Станислав Шуляк Притчи Из книги «Последствия и преследования» (мифы и притчи) Временами оба они в бесцветности своей собирались под лучами заходящего солнца, когда было ни тепло и ни холодно, когда не нужно было заботиться ни о насущном, ни о развлечениях, и рассказывали друг другу истории, которые сами же и на минуту не запоминали, и не старались запомнить. Все существование свое проведя на грани удушья, в окружающих их интересовались они оба только внезапными рождениями или скоропостижными бессмертиями. Ф. обычно первым начинал. С ним вообще ни в недобром, ни в бесцветном никогда не было сладу. – Наше солнце для кого-то маленькая свечка, которую тот запалил и спустился с нею в погреб, прикрывши ладонью пламя, и лазит там по полкам, и проверяет, где у него банки с огурцами, где варенье, где развешены веники, где пенька, где пылится в углу велосипед, где старое трюмо с облезлым зеркалом, в которое он еще мальчишкой забавно корчил рожи, где табуретка без двух ножек, пустые цветочные кадки или кастрюли и соусницы, доставаемые только к великим праздникам, где толстая пачка пожелтевших журналов, залистанных и затрепанных, с наивными, веселыми картинками, с рекламой забытых товаров и с добрыми рассказами, в которых всегда легко угадывается конец. И, наведя ревизию в своем холодном погребе, хозяин выйдет наверх, из бережливости задует свечу и спрячет в шкафу, где у него хранятся – целая связка – и другие такие же солнца, использованные, оплавленные, обгоревшие и, в общем, ненужные; ведь это когда еще снова понадобится в погреб идти!.. Однако из бережливости сохраняются, – Ф. говорил. Ш. пальцами только ощупывал свои застывшие губы. Говорить или слушать – ему не хотелось одинаково, но ему все-таки иногда удавалось себя превозмочь. – По миру на человека, и ни одного нет похожего мира, – наконец, говорил он, выбравшись из временного заточения небезразличия своего. – Для одного мир – беспечный, для другого – страдающий, для третьего – огненный, для четвертого – воровской. Выйти из мира нельзя, а ко времени зрелости он и вовсе костенеет. Бейся, не бейся тогда – не вырвешься. И пересечений с другими тоже не бывает, и не бывает общих мест и сходных стремлений, и надежд, и даже границ. А бывает только, как если скатываются много мячиков по ступенькам. Скачут, скачут мячики, столкнутся вдруг некоторые два из них, отскочат друг от друга, разлетятся в стороны и поскачут снова вниз. Обычно так. Ф. усмехался, в осторожном пренебрежении своем усмехался, тяжкие корчи равнодушия надолго существо его занимали. – Идут два эскалатора, один вверх, другой вниз, – Ф. говорил. – И люди стоят на них, и смотрят друг на друга. Иногда хочется остановиться, поговорить с кем-то или просто посмотреть другому в лицо, но этого сделать нельзя, потому что эскалаторы быстро уносят людей в разные стороны. Только успел издали приметить какое-нибудь славное личико, а вот вместо него уже и затылок показался. И любить тоже нельзя, потому что эскалаторы не могут остановиться. Что же остается? Разве поговорить с кем-нибудь со своего эскалатора? Но как поговоришь, когда впереди одни прямые, упругие и скучные спины, и, раз посмотрев на такую спину, не захочешь потом увидеть и лица?! Разве что обернуться и посмотреть на того, кто стоит сзади? Но оборачиваться нельзя.