Я всегда тосковал по форме более ёмкой, что была бы ни слишком поэзией, ни слишком прозой и позволила бы общаться, не обрекая никого, ни автора, ни читателя, на страдания высшего толка. В самой сути поэзии есть непристойное что-то: возникает из нас нечто, о чём мы не знали, что в нас оно есть, а мы таращим глаза, словно из нас выпрыгнул тигр и стоит в круге света, похлёстывая себя хвостом по бокам. Поэтому правильно говорится, что стихи нам диктует демоний, хоть наивно считается, что это, конечно же, ангел. Трудно понять, откуда берётся вся эта гордость поэтов, если стыдно бывает им оттого, что заметна их слабость. Какой же разумный хотел бы стать прибежищем духов, что живут в нём, как в собственном доме, вещая на разных наречьях, и, как будто им мало было украсть его голос и руку, они для собственного удобства пытаются даже влиять на его судьбу? Поскольку нынче в цене то, что носит приметы болезни, кто-то может подумать, что я просто шучу, или, что я открыл ещё один способ восславлять Искусство посредствам иронии. Было время, когда читались лишь мудрые книги те, что помогают сносить боль и несчастье. Но ведь это не то же самое, что просматривать тысячи произведений родом прямо из психиатрической клиники. А ведь мир совсем не такой, как нам кажется, и мы совсем не такие, как в собственных бреднях. Потому-то все люди хранят молчаливую благопристойность, так добиваясь уважения родственников и соседей. А в поэзии пользы всего-то, что нам она напоминает, как трудно всегда оставаться одной и той же особой, ибо дом наш открыт, на ключ не заперты двери, а незримые гости входят и выходят. Что ж, согласен, то, что здесь говорю я, совсем не поэзия, потому что стихи писать позволительно редко и неохотно, лишь по невыносимой нужде и только с надеждой, что не злые, а добрые духи избрали нас своим инструментом. Перевод с польского.