БУДНИ. (Глава из «НАЧАЛА»)
НАЧАЛО
Глава 3. БУДНИ
Теперь Мила старалась думать исключительно о дипломной работе и предстоящих экзаменах, а все остальные проблемы вызывали у неё раздражение и недовольство. Даже родители постепенно перестали донимать Милу расспросами, решив, что разговоры с ней ни к чему хорошему не приведут. Тем временем окончательно установилось солнечная тёплая погода и вместо того, чтобы сидеть над учебниками дома или в библиотеке, Мила ходила в ботанический сад, где на лавочке, в окружении зелени и мамаш с колясками, погружалась в изучение, а точнее в повторение, не слишком увлекательного, но и не особенно утомительного экзаменационного материала.
Однажды, после лекций в университете, Лена объявила Миле, что очень хочет в её компании походить сегодня по магазинам. Мила всегда считала, что делать покупки в присутствии других людей – занятие очень неблагодарное и нудное, да и вообще, она не была любительницей магазинов; обычно одежду и обувь Миле покупала мама, и только кое-что из Милиного гардероба было куплено ею самой, но наверняка она никогда не позвала бы с собой подругу, чтобы сделать выбор в её присутствии – Мила приобретала вещи спонтанно, только когда ей что-то очень нравилось. Тем не менее, не желая обидеть подругу, Мила согласилась, и обрадованная Лена потащила её в один из самых крупных магазинов.
По дороге обсуждали мужчин. Вначале Лена рассказывала интимные подробности своих отношений с мужем. Мила знала, что он у Лены – человек спокойный и мягкий, подчиняющийся жене, характер которой был более живой и энергичный. Однако, из рассказа Лены следовало, что он постоянно обижает её своей бесчувственностью и невнимательностью… Мила тоже разоткровенничалась и призналась подруге в том, как горько ей от того, что сегодня во время занятий Ося откровенно любезничал со Светкой, а потом, обняв, повёл её куда-то, не обращая на Милу внимания. Лена всегда недолюбливала Осю и потому не собиралась сочувствовать Миле; она как-то по-старушечьи покивала головой и заметила, что Мила вообще-то должна давно перестать обращать внимание на Осю, хотя бы потому, что у Лены на дне рождения Тиль слёзно просил её «следить за Милиным поведением». Услышав это откровение, Мила с трудом сдержалась, чтобы не высказать в резкой форме своего отношения к подобным «просьбам» установить слежку за человеком, которому признаёшься в любви.
Напоминание о Тиле было для Милы так неприятно, что вся эта дурацкая затея с прогулкой по магазинам стала раздражать её ещё больше. Она извинилась перед Леной, соврав, что плохо себя чувствует, и поехала домой. В автобусе Мила думала о том, как же могло так получиться, что Лена на протяжении всей учёбы в университете была чуть ли не единственной её подругой.
Погружённая в безрадостные мысли, Мила шла от автобусной остановки к дому и почти у самого подъезда увидела Серого, одноклассника её соседки, которой не стало несколько месяцев назад при весьма загадочных обстоятельствах. Первым бессознательным желанием Милы было перейти на другую сторону улицы, но Серый уже шёл к ней навстречу.
– Ты что, не узнаёшь меня?
– Узнаю.
И тут же, без перехода, Серый спросил:
– Что, так и неизвестно, что с ней произошло?
Мила ответила, что неизвестно, что официальная версия – больное сердце, что маленькая дочка осталась жить у бабушки и дедушки, и что вся эта история напоминает кошмарный сон.
– Да, невозможно привыкнуть, - согласился Серый и сразу распрощался.
* * *
На следующий день в перерыве между занятиями Ося горячо извинялся перед Милой за своё вчерашнее поведение. Мила почему-то отнеслась к его извинениям подчёркнуто добродушно, словно опасаясь, что Ося передумает с ней разговаривать и уйдёт. Мила была удивлена своим опасениям, но, когда они с Осей после занятий вышли из университета, уже не рассуждала и не сожалела, а охотно предалась их обычному времяпрепровождению, тем более что ярко светило солнце и было так свежо и приятно. Где-то в глубине души пряталась мысль о том, что вся ситуация выглядит довольно смешно, но это не трогало Милу и они с Осей оба были в прекрасном настроении.
На базаре они купили два огромных яблока и пошли в кафе, где, удобно усевшись у окошка, болтая, попивали кофе. Ося резал перочинным ножиком яблоки и кормил ими Милу. Из радиоприёмника голос Лаймы Вайкуле предупреждал: «ещё не вечер… пусть говорят, что мы расстанемся с тобой…», и Миле хотелось смеяться и плакать одновременно. Ося, конечно, курил, не переставая, и, чтобы успокоить Милу, задавал ей вопросы на отвлечённые темы. Решили, что хорошо бы послушать серьёзную классическую музыку, вышли из кафе и отправились в филармонию, где попали на второе отделение. Играли Мусоргского. В зал можно было не заходить – гораздо приятнее оказалось сидеть в фойе на подоконнике у открытого окна. Когда стало прохладно, Ося снял свитер и укутал им Милу. Она смотрела на его худое тело, на морской ремень, с которым он почти никогда не расставался, и думала почему-то о том, как прекрасно было бы найти работу в театре. Она сказала об этом Осе, и он пошутил, что, возможно, есть вакантные места в филармонии, и побежал вниз по лестнице, как будто бы в поисках кого-нибудь из сотрудников, чтобы спросить, не знают ли они об этом. Вернулся он с программкой и предложением пойти завтра на джазовый концерт слепого американского пианиста.
Ночью Миле приснился здоровенный негр в чёрных очках, играющий Мусоргского в маленьком накуренном кафе, окна которого были почему-то без стёкол, а за ними в кромешной ночной темноте светились огни маяка и бушевало море.