила, что на этом деле с нее достаточно будет лишь быстрых денег. Да и страсть ее к Охотнику Ё, хоть и сильная, была не столь уж длительной, ведь у того была и своя семья и свой не столь уж широкий круг интересов. – Что тебе не понравилось? – спросил Охотник Ё тетю Розу, – То, что он там у меня маленький? – Вообще-то у По Ивановича самый длинный и толстый, из всех, что я встречала, но ты не отчаивайся, дело ведь не только в том! Зато у тебя он тааак стоит!!! Эта фраза была ее коронной. После этого у всех заброшенных любовников оставалось приятное чувство надежды еще когда-нибудь встретиться с прекрасным цветком нашего острова. И вот так между бурными страстями тети Розы и Охотника Ё родилось весьма выгодное предприятие, с коего поимелось вышеозначенными особами много удовольствия, денег и славы. 12 Симеон думал, что же можно предпринять. Существо, найденное ими в подземелье, напоминало человека. От нас его отличало многое. Размером оно было с десятилетнего ребенка. Кожа была жутко бледная, почти синяя. Редкие волосы были на голове и спине. Вместо одежды была тряпка, перевязывающая бедра, и ошметки сандалий. Ручки и ножки были, как у обезьянки, но на пальцах были крепкие и острые когти. Человечек спал, но было видно, что глаза его огромные, как у животных, живущих в темноте. Уши тоже были большие, оттопыренные и волосатые. Но самое жуткое у этого человека был его рот. Именно из-за него этого человека можно было бы назвать мутантом. Губы, если так можно было их назвать, были вытянуты хоботом, на конце которого было небольшое отверстие, меньше, чем обычный рот человека. Хобот этот напоминал хобот слона или муравьеда. Этот факт заставлял задуматься: а что же ест этот мутант? Вообще было совершенно непонятно, чем и как он живет? И как в этом можно разобраться? – Я беру его, – шепнул Экспериментатор. Его решения всегда были быстрыми и местами даже эффективными. – Погоди! Фрикус, есть еще кто-то поблизости? – Метров пятнадцать… Двое. Тоже, кажется, спят, не двигаются… – Бери. Экспериментатор тут же достал «универсального медика» – маленький прибор, имеющий много разных функций. Потом он вколол мутанту релаксант, взвалил на плечо и двинулся к выходу. Мутант не спал, но сопротивляться не мог. Только испуганно таращил огромные глаза и шевелил своим хоботком. – Этот чудик может пострадать от света, – сказал Борзой Фрикусу, – Завяжи ему пока глаза. Через десять минут они уже были возле вертолета. Экспериментатор уложил мутанта на землю. Простуркул тут же стал комментировать внешность этого необычного существа. Комментарии его были настолько дурацкими, что Симеон рассмеялся: – Да ты не видишь, что это просто хобот, а не инструмент воспроизводства?!.. Экс, он сможет говорить, или ему надо вколоть чего-то? Как мы будем с ним говорить? Пока светло, он не сможет общаться. Давай-ка в этих развалинах в погребе с ним побеседуем. Простуркул, побудь пока тут. Экс, Фрикус, идем! Экспериментатор отнес мутанта в развалины, где были остатки подвала, достаточно сумрачные для такого существа. Затем он достал «универсального медика» и вколол мутанту в область лица активатор. Мутант что-то гудел своим хоботом, на лице его рисовался страх. – Пожалуй, я его к компу подсоединю. У меня один софт есть, приложение к шлему, – Фрикус тут же надел на мутанта электронный шлем и подсоединил его к компьютеру. – С ним можно будет общаться? – Нет. Просто его мыслеформы будут в виде образов, картинок. Может, чего-нибудь и поймем? – А он как нас поймет? – Так же. – Поехали! Узнай у него, кто живет в этих подземельях, кто они? Ничего толком не получалось. Вопроса мутант не понимал. Компьютер не мог справиться с задачей. – Ладно! – сказал Симеон спустя десять минут бесплодных ошибок, – Давай попробуем по-простому! Я, – он ткнул себя в грудь, – человек, Симеон! А ты? – он ткнул пальцем в грудь мутанта. – Уугр, – прогудел тот. – Ты Уугр? Моргнул. – Ты Уугр, один? – Симеон показал палец. – Уугр уугры! – мутант закатил глаза. – О! – Симеон покачал головой, – Что бы это значило? Вас много, что ли?.. – Ты понимаешь то, что я говорю? Если понимаешь, моргни два раза. Мутант не моргал, он таращил глаза то на Борзого, то на Экспериментатора, то на Фрикуса. – Нет, так дело не пойдет! Его надо везти в лабораторию. Ладно, хлопцы, грузите его в вертолет. Простуркул, следи за ним внимательно! Отвечаешь головой или жопой! Загрузились в вертолет. Фрикус сел за штурвал, Симеон сел рядом с ним, Экспериментатор сел позади Фрикуса. Простуркул закинул мутанта назад, за кресла, а сам сел на последний третий ряд. Полетели. – Старец, – бормотал Симеон, – Мне нужен старец. Он ответит на мои вопросы хотя бы по-человечески! Стоп! Стоп-стоп-стоп, – неожиданно простая мысль пришла Симеону в голову, – А кто написал надпись перед дверью? Ад… «Вы идете в ад…» Тааак! Экс, ты делал фотографии? – Как обычно, я все снимаю на камеру! – Экспериментатор достал из своего шлема маленькую видеокамеру, подсоединил к компьютеру. Через пару минут Симеон уже рассматривал на мониторе эту необычную надпись. – Пластик… Яркий. Не пострадал от времени… Вырезано аккуратно… – Это посажено на клей, – заметил Экспериментатор, – Вырезано ножовкой. Сделано не более, чем с месяц назад. Даже стружка от пластика еще есть. – Тааак! – Симеон усмехнулся, – Значит, люди на острове бывают. Так! Фрикус, давай на максимальную высоту! Вертолет стал круто набирать высоту. – Значит, хлопцы, мы ищем что-то напоминающее военную базу! Строения, дороги, аэродромы и тому подобное. Прошло около получаса. Ничего необычного так и не нашли. – Эй! Простуркул, ты спишь?! – хохотнул Экспериментатор, отвлекшись от наблюдения. Симеон взглянул назад. Что-то не понравилось ему в облике Простуркула. – Эй, Простуркул, очнись! Тот не реагировал. – Экс, ты ему не вколол случайно релаксант? Иди проверь, что с ним! Толстяк грузно встал и подошел к товарищу. Он заметил, как что-то мелькнуло под креслом Простуркула. – Эй ты, мутант! Ты чего там делаешь?! Уугр невинными слезливыми глазищами пялился на Экса. Толстяк пошлепал Простуркула по щекам. Тот не реагировал. Он пошлепал сильнее. – Ннуу, шштоо тыыы! – Простуркул был словно под действием конкретного наркотика. Лицо его было бледное, тупое и блаженное, глаза едва выглядывали из-под ресниц. – Да тебя торкнуло! Что за хрень?! Это тебя этот говнюк укусил?! Симеон подскочил к ним. Он сразу же заметил, что у Простуркула задранная и мокрая штанина. Отогнув штанину, он увидел, что в ноге у того странная рана, затянутая белой пеной. – Этот урод очухался и укусил этого балбеса! – заорал Борзой, – Он упырь! Экс, свяжи гада! Твой релаксант на него почти не подействовал! Эх, ты, дурень, – плюнул он в сторону Простуркула, – Я же тебе говорил, следить! Тьфу ты! Вот и ответил своей жопой! Тупица! Симеон вздохнул и пнул ногой слезно моргающего уродца. Экспериментатор принялся за дело. Но Уугр так просто сдаваться не желал. Он понял, что его снова хотят обидеть и изменил тактику поведения. Его хобот угрожающе задрожал, и Уугр внезапно плюнул в лицо толстяку своей слюной. – Осторожно! – Симеон отреагировал молниеносно. Он подпрыгнул и опершись рукой о спинку кресла, с разворота врезал ногой в лицо мутанту. Тот опрокинулся навзничь. Еще один удар в пах заставил Уугра скорчиться в судороге боли. Экспериментатор рыча отер лицо и бросившись на упыря вколол тому релаксант. Затем связал тело и замотал хобот. – Как? – спросил Симеон товарища. – Лицо немеет. – Это явно какой-то яд или наркотик. Смой и протри хорошенько. А я пока займусь Простуркулом. Во время короткой схватки Фрикус проявил себя спокойно, истерик не устраивал, вел вертолет ровно. Пока Симеон и Экспериментатор занимались медициной, Фрикус наблюдал за островом. В проливе, отделявшем Охотничий остров от Пьянолисьего, он увидел странную точку, передвигавшуюся по волнам. – Симеон! Там лодка! Там на западе лодка! Симеон закончил промывать рану Простуркула. Экспериментатор тоже закончил приводить себя в порядок. – Займись нашим балбесом, – сказал Борзой толстяку, а сам вернулся на свое место. – Видишь? – спросил Фрикус. – Спускайся! Вертолет направился к проливу. 13 Дырявый Сом долго качал головой, но ничего не говорил, пока Стас рассказал ему об охоте. Стас внимательно следил за тем, как Дырявый Сом разглядывал окровавленное перо, измерял шагами комнату, затем останавливался, качал головой, махал рукой, чесал бороду и снова измерял комнату вдоль и поперек. – Сом, ты огорчен тем, что Охотник убил птиц или тем, что он побил меня? – Ты жив? – Угу! – Н-да!.. – и старик снова замолчал, созерцая перо. Стас вздохнул, закусив губу. Затем они долго молчали, созерцая свои мысли. Дырявый Сом никак не мог решить, как теперь действовать. Если в дело ввязались чувства и страсти тети Розы, то всякая политика и борьба за экологию были бы бесполезны, так как, по сути, тетя Роза была серым кардиналом, имея под каблуком всех мало-мальски влиятельных граждан городка, а заодно и депутатов от Охотничьего острова, что заседали в Государственном Совете, в столице. Тетя Роза иногда туда наведывалась, чтобы закреплять свои связи в высших кругах. Ходили слухи, что после приема у президента Попуса Попонидиса тетя Роза стала заметной фигурой не только в области своей женственности, но и в политике. Слухи, естественно, дополнялись весьма пикантными интимными подробностями встречи тети Розы с президентом, хотя свечку держать там было некому. Что теперь остава