Станислав Шуляк Политика Из книги «Последствия и преследования» (мифы и притчи) Немалой безвестности Ш. удалось добиться для себя тем, что он сторонником крайностей был во всех своих проявлениях. – Какой ты теперь – крайне левый или крайне правый? – с видимым и значительным равнодушием спрашивал Ф. у товарища своего. – Крайне средний, – небрежно Ш. отвечал, всего только отвечал небрежно. Стратегическое значение горечи было вполне им постигнуто. – Ну а что же ты делаешь в условиях неразберих, которые видимы ныне? – Ф. говорил. – Разбираюсь. – А если времени нет? – Ухожу вместе с ним. Ф. в нынешней своей неудовлетворенности не закоснел вовсе; то он отойдет от приятеля своего, то снова вернется, приглядываясь все пристальней к очертаниям новой его убежденности. Если тем, конечно, можно было доверять. Легчайшая фракция несчастья – меланхолия – отчетливо отпечаталась в его безликости. – Некое деспотическое безвластие не есть ли лучшее из устройств для пресловутого нашего мира-пустоцвета? – наконец говорил он, с безмыслием своим собравшись и глядя сзади в затылок Ш. – Да, но и все равно тому следует преодолевать его специфические соблазны благонравия и процветания, – только Ш. отвечал. Юмор всегда был союзником его тревог, но здесь уж этим и не пахло. У него не было никакого сочувствия к миру, приговоренному к фантасмагориям в нынешней его фазе упадка. Строительство скорби и созерцания требовало полной их безучастности, и уж временами витала меж ними идея партии здравой бессмысленности. Иные оазисы бескультурия иногда оба они старались вокруг себя сохранять. – А скажи мне, отчего навязчивое солнце твоей выразительности никогда не заходит? – Ф. говорил. – Но ведь и поваренный сахар ощущений моих всегда обжигает меня, – Ш. возражал с едкой насмешливостью вокруг его праведных губ. – И еще несомненно, что дух трагедии никогда не минует навязчивости, тому даже и пройти невозможно мимо оскомины и мимо буераков существования, - кивнул еще Ф. – А по-твоему, чем-то можно поправить мир и приемлемей сделать? – Ш. возражал. – Почистить, поперчить, варить на бережном огне, – только Ф. говорил. – Его (мира) ошибка в том заключается, что он вообще согласился на свое существование, в самом его начале, – Ш. иногда на вещи немного мрачно смотрел, и вещи тем же ему отвечали. Оба они серьезно обдумывали возможность обретения двойного гражданства – подземного и небесного, но вопрос этот не был столь простым, чтобы так уж скоро решиться. – Да-да, – сказал еще Ф. голосом новой бесцветности, – прогресс и надежда служат завлечению в этот мир легионов бесполезных потомков. Хотя, конечно, вредные привычки уменьшают сопротивление животного материала истинным веяниям несуществования. – А вот уж это-то ныне меня перестало тревожить, – Ш. говорил, и гримаса некой запредельной естественности на мгновение на лице застыла его. Хотя и сие мгновение довольно скоро, впрочем, прошло. Его и не жаль было, мгновение это. Кто из нас способен выйти за пределы своего пресловутого?!