Куземко Владимир Валерьянович. РАССКАЗЫ. 1986 – 1988 г.г. ИСТОРИЯ С БЛАГОПОЛУЧНЫМ К О Н Ц О М . . Из цикла: «Рэтро – юмор». …Пришло время и мне включиться в убедительное разоблачение совершенно неубедительных империалистических врак западных корреспондентов в Москве относительно советской действительности, и рассказать историю, приключившуюся однажды на полдороге между американским посольством и заведением с непереводимым на иностранные языки названием з а б е г а л о в к а . Именно в это экзотическое заведение скорым шагом следовал западный журналист Джонсон, получивший срочное задание подготовить материал о сегодняшнем житье – бытье простых советских людей. Ну а таковых Джонсон надеялся встретить лишь в облюбованном им заведении, ибо только здесь ещё можно было надеяться услышать речи, не оттягощённые оглядкой на пропагандисткие штампы и вездесущие уши КаГеБе… В то же самое время навстречу ему курсом к домашнему очагу с упорством ледокола продвигался простой советский гражданин Васин Олег Витальевич, 43 лет, дважды разведённый, трижды уволенный по статье, но не растерявший светлой веры в себя и в своё лучшее будущее. Пути Джонсона и Васина пересеклись в точке, в просторечии именуемой фонарным столбом. Вообще-то Олегу Витальевичу хотелось домой, но земная твердь вдруг тревожно закачалась у него под ногами, и он был вынужден ухватиться за надежную бетонную опору, размышляя, не землетрясение ли приключилось в городе, и смог ли кто-либо уцелеть в нём, или он, Васин - последний из выживших?.. Вокруг не было видно ни единой души. «Все погибли!..» - подумал Васин, и по его щеке скатилась скупая мужская слеза крепостью в сорок градусов. В этот самый момент из-за угла и вынырнул Джонсон, белозубо улыбаясь и постреливая по сторонам выискивающим наши недостатки взглядом. Увидев на горизонте Джонсона, Васин сразу же почуял в нём что-то своё, родное, до боли знакомое. Этим родным и знакомым была блёклая рубашка Джонсона, купленная им вчера в магазине уценённых товаров и специально надетая для конспиративной цели - слиться с окружающей толпой. Васин искательно заулыбался своему будущему спасителю. Джонсону тоже мгновенно понравился нетвёрдо стоявший на почве родимого Отечества советский гражданин, трёхнедельная щетина и мятый пиджачок которого убедительно свидетельствовали о его непричастности к местным правящим кругам, и чей замутнённый глубокими раздумьями взгляд настойчиво блуждал по сторонам в поисках чего-то, - уж не утаиваемой ли тоталитарным режимом истины?.. Сияние джонсоновской улыбки стало ослепительным. Приблизившись на достаточное для идеологического абордажа расстояние, он дружески подмигнул: - Устали?.. Так сказать, п е р е к у р ? П р и в а л в п у т и ?.. - Эх, туды его в печёнку! – философски ответил Васин. - Помощь нужна? – участливо поинтересовался Джонсон. -Ага! – доверчиво сознался Васин. – Надоело тут стоять… Мне б туда, паря! – и он махнул в сторону своего дома, находящегося в данный момент в трёх километрах западнее. - Окей! – радостно возопил нашедший искомое репортёр. – Правда, предстоит ещё урегулировать вопрос с выездной визой, но эту маленькую формальность мы уладим… Однако вы понимаете, что дорогу «туда» надо ещё заслужить… - Да всё я понимаю… - вздохнул Васин, на самом деле понятия не имевший, где он возьмёт денег на такси. А Джонсон тем временем вытащил из кармана репортёрский блокнот и безотказную, способную строчить антисоветские пасквили даже и в помойной яме ручку, приготовился записывать. - Что, на водку – хватило, а на закуску - нет? – для начала дружески поинтересовался он. - Какая там водка, при нынешних-то ценах… - скривился Васин. - Одеколон пивом запивал! Разве ж это напиток для сурьёзного человека? Джонсон записал каждое его слово. Васин встревожился: - Постой, а чего это ты там шпаришь?.. - Я – журналист. Интервью с вами в моей газете и станет для вас долгожданным пропуском в свободный мир! - весело объяснил Джонсон. – А теперь скажите, что вы думаете о политике своего правительства? Поддерживает ли простой народ проводимые реформы? И вообще, возможна ли в вашей стране в обозримом будущем замена социалистического строя на какой-нибудь другой, более справедливый и эффективный строй?.. Васин ошеломлённо икнул, внимательно посмотрел на Джонсона. Рубашка на нём действительно наша… А вот взгляд - не наш!.. И в улыбочке есть что-то нехорошее… - Журналист, говоришь… - с трудом провернул негнущимся языком Васин. – А… это… из какой газеты?.. - Из правдивой и объективной! - заверил его Джонсон. – И у меня тут ещё несколько вопросов есть: о вводе войск в Афганистан… о поставках болгарского оружия при посредничестве КГБ западно-европейским террористам… Но Васин уже не слушал, выудив в потоке ранее сказанного то, что обожгло его изнутри. - Из правдивой и объективной, говоришь… Из иностранной, что ли?! – быстро переспросил он. - Ну да! – беспечно кивнул Джонсон. - Из капиталистической?- для окончательной ясности ещё раз уточнил Васин. - Я представляю самую свободную в мире - американскую прессу! – гордо сообщил Джонсон. В голове Васина что-то щёлкнуло, и он вдруг осознал, что только что по недомыслию и временной утрате политической бдительности он чуть не уронил в грязь авторитет своей великой державы. От этой мысли Васин сразу же протрезвел. Ну то есть руки-ноги ещё находились во власти зелёного змия, но в мозгах прояснело и законтачило. - Только не вкручивайте нам насчет прелестей западной демократии! - внятно произнёс Васин, придав своей щетинистой физиономии оттенок холодной презрительности. - Все ваши так называемые свободные газетёнки находятся на откупе у акул капитализма!.. И пишете вы под их диктовку, а попробуете самоуправничать - вышвырнут в безработные!.. - Но позвольте!.. - растерянно увял улыбкой Джонсон. – Как вы можете судить о нашем образе жизни, если железный занавес лишил вас возможности получать правдивую информацию, и вы просто не знаете… - Всё мы знаем1 - значительно заверил Васин. - ФБР, ЦРУ, ку-клукс-клан, Уотергейт, сионисты, неонацисты, лоббисты, гангстеры, поголовная проституция, наркомания и СПИД, миллиардеры зажрались, в ночлежках полно бедняков, в сенате ни одного пролетария, половину зарплаты у трудящихся съедают налоги и квартплата, и Анжелу Дэвис держали за решёткой… Ироды!.. Джонсон занервничал. Такой многообещающий вначале разговор стремительно заворачивал «не туда»… А Васин совсем уж раскипятился: - Афганистаном нам, видите ли, тычут… Мы тоже можем сказать: и про Чили, и про Гренаду, и насчет Никарагуа…А Мартина Лютера Кинга зачем было убивать?! Чем он вам, империалистам, помешал?! - Давайте вернёмся к положению в вашей стране… - криво усмехнулся Джонсон. – Разве не факт, что анти-алкогольная политика ваших властей привела к повсеместному недовольству населения?.. Да и вообще… В постоянном дефиците у вас - буквально все предметы первой необходимости!.. А тех, кто пробует возмущаться - п р о р а б а т ы в а ю т на собраниях, допрашивают в беспощадных м е с т к о м а х, особо же возмущающихся - ждёт К о л ы м а !.. - Не надо передёргивать! - насупился Васин. - Во временном дефиците у нас лишь то, без чего мы прекрасно можем обходиться…В очередях же мы стоим из-за нашего чувства коллективизма, и желания как можно больше времени проводить вместе…- подумав, Васин добавил: - И с этим…с анти-алкоглизмом… тоже всё правильно! Давно пора прижать к ногтю выпивох - кстати, очень немногочисленных и совершенно нетипичных для нашего образа жизни… Джонсон изумился: - Но позвольте, вы же сами… То есть я думал…я имел основания полагать, что и ваше теперешнее состояние тоже является своеобразной формой протеста против драконовских мер властей в борьбе с п ь я н ч у ж к а м и… - Уж не хотите ли вы сказать, что я – пьян?! – обидчиво насупился Васин. - Категорически протестую! Я - трезвее штопора… - А почему за столб держитесь? - попытался уличить его во лжи Джонсон. Васин недоуменно уставился на столб, и с огорчением убедился, что действительно для чего-то держится за него обеими руками. Но попытка вырваться из бетонных объятий привела к тому, что земля ушла из-под ног, Васина повело куда-то в сторону, и он был вынужден снова ухватиться за бетонного товарища, чтобы не упасть. - Столб шатается! – грустно сказал Васин. – Вот я и придерживаю… на всякий случай… пока ремонтная бригада не подъехала!.. От злости Джонсон чуть локти себе не искусал. Но тут судьба послала ему подарок: фыркнув мотором, рядом с ними остановился милицейский фургончик, из него вылезли двое в форме и неторопливо направились к ним. - Видали? – радостно осклабился Джонсон. - Сейчас эти м е н т ы репрессируют вас лишь за то, что вы воспользовались своим конституционным правом пропустить пару-другую р ю м а ш е к …И вы станете ещё одним узником совести в вашей стране!.. - Но-но! – отрёкся от вражьих происков Васин, и попытался торжественно выпрямиться. Наступал поистине звёздный миг его жизни. – Какие репрессии?.. Какое нарушение прав?!. Это же мои кореша, мы с ними договорились здесь встретиться… Здорово, ребята! - крикнул он, светясь улыбкой. - Привет! – хмуро кинул один из корешей Васина, мимолётом скользнув по Джонсону внимательными глазами. – Поехали, что ли?.. - Поехали! - радостно согласился Васин, и перекочевал из объятий столба в надёжные милицейские руки. - И не мудрите с СОИ – мы этого не допустим! - сурово предупредил Васин Джонсона. - Посадят на соевую похлёбку - потерпишь и её, никуда не денешься! - хмыкнул второй из васиновских корешей. В окружении приятелей Васин пошел к фургону. И не жалкая суетливость алкаша-одиночки была в его походке, а гордая поступь достойного сына своего Отечества, только что давшего достойную отповедь международной реакции. Не знали милиционеры, кого вели, а то обязательно отдали бы Васину честь!.. - А свои временные трудности мы обязательно преодолеем в самое кратчайшее время! - уже из фургона крикнул Васин Джонсону. Джонсон так расстроился, что даже в сердцах разорвал свой репортёрский блокнот. Пыхнув бензиновым облачком, фургон увёз Васина в пункт кратковременного отрезвления трудящихся, в просторечии именуемого в ы т р е з в и т е л е м. А Джонсон н е с о л о н о х л е б а в ш и вернулся в посольство. Очередная провокация западных подрывных сил против Советского Союза - провалилась. 1986 год. Г Р И Ш А И Б Е С . Изумрудно – брюхатая муха с противным жужжанием вылетела в распахнутую форточку. «А ведь славы нет и уже не будет… Так зачем мне тогда талант?..» - рассеянно проводив её взглядом, подумал сидевший в кресле у окна Григорий Лукьянов, малоизвестный широкой публике литератор средних лет - неказистый, рябенький и носастый как дятел. - Ты прав, Гриша, талант без славы - абсурд! - охотно согласился с ним чей-то вкрадчивый баритон, и в следующую секунду в кресле напротив материализовалась совершенно незнакомая личность с рожками, хвостиком и дьявольским огоньком во взгляде. - Бес! – отрекомендовался он, и было что-то в его голосе такое, что сразу же исключало подозрения на розыгрыш. Гриша потрясённо уставился во все глаза, хмыкнул, потом задумчиво покосился в сторону телефонного аппарата. - А стоит ли беспокоить милицию по пустякам? - смутил Гришу своей проницательностью визитёр. - К тому же и не жду я от неё никаких неприятностей, ведь у меня там - куча корешей… Лукьянов сконфуженно почесал затылок, затем вздохнул, задвигался в кресле, размещаясь поудобнее, предупредил деловито: - Только душу тебе не уступлю, так и знай! - Заметано! Ни слова о душе… - легко согласился Бес. - Тем более, что сам факт её существования материалистической наукой полностью отрицается… - Что ж тебе тогда от меня нужно? – удивился Гриша. - Что ?..- переспросил Бес. Аппетитно облизнувшись, сознался: - Твой талант! Гриша ахнул. Единственно стоящее, что ещё было у него - и то собиралась прибрать к рукам нечистая сила!.. Не бывать такому вовек… И Лукьянов начал приподниматься из кресла, чтобы схватить нахального гостя за хвост и вышвырнуть в окно. - Так я ж не за так, не за бесплатно, а в обмен! - поспешил уточнить хвостатый искуситель. - Ты мне - талант, а я тебе – пожизненную славу! Несколько секунд Гриша находился в полу-приподнятом состоянии, явно колеблясь, но потом плюхнулся обратно в кресло. Было о чем задуматься… Слава!.. Хлеб, вода, воздух, солнце, любовь, судьба, жизнь – вот что значит она для любого творческого человека!.. Да, но… Что такое слава - без таланта?.. - Это куда лучше, чем талант без славы! - легко разгадав его сомнения, коварно усмехнулся Бес. – В идеале, конечно, иметь весь набор, но бери то, что дают!.. - А у меня так и будет: и талант, и слава! – в пику нечистой силы не совсем уверенно предсказал Гриша. Бес скорбно покачал головой: - Как же ты, Гришуня, ошибаешься… Да вот – суди сам! Он щёлкнул хвостом, и перед гришиным взором в считанные секунды промелькнула вся его дальнейшая жизнь. Бесконечная череда возвращаемых из редакций и издательств с разгромными рецензиями рукописей… Редкие публикации в малотиражных газетёнках, мимоходом оплёванные третье - степенными литературоведами… Тупое равнодушие читательской массы, на несколько столетий не доросшей до восприятия лукьяновских шедевров… Умереть Грише предстояло на грязном, заплёванном полу в пивной через полчаса после того, как в очередной раз его отказались принять в члены Союза писателей… Причём даже и посмертная слава его отнюдь не ждала, ибо буквально на следующий же день после кончины всё его не опубликованное творческое наследие родичи сдали тремя мешками в макулатуру, лишив человечество возможности хоть когда-нибудь ознакомиться с ним… Гриша содрогнулся. На лице Беса промелькнула довольная улыбка. - А теперь взгляни, что предлагаю тебе я взамен… - и он снова щёлкнул хвостом. Теперь сквозь Гришино сознание молниеносно промчались многочисленнейшие издания и переиздания, инсценировки и экранизации, награды и премии, влиятельные посты и сановные должности, всенародная известность, богатство, любовь блистательных красоток… Улавливаете разницу?.. Гриша аж крякнул от удовольствия!.. Очнувшись от грёз, с некоторым удивлением оглядел всё ещё окружающее его убожество, нахмурился… И Бес понял, что – победил. - Но первое собрание сочинений чтоб – не в 9-ти, а в 24-х томах! - уже сдаваясь, прошептал Гриша. - Будет сделано! – весело согласился Бес. - Тогда я… согласен! - с трудом выдохнул из себя Гриша. Бес тотчас извлёк из пустоты фирменный бланк типового договора «между гражданином (имярек) с одной стороны и представителем иррациональных сил – с другой», Гриша внимательно ознакомился с условиями договора, проверяя, всё ли из обещанного ему там гарантировалось, а затем подписал договор кровью из расцарапанного перочинным ножиком указательного пальца. Бес тут же выхватил договор из его рук и несколько раз дунул на подпись, чтобы она поскорее высохла. Глядя за его торопливыми манипуляциями, Гриша вдруг непонятно из-за чего встревожился, - А кому и зачем нужен мой талант? - наконец-то догадался спросить он. - Так… Для удобства… Меньше таланта будет тут, больше -- там! – не совсем понятно ответил Бес, и его глазки победно сверкнули. «Обмишулили… - мгновенно прозрел Гриша. – Загнал талант – по дешёвке! А где-то есть наверняка место, где его можно перепродать подороже!..» И он рванулся, чтобы выхватить подписанный им документ из цепких бесовских ручек. Но фирменный бланк тотчас растаял в воздухе. Без насмешливо развёл в воздухе пустыми руками. Сказал примирительно: - Не волнуйся так, Григорий…Не настолько уж и могуч был твой талантище, чтобы из-за него сейчас вот так переживать!.. Кстати, а совесть мне заодно не загонишь?.. Взамен я тебе такую знатную бабец организовал бы!.. -Да как ты смеешь?!- аж побледнел от подобной наглости Лукьянов. - Всё, молчу…- торопливо дал попятную Бес. – Тогда – прощаюсь! Ждут меня… В воздухе ярко сверкнуло, и Бес исчез, оставив после себя чуть приметный аромат озона. Гриша вскочил, подбежал к согретому бесовским задом креслу, потрясённо провёл по нему ладонью - от сгинувшего гостя не уцелело и пары молекул. - М-да! – непонятно чему произнёс вслух Гриша. Ещё долго сидел у окна, успокаиваясь и в очередной раз переживая произошедшее. Ночью ему снился заплёванный пол пивной и он сам на этом полу - несчастный, судорожно дёргающийся, пытающийся удержать ладонями остатки ускользающей из него непутёвой жизни. А утром ему позвонили из издательства и сообщили, что его 5-й год уж маринуемая здесь рукопись романа нежданно-негаданно была одобрена к печати. …Прошли годы. Григорий Никодимович Лукьянов стоял на самом краю соседнего с его дачей крутого обрыва и смотрел вниз, на седую от волн поверхность морского залива. На душе было тягостно от мыслей о своей неудачливой доле. Нет, Бес не обманул, и обещанное договором было исполнено в точности и полностью. Все романы, повести, рассказы, пьесы, эссе и даже самые короткие наброски Г.Н.Лукьянова были многократно изданы и переизданы, а затем экранизированы, поставлены на сцене, переложены на музыку, озвучены на радио и переведены на язык жестов для глухонемых. Особенно отличилось столичное телевидение, ухитрившееся снять 15-серийный мюзикл по мотивам чудом сохранившегося школьного дневника «учащегося 3-В класса 111-й средней школы Гриши Лукьянова.» Все библиотеки страны на добрую треть состояли либо из книг самого Г.Н. Лукьянова, либо из книг о его замечательной жизни и выдающемся творчестве. Вконец распоясавшиеся литературоведы без зазрений совести сравнивали Григория Никодимовича со Львом Николаевичем, Фёдором Михайловичем и Антоном Павловичем, причём каждый раз выходило, что «Никодимыч-то - круче!..» Появление Г.Н.Лукьянова в президиумах различных торжественных совещаний и собраний встречались столь громовыми овациями, что однажды даже рухнула крыша здания, и уцелевший чудом (!) Лукьянов после этого соглашался выступать публично лишь под открытым небом. Ну и руководящие посты… много – много их теперь у Григория Никодимовича было… Из тех влиятельных кресел, которые нынче занимала одновременно его сиятельная задница, вполне можно было составить приличный мебельный гарнитурчик!.. Руководство уважало… Народ обожал… Школьники по его трудам выпускные экзамены сдавали… Короче, всё как у людей!.. У этих, в смысле… у корифеев!.. И лишь одного только не хватало - душевного спокойствия… Да, именно покоя в душе только и не хватало! Каждое утро Григорий Никодимович усаживался за пишмашинку и строчил, строчил, строчил до изнемождённости. Печатал, потом читал напечатанное… исправлял, переделывал, снова перечитывал… и рвал, остервенело уничтожал собственное творчество. Глупо, напыщенно, фальшиво, претенциозно, затёрто, банально, неинтересно… Ну а что не успевал уничтожить - немедленно подбиралось помощниками и сразу же отправлялось в печать, запускалось в производство на киностудиях, ставилось на театральных подмостках, воспевалось в рецензиях, статьях и монографиях, награждалось орденами и премиями… И никто, абсолютно никто не видел, насколько же всё это убого и несопоставимо с тем, что творилось Григорием Никодимовичем на заре его творческой биографии. И как плакал Лукьянов, перечитывая свои ранние произведения, - ведь был же, был у него подлинный талант, пусть и не «корифейский», но – настоящий, корневой, истинный… А он его – п р о д а л . Одно обстоятельство ещё более обостряло тайные страдания Григория Никодимовича: в отличие от своих соотечественников отлично замечал он, что шальная слава его, бесшабашно бродившая просторами родного Отечества, вовсе не торопилась преступать державные рубежи, и если в соседних, дружественно настроенных к нам странах при упоминании Лукьянова ещё говорили торопливо:»Да-да, конечно… Очень плодовитый писатель!», после чего спешили перевести разговор на иные темы, то в более отдалённых от нас государствах лукьяновские труды и в грош не ставились, отзываясь о них с открытым пренебрежением. А один латиноамериканский романист, доселе по недоразумению считавшийся у нас прогрессивным, посмел даже заявить публично, что «невозможно понять причину популярности опусов Лукьянова у него на Родине - не иначе как всех его сограждан Бес попутал!..» Понятно, что с тех пор про получение визы в нашу страну он мог только мечтать… Но ведь сам-то Григорий Никодимович знал, что правду тот латинос молвил!. Совесть. Вот что мешало ему нынче жить, не давая спокойно наслаждаться плодами пусть и незаслуженного, но громкого успеха!.. Она, проклятая, будоражила изнутри и делала существование невозможным. О, как жалел теперь Григорий Никодимович, что не расстался с нею вовремя, не принял любезного предложения Беса… Ах, как славно бы зажил он тогда!.. Другие ведь живут, и хорошо живут - купаются в краденном счастье, пользуются дутой известностью, властвуют без всяких на то оснований, царят, сорят деньгами, смеются про себя над преклоняющимися перед ними людишками. И плевать им на совесть какую-то!.. Нет её у них вовсе… А у Лукьянова она – есть!.. Вот что обрекает его на бессонные ночи и беспокойные метния в постели до утра… По самой что ни на есть дешёвке загнал бы нынче свою совесть Григорий Никодимович, но где ж ты теперь найдёшь на неё покупателей?.. Много раз пытался Лукьянов связаться с нечистой силой, пользуясь выисканными в средневековой литературе рецептами, но – тщетно. Не хотел Бес появляться перед ним, и всё тут… А ведь наверняка знал заранее, что так всё с Лукьяновым случится, и теперь украдкой наслаждался, наблюдая откуда-нибудь за его мучениями…Гад!.. Победу свою торжествуешь?!. Так не бывать больше этому!.. С жалобным вскриком Григорий Никодимович кинулся к обрыву и - сиганул вниз, в бездну. …Он не погиб. Сильный порыв ветра подхватил его и бережно забросил в неприметное отверстие в скалистой стене, оказавшееся входом в ранее никем не замечаемую пещеру. А через два дня все информационные агентства страны сообщили следующее: «На днях, совершая прогулку в окрестностях своей дачи, наш дорогой и всеми горячо любимый Григорий Никодимович Лукьянов случайно обнаружил в пещере старинный клад, а именно - золотую статую весом в полторы тонны, изображающую человеческую кисть со сложенными в фигу пальцами. Специалистам предстоит ещё установить, какая из цивилизаций древности изготовила этот золотой кукиш, и кому персонально он был адресован. Григорию Никодимовичу Лукьянову как лицу, обнаружившему клад и сдавшему его государству, будет выплачено 25% от его стоимости.» 1987 г. С У М А Т О Ш Н Ы Й Д Е Н Ь . Из цикла «Ретро-юмор». У Кости Снегирёва, первого секретаря Забалдянского РК ВЛКСМ, день и без того выдался суматошный, а тут ещё бюро райкома, на котором среди прочих предстояло обсудить деликатный, совсем непростой вопрос: кто из комсомольцев района поедет в Болгарию по бесплатной путевке, выделенной райкому по обкомовской разнарядке. Каждый из членов бюро имел по этому вопросу своё особое мнение, но высказываться не спешили, - ждали, что скажет п е р в ы й. - Товарищи! - солидно откашлявшись, начал Костя свою заранее тщательно обдуманную речь. - Сегодня нам предстоит отобрать кандидатуру наиболее авторитетного и самого достойного… Но продолжить мысль он не успел, - дверь с треском распахнулась, и райкомовская бухгалтерша Люся Узелкова крикнула с порога: - Пожар!.. Товарищи, загорелась мебель в секторе учёта!.. Говорила же девочкам, чтобы электрокипятильник без присмотра не оставляли… Эх!.. И, огорченно махнув рукой, она убежала. В коридоре райкома встревожено гудели голоса, звякали вёдра, топало множество торопливых ног. Вожаки районной комсомолии обалдело уставились друг на друга. - Какие будут предложения? – наконец догадался прибегнуть к привычной форме реагирования на острые ситуации Костя. - Внести вопрос о пожаре в повестку дня! - молниеносно среагировал Петя Скумбатов. - Слово для доклада по этому вопросу имеет товарищ Александровский! - решил Костя. - А почему я?.. - испугался Ваня Александровский. - Ближе всех к двери сидишь - разъяснил Костя. – Сходи, разведай обстановку! Ваня понятливо кивнул и выскочил в коридор. Через минуту вернулся, -возбуждённый, раскрасневшийся от бега, с оцарапанной щекой. Радостно доложил: - Так точно, горим!.. Шкафы с документацией вовсю тлеют… Наши все там, пробуют потушить… Папки с документацией на улицу выносят!.. - Молодцы, вовремя догадались проявить инициативу снизу! - одобрил Костя. - Сами не потушим… - робко предсказала Машенька Головлёва. – Пожарных надо вызвать… - А также - проинформировать о происходящем райком партии, и запросить у него директивных указаний! - решительно рубанув ладонью воздух, скорректировал предложение Вова Степанченко. Проголосовали и приняли оба предложения. Но телефонная трубка, за которую ухватился было Костя, безмолствовала. - Так…Связь вырубилась! - мрачно констатировал Костя. - А пожарники ещё утром уехали в соседний район, на свою региональную спартакиаду! - вспомнил Петя. Вова потребовал: - Надо занести в протокол: «Ввиду объективных причин связаться с директивными органами и пожарной службой не удалось.» Проголосовали, приняли и занесли в протокол. - Уже школьный отдел горит… И в орготделе запылало! - выглянув в коридор, сообщил Ваня. Из коридора ощутимо тянуло горьковато-сизым дымом. Одновременно членов бюро посетила одна и та же тревожная мысль. Первым её озвучил Петя: - Так и сгореть недолго… Предлагаю срочно эвакуироваться в безопасное место!.. Костя счёл своим перво-секретарским долгом возмутиться: - Паникёрство разводишь?!. Общественные интересы блюсти надо, а не о собственной шкуре беспокоиться… - Я и блюду! - огрызнулся Петя. - Сгори мы сейчас - и вся районная комсомолия будет обезглавлена!.. Страшно даже представить, к каким катастрофическим последствиям это может привести… - Стыдись! - не найдя убедительных контраргументов, изменил тактику Костя. – Единственная женщина среди нас - и та ведёт себя более мужественно… - Я тоже… за эвакуацию! - со слезами на глазах созналась Машенька. - Присоединяюсь! - веско кинул со своего места Вова. - Будучи людьми, облечёнными высоки м доверим масс, мы не имеем права на легкомысленное отношение к собственным судьбам, и просто – таки обязаны спасти себя для дальнейшей руководящей деятельности… - Скорее решайте, а то сейчас потолок загорится! - крикнул от двери Ваня. Костя, впервые в жизни натолкнувшись на организованный отпор своей линии, даже немножечко растерялся. Скорбно скрестил руки на груди: - В таком случае мне остаётся только присоединиться к мнению большинства… Проголосовали за эвакуацию и занесли решение в протокол. Поскольку выйти в дверь было уже невозможно, то выбирались в окно. Первой парни галантно пропустили вперёд Машеньку, затем с сопением и кряхтеньем вывалили в окно сейф с совершенно секретными протоколами предыдущих заседаний бюро райкома, и уж только потом выбрались из кабинета наружу сами. Последним, как и подобает вожаку масс, покинул своё начавшее уже тлеть руководящее кресло Костя. На площади перед райкомом суетился сбежавшийся на пожар люд, пытаясь водой из вёдер и чайников потушить то, что ещё не успело разгореться. Общим действиям ощутимо мешали забаррикадировавшие все подступы к зданию штабеля пухлых папок с райкомовской документацией. Многие папки при спешном выносе из помещения на улицу перепачкались копотью и уличной грязью, иные и вовсе были надорваны, вывалив наружу, прямо под ноги бегающих туда-сюда людей, бесчисленные справки, отчёты, учётные карточки, графики и сводные таблицы. Пронзительно взвыв сиреной, на площадь вынеслась пожарная машина. Из неё гроздьями посыпались пожарные, в спешке даже не успевшие снять с себя венки победителей региональной спартакиады, и, на бегу разматывая змеиные клубки шлангов, ринулись в огонь. На Костиных глазах тяжеленный сапог пожарного прошёлся по огромной, с простынь, сводной таблице результатов районного соцсоревнования комсомольско-молодёжных коллективов, оставив на ней грязно-ребристый отпечаток. От подобного святотатства Костю даже передёрнуло. - Подождите, я сейчас… - торопливо кинул он членам бюро, и двинулся к руководящему пожарниками лысому и кряжистому майору с грубоватым, словно высеченным из камня лицом. - Снегирёв! - с достоинством представился Костя. Кивнул на полуразвалившиеся штабеля с папками: - Предлагаю принять незамедлительные меры по сохранению нашей документации. Следует обеспечить надёжную охрану, выделить транспорт, и… - Иди-иди, мальчик, не мешай, не до тебя!.. - отмахнулся майор. Рявкнул в мегафон: - Петрович, твою растак, чего ж ты пятишься, как барышня от трактора?! . Ближе к огню тащи шлангу!.. Ближе, я говорю!.. У Кости обидчиво дрогнули уголки губ. Но он сдержался, ничего не сказал политически несознательному офицеру. Вернувшись к своим, пояснил скупо: - Дал некоторые указания относительно того, как наилучшим образом организовать тушение… А теперь – не будем мешать, отойдём в сторонку!.. Они отволокли сейф с сквер по соседству, разместились на скамейках и, отдышавшись, продолжили заседание бюро. Похлопав себя по карманам, а затем открыв сейф и покопавшись в нём, Костя сообщил, что не может найти райкомовской печати. Петя вспомнил, что утром Костя при нём вроде бы бросил печать в верхний ящик письменного стола. - Нехорошо… - глядя на огнедышащее окно кабинета, озаботился Костя. Вова напомнил с места, что печать – это святое, что это почти как знамя, и предложил послать за печатью кого-нибудь, например – Ваню. Ваня в ответ согласился, что печать - как знамя, но посоветовал Вове сходить за ней самому. В ответ Вова указал, что поскольку он входит в резерв выдвиженцев на партийную работу, то уже не принадлежит самому себе, в этих условиях рисковать собою для него означало бы - подвести партию!.. Тогда как Ваня ни в каких резервах не числится, и со спокойной душой может идти навстречу любой опасности. Побледневшая Машенька заявила, что не видит никакой связи между вхождением в резерв и невозможностью рисковать собственной персоной. Но Костя и Петя такую прямую связь усмотрели, и большинством голосов было решено: в огонь пойдёт Ваня. Ваня всхлипнул, но потом взял себя в руки, застегнул на все пуговицы пиджак, попросил «в случае чего» присмотреть за его старенькой мамой и - двинулся к пожарищу. - Мы будем гордиться твоим подвигом, Иван! - торжественно пообещал ему в спину Костя. В эту секунду с оглушительным грохотом обрушились горящие перекрытия, взметнув к небу фонтан искр. Ваня тут же вернулся, не сумев утаить обрадованное лицо. Машенька кинулась ему на грудь и разрыдалась. «Эге… Вот и есть ещё одна безалкогольная свадьба в отчётном квартале!..» - глядя на них, деловито сообразил Костя. А тут ещё и Вова обрадовал: сунув руку в карман за носовым платком, обнаружил там… райкомовскую печать!.. (Как она там оказалась - он и понятия не имел! ) Итак, всё кончилось благополучно, и пора было подводить итоги. Костя встал со скамейки для произнесения заключительной речи по обсуждаемому вопросу: - Товарищи! Сегодняшнее ЧП - это вовсе не досадная случайность, как может показаться на первый взгляд, а закономерный результат нашей безответственности, нашего разгильдяйства, нашего неумения поднять работу на должный уровень современных требований!.. Самокритично признаю, что в случившемся есть большая доля и моей личной вины. Видимо, недосмотрел я, недо-контролировал где-то, как-то недо-воспитал свой аппарат… - Да что говорить… Все мы виноваты! - охотно поддержал его Вова. - Но больше всех виновата завсектором учёта Алевтина Дремотина. Я ей давно говорил, что с дурацкой привычкой распивать чаи на рабочем месте она когда-нибудь доиграется… - И в прошлом году уже был случай… Она ошпарила кипятком товарища из проверяющей комиссии! - напомнил Петя. Ещё не отошедший от пережитого Ваня сгоряча даже предложил исключить Алевтину из комсомола, но его не поддержали, - если так раскидываться кадрами, то кого же тогда прикажете наказывать завтра, случись очередное ЧП?! Ограничились тем. что объявили А. Дремотиной строгий выговор с занесением в учётную карточку. Тоже - строгий выговор, но – без занесения попутно объявили и Пете, за проявленное ранее паникёрство. Петя пытался оправдаться, но его и слушать не стали. Также было решено: Первое - разработать и утвердить комплексную программу участия районной комсомольской организации во всенародной борьбе с несанкционированными возгораниями , самогоноварением, перекурами в рабочее время и прочими стихийными бедствиями. Второе - кинуть клич среди молодёжи района (а если получится - то и области!), объявив почин: «Каждому оставленному без присмотра электрокипятильнику - гневное комсомольское осуждение!» Третье - ходатайствовать перед райисполкомом о временном выделении РК ВЛКСМ другого помещения на время ремонтных работ в разрушенном пожаром здании. Имелось в виду намерение занять под райком половину расположенного на соседней улице здания детского садика, что можно было бы провести по бумагам как ещё один почин: «Всё лучшее молодёжь отдаёт детям, а дети - молодёжи!» Райком уже догорел, пожарники уехали, а зеваки с площади разошлись, когда члены бюро вернулись к обсуждению вопроса о бесплатной путёвке в Болгарию. После долгих, исключительно острых и бурных дебатов путёвку единогласно (один голос - «за», все остальные – «воздержались») решено было выдать Косте Снегирёву. 1987 г. ВО ГЛАВЕ ВОСР. Из цикла «Рэтро». Этот материал писался на заре перестройки, когда с «ленинской» Коммунистической Партией Советского Союза в принципе всё уж было ясно, а вот насчёт самого Ленина оставались некоторые иллюзии… Памятник этим иллюзиям - перед вами. …Ивану Ивановичу поручили возглавить ВОСР - Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Что ж, руководить ему – дело привычное. Он плотно позавтракал, оделся, постоял у зеркала, примеривая выражение лица позначительнее, потом отправился в Смольный. У входа веснушчатый красноармеец с винтовкой проверял пропуска. Предъявив свой мандат, Иван Иванович мимоходом поинтересовался: - Слушайте, товарищ, где у вас тут спецбуфет для номенклатуры? - Ась?!. - от изумления красноармеец даже винтовку выронил. Иван Иванович, не дождавшись ответа, пожал плечами, и проследовал вовнутрь. Нашёл комнату приличнее, занял под кабинет. Собрал Секретариат. - Товарищи, на повестке дня ряд очень важных вопросов! - заняв председательское место, торжественно объявил Иван Иванович. - Первым делом обсудим вопрос касательно ВОСР… Вношу предложение объявить Великую Октябрьскую революцию - открытой! - Ура!.. Слава!.. Да здравствует ВОСР с Иваном Ивановичем во главе! - повскакав со своих мест, тут же закричали новоизбранные Секретари, дружно зааплодиров. Иван Иванович сдержанно улыбнулся. - Будем считать эти аплодисменты единодушным одобрением моего предложения. Перехожу ко второму вопросу… Совершенно случайно узнал, что в Смольном нет спецбуфета!.. Товарищи, разве это – нормально? У нас, номенклатурных работников ВОСР, ненормированный рабочий день, мы всецело погружены в руководяще-революционную деятельность, а что ж нам предлагают?.. Стоять в одной очереди за колбасой вместе со всеми?!. Как-то нехорошо… Не по-революционному!.. Партия не поймёт, если своё драгоценное время руководящие кадры будут тратить на пустяки… И народ не одобрит!.. Народ нас любит, товарищи, и просто не позволит нам питаться по тем же нормам, что и беспартийная масса!.. Аплодисменты на этот раз были короче, но искреннее. Единогласно сошлись на том, что участвовать в революции можно и на голодный желудок, а вот руководить ею без спецбуфета – ну просто никак, и, идя навстречу пожеланиям трудящихся, проголосовали за спецбуфет. После этого с докладом о задачах текущего момента выступил секретарь по организационно-партийной работе Сергей Юрьевич. - Собственно, главная задача сегодня одна: сделать окончательные оргвыводы в отношении Временного правительства! - доложил он. - А то эти сволочи засели в Зимнем, ведут оттуда активную антипартийную пропаганду, и, по слухам, даже грозятся двинуть на нас вооружённых хулиганов из числа казаков и юнкеров… Иван Иванович сердито шевельнул бровями. Секретари сразу загалдели: - Возмутительно!.. Какая наглость!.. Долой Временное правительство!.. Долой хулигана Керенского!.. Из партии исключить!.. Лишить советского гражданства и выслать за границу!.. - Как мы можем исключить Керенского из нашей партии, если он в ней никогда не состоял? - слегка удивился Сергей Юрьевич. - И советского гражданства отродясь не имел… Секретари призадумались. Секретарь по обороне Семен Игоревич озарился: - А давайте примем резолюцию о свержении Временного правительства!.. И предупредим, что если они этой резолюции не подчинятся, то вся ответственность ляжет на них!.. Тут же, проголосовав, приняли грозную резолюцию. Секретарь по кадрам Дмитрий Антонович с улыбкой напомнил: - Кстати, недавно некий Ульянов прислал в Секретариат любопытное письмо… Предлагает целый план по свержению Керенского!.. - Ульянов?.. Что-то знакомое… Где-то я уже слышал эту фамилию! - наморщил лоб Иван Иванович. - Литератор, из дворян… Внештатно сотрудничает в наших газетах! - заглянув в лежащие перед ним бумажки, дал короткую справку Дмитрий Антонович. - Так вот, он предлагает не более и ни менее, как… вооружённое восстание!.. Создать штаб восстания, Военно-революционный комитет, взбунтовать агитацией Петроградский гарнизон, сформировать из рабочих Красную гвардию, стянуть все силы к центру города, окружив его, захватить все ключевые пункты - почту, телеграф, банки, мосты… А затем - штурмом овладеть Зимним!.. - Авантюризм, бонапартизм, подрыв партийной дисциплины! - сердито нахмурил брови Иван Иванович. - Ему чем поручено заниматься - в газетки пописывать?.. Вот пусть и пописывает!.. Какой-то внештатник указывает ответработникам, что и как им следует предпринимать!.. - Безобразие…- поддержал Сергей Юрьевич. - Оружие рабочим выдать, видите ли!.. Так они ж тогда захватят винные склады, и в два счёта перепьются!.. Нет уж… ВОСР следует предпринимать организованно, в строгих рамках партийного Устава… Самое главное - не допускать анархии и самотёка!.. - Верно! - одобрил Иван Иванович. - Революция – это святое, но и нарушать общественный порядок мы никому не позволим… - Очень мудро! - восхитился секретарь по идеологии Федор Тимофеевич. - Ваши бесценные указания, дорогой и любимый Иван Иванович, значительно обогащают сокровищницу идей марксизма-ленинизма!.. Товарищи, предлагаю проголосовать за выдвижение Ивана Ивановича в классики научного коммунизма, и издание однотомника его избранных указаний о ВОСР!.. - Где это видано, чтобы труды классика выходили однотомником?.. - немножко удивился Иван Иванович. Проголосовали за 12-томник. - Что ответить Ульянову? - поинтересовался Дмитрий Антонович. Иван Иванович властно воздел к потолку указующий перст: - Поблагодарите за внимание, обещайте учесть большинство его замечаний, отправьте ответ за подписью вашего третьего зама… Проверьте, уплатил ли Ульянов партийные взносы за текущий месяц, если нет – наложите взыскание… В последующем все его писульки сразу отправляйте для реагирования в райисполком по месту жительства!.. Секретари одобрительно загудели. Затем выступил Фёдор Тимофеевич, поднявший важный вопрос о политическом, трудовом, нравственном и интернациональном воспитании участвующих в ВОСР масс. Оказалось, что, наряду со значительными успехами, в этом деле имеются и отдельные недостатки… В частности, главные лозунги ВОСР («Вся власть - Советам!», «Мир народам!», «Заводы и фабрики - рабочим!», «Земля - крестьянам!») - хоть и верны по сути, но слишком расплывчаты, сеют вредные заблуждения, и не всегда в полной мере отвечают принципам партийного руководства обществом. А это при некоторых условиях может сыграть на руку демагогам, крикунам и всевозможным деструктивщикам… В развернувшихся по этому поводу прениях выступали все Секретари. В результате обмена мнений лозунг: «Мир – народам!» решили снять как пацифистки-либеральный, не учитывающий с одной стороны - объективную прогрессивность революционных и национально – освободительных войн, с другой - возможность посылки ограниченных воинских контингентов для выполнения интернационального долга в соседние государства. Остальные лозунги ВОСР - тщательно отредактировали, и теперь они выглядели так: «Вся власть - Советам под руководством нашей партии!», «Предприятия – отраслевым министерствам!», «Земля – парткомам и райкомам!», «Трудящимся - Продовольственную программу, а номенклатуре - спецбуфет!» Отголосовали так энергично, что проголодались, и Иван Иванович объявил перерыв на обед. В спецбуфете Секретарей уж ждали накрытые столы. Копчённая колбаска, ветчина, буженина, белуга, осетрина, красная и чёрная икра, шашлыки, балыки, языки, крабы и омары оказались в предостаточном количестве, о всяких же ананасах и рябчиках и говорить не приходится, - жуй сколько твоей номенклатурной душеньке угодно!.. - Всё-таки хорошее это дельце - ВОСР! - выковыривая из зубов куриную косточку, сыто икнул Иван Иванович. Секретари одобрительно заурчали переполненными желудками. Случайно опрокинув фужер с шампанским, Сергей Юрьевич заявил, что благодаря мудрому и почти гениальному руководству Ивана Ивановича ВОСР, по его твёрдому убеждению, практически уж обеспечила себе победу… Но его тут же поправил Фёдор Тимофеевич, указав, что руководство Ивана Ивановича является гениальным без всяких «почти», и «в знак признания заслуг перед революцией нашего дорогого и всеми горячо любимого Вождя» - предложил наградить Ивана Ивановича орденом «Победы» с брильянтами покрупнее. Иван Иванович пытался возразить, но Секретари проявили партийную принципиальность, и, не прислушавшись к мнению руководства, дружно подняли руки «за» брильянтовую «Победу». Лишь Семен Игоревич, задремав над опорожненной коньячной бутылкой, руки не поднял… Выглядело это так, словно он – не «за», а следовательно - «против»!.. По лицу Ивана Ивановича поползли багровые пятна… - А ведь он - дважды разведённый!.. И прадед его в 1812-м году находился на оккупированной французами территории! - вполголоса напомнил Ивану Ивановичу компромат на Семёна Игоревича Дмитрий Антонович. А Сергей Юрьевич, глянув в свой блокнотик для конфиденциальных записей, добавил, что, плюс ко всему у Семёна Игоревича и партвзносы за два месяца не уплачены… - Это вообще – ни в какие ворота! - расстроился Иван Иванович. - Гнать таких скомпрометировавших себя деятелей из руководства ВОСР! - закричал, льстиво заглядывая Ивану Ивановичу в глаза, Фёдор Тимофеевич. Иван Иванович одобрительно промолчал. Сразу проголосовали за то, чтобы ввиду коварной антипартийно-фракционной деятельности Семёна Игоревича немедленно отправить его на пенсию по состоянию здоровья… Но тут Семён Игоревич, сразу же проснувшись. закричал испуганно: - Не надо на пенсию!.. Товарищи, это недоразумение!.. Я не только обеими руками - «за» «Победу» с брильянтами, но ещё и предлагаю одновременно наградить верного ленинца Ивана Ивановича почётной золотой шашкой с изумрудами!.. А изумруды для неё - выковырять из царской короны!.. Иван Иванович растрогался до слёз. - Спасибо, друг! - сдержанно поблагодарил он, обнял Семёна Игоревича, и несколько минут целовал взасос. Секретари почтительно улыбались. Вопрос об отставке Семёна Игоревича отпал сам собою. Более того, его тоже наградили - медалью «За активное соучастие в бессмертных деяниях Ивана Ивановича»… …Вернувшись в кабинет, продолжили заседание Секретариата. Как раз подоспели неприятные новости. Керенский не только публично начихал на грозную резолюцию о своём свержении, но и пообещал сослать на каторгу всех членов Секретариата во главе с Иваном Ивановичем. А охранявшие Смольный красногвардейцы, заслышав новую версию лозунгов ВОСР и проявив недовольство, начали потихонечку разбегаться. - Участие в ВОСР - священная обязанность каждого советского человека, и уклоняться от неё никто не имеет права! - гневно напомнил Иван Иванович. По предложению Сергея Юрьевича приняли постановление, согласно которому все сбежавшие красногвардейцы объявлялись изменниками Родины, со всеми вытекающими из этого последствиями. - Устроим митинг! - предложил Фёдор Тимофеевич. - Иван Иванович выступит перед массами с небольшим, часа на два-три, докладом о текущем моменте… А когда трудящиеся воодушевятся - пошлём из в Зимний, на разборку с хулиганом Керенским… - Народ ленив… Трудновато людей на митинг затащить! - озаботился Дмитрий Антонович. - Пообещайте каждому за активное участие в ВОСР три дня отгула и червонец премиальных - прибегут за милую душу! – указал Иван Иванович. Послали за народом. - Чтобы мы делали без Ивана Ивановича, непобедимого Маршала революции! - восхитился Сергей Игоревич. Иван Иванович неубедительно поморщился: - Скажешь тоже – Маршал… Я всего лишь - скромный солдат ленинской Партии! Вбежавшая секретарша испуганно доложила: - Внизу, у выхода - Ульянов… Требует, чтоб впустили!.. Хочет взять руководство революцией в свои руки!.. - Не пускать!!! - в один голос гаркнули Иван Иванович, Сергей Юрьевич, Дмитрий Антонович и Семён Игоревич. А Фёдор Тимофеевич так перепугался, что даже юркнул под укрытый красным сукном стол. Передали охране, чтобы зловредного Ульянова не впускали ни под каким видом. Немного успокоившись, Сергей Игоревич тонко усмехнулся: - А мы на этого Ульянова персональное дело заведём!.. За нескромное поведение!.. Проработаем на партсобрании, вызовем на бюро, пропесочим как следует… - И пусть обязательно выступит с публичной критикой своих идейно-политических ошибок! – рискнул высунуться из-под стола Фёдор Тимофеевич. - А я дам указание редакторам наших газет к услугам этого амбициозного внештатника больше не прибегать!.. - Правильно! - кивнул Иван Иванович. - У нас, разумеется, внутрипартийная демократия, и всё такое, но подрывать авторитет директивных органов мы никому не позволим1.. Вообще же, товарищи, у меня складывается впечатление, что кадры ВОСР засорены ненадёжным элементом… Предлагаю обсудить этот вопрос!.. Проголосовали за включение вопроса в повестку дня. С докладом по нему выступил Дмитрий Антонович. Как и следовало ожидать, выяснилось, что к святому революционному делу примазалось огромное количество людей случайных, непроверенных, политически незрелых, недостойных и подозрительных… Достаточно сказать, что многие из них отрицательно характеризовались как администрацией по месту их работы, так и жандармскими управлениями по месту их жительства. Но особенно возмутило Секретарей то, что в сплочённые ряды революционеров сумели просочиться члены другой, не-ленинской партии - левых эсеров!.. - Мелкобуржуазные партии были, есть и будут самым коварным. самым злейшим, самым опасным врагом пролетариата, отвлекающим его от нашего руководства! - чётко сформулировал Фёдор Тимофеевич. Сергей Юрьевич ругнулся: - Эта контра выступает против генеральной линии нашей партии на ликвидацию крестьянства (путём перевода его в колхозники) как реакционного класса!.. И руководящей роли нашего Секретариата не признают… А Семён Игоревич недоумённо пожал плечами: - И вообще, какие ещё могут быть партии, если уже есть наша?.. Она - самая лучшая в мире, так зачем же - кто-то ещё?.. Проголосовали за то, чтобы запретить левым эсерам участвовать в ВОСР. После паузы, додумав, вообще запретили этой партии существовать на белом свете!.. Заодно навек отменили и все остальные партии, кроме собственной, и с треском закрыли все не отражающие мнение нашей партии газеты. - Но и в наших собственных кадрах далеко не все отвечают высочайшим требованиям Ивана Ивановича! - доложил Дмитрий Антонович. - К примеру, знаете ли вы, кто возглавляет Петроградский Совет?.. Иудушка – Троцкий!.. - Так он же – закоренелый троцкист! - потрясённо ахнул Иван Иванович. Немедленно сняли врага партии и народа Иудушку-Троцкого со всех постов, и исключили отовсюду, откуда только можно было… Затем из состава ЦК были выведены: Зиновьев и Каменев - как зиновьевцы и каменевцы; Бухарин – как бухаринец и любимец Ульянова; Коллонтай – как женщина (нечего бабам в политику соваться); Дзержинский - как ранее неоднократно судимый. Вместо исключенных в состав ЦК ввели проверенных и очень надёжных товарищей: родного сына Ивана Ивановича, племянника Сергея Юрьевича, жену Фёдора Тимофеевича, персонального водителя Дмитрия Антоновича, школьного приятеля Семена Игоревича, а также заведующего спецбуфета. - Теперь у нас не кадры, а настоящее золото партии! - обрадовался Иван Иванович. - С такими самородками мы эту ВОСР сварганим за милую душу!.. Семён Игоревич доложил, что матросы-балтийцы ввели в устье Невы крейсер «Аврора», и предлагают ударить по Зимнему из орудий. - Ни в коем случае! - испуганно замахал руками Иван Иванович. - Знаю я этих матросиков… Все – без пяти минут анархисты, никакого уважения к номенклатуре… Сегодня они по Керенскому шпарят, а завтра с тем же успехом ударят и по нам!.. И нечего делать крейсеру в непосредственной близости от нас… Пусть сегодня же выведут его за городскую черту!.. Выглянув в окно, Дмитрий Антонович оповестил, что на площади уж собралась толпа привлечённых обещанными отгулами и премиальными. - Ага, собрались! - обрадовался Иван Иванович. - Сейчас воодушевлю трудящихся… Он взял у Фёдора Тимофеевича заготовленный референтами текст доклада, вышел на площадь и, взойдя на трибуну и разложив перед собою бумаги, начал доклад. Минут пять его слушали внимательно, но потом в задних рядах заёрзали и зазевали. Спустя ещё десять минут вовсю зевали и в передних рядах. А на 21-й минуте чей-то нахальный баритон из средних рядов бесцеремонно перебил Ивана Ивановича на полуслове вопросом: «А что конкретно даст народу участие в ВОСР?..» - Как – «что»?.. - немножко удивился Иван Иванович. Гордо выпятил грудь: - Партия торжественно обещает, что уже нынешнее поколение советских людей будет жить при социализме, как первой стадии коммунизма… А это значит, от каждого - по способностям и потребностям государства, и каждому – всё, что останется после расходов на оборону и прочие потребности партии и государства… Люди получат качественное жильё, на выборах можно будет беспрепятственно голосовать за монолитный блок коммунистов и беспартийных, в магазинах будет полным-полно хлеба, колбасы, соли, сахара и спичек… - Обещать все мастера! – насмешливо съехидничал тот же баритон. - А как до дела дойдёт, так через каждых двадцать лет, небось, будете объявлять, что наступление рая на советской земле откладывается ещё на 20 лет… Иван Иванович даже не нашёлся с ответом на подобную инсинуацию. Толпа загудела. Среди общего шума ещё один горластый нахал выкрикнул: - А правда, что в Смольном создали спецбуфет для номенклатуры? - Ложь!.. Бессовестная и беспардонная клевета! - побагровел от благородного гнева Иван Иванович. - Товарищи, не верьте вражеским слухам, распространяемым агентами мирового капитала!.. Мы, ваши вожди, ни в чём не отделяем себя от вас, широких масс, и питаемся по тем же нормам… - Чего ж у тебя такая морда сытая? - недоверчиво хмыкнули из толпы. - А вот мы, между прочим, третий день как не жравши… Иван Иванович нахмурился: - Но нельзя же так потребительски относиться к революционному делу… Допустим, товарищи, что не всем и не сразу она принесёт материальную выгоду, - ну и что? Не погрязайте в вещизме!.. Главное, что ваше народное государство выиграет!.. А что важнее: интересы державы, или чьё-то обывательское стремление кушать каждый день?!. - Так ежели держава не создаёт такие условия, чтобы все были сыты, то на хрен она такая нужна?! - выкрикнули из толпы. Это было чересчур. Иван Иванович грозно сдвинул брови. - Немедленно прекратите контрреволюционную агитацию и пропаганду! - рявкнул он. - И вообще, имейте в виду: те, кто не сплотится единодушно вокруг нашей партии, будет подвергнут коллективному перевоспитанию в специально созданных для этой цели пунктах концентрации недовоспитанных… - Это концлагеря, что ли?! - ахнули из толпы. - Так что ж выходит?.. Спецбуфет для чиновников, гнилая колбаса для народа и концлагерь для несогласных - это и есть ваш социализм?!. Не надо нам такого строя!.. - Кто это сказал? - мгновенно зажёгся Иван Иванович. - Задержите этого идеологического диверсанта!.. Но в ответ из толпы лишь заулюлюкали. Кто-то швырнул в трибуну гнилым яблоком, и оно пролетело над головой быстро пригнувшегося Ивана Ивановича. Потом сгнившие яблоки, стухшие яйца и комья грязи забарабанили по трибуне безостановочно. Иван Иванович укрылся за трибуной. Потом дождался паузы в этой бомбардировке, и,. выскочив из укрытия и прикрыв голову руками, вприпрыжку помчался к зданию, непрерывно петляя как заяц. И хотя несколько ощутимых ударов в спину он всё-таки получил, но в целом сумел без серьёзных потерь добраться до спасительной двери. Лишь захлопнув её за собою и почувствовав себя в безопасности, отдышался. На лестнице его уж дожидались перепуганные Секретари. А с улицы гремело: - Долой правительство зажравшихся чиновников! Очистить партию от партийных сволочей! Да здравствует революция! Долой ВОСР! Долой ленинскую бюрократию и бюрократический ленинизм! Да здравствует Ленин! Иван Иванович ёжился. Секретари переглядывались, оконные стёкла дрожали, сотрясаемые яростными кличами… Но потом крики мало-помалу начали стихать, - это собравшиеся на площади люди, накричавшись, начали расходиться… Вожди ВОСР вернулись в кабинет. В ставшей уж привычной уютной обстановке все быстро успокоились. Иван Иванович, брезгливо стряхнув с рукава яблочную косточку, отрывисто бросил: - Необходимо указать милиции, чтобы провели аресты и задержания антиобщественных элементов! Всех подстрекателей - под суд! - Так милиция же пока у Керенского… - осторожно напомнил Сергей Юрьевич. Иван Иванович трахнул кулаком по столу: - Тогда двиньте против провокаторов армию!.. С этим народишком, похоже, иначе нельзя!.. Проголосовали, утвердили и отправили в казармы приказ привести в повиновение несознательный пролетариат. Но из казарм быстро прислали ответ, что солдаты против своих братьев-рабочих - не пойдут!.. И вообще – они отказываются исполнять любые приказы Ивана Ивановича … Короче говоря, из казарм показали Ивану Ивановичу превосходный кукиш!.. Тут даже многоопытный Иван Иванович растерялся. Народ демагогствует, милиция у Керенского, солдаты бунтуют, - что ж делать?!. Семён Игоревич нашёлся: - А что, если обратиться за оказанием нам интернациональной помощи к германскому кайзеру Вильгельму?.. Какой никакой, а - тоже номенклатурный работник… Неужто не поможет братьям по классу?!. Должна же в нём проснуться классовая солидарность… Секретари обрадовано потянулись голосовать, но тут вбежала секретарша с перекошенным от ужаса лицом, и известила, что всё тот же вредина-Ульянов явился в рабочие кварталы, где сейчас вовсю агитирует против зажравшихся и предавших интересы народа партфункционеров. - Вражина! - позеленел от злости Иван Иванович. Обвёл присутствующих свинцовым взглядом: - Товарищи, двух мнений тут быть не может… Кто за то, чтобы немедленно исключить из рядов ленинской партии злейшего врага ленинизма, дворянина-внештатника Ульянова, прошу поднять… Но договорить он не успел. Где-то вдали грохнула пушка, и через несколько секунд крупнокалиберный снаряд взорвался на крыше Смольного, от чего толстенные стены здания вздрогнули и заходили ходуном. На площади дробью рассыпались пулемётные очереди, раскатистой волной расплескался яростный тысячекратный вопль. Секретари дружно бросились к окну. Ощетинившись густой завесой штыков, расплескавшись над головами кроваво-багровыми знамёнами и страшно скаля рты навстречу лающей свинцом пулемётной своре, густые цепи солдат и красногвардейцев с Ульяновым во главе шли на штурм Смольного. 1988 П Р И К Л Ю Ч Е Н И Я Р Е П О Р Т Ё Р А . Всё неймётся западным корреспондентам в нашей стране преподнести своим читателям зловредную сенсацию из нашей жизни!. Мол, и то у нас не так, и это… И вообще-де непонятно, как при таких условиях жизни мы до сих пор не загнулись!.. Именно с этой целью репортёр некой заокеанской газеты Джонсон одним прекрасным вечером оказался прогуливающимся по малоосвещённой окраине нашего столичного града, - в его хитроумные намерения входило быть замеченным и ограбленным местными мафиози. Он жаждал встречи с каким-нибудь м о к р у ш н и к о м, г р о м и л о й, на худой конец м а л о л е т к о й с кастетом, что дало бы ему желаемый фактаж для сенсационного репортажа о разгуле преступности на просторах бывшего СССР, и нарастающей слабости властей в борьбе с этим разгулом. На случай возможных переломов конечностей, вполне возможных при столь рискованном задании, заокеанские боссы гарантировали Джонсону солидные премиальные. Впрочем, была у него ещё и надёжная подстраховка: его коллега и приятель Кларк дежурил в паре километров отсюда в припаркованном у телефонной будки «Мерседесе», и через вмонтированный в наручные часы Джонсона крошечный радиопередатчик поддерживал с ним непрерывную связь. При возникновении опасной ситуации Джонсону стоило только произнести условное слово: «мусор», и Кларк немедленно вызовет на помощь местных шерифов из эМВэДэ. Таков был план. Но, как это сплошь и рядом бывает, жизнь внесла в него свои досадные коррективы. И час, и два, и два с половиной часа бродил репортёр пустынными улочками, шнырял проходными дворами и шастал мимо мрачных подворотен, но встретиться с пост-советским бандитизмом ему никак не удавалось. Тот ли с гангстерами в тот день была большая н а п р я ж ё н к а, то ли просто - н е в е з у х а, но только не спешили уголовные аборигены у х а й д а к и в а т ь Джонсона, и всё тут… Ну хоть сам себя избивай и грабь, чтоб только не прослыть в глазах заокеанских боссов бездарью и неумехой… А то ведь им совсем недолго пополнить его суетливой фигурой бескрайнюю армию отдыхающих от капиталистической эксплуатации безработных… Конспиративно спрятавшись в одном из подъездов, Джонсон связался с Кларком. - Как там, Бен? – лениво каркнул из эфира голос напарника. - Никак! - пожаловался Джонсон. – Боюсь, п у с т ы ш к у т я н е м… Часы разочарованно вздохнули, потом оттуда аппетитно забулькало. Знавший про страсть Кларка регулярно принимать вовнутрь д л я с у г р е в а энное количество грамм, Джонсон встревожился, предупредил: - Смотри не усни там… Учти, Гарри, в случае чего ты - моя единственная надежда! - О,кей, парень, за мною – как за каменной стеной! – хрипло успокоил друг, отключился от эфира и мгновенно уснул, уткнувшись лицом в руль и крепко прижимая к груди флягу. А Джонсон тем временем вышел из подъезда навстречу опасностям. И они, кстати, уже таились совсем неподалеку от него. Едва он шагнул со ступенек, как на его плечо сзади легла чья-то увесистая ладонь. «Начинается!» - радостно подумал Джонсон, оборачиваясь. Но вместо долгожданного г о п н и к а перед ним стоял всего лишь какой-то плюгавенький мужичонка в милицейской форме с сержантскими погонами. Смотрелся он совсем не солидно, но рука у него была неожиданно тяжёлая, а глаза - цепкими как буравчики. Встреча с м е н т о м не входила в ближайшие творческие планы Джонсона, но на всякий случай он жизнерадостно улыбнулся. - Чё ты, хрен моржовый, тута вынюхиваешь? – истыкав Джонсона остренькими глазками, поинтересовался сержант. – Полчаса уж за тобою наблюдаю, - под окнами торчишь, в подъездах оттираешься… В чужой квартире чё потерял, а?! - Почему – потерял?.. Гуляю просто! – ответил Джонсон улыбчиво. - В два часа ночи? - подозрительно сощурился сержант. – Ты б не завирался! Джонсону бы отшутиться с матюками и угостить сержанта пачкой «мальборо», а он совсем некстати оскорбился, завёлся с полуоборота. - Мы с вами, между прочим, в одном колледже курс обучения не проходили, так что попрошу мне не тыкать! – с достоинством произнёс он. - И потом, сейчас не два часа ночи, а только пол-первого.. Но будь даже и по вашему, - разве запрещает Конституция вашей страны гулять кому угодно и где угодно?.. Вы, кстати, саму Конституцию-то хоть читали?.. - За придурка меня держишь? – побагровел сержант. Джонсон пожал плечами, хотел ответить полу-утвердительно, но случайно наступил на камешек и пошатнулся. Сержанта озарило: - Э. да ты же пьян как сапожник!.. И по запаху чую, что лакал импортный одеколон… То-то ты про Конституцию вспомнил, алкаш гребанный!. Небось, киоск где-нибудь грабанул, да?.. А ну, покажь докУмент!... Свои документы Джонсон по рассеянности забыл в гостинице. Замявшись, он покосился в сторону ближайшего переулка. Бдительный страж порядка это заметил и ухватил его за рукав: - Стой, хрен моржовый!.. Убегать не вздумай, от меня ещё ни один ханурик не убегал… Сейчас двинем в райотдел, и там с твоей личностью досконально разберутся… Джонсон мысленно чертыхнулся. Тратить драгоценное время на объяснение в полицейском участке ему не хотелось. Сделав для видимости пару шагов в указанном милицейской десницей направлении, репортёр вдруг резко рванул в противоположную сторону. И в ту же секунду ему так резко заломили руку за спину, что он взревел от боли и, не сдержавшись, жалобно завопил: - Не трогайте меня!.. Я буду жаловаться!.. На помощь!.. М у с о р!.. - Так ты меня ещё и обзываешь при исполнении? – вконец осерчал сержант, и… // …// …за столом. У лейтенанта было пожилое, густо изрезанное морщинами лицо, и смотрелся он каким-то изношенным, словно не первую свою, а как минимум сто первую жизнь доживал. Скрипнув портупеей, он что-то черканул в лежавших перед ним на столе бумагах, потом утомлённо взглянул на Джонсона. Ожидающий скорого появления Кларка Джонсон успел уже немножко приободриться, и ответил ему своей фирменной «штатовской» улыбочкой. Лейтенант задумчиво предсказал: - Сейчас ты начнешь вякать о своей невиновности, и о том, что задержали тебя по нелепой ошибке… - Так и было!.. А как вы догадались? – удивился Джонсон. Лейтенант зевнул: - Все вы, урки, говорите одно и то же… - Но я не у р к а! - поспешил заверить Джонсон. - Просто гулял вечером по улице, а тут ваш сотрудник… Вначале оскорблял словесно, а потом… //…// За что?! - И это знакомая песня… - скучно сказал лейтенант. - А точнее: клевета на органы!.. За одно это посадить могут…Есть такая статья!..За клевету… - С детства никогда не лгу! - гордо сообщил репортёр. Человек в портупее скупо усмехнулся, пояснил сдержанно: - У нас … //…// просто быть не может, понял?! Это где-нибудь на Западе, где царят насилие и произвол над трудящимися… А у нас здесь может быть только полная и окончательная законность!.. И ежели наши мужики тебя, тараканья харя, повязали и привели сюда, то были на то, стало быть, веские причины… - Какие? - контратаковал журналист. Лейтенант косо глянул в лежавшие перед ним бумаги, подобно проверяющему масть карты игроку, бросил небрежно: - Есть информация, что грабанул ты коммерческий киоск с парфюмерией… - Где?.. Когда?.. Кто свидетель?!. Какие доказательства?! - горячился Джонсон. Лейтенант нехотя сознался: - Конкретно пока сказать не могу. Вот узнаем, какие киоски грабили за последние сутки, и который ближе к месту твоего задержания – тот и твой!.. Джонсон взглянул на самое донышко равнодушных лейтенантских глаз, и ему стало страшновато. Не хотелось нарушать своё инкогнито, но другого выхода, похоже, уже не было, поскольку чёртов Кларк всё ещё где-то задерживался. - Я – американский журналист! - торжественно выпрямившись на стуле, заявил Джонсон. - Так что немедленно отпустите меня, а иначе – скандал на весь мир! Изрезанное морщинами лицо чуть приметно дрогнуло, что должно было означать неудержимый хохот. Лейтенант снисходительно заинтересовался: - А может, ты ещё и Генеральный секретарь ООН? - Но я действительно репортёр из американской газеты! - почуяв недоверие, позорно засуетился Джонсон. Сморкнувшись в грязноватый платок, лейтенант разрешил: - Ну тогда чирикни пару фраз по-вашему, по-американски… Джонсон открыл было рот, чтобы обрушить на м е н т я р у поток заокеанского сленга, но –увы и ах! - после встречи с сержантом и… //…// в мозгах репортёра что-то немножечко расшаталось, и временно кое-что оттуда вылетело, в том числе - и знание родного языка. Во всяком случае, как ни пытался Джонсон вспомнить хотя бы одно английское слово – но так и не смог! Вопросительные морщины на лейтенантском лбу удовлетворённо разгладились. - Так-то, дружок… Не думай, что здесь дураки сидят!.. Ишь чего надумал: западного журналиста из себя корчить… Да у тебя на лбу написано: как минимум три «зоны» и два лечебно-трудовых профилактория!.. Короче, подвожу итоги. Киоск грабанул – раз. Оказал сопротивление органам при задержании -два. Мошеннически выдавал себя за иностранного корреспондента - три. По совокупности статей тянет тебе, сердешный, годиков этак на пять… или шесть… Но это только если ты сейчас не дашь мне чистосердечных признаний во взломе киоска, тогда остальное вписывать в протокол не будем - от силы отделаешься трёшником!.. Суд ведь у нас - гуманный и справедливый… Ну что, договорились?.. - Мне бы только отсюда выбраться… Я вам такое устрою! - мстительно пообещал Джонсон. Лейтенант искренно расстроился: - А мне показалось, что мы расстанемся друзьями… Хияддулин, поговори-ка с этим типом!.. Из коридора мрачным утёсом мускулов выдвинулся рослый старшина, на ходу дожёвывая бутерброд. Лейтенант кивнул на Джонсона: - Отказывается от чистосердечных, оскорбляет, угрожает даже… - Во как?! - удивился старшина. Проглотил последний кусок, шагнул к съежившемуся от ужаса репортёру. Кулаки у него были - как две кувалды. Джонсон булькнул пересохшим горлом: - Не трогайте меня!.. Гарри!.. М у с о р!.. - Слыхал? - грустно покачал головой лейтенант. - Мы к нему, понимаешь, по-людски, со всей душой, желая облегчить его же участь, а он - и мусором нас обзывает, и харями… Так ты ему объясни, что он не прав, а я пока в буфет схожу, перекушу маленько… И он ушёл. Хияддулин обошёл вокруг застывшего статуей на стуле Джонсона, примериваясь к нему взглядом, поинтересовался: - Так чего ты там натворил? - Н-н-ничего… - сотрясаемый мелкой дрожью, пролепетал репортёр. - Как это ничего? - удивился Хияддулин. - За «ничего» милиция людей не хватает… Или ты о нас другого мнения?.. Уже слышавший про уголовную ответственность за клевету на органы Джонсон никакого другого мнения не имел. - Вот видишь! - обрадовался старшина. - А раз за тобой что-то этакое обязательно есть, то тебе осталось только вспомнить - что именно… Усекаешь? Как только вспомнишь за собою преступление и подпишешь чистосердечные признания в нём - всё, отпустим в камеру, отдыхай до суда. Мы ж не звери!.. - М у с о р! - прохрипел в лицо мучителя Джонсон. - А вот теперь моё терпение истощилось! - объявил старшина, и… //…// … и снова… //…// , и опять… //…// …лейтенант вернулся. К этому времени от фирменной джонсоновской улыбки не уцелело и пары молекул. Но зато теперь самого Джонсона до краёв переполняла радостная готовность всячески помогать правоохранительным органам и вообще всем органам, организациям и лицам, имеющим хоть малейшее отношение к старшине Хияддулину. Оценивший ситуацию цепким взглядом лейтенант удовлетворённо крякнул, устроился за столом, положил перед собою чистый бланк. Спросил невинно: - Так что там насчёт киоска? - Я грабил! - весело доложил Джонсон. Лейтенант быстренько записал признательные показания и дал на подпись. Джонсон расписался, и, не делая ни малейшей паузы, свалился со стула. Хияддулин поднял и усадил его. Лейтенант задумчиво повертел в руках авторучку, мельком поинтересовался: - А что за киоск?.. Где именно это произошло?.. Джонсон всполошено покосился на Хияддулина. Хияддулин почесал затылок и взглянул на лейтенанта. Лейтенант нахмурился и стрельнул глазами в Джонсона. А Джонсон тут же упал со стула. - Почему он у тебя всё время падает? - рассердился лейтенант. Хияддулин виновато пожал плечами, снова поднял и усадил Джонсона. - Ладно, координаты киоска уточним потом… решил лейтенант. - Но одного эпизода по краже маловато будет… Наверняка ты и ещё творил преступное? - Да! – радостно закивал головой репортёр. Лейтенант довольно хмыкнул, просмотрел сводку происшествий за истёкшую неделю, ткнул пальцем: - Тут вот числятся нераскрытыми 11 случаев злостного хулиганства, три случая -рэкета, 19 - квартирных краж, 7 угонов автомобилей, ещё кое-какая мелочёвка… сЭто ты сработал?.. Джонсон поёжился и посмотрел на Хияддулина. Хияддулин задумчиво сравнивал обе свои кувалды - какая из них «убойнее»… - Я сработал… - уныло прошептал Джонсон, и по его щекам закользили беззвучные слёзы. Эх, не видать ему больше ни своей высокооплачиваемой и почётной работёнки, ни родимой Америки, - сейчас навешают на него всего-всякого, сошлют лет на двести на местную к а т о р г у, и сгниет он там бесследно, - даже косточек не сыскать… Лейтенант извлёк из ящика стола ещё стопку бумаги, перелистал её. - Ага, есть.. В ориентировке из соседнего района говорится, что в прошлом месяце какой-то шизик там средь белого дня зверски и в особо циничной форме изнасиловал стоявшую перед ним в очереди за водкой 76-летнюю пенсионерку… - Старушек не насиловал! - испугался всегда кичящийся своей репутацией репутацией Джонсон. Лейтенант опечалился: - Опять ты за своё… Хияддулин, напомни гражданину подробности!.. - Не надо… напоминать! - ещё больше испугался Джонсон. – Я… признаю! - Признаёшь факт изнасилования бабки? - быстро уточнил лейтенант. - Ага… - махнув на всё рукою, обречённо буркнул репортёр. Лейтенант всё записал и дал Джонсону на подпись. Поставив на бланке свою завитушку, Джонсон довольно хихикнул и упал вместе со стулом. Хияддулин поднял оба упавших предмета, и один из них усадил на другой. Лейтенанту не терпелось продолжить, но тут дверь распахнулась, и он вскочил, торопливо застёгивая верхнюю пуговицу на рубашке, а в комнату уже стремительно входил молодой, по-спортивному подтянутый мужчина в штатском с университетским значком на лацкане пиджака. - Товарищ капитан, разрешите доложить… - начал было лейтенант, но капитан прервал его повелительным взмахом ладони: - Брось, Харитонов, ты же знаешь – я не люблю армейщины… Сообщи лучше, кого допрашиваешь? По какому делу? Дал ли уже чистосердечные?.. И он с любопытством ещё ничего не видевшего в этой жизни неофита уставился на Джонсона. Репортёр почувствовал, что в его злоключениях наконец-то наметился счастливый финал. Кто-кто, а этот интеллигентный, обаятельный, высокообразованный офицер сумеет разобраться в ситуации!.. Он внимательно выслушает Джонсона, естественно - возмутится допущенным над ним дичайшим произволом, немедленно выпустит его на свободу, ну а грубиян-сержант, равнодушный морщинистый лейтенант и этот ужасный старшина (с кувалдами вместо кулаков!) будут арестованы, преданы военно-полевому суду и в 24 часа расстреляны прямо здесь, у стен райотдела!.. Разумеется, гуманист – Джонсон справедливости ради будет настаивать во время суда на замене их расстрела пожизненным заключением на каторге, но вряд ли суд сочтёт эту кошмарную троицу достойными сохранения им жалких жизней. - Вот… Ранее задержанный гражданин только что сознался в угонах, кражах, грабежах, рэкете и изнасиловании пенсионерки! - доложил начальству будущий расстрелянт – лейтенант. - Ложь!.. Ни каких преступлений я не совершал! - жалобно возразил Джонсон. - - Это они заставили меня оговорить себя… Они меня… //…// !.. И он сделал паузу, давая возможность капитану осознать услышанное и немедленно вызвать из коридора конвой - для ареста мучителей и садистов. Юноша с университетским значком несколько минут заинтересовано разглядывал Джонсону, потом дружески посоветовал: - Закрой пасть, падла, а не то я тебя сейчас урою!.. Что такое у р ы т ь, Джонсон не знал, но п а с т ь закрыл мгновенно. А капитан уже другим, раздражённо – повелительным голосом распекал лейтенанта: - Какие кражи?.. Какие угоны?!. Какое к дьяволу изнасилование пенсионерки?!! Или ты забыл, что вторую неделю висит на нашем отделе не раскрытым «висяком» убийство двух инкассаторов?! Опять сегодня полковник за это шею мне мылил, говорит: «Почему до сих пор убийцы не найдены?.. Плохо работаете, капитан!» Ты слышал, Харитонов?.. Плохо мы с тобою работаем, очень плохо… А ты мне какого-то мелкого воришку – растлителя подсовываешь … Лейтенант смутился: - Виноват, товарищ капитан, промашка получилась… Не осознал я, видать , задач текущего момента, не оказался в должный миг на должной высоте… До этого молча переминающийся с ноги на ногу Хияддулин выразительно кашлянул и указал глазами в сторону Джонсона. Лейтенант оживился: - А и верно… Товарищ капитан, так ведь гражданин этот наверняка и наших инкассаторов завалил!.. Вы только на рожу его взгляните - ну вылитый же мокрушник!.. Милицейские взоры прожекторами скрестились на физиономии Джонсона. И как ни старался дрожащий от ужаса на стуле репортёр придать своему лицу оттенок максимальной благонадёжности, но и сам чувствовал, что видок у него сейчас - ещё тот!.. Хоть в Голливуд нанимайся, на главную роль в фильме про вурдалаков и вампиров… Джонсон хотел упасть со стула, но Хияддулин удержал его. - А что… Сойдёт! - наконец одобрил кандидатуру капитан. - Но только одних чистосердечных для суда будет маловато, нужны ещё улики… - Улики будут! - заверил лейтенант. Ясновидчески предсказал: - Во время обыска на квартире задержанного обнаружат чертежи помещения сберкассы и запасную обойму от «Макарова», а на кухне в мусорном ведре будет найден черновик записки дружку-рецидивисту с предложением поучаствовать в готовящемся налёте… - Насчёт записки – перебор, не надо так грубо…- деловито посоветовал капитан. – А в целом – молодец! Перспективно мыслишь, Харитонов… Не пора ли уж давать тебе старлея, как считаешь?.. - Ну, если вы считаете, что пора… - начал было улыбаться лейтенант, но тут опомнившийся Джонсон завопил: - Не убивал я инкассаторов!.. Этого - не признаю! Не убийца я!.. - То есть как это - не убийца? - встревоженно задвигал морщинами лейтенант. – А кто же тогда инкассаторов по-твоему убил, - марсиане, что ли? - Погодь… - осадил его капитан. Доброжелательно взглянул на репортёра, сознался: - А ты мне нравишься, мужик… По всему видать, что не совсем пропащий ты человек… образно выражаясь - не на все сто пропойца!.. Поэтому буду с тобою совсем откровенен… Через день…максимум через два-три дня ты всё равно расколешься и по этому эпизоду, понимаешь? Но именно сейчас, в вот эту самую минуту ещё не поздно оформить сие как твою явку с повинной. Суд всенепременно учтёт это обстоятельство, и я уверен - сочтёт возможным сохранить тебе жизнь… Каких-то несчастных 10-15 лет лесоповала - и ты снова на воле, ты снова – счастливый человек!.. Мы ж тебя от «вышака» хотим спасти , чудик!.. А ты ещё и упрямишься… Милиции верить надо!.. - Не трогал я инкассаторов… - хлюпал носом Джонсон. - Всё, что угодно, но только не это!.. Капитан вздохнул, подумал, потом по-приятельски подмигнул: - На секунду допустим, что - не врешь… что в этот раз действительно не ты мочил, - ну и что?.. Зато в прошлый или в позапрошлый раз ты убивал, но тогда тебе удалось уйти от ответственности, и вместо тебя кого-то другого за шкирку схватили, невиновного… Тогда этот другой за тебя отдувался, а теперь ты будешь отдуваться за кого-то другого… Согласись: это справедливо!.. - Не убивал я инкассаторов! - обливался слезами Джонсон. – Не убивал!.. Капитан искренно огорчился, прикусил губу, выразительно глянул на лейтенанта. - Хияддулин! - торопливо скомандовал лейтенант. …Но Бог всё-таки был, и именно теперь он наконец - то вспомнил про своего верного раба Джонсона, - едва не сорвав дверь плечом, в комнату ворвался совсем недавно проснувшийся в «Мерседесе» Кларк, и ещё с порога завопил: - Не смейт!.. Он иньостраньец! Я иньостраньец! Протешт! Шкандал! Нота в МИД! Джонсон заплакал от счастья, а все прочие замерли от тяжкого недоумения. В тиши тревожно скрипела лишь лейтенантская портупея, да за бетонной стенкой в соседней комнате чей-то женский голос истерически визжал: «Это не я!.. Не я это!..» И быть бы тут долгожданному хеппи энду, кабы не бдительность старшины Хияддулина. Именно он учуял исходивший от Кларка специфический «градусный» аромат своим чутким на подобные запахи мясистым носищем. И пока потрясённое руководство приходило в себя и собиралось с мыслями, старшина незаметно подкрался к Кларку сзади и, неожиданно обхватив руками его туловище, выхватил у него из кармана брюк свеженачатую бутылку «Русской». (Свою флягу Кларк уже полностью осушил, и по дороге сюда уже успел обновить припасы). Победно помахал ею в воздухе: - Видали?! Да из него такой же иностранец, как из меня – урюк! Лейтенант облегчённо выдыхнул из себя воздух, капитан заливчасто расхохотался, а Кларк растерянно пробормотал: - Но я действительно иньостранный подьянный!.. - Тогда покажь докУмент! - грубовато потребовал лейтенант. Документа у непредусмотрительного Кларка при себе не оказалось. Джонсон даже застонал от разочарования. А капитан восхитился: - Но до чего ж изобретательные пошли нынче жулики! Так и норовят под иноземцев заделаться…Хорошо хоть - не под инопланетян!.. - Наверняка за таким шустриком куча всякого сыщется… - вполголоса подсказал лейтенант. Капитан солнечно усмехнулся: - Точно скумекал, Харитонов… Ну-ка, старшина, побеседуй с этим типом… Заподозрив неладное, Кларк метнулся к выходу. Поздно!.. Старшина ловко поймал его за руку, и… //…//, а потом… //…//, и снова… //…// …воспитанный на Билле о правах и прочих громких идеалах западной демократии, Кларк оказался твёрдым орешком, и стойко держался целых двадцать минут. Но хияддулинская быль оказалась куда увесистее штатовского Билля, и на 21-й минуте дрогнувший Кларк сознался, что обоих инкассаторов м о ч к а н у л он. На 26-й минуте он взял на себя ещё м ограбление ювелирного магазина в прошлом месяце, а на 33-й минуте собственноручно расписался в том, что 14 марта прошлого года в 13 часов 29 минут у фонтана возле кинотеатра «Центральный» он дал взятку в размере десяти тысяч долларов некоему гражданину Коромыслову Олегу Ефимовичу. - Кранты Коромыслову! - заликовал капитан. - А помнишь, Харитонов, как этот гусь нагло смеялся мне в лицо и говорил, что не найти нам против него улик, потому что таких улик к природе не существует?.. Вот и ошибся он…Нашлись улики-то!.. Представляешь, какая скучная харя у Олега Ефимовича будет этим утром, когда мы к нему нагрянем с визитом, а?.. И милицейские чины весело загоготали в адрес гражданина Коромыслова, наверняка сейчас спокойно дрыхнущего и не подозревающего, какое кошмарное пробуждение его ожидает… На секунду оставленный без присмотра Кларк тоже жизнерадостно захихикал , и - рухнул вместе со стулом. За компанию с ним тут же упал и Джонсон. - А этих куда - в камеру? - глянул на лежащих лейтенант. Капитан покачал головой: - Пока пусть полежат здесь… Может, они ещё не во всём сознались!.. Авось до утра ещё какое-нибудь нераскрытое преступление в нашем районе всплывёт - они и на него подпишут чистосердечные… Но не довелось двум западным журналистам отдуваться за весь окрестный преступный элемент. Дверь широко распахнулась, и на пороге возник, сверкая золотозубой улыбкой, Томпсон из посольства (Кларк, к счастью, успел связаться с ним перед тем, как самому рвануть в райотдел). Повидав всякие виды и уже приобретя некоторый опыт общения с местными властями, свой дипломатический докУмент Томпсон держал в руках наготове и даже заранее раскрытым на странице со своей фотографией. Кроме того, его сопровождал сам начальник райотдела, лысый полковник с грубоватым, словно бы высеченным из глыбы красноватого гранита лицом усердно выпивающего монумента. - Прекратить немедленно! - гаркнул полковник. Глядя в пол и сконфуженно багровея, прояснил: - Вы задержали двух иностранных корреспондентов, граждан США… Вот - ихний дипломат за ними приехал… Томпсон заулыбался ещё шире, и в подтверждение полковничьему рыку показал всем присутствующим своё фото в дипломатическом паспорте. Фото и предъявленное в комплекте лицо вполне соответствовали друг другу. Несколько милицейских глоток одновременно испустили выдых разочарования. Потом наступила пауза… Обливал пол слезами счастья Джонсон. Кларк, тот самый Кларк, неустрашимому мужеству и железной выдержке которого всегда завидовали коллеги, сперва бездумно заулыбался, а затем запел «Интернационал», почему-то - на китайском языке. Оказавшийся полиглотом капитан на всякий случай начал ему вполголоса подпевать. - Они нас… //…//!.. - пожаловался Джонсон с пола. Сразу же в комнате стало тихо, все встревожено уставились на Джонсона и друг на друга. - Это правда? - побагровев ещё больше, наконец поинтересовался неизвестно у кого полковник. - Да нет, не может быть! - пылко опроверг капитан, к этому времени окончательно превратившийся в милого, интеллигентного юношу из хорошей семьи. Перейдя на английский, он учтиво поинтересовался у Джонсона: - А вы не ошиблись?.. Знаете, это так не похоже на моих сотрудников… Родного английского языка Джонсон к этому времени ещё не вспомнил, но смысл сказанного капитаном отлично понял по его жестикуляции, и энергично закивал: - Да, они нас… //…//, а капитан – руководил этим!.. Из его глаз на пол с грохотом падали тяжкие булыжники накопившихся слёз. Кларк с пола сдержанно улыбался и жевал шнурок на лейтенантском ботинке. Лейтенант старательно не замечал этого, и вообще старался как можно меньше напоминать о своём существовании. - Так что же здесь, чёрт побери, произошло?! – гаркнул полковник, глядя почему-то на Томпсона. - Вообще-то я зашёл сюда только пару минут назад… - спешно уточнил ситуацию капитан.–Может быть, до моего появления здесь что-то происходило? - Я тоже…гм… регулярно покидал кабинет! - быстренько отрёкся от ответственности лейтенант. - С нашими… гм… гостями в это время оставался старшина!.. Лицо Томпсона излучало доверчивость и готовность принять за истину любую л а ж у. Покосившись на него, полковник обратил весь свой гнев на Хияддулина: - Так было здесь что-нибудь т а к о е, или нет?.. Хияддулину очень хотелось ответить, что ничего т а к о г о не было. Но состояние обоих западных журналистов было таковым, что опровергать очевидное Хияддулин не решился, и, потупившись, виновато признал: - Было… Немножечко, самую малость!.. Тут, товарищ полковник, получилось недоразумение… Я стоял, а один из… наших гостей… споткнулся, да… И - упал, лицом – прямо на мой кулак!.. Три раза… или четыре… Потом и другой… гость… поскользнулся, и… главное ведь, так быстро падают оба, что совершенно не успеваешь кулаки от их лиц убирать!.. Томпсон всепрощающе усмехнулся. - Вон! – окончательно рассвирепев, рявкнул на старшину полковник. – Чтобы духу твоего в органах… в 24 часа!.. Кулаки он, видите ли, убрать не успел… А ты не держи их в том месте, куда лицом наши иностранные гости падают!.. И вообще… Не ожидал от вас, товарищи офицеры!.. Так опростоволоситься… Так возмутительно запустить политико-воспитательную работу в своём коллективе… И главное, что о нас заграница подумает?.. Окончательно раскаявшийся капитан чуть не заплакал. - Это я во всём виноват! - глядя на Томпсона, с жаром обратился он к полковнику. - Действительно, как я мог так преступно запустить политико – воспитательную работу среди вверенного мне личного состава?!. Вовек себе этого не прощу… Но ведь и сами знаете, как заела нас эта проклятая текучка.. Никак не получается уследить за каждым!.. Но уж теперь… уж я!.. Каждый день по три часа буду воспитывать свои кадры!.. - По три с половиной! – поправил полковник. Пообещал Томпсону: - Не сомневайтесь, все виновные в этом хоть и непредумышленном, но совершенно недопустимом инциденте будут самым строгим образом наказаны! - Я и не сомневаюсь! - заверил многоопытный Томпсон. - Это была не случайность! И капитан - руководил всем! – настаивал с пола Джонсон. Полковник кашлянул: - Возможно, мистер…э-э-э… не совсем точно помнит?.. - Ну разумеется, он всё перепутал! - легко согласился Томпсон.- Мы-то понимаем, что произошедшее – лишь случайность, а вообще ваши сотрудники работают превосходно… - 97,8% - раскрываемость самых тяжких преступлений! - не удержался от похвальбы полковник, и даже изобразил ухмылку на своём мрачноватом лице. - Эти палачи должны ответить за… //…//! – настаивал с пола дурачок Джонсон. По лицу полковника скользнула лёгкая тень. Огрев Джонсона свинцовым взглядом, Томпсон любезно предложил: - В таком случае оставайтесь здесь, дружище, и уточняйте трактовку произошедшего! А мы с Кларком, пожалуй, удалимся, чтобы вам не мешать… - Я не хочу оставаться! – испугался за себя Джонсон.- Я хочу с вами!.. - Тогда немедля прекратите молоть всякую чушь и заверьте нашего друга-полковника, что не имеете более никаких претензий к его людям! – посоветовал Томпсон. – Берите пример с Кларка, видите – он всем доволен!.. С блаженной улыбочкой ковыряющий в носу Кларк важно кивнул и запел «Интернационал» на суахили. Знавший и этот язык капитан ему негромко подпевал. Джонсон со вздохом сдался: - Ладно… У меня нет претензий!.. Полковник довольно заулыбался. Потом озабоченно кивнул Томпсону на Кларка: - А с этим господином не будет потом проблем?.. Мне кажется, он немножко не в себе… Не подумали бы потом, что это на нём так сказалось пребывание в нашем учреждении… - Не подумают! – заверил Томпсон. - Он давно уже страдает приступами шизофрении. Да и у него в роду почти все – сумасшедшие, и кончили свои жизни в психушке… Кларк хмыкнул и с интересом покосился на Томпсона. Томпсон в ответ истекал доброжелательной улыбочкой. - Вот и чудесно! – обрадовался такому мирному исходу полковник. Вызванные им из коридора дежурные милиционеры помогли Джонсону подняться с пола, и бережно отряхнули его от пыли и грязи. Потом они уложили Кларка на носилки, и в сопровождении спокойного Томпсона и что-то увлечённо рассказывающего ему полковника оба репортёра покинули уже освоенный ими кабинет. Оставшиеся в комнате сохраняли молчание. Капитан выстукивал пальцами по столу одну из увертюр Моцарта, Хияддулин что-то искал в карманах, а лейтенант просто стоял неподвижно, не прекращая при этом скрипеть портупеей. В приоткрывшуюся дверь кабинета просунулась голова полковника. Прошипела сердито: - Кретины!.. Товарищей из капдержавы ухитрились спутать с какими-то отечественными хмырями… Позор!.. Всё, Хияддулин, подавай на увольнение, «засветившиеся» в таком громком деле нам в райотделе не нужны… Тебе, лейтенант, в связи с «неполным служебным соответствием», придётся дорабатывать до пенсии дежурным в медвытрезвителе…А от вас, капитан, такой глупейшей оплошности вообще не ожидал!.. Хорошенько задумайтесь о своём поведении на досуге… И вот ещё что: чтоб за сутки нашли убийц инкассаторов, а не то – пеняйте на себя!.. Дверь захлопнулась. Лицо лейтенанта стало серым. - 22 года безупречной слу3жбы в органах… И вот – награда за всё! – жалобно пробормотал он, страдальчески скрипя портупеей. – За что?.. Где справедливость?.. Я ж для державы старался…не щадил здоровья!.. Капитан промолчал. Зато воспрянувший духом Хияддулин напомнил о себе. Дрожа от нетерпения, он предложил срочно вернуть Томпсона и немедленно допросить его, клятвенно гарантируя, что через полчаса, максимум через час тот сознается в убийстве им обоих инкассаторов по приказу ЦРУ, давним агентом которого он наверняка является. - Дайте мне только час, и он у меня соловьем запоёт! - умолял Хияддулин. Ему никто не ответил. 1988