Редкой встрече, удаче, чуду, на ресницах пушинке счастья и тому, что сосед - паскуда, персонаж из «Дежурной части», - помашу рукой издалече: не пускают в покой знакомых. Мне по вкусу острое лечо, передачи от насекомых, здесь же очень строга диета, много датчиков зорких, глупых. В тайнике я храню про это и пишу за тарелку супа… Уж, прости, тебя замусолю, подвернётся удобный случай, предадимся с душой застолью, отгуляем с лихвой покруче. Знаешь, друг, ты не жди оказий, как не жду я вестей в покое, ты пиши, из твоих фантазий в тишине достаю хмельное и, сглотнув, я кричу в экстазе сам не свой: «Подай черевички!» - возвращаюсь в кровать и наземь, умоляю в тоске: «Сестрички!» Хороши, что скрывать, но строги, если б не паралич треклятый, я б не только формы и ноги смог тебе описать крылато. Возвращенье к исходной точке не всегда происходит гладко, их рукам бы носить цветочки, а не то, что и молвить гадко. Извини, за прорывы прозы, устаю без крылатых тварей, жизнь в одной постоянно позе порождает застой фекалий… Тромб, ты знаешь, похуже бомбы, мне об этом сосед поведал, он сантехник с душой Коломбо, но об этом потом, отдельно. Озабоченный состояньем про счета намекаешь, счёты, не обходишь дочек вниманьем, всё зачёты, помнишь? зачёты… Выдавать не спешу, пусть зреют, молодые они, активны, выпирают, боюсь, обреют очень грубо, под ноль, активы. Притомился, пора мне друже, здесь ведь не соблюденье меры главный признак, что ты недужен, а задёрнуть легко портьеры. Не забудь мою скромную просьбу: передай в коробочке муху, чтоб когда будет очень поздно, поднести её нежно к уху. Отпиши, удачны ли галсы, как и прежде, твои вслед попке? Шевельнуть бы мне только пальцем, дотянувшись до главной кнопки…