Куземко Владимир Валерьянович. С К А З К А О С О Л Д А Т Е . Из юношеской прозы. Давно это было. …По широкому полю ехали три всадника, три богатыря - Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Долго ехали, притомилися, и уж не могли их приободрить песни весёлые, да простор бескрайний, да шелест травы-муравы. -Отдохнем - ка, братья!» - предложил Алёша по праву младшего. А тут как раз и ручей им попался, - журчала в нём чистая вода, и веяло от него прохладой. Слезли с коней богатыри, копья да булавы на траву-мураву положили, а мечи - нет, потому как даже в сказке не забывали богатыри о вражьем коварстве и происках нечистой силы… Наклонился к ручью Муромец, воды испить, но тронул его за плечо Добрыня Никитич: - Подожди, брат… Глянь – темнеет что-то в кустах!.. Не засада ли?.. Не ударят ли в спину предательскими стрелами?.. Дунул ветер, задрожали кусты… И впрямь темнело что-то под ними!.. - Разрублю надвое! - крикнул Алёша Попович, и ярко сверкнул на солнце его булатный меч. - Подкрадёмся к супостату с разных сторон! - посоветовал осторожный Добрыня Никитич. Но ждали они слова Ильи Муромца, потому как был он у них за главного. Долго молчал он, вглядываясь, а потом сказал: - Пойду я один. Если друга встречу - побратаемся, а с врагом схвачусь в лютой сече… Подошёл он к кустам, посмотрел… помахал рукой: - Идите сюда, братья!.. Подошли богатыри. Смотрят: лежит за кустом на траве-мураве солдат, широко ноги раскинув, шинелью накрывшись с головой.. Крепко спал солдат, знать, и не слышал даже, как богатыри к нему подошли. Засмеялся Алёша Попович: - Как на перине спит солдат на земле родимой!.. Погладил усы Добрыня Никитич: - А если б недруг подкрался? Не один богатырь сложил головушку вот так, в сладкой дрёме… Усмехнулся Илья: - Нет ничего крепче солдатского сна! И стояли три богатыря над спящим солдатом, а рядом журчал ручей и нетерпеливо били копытами застоявшиеся кони. И сказал Алёша Попович: - Знаю я одно слово заветное, что вмиг солдата пробудит!.. Усмехнулся Муромец, недоверчиво погладил усы Добрыня Никитич, а Алёша крикнул солдату в самое ухо: - Проснись, солдат, приехала кухня! Щи да кашу привезла, твои товарищи за ложки уже взялись, просыпайся скорее, пока всё не съели!.. Но не проснулся солдат. Видно, крепко был его сон. Отстранил легонько плечом Алёшу Поповича Добрыня: - Нет, брат, не это самое заветное слово для солдата… Но знаю я это слово, и от него уж точно проснётся он!.. Глубоко вдохнул воздух Добрыня Никитич, и подобен грому из-под самого неба был его голос: - Проснись, солдат!.. Зовут тебя к самому главному генералу, чтобы вручить награду за отвагу да за последний бой! Так иди же скорей!... Но не проснулся солдат. Очень крепко спал, должно быть. Только тихо журчал ручей, и били конские копыта. Расправил плечи Илья Муромец: - Эх, братья мои Добрыня и Алёша, не это самые заветные слова для солдата… Но знаю я самое заветное слово, и от него обязательно проснётся он!.. Посмотрел Илья на Солнце красное, да на небо голубое, окинул взором землю – матушку, а потом - крикнул, да так, что пошатнулись Алёша Попович с Добрыней Никитичем, а любой другой на их месте и вовсе не устоял бы на ногах. И крикнул богатырь: - Победа!.. Разбито вражье войско, легло костями в оврагах глубоких да в лесах дремучих, сдались в плен их атаманщики, и склонились чёрные знамена перед алыми стягами земли русской!.. Так проснись же, солдат, и посмотри, как празднует победу народ православный!.. Но не проснулся солдат. Крепко спал он под журчание ручья и ржанье бьющих копытами коней. Удивились богатыри. Сказали они три самых заветных слова, но не проснулся солдат… - Э, братья… Чует моё сердце, что не спит он… - тихо произнёс Муромец. Посуровел Добрыня Никитич, а Алёша склонился и снял с солдата шинель. И отшатнулись богатыри. Да, не спал солдат. Было иссечено пулями его тело, не билось когда-то горячее сердце, а рядом с поникшей рукой лежал уже начавший ржаветь боевой автомат. Вечным сном заснул солдат на земле – матушке. И склонили головы богатыри, и стояли молча, потому что не нужны слова в такую минуту. Но чу!.. Что это?.. Уже не журчал ручей, и не били копытами кони… За полем широким, за горизонтом далёким заклокотало вдруг, затряслось… Вот и гром ударил, и молния засверкала, но где же тучи?.. чисто небо!.. И почудилось богатырям, что молнии эти извергают чудища невиданные, в сталь одетые… И заметили они, что смолкли звери и птахи лесные, и ручей стих, и испуганно жмутся друг к другу богатырские кони… И поняли богатыри: то не гром гремит и не молния сверкает… Напали враги лютые, беспощадные, и закипеть скоро смертному бою, где нет пленных и нет раненных, а есть живые и есть мёртвые… Схватились богатыри за мечи… и бессильно опустились могучие руки. Не былинными героями должна защищать себя в миг испытаний великая Русь, да и не совладать мечам богатырским со стальными чудовищами… И сказал тогда Алёша Попович: - Посмотри, солдат, послушай… То не гром гремит и не молния сверкает… Враги напали на нас, и некому защитить и это поле, и этот ручей, и всю землю нашу покуда глаз её видит!.. И сказал тогда Добрыня Никитич: - Послушай, солдат, посмотри… Сбиты внезапным ударом пограничные заставы, горят уж деревни и города, смерть и горе кругом!.. И сказал тогда Илья Муромец: - Вглядись, вслушайся, солдат - угоняют в рабство жён наших и :ребятишек малых, убивают непокорных, оскверняют храмы, и стонет залитая слезами и кровью наша земля!.. А враги уже близко… Совсем рядом уж раздаются их торжествующие крики!.. Разом сказали богатыри: - Так встань же, солдат! Встань за землю русскую!.. Тихо стало вокруг. Тяжкий вздох пронесся по-над травой-муравой. И встал солдат. Горячо забилось его сердце, неугасимым пламенем запылали его глаза, грозно стискивали автомат его руки. Крепче смерти была его любовь. Крепче смерти была его ненависть. Любовь к Родине. Ненависть к её врагам. И хоть был он мал ростом и неказист, но чуялась в нём могучая сила, перед которой не устоять, от которой не отбиться… И склонились в поклоне богатыри перед солдатским Мужеством, и поняли они, что не погибнуть Руси – матушке, что и в этот раз сыщутся ей надёжные защитники… Не оставят Мать в погибели её сыновья!.. … Нет в этой сказке счастливого конца. Нет и печального. Пусть конец ей даст сама жизнь. 1977 год.