Куземко Владимир Валерьянович. РАССКАЗЫ. 1991 г. ТРОЕ УМНЫХ И ДУРА ЕКАТЕРИНА. 1. Поздним вечером в пятницу, на два дня раньше срока вернувшись из служебной командировки, Вадим Сергеевич Куницын тихонечко разделся в прихожей, достал из чемодана объёмистый презент для супруги, с заранее радостным выражением лица типа: «А вот и я, дорогая!» - вошёл в спальню, включил свет, и – замер на пороге. Его супруга, милый пупсик, ненаглядная розочка, ласковое солнышко, вкусненький пирожок, ни с кем не сравнимая Екатерина Юльевна Куницына (в девичестве – Утюгова), мирно похрапывающая на широком супружеском ложе, на этом самом ложе была не совсем одна. По-хозяйски уверенно уронив широченную загребущую ладонь на торчащую из-под простыней мясистую Катькину грудяху, рядом с нею сопел в две дырочки и просматривал цветные широкоформатные сны никто иной, как первый зам Куницына, Игорь Николаевич Семисогласный собственной персоной. Беспорядочно разбросанные по всей спальне предметы мужского и женского туалетов неопровержимо свидетельствовали, что здесь раздевались очень быстро и вещи кидали не глядя, вследствие чего трусы Игоря Николаевича, к примеру, спокойно плавали в аквариуме с золотыми рыбками. «…невтерпёж им было!..» - тупо глядя на этот живописный пейзаж супружеской неверности, догадался Вадим Сергеевич. Многолетний опыт руководящей деятельности приучил его в любой ситуации контролировать эмоции, тщательно просчитывая последствия своих действий на много ходов вперёд и ни на миг не упуская из своего внимания п е р с п е к т и в у. Только потому и не прислушался он сейчас к шевельнувшимся в нём генам деда, революционного матроса - балтийца. яростно завопившим: «Ну-кась, вмажь обоим по сопатке!..» И как ни чесались у Вадима Сергеевича кулаки незамедлительно провести с предавшейся блуду парочкой интенсивную информационно – воспитательную работу, но он и с места не сдвинулся. Просто стоял – и смотрел. Смотрел и думал. Думал и анализировал… Предположим, разбудит он их сейчас…накричит… побьёт… Что дальше?.. Семисогласный после этого - ВРАГ. Жёсткий, изобретательный, опасный… Ещё неизвестно, чем закончится противоборство с таким противником!.. Но даже и это - так…цветочки!.. …А ягодки - тесть. Катькин родной папуля, Юлий Цезарович Утюгов. Фигура первой величины. Козырной туз в номенклатурной колоде политруков державы. Ну оч-ч-чень злопамятный товарищ!.. И дочку любит… Только её и Советскую власть, больше – никого. Если сейчас тронуть Катьку хоть пальцем, и узнай потом об этом её папаша (а он узнает обязательно!), - всё, суши вёсла, финал карьере… Этакая жирненькая точка на всех жизненных планах…В самом лучшем случае гнить тогда Вадиму Сергеевичу где-нибудь на периферии ничтожным председателем какого-нибудь облисполкома… Хочет он этого?.. Не хочет!.. …А раз – не хочет, то в этом случае - ша!.. Без крика и шума… спокойно и несуетливо… удалиться!.. Прихватить с собою чемодан из прихожей, и – бесследно испариться… Из телефона-автомата, что за ближайшим углом, позвонить… разбудить жену, обрадовать:»Только что приехал!.. Звоню с вокзала!.. Лечу домой на крыльях любви, жди через 30 минут!..» Полчаса Семисогласному вполне хватит, чтобы спешно одеться и оперативно переместиться в направлении поджидающей его где-нибудь в ближайшем переулке «персоналки»… И жена за это время успеет ликвидировать наиболее явные следы бурного рандеву... Тогда-то вернувшийся домой после долгой разлуки муженёк и заключит в свои нежные объятия обожаемую жёнушку!.. Так решил Вадим Сергеевич, и это решение было единственно правильным. С этой мыслью он сделал первый шажок назад, к спасительной двери. И в эту секунду Игорь Николаевич прервал храп, повернулся на другой бок, случайно при этом распахнул левый глаз – и внезапно обнаружил прямо перед собою своего непосредственного начальника и одновременно - конкурента по обладанию огнедышащим телом Екатерины. Игорю Николаевичу померещившаяся картина сильно не понравилась, и он скорёхонько распахнул и правый глаз, дабы неприятный мираж развеялся. Но и оба одновременно пялящихся глаза настойчиво сигнализировали о реальном присутствии в комнате Куницына–рогоносца, - бледного, взъерошенного и злого. Небесная голубизна слегка запаниковавших глаз Игоря Николаевича с размаху налетела на сероглазую напористость куницынского взгляда. «Прелюбодей!.. Осквернитель святости семейных уз!» - немо клокотал стальной взгляд. «М-да… Промашка получилась…Согрешил!.. Но ведь и ты - не святой… Все мы – люди… все мы – человеки!..» - осторожно парировали голубые глаза. «И я - не ангел… Но в постели с законной женой непосредственного начальника меня не застукивали!.. Уничтожу!..» - сверкнул булатом взгляд. «Скандала хочешь?.. Ладно, скандаль… Но что потом Юлий Цезарович скажет?..» - ненавязчиво вопрошала голубизна. «Ха!.. Да Утюгов самолично втопчет тебя в грязь за компрометацию его дочери!» - кипятилась сталь. «Возможно. Но и - тебя… за то же самое!.. Не говоря уж о том, каким рогоносным болваном ты себя перед всеми выставишь… Ох и посмеются!» - ехидничала небесная «синь». Стальной взгляд дрогнул и умерил кинжальный блеск. Голубые глаза всячески демонстрировали миролюбие и готовность к компромиссам. Оба - безмолствовали. Неслышно гудели мозговые компьютеры, просчитывались варианты поведения, стремительно углублялся и расширялся анализ ситуации… Хотя в сущности анализировать было нечего. Ситуация простенькая - так, задачка из учебника для второклашек. И ежу понятно: единственно верное решение - немедленно разойтись по исходным позициям. Затем разыгрывается простенькая трёх-ходовка: Вадим Сергеевич уходит и звонит из телефон-автомата - Игорь Николаевич одевается и уходит - Вадим Сергеевич возвращается. Всё!.. «Аморальный тип!.. «Персональное дело» по тебе плачет!» - в последний раз уколол булат. Голубизна промолчала, мудро признав за пострадавшей стороной право на последнее слово в дискуссии. И тогда Вадим Сергеевич сделал свой второй шажок к выходу, а Игорь Николаевич для начала захлопнул правый глаз. Рука Вадима Сергеевича потянулась к выключателю. «Дашь мне после звонка время, чтобы я успел одеться!» - напомнил левый глаз Семисогласного, и тоже начал зажмуриваться. И быть бы тут хеппи энду, кабы не Екатерина. Чуткое женское сердце что-то уловило в окружающей атмосфере, она сонно заворочалась в постели, инстинктивно прильнула плотнее к любовнику, почувствовала его напряжённость, резко отворила глаза - и так некстати вернувшийся из командировки муж предстал перед нею во всей красе, стоящий на пороге спальни. «Захлопни ресницы и сделай вид, что ничего не заметила!» - молниеносно подсказал ей достойный выход стальной взгляд. Но тупые бабские мозги на подобные дипломатические тонкости оказались неспособны. - Ах!.. Игорёк, проснись!.. Муж вернулся!..- вскрикнула Екатерина, испуганно юркнув под простыни, подальше от разоблачительного блеска в глазах обманутого ею супруга – рогоносца. «Тюфяк!.. Мямлил, медлил, тянул резину - и вот, дождался!.. « - сердито укололи голубые глаза, между тем как соприкасающееся с любовницей тело талантливо изображало вначале – пробуждение, удивление, испуг (за честь любимой, разумеется!), затем - досаду, смущение и пламенную готовность эту самую честь в данной пикантной ситуации отстаивать до последней капли крови. Выразительности и силе игры не худо бы поучиться у спины Игоря Николаевича даже и ведущим артистам МХАТа!.. - Что?.. Что случилось?..- бормотал при этом якобы сонный Игорь Николаевич, и, «заметив» Вадима Сергеевича, весьма натурально изумился: - Вы?.. Ч-чёрт… М-да… Положение сразу же осложнилось. Понимая всю невыгодность и просто -таки невозможность скандала, мужчины осознавали и другое: разойтись без шума уже не удастся. Катька сразу заподозрит, что обоим своим мужчинам она - до лампочки, и завтра же накапает папуле… А что сделает с ними обоими Юлий Цезарович - и представлять не хочется… Ситуация становилась тупиковой. И скандалить – нельзя, и не скандалить – тоже… Тут и компьютерные мозги задымятся от перегрузки!.. Затянувшееся молчание становилось опасным Всхлипывающая под простынью Екатерина явно ждала, что мужчины как-то поделят её между собою… А – как?.. «Ты законный супруг - тебе и солировать!..» - подтолкнули к действию голубые глаза. - Что всё это значит? – скрепя сердце, начал срывающимся от волнения голосом исполнять свою роль обманутого супруга Вадим Сергеевич. Лицо его при этом оставалось абсолютно спокойным - жена из-под простыни видеть его не могла, и мускулам лица следовало поберечь силы перед неизбежными в самом скором будущем кривляниями.. Вадим Сергеевич знал, что вопрос его банален, даже неумён, но задать его в подобной ситуации он был обязан. А вот на месте своей жены отвечать на подобное он ни в коем случае не стал бы, предоставив мужчинам возможность выработать хоть отдалённо устраивающую обе стороны версию происходящего. Сошел бы даже такой вариант: Катьке стало плохо, и находящийся у неё в гостях Игорь Николаевич начал делать ей искусственное дыхание, естественно – сняв с неё при этом всю одежду… Ну и сам разделся - чтобы легче было двигаться!.. Разумеется - бред. Но поди докажи, что - не так!.. Особенно, когда никто ничего доказывать и не собирается… Короче, были вариантики!.. Но скудных Катькиных мозгов не хватило и для элементарного молчания!.. - Я и Игорь… Мы любим друг друга! - прорыдала из своего белоснежного укрытия Екатерина. И очень жаль, что не видела она в этот миг перекосившуюся физиономию Игоря Николаевича, как раз открывшего было рот для совсем другого объяснений. Не существуй в природе Юлия Цезаровича - Игорь Николаевич сейчас бы просто встал, кинул в сторону дамы своё презрительное «фэ!», молча оделся бы и ушёл. Но к величайшему сожалению Утюгов в природе - существовал, а потому Игорю Николаевичу после бездарной реплики партнёрши оставалось только лежать в постели и изображать из себя благородного влюблённого, причём делать это следовало ярко, тонко и убедительно – как на премьере в Большом… «Давай-давай, теперь твоя очередь!» - подтолкнули стальные молнии. - Это так, Вадим Сергеевич. Мне очень неудобно перед вами, но я действительно люблю Екатерину Юльевну! – кривясь от отвращения к собственным словам, выдавил из себя Игорь Николаевич. – И хочу, чтобы она развелась с вами и стала моей женой! «Даже так?! – насмехался стальной взгляд. – А что же тогда будет с племянницей Рудакова, женитьба на которой запланирована у тебя на первый квартал следующего года? Смотри, упустишь лакомый кусочек…» Сини угрюмствовали: «Тебя бы на моё место – я б тоже поизгалялся!..» - Кать, это правда?.. Но ты не можешь вот так взять и бросить меня… Ведь я же тебя люблю!.. - с дрожью в голосе возопил Вадим Сергеевич. Извлёк из кармана пачку «Мальборо», закурил, пустил к потолку сизоватое колечко дыма, с жаром докончил: - Учти: без тебя моя жизнь потеряет всякий смысл!.. Не ожидавшая от мужа такой прыти Екатерина примолкла под простынью, ожидая, какой ответ даст её любовник. Ситуация обязывала Игоря Николаевича откликнуться сильным контрходом, и он его сделал. Ласково похлопав любовницу по округлому плечу, проворковал: - Не слушай его, дорогая… Он тебя недостоин!.. Одевайся, золотко, мы уходим! Сказать именно это и именно так, с любовным похлопыванием по тёплой округлости, ему и следовало, вполне дежурный и ни к чему реально не обязывающий ритуал. Но Екатерина восприняла произнесённое всерьёз!.. Сбросила с себя простынь, встала с постели и , старательно не глядя на супруга и тихонечко скуля от жалости к самой себе, начала одеваться. Мужчины растерянно переглянулись. «Сделай что-нибудь!» - кричали голубые глаза. «А что я могу? Ведь она тебя так любит!..» - лицемерил стальной взгляд. «Ах, так?!. Ну тогда я расскажу ей и о рыжей Матильде, и о врачихе из стоматологической поликлиники, и о Тамарочке-барменше!..» - пригрозили осколки неба. Булат всполошено засуетился… - Т-т-т-так т-т-т-ты д-д-д-действительно б-б-б-бросаешь м-м-м-меня?! – якобы задыхаясь от волнения и наконец-то вынужденно окатив лицо волной вселенской боли, воскликнул Вадим Сергеевич. Екатерина с некоторой удивлённостью покосилась на него, ранее даже и не подозревая, что муж всё ещё так к ней расположен. И, решив хоть как-нибудь амнистировать свой грешок, сказала: - Сам виноват!.. В последнее время я была для тебя лишь частью квартирного интерьера… А вот Игорь – он видит во мне человека! «Ага, человека… с большой грудью и ухватистой задницей!» - хихикнул стальной взгляд. Молчание мужа Екатерина расценила как отсутствие у него возражений, и ускорила одевание. Застегнув молнию на юбке, кинула через плечо: - Игорёк, поторапливайся - через пару минут мы уходим… -А?! – едва не свалился с кровати изумившийся Игорь Николаевич. От напряжённых поисков выхода из сложившейся дурацкой ситуации его мозги заискрили и законтачили. О, с каким дьявольским удовольствием наблюдавший картину тихой паники на лице своего зама Вадим Сергеевич позволил бы ему быть уведённым Катькой!.. Но – нельзя… Невозможно, и - точка… А можно, нужно и даже обязательно сделать совсем иное: сотворить для Семисогласного возможность удалиться, не обозлив при этом Екатерину и, разумеется, её грозного папулю. Для этого же надо было для начала под каким-либо благовидным предлогом удалить жену из спальни и дать тем самым стеснявшемуся своей наготы Игорю Николаевичу вылезти из-под простыней и одеться. Вадим Сергеевич шумно выдыхнул воздух, как тяжелоатлет перед взятием «на грудь» рекордного веса, и слезливо булькнул горлом: - Что ж… Раз – так, раз я тебе больше не нужен, то мне остаётся только одно… Прощай!.. И помни: я всегда любил только тебя… С этими безотказно действующими на любое женское сердце словами он, обреченно шаркая, удалился в кабинет, где (как обязательно должна была вспомнить Екатерина) в шкафу у него хранилось охотничье ружьё - подарок британского министра. - Нет, Вадик, только не это!.. Не смей стреляться! - сразу же всполошилась жена, и, на ходу пряча в полузастёгнутую блузку свои возбуждённые соски, метнулась за ним. Понятно, не слабеньким дамским ручкам было удержать решительного мужчину от рокового поступка, поэтому Вадим Сергеевич мягко, но настойчиво заставил супругу усесться в кресло, сам же извлёк из шкафа ружьё и с мрачным выражением лица начал примериваться – как бы половчее всадить себе в висок заряд картечи. Ведь застрелиться из длинноствольного ружья - это тебе не горсть грецких орехов пощёлкать, тут и терпения надо много, и времени… Подразумевалось, что сейчас на сцене появится Игорь Николаевич и энергично бросится разоружать шефа. Но Игорь Николаевич – не появлялся… - Игорь, скорее!.. Мы должны его удержать! – с ужасом глядя на страшные приготовления мужа, прорыдала из кресла Екатерина. «И в самом деле, где же он?..» - мысленно поддержал слова жены Вадим Сергеевич. Между тем в спальне голый как правда большевика-ленинца Игорь Николаевич стоял пред аквариумом и решал сложнейшую задачу: выудить ли ему из воды свои трусы и надеть их мокрыми, или же не выуживать и надеть брюки без трусов, на голое тело?.. С одной стороны, в мокрых трусах было бы и холодновато, и негигиенично, с другой - ходить вообще без трусов Игорь Николаевич как-то не привык… Вбежать же в кабинет вообще неодетым, болтая в воздухе волосатыми гениталиями - означало выставить себя полнейшим идиотом… «А может, просто подождать здесь?.. Авось он возьмёт да и действительно застрелится?..» - шустренько мелькнула в голове юркая как мышка мысль. - Прощай, Игорь Николаевич!.. Последняя просьба к тебе: береги Катеньку!.. Люби её так же искренне, как делал это я! – скорбно донеслось из кабинета. «Не выстрелит… - вмиг догадался Игорь Николаевич. - А если и выстрелит, то обязательно промахнётся!..» И, уже не колеблясь, выхватил из шкафа с женским нижним бельём первые попавшиеся на глаза трусики (розовенькие, с кокетливыми кружевными оборочками), с трудом натянул их на свои мускулистые волосатые бёдра, очень быстро надел брюки, рубашку с галстуком, пиджак и ботинки. И уж затем, на ходу поправляя узел на галстуке, при полном уж параде крейсерской скоростью проследовал в кабинет. Тут его явно заждались. Екатерина бурно лила слёзы на ковёр, а в соседнем кресле Вадим Сергеевич, сбросив с ноги туфлю и носок, большим пальцем правой ноги примеривался к спусковому крючку ружья, дуло которого торчало где-то далеко выше его левого уха. Готовился к самострелу Вадим Сергеевич неспешно, фундаментально, солидно, и при подобных темпах через полчаса, самое большее через час обязательно сделал бы роковой выстрел себе в висок, - будь ружьё заряженным. Но патроны к ружью были какого-то редкого калибра, и подарить их вместе с ружьём британский номенклатурщик забыл, так что стреляться бы Вадиму Сергеевичу пришлось бы одним только воздухом. Хоть хорошо - Игорь Николаевич избавил его от такой невиданной процедуры… Налетел коршуном, отнял ружьё и от греха подальше поставил его обратно в шкаф. Вадим Сергеевич тотчас натянул на ногу носок и туфлю, завязал шнурки, затем скорбно скрестил руки на груди и пообещал с невыразимой грустью: - Как только уйдёте - все равно покончу с собою. Лягу в ванну и вскрою себе вены… Потрясенная Екатерина заметила, как по как всегда свежевыбритой щеке супруга скатилась скромная слезинка. Не выдержав, она разрыдалась. Подбежала, по - матерински нежно погладила его по макушке, попросила: - Вадик, не делай глупостей… Ты должен жить!.. - Зачем?! - с подкупающей искренностью поразился Вадим Сергеевич. И чтобы у туповатой супруг и не осталось никакой неясности относительно его мотивов, пояснил: - Зачем мне жить, если рядом уже не будет ТЕБЯ?.. Игорь Николаевич слегка шевельнул бровью, что означало его бурные аплодисменты в адрес лицедейства шефа. Момент показался ему удачным для собственной эвакуации, и он сказал: - Катюша, в таком состоянии бросать его ты не имеешь морального права… - То есть как?.. Ты собираешься оставить меня здесь, одну?.. С ним?!. – мгновенно просохнув слезами, насторожилась Екатерина. «Стерва… Уж и родного мужа ей больше не жаль, так невтерпёж утопать с хахалем!» - про себя констатировал Вадим Сергеевич. А Игорь Николаевич растерялся и самую малость промедлил с ответом. Сказать: «Да, оставайся здесь!» - означало плюнуть в самую душу не только дочери Юлия Цезаровича, но и, объективно получается, ему самому. А сказать: «Не оставайся, уйдёшь со мною!» - ну и куда эту припадочную потом девать?.. В этот критический момент в который уж раз за сегодня выручил Вадим Сергеевич, внезапно метнувшийся из кресла к шкафу с кровоточащим воплем: - Немедленно застрелюсь, чтобы больше не мешать вашему счастью! Перепуганная жена и обрадованный изменением ситуации зам стопудовыми гирями повисли у него на плечах, и после десяти минут криков, стонов, мольб, слезливых потоков, горестных вздохов и отчаянных признаний Екатерина сама вынуждена была признать, что оставлять Вадима Сергеевича в эту столь ужасную для него минуту одного было бы действительно бесчеловечно. - Побудешь с ним только до утра, пока он не успокоится, заодно и вещи упакуешь… А завтра я заеду за тобою, и увезу отсюда в новую счастливую жизнь!.. – вдохновенно заливал Игорь Николаевич. И, для приличия ещё немножко помаявшись в куницынской квартире, он со спокойной совестью удалился. Ещё через сорок минут он уже мирно похрапывал в своей уютной 5-тикомнатной холостяцкой берлоге. Зато Вадиму Сергеевичу ещё предстояло пахать и пахать!.. Понадобилось полтора часа страстного диалога для втолкажа дуре-жене, что не должна уходить она к любимому ею Семисогласному, а должна и просто таки обязана остаться с любящим и обожающим её Куницыным. Убедив Катьку, что кинуть его она не может хотя бы из соображений гуманизма, чтобы спасти от самоубийства, Вадим Сергеевич начал осторожненько подталкивать супругу к постели, дабы по-стахановски ударным сексом закрепить пока ещё хрупкое примирение. И тут неожиданно возникли два препятствия… Вначале у этой ослихи никак не укладывалось в голове, что ей прилично вступить в половой контакт с законным супругом сразу же после того, как он застукал её на прелюбодеянии с посторонним мужчиной. Да ещё и делать это на той самой простыни, которая ещё хранит тепло предыдущего трахаря. Эту проблему Вадим Сергеевич решил сравнительно быстро путём усиленной стимуляции Катькиных эрогенных зон, - от поглаживаний, поцелуйчиков и прочих настойчивых ласк она быстро размякла, обессилела, упала на спину, красноречиво вздрагивая и раздвигая мясистые, в сладковатом поту бёдра, неразборчиво бормоча что-то сквозь стиснутые зубы, постанывая… И вот когда Вадим Сергеевич привычно превратил жену в покорную любому его развратному желанию безвольную куклу и прижал к её жаркому влажному животу свой мускулистый мужественный живот - совершенно неожиданно возникло второе препятствие…Прямо скажем – стыдноватое!.. Дело в том, что в поезде довольно близко (промокашку между ними не протиснуть!) пообщался он с некой юной, но очень умелой проводницей Женечкой, смешливой блондиночки с голубыми якобы-невинными глазками), несколько раз выплеснув в неё своё восхищение её молодостью, красотой и темпераментом… И вот теперь, в самый что ни на есть ответственнейший момент жизни мужское достоинство Вадима Сергеевича вдруг забастовало и наотрез отказалось принять достаточные для успешного вхождения в безразмерное Катькино лоно габариты и параметры. Как ни тужился Вадим Сергеевич теперь, как ни царапала ему ягодицы вконец осатаневшая от страсти Екатерина, требуя немедленной близости - не желал входить вялый малыш в широко распахнутые ворота, и всё тут… - Ты чего? – вначале удивлённо, а затем уже и с подозрением скосила на него взмокревшее лицо Екатерина. Наступала воистину роковая минута. Если сейчас жена догадается, что его недавно п о и м е л и , - всё, суши весла, отцепляй буксир… Сразу настучит папуленьке, что Вадик-де её - не только коварный изменщик, но и притворщик редкостный, корчил из себя только что чуть ли не Ромео, а сам?!. М-да… Свою супружескую измену Екатерина себе простит, но супружескую измену ей – никогда!.. Ну а Юлий Цезарович совершенно справедливо укажет: шалить – шали, все мы не без греха, но с поличным - не попадайся, а попался - вали с баркаса на берег!.. И – сделает серьёзные оргвыводы… «Милый… Браток… Товарищ мой боевой!.. Не подведи, прошу тебя!.. - взмолился тогда Вадим Сергеевич. – Надо, понимаешь?.. Очень надо!.. Ты уж того… постарайся от души!.. Выложись, а?.. Вся судьба сейчас под откос пойти может… Разве не холил-нежил я тебя все последние годы, ничего для тебя не жалел, со сколькими жгучими как огонь красотками близко познакомил… Не оставь же хозяина в трудную минуту!.. Встань во весь рост, как Александр Матросов перед вражеской амбразурой… Друг, кореш, соратник, братан – подмогни, пожалуйста!.. Я тебя очень – очень прошу…» И родимый - выручил. Собрался с духом, воспрял, налёг, вошёл, дошёл, нажал, законтачил… Екатерину сразу же заколотило, задёргало как отбойный молоток, её круглые колени двумя гантелями навалились на ягодицы Вадима Сергеевича, вжимая его в её волосатое как борода Фиделя Кастро лоно, Куницына трясло и подбрасывало на огнедышащем животе супруги, и он вынужден был ухватиться обеими руками за её тугие, потные и пахучие от возбужденности груди. «Как я устал!.. - горестно думал он, то рывком вдвигаясь под бороду Фиделя, то со влажным хлюпаньем выдвигаясь из - под неё. – О, как же тяжела ты, шапка номенклатурщика!.. Всю жизнь – под контролем и самоконтролем… Ни поступка, ни чувства, ни слова, ни даже в мыслях - лишнего… И этой жизни - ещё и кто-то завидует?! Эх!..» - А-а-а-а-а!.. Хорошо-о-о-о-о!.. Да-а-а-а-а-а!.. – трубно завыла из-под него Екатерина. Что-то рано она сегодня кончает… Ах, да – уж перед этим ведь её Игорь Николаевич «драил», не успела остыть после него… -О-о-о-о-о-о-о-о! - для маскировки сладостно тянул свою арию Вадим Сергеевич, хотя на самом деле был совершенно равнодушен к соприкосновению с давно уже поднадоевшими Катькиными прелестями… Потом она дёрнулась и затихла, в ту же секунду Вадим Сергеевич крякнул, скатился с жены на простыни и мгновенно провалился в сон, краем уха успев услышать, как жена, ласково поглаживая его плечо ладошкой, бормочет ему что-то о Семисогласном. Дескать, что скажет он завтра, узнав, что Екатерина не уходит к нему, а остаётся с мужем?.. Не обидится ли он на неё?.. Не сотворит ли с горя с собою что-нибудь?..» «Ну как у такого высоко-руководящего отца могла образоваться такая дочь - кретинка?..» - в который уж раз за последние годы подивился столь странному феномену Вадим Сергеевич, и - окончательно уснул. …В ту ночь приснилось ему, что он - это уже и не он вовсе, а его героический дедушка, революционный матрос – братишка. Стылым осенним вечером стоит он перед Зимним дворцом и размышляет, есть ли ему резон идти на штурм?.. Допустим – пойдёт… овладеет Зимним… не сгинет на кровавых дорожках революции и гражданской войны… дорвётся даже потом до власти и станет одним из новых, уже «пролетарских» бар – номенклатурщиков, - ну а дальше что? Горбись всю жизнь в кабинете за письменным столом, рви глотку красивыми словесами с трибуны, корчи из себя самого умного и чистенького, и упаси тебя Ильич где-либо оплошать, подставиться, скомпрометировать себя хоть на копеечку… А чтобы там надраться вдрызг, от души, по пьяни навешать своей бабёнке фингалов под оба глаза, потом выкатиться на улицу в разодранной до пупка кумачовой рубахе, с гармоникой через плечо, и с весёлой похабной песенкой побрести по пыльной дороге к неблизкому, но столь желанному счастью… Так про такое - и думать не смей!.. Так на хрена тогда ему эта самая власть нужна?.. Тьфу на неё!.. И отвернулся бы он тогда от Зимнего, хапнул бы за жирноватый локоть какую-нибудь Маньку или Клавку, да и попёр бы с нею в ближайший кабак… И вовек не случилось бы тогда ни Великой, ни социалистической, ни как там эту революцию ещё называли… Нехороший, с контрреволюционным душком приснился сон Вадиму Сергеевичу. Хорошо хоть, не научились ещё компетентные товарищи с помощью спецаппаратуры сны своих ответственных сограждан просматривать… Пока что – не научились… 2. …На утренней коллегии все сразу же заметили резкую перемену в отношениях Вадима Сергеевича с его первым замом Игорем Николаевичем. Обычно друг дружку терпеть не могут, встречно косясь с волчьим прищуром, между собою общаясь хоть и без откровенных грубоватостей - всё ж таки воспитанные люди, номенклатурщики! - но с явной подковырочкой, с ехидинкой, со множеством непонятных уху непосвящённого микро-битв и мини-дуэлей… А тут словно подменили обоих: взоры - ласковые, речи - приветливые, аки голубки воркуют: «А что скажет по этому поводу дорогой Игорь Николаевич?», «А я бы прислушался к Вашему как всегда взвешенному мнению, многоуважаемый Вадим Сергеевич…», и вообще ведут себя так, словно если и не родные братья друг другу, то - двоюродные кузены, или хотя бы как минимум - заветные кореша до гробовой доски!.. Ещё больше удивило то, что после коллегии Игорь Николаевич задержался в кабинете Вадима Сергеевича, - рассказать ему парочку свежиз анекдотов, и из-за неплотно прикрытой двери долго доносилось их громко-сочное: «Ха-ха-ха!» и «»Хи-хи-хи!» Заматеревшие в вечных учрежденческих интригах аппаратчики только переглядывались и растерянно качали головами. Небывалое творилось!.. Но, будучи диалектиками-материалистами, всему происходящему искали они разумное объяснение, и, как следует провентилировав этот вопрос в курилках, пришли к выводу, что Вадима Сергеевича, скорее всего, опять наметили на очередное повышение (при таком тесте - совершенно логично!), ну а на своё место решил он рекомендовать именно Игоря Николаевича, справедливо рассудив, что хоть и сволочь он, но не дурак и дело знает. И, понимая, кому обязан своим местом, в будущем найдёт возможность отблагодарить адекватной услугой. Ведь не враг же Игорь Николаевич своим кровным интересам, коль шеф стал к нему со всею душой, то и он - всею душой к своему шефу!.. А что раньше они собачились, так то пустяки… Всё течёт и постоянно меняется. Были врагами - стали друзьями, и наоборот… Диалектика!.. …Ближе к концу рабочего дня Вадима Сергеевича Куницына вызвали на самый «верх» - к Юлию Цезаровичу Утюгову. «Начинается…» - похолодел душой Вадим Сергеевич. К дверям утюговской приёмной подходил он «на полусогнутых»… За широким, размерами с половину Тихого океана полированным столом смотрелся Юлий Цезарович неказисто - не сразу-то и глазами ухватишь. Маленький, щупленький, невидненький, такого в толпе увидишь - и не поймёшь, какой колоссальной важности фигура перед тобою!.. И лишь знакомый всему прогрессивному человечеству взгляд из-под простеньких золочённых очков – острый, мудрый, пронизывающий насквозь людей, идеи и общественно-политические явления, - выдавал в нём крупного державного мужа, всезнающего и всесильного… Вместо приветствия буркнув что-то, и даже не пригласив Вадима Сергеевича присесть, Юлий Цезарович в упор, по-совинному пристально, уставился на него, и лицо его смотрелось непроницаемее бронированных дверей Алмазного фонда. Вадим Сергеевич замер в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, предательски потея шеей и не решаясь нарушить напряжённую тишину. (Допустим, шеей он мог бы и не потеть, всё-таки сам чином - не из последних, но Утюгов любил подмечать, как порою его побаиваются даже самые приближённые, так почему бы и не подыграть?..) Пауза была долгой и мучительной. «Досчитаю до ста - и кашляну…» - решил Вадим Сергеевич. На счёте: «…семьдесят шесть…» Юлий Цезарович наконец-то опустил глаза на лежавшую перед ним красную папку с золотым тиснением, открыл её, нашёл нужную бумагу, вяло ткнул острым коготком в одну из верхних строчек: - Мы тут к очередному празднику планировали тебе орден Ленина дать… Помолчал, словно бы ещё немножечко сомневаясь в принятом решении, потом вынул из стаканчика заточенный красный карандашик, и неторопливо вычеркнул Куницына В.С. из почётного списка. Покосился на зятя, ловя его реакцию. Вадим Сергеевич к этому был готов, и реакцию на лице изобразил правильную, дескать: безусловно огорчён… но всё понимаю, не маленький… умные мужья раньше времени из командировки не возвращаются!.. Всей своей последующей деятельностью постараюсь загладить… искупить… и всё такое!.. Лишь прочитав всё это на слегка побледневшей физиономии зятя, Юлий Цезарович сухо объявил: - Звёздочку тебе даём!.. Не совсем по должности, ну да хрен с тобою… Носи!.. - и тем же красным карандашиком он вписал Куницына В.С. в другую бумажку, со списком покороче. - А?! - от неожиданности на самое крошечное мгновение растерялся Вадим Сергеевич, а потом неожиданно для самого себя брякнул: - Спасибо, папа!.. Сказал – невпопад, а получилось – в самую точку, потому как – искренно, от души. Юлий Цезарович это оценил, и на подобную фамильярность – не обиделся. Пожевав губами, скучно поинтересовался: - У тебя, кажись, .на той неделе - день рождения… Пора уж и подарок тебе готовить. Как никак - родственник ты мне… Чего хочешь: Государственную премию или дачу под Сочи? - Государственную премию, конечно же, для меня это – свято! - поспешил с ответом Вадим Сергеевич. Одна «Госка» у него уже была, и никакой надобности во второй он не чувствовал, но ответить как-либо иначе - невозможно. Бескорыстно служивший родному Отечеству Юлий Цезарович терпеть не мог, когда его близкие начинали жадничать…Сам, по собственной инициативе дать родичу или другу что-либо материальное - ещё куда ни шло, и даже - нередко, но стоило кому слегка лишь поинициативничать в этом направлении - всё, суши весла, ничего не даст, да ещё и подходящей цитаткой из Владимир Ильича насчет «обывательского вещизма» и «мещанского перерождения» хлестнёт безжалостно… Такой уж у него был принцип. Ещё помолчали. Юлий Цезарович постучал пальцем по полировке, тускло поинтересовался: = Первым заместителем доволен? «Так-так…» - внутренне напрягся Вадим Сергеевич. Двух вариантов ответа не было: кто же может быть не доволен любовником родной дочери самого товарища Утюгова?!. - Семисогласным?.. Вполне! - без промедления, но и не суетясь, заверил Вадим Сергеевич. - Старательный работник, с перспективой дальнейшего роста… Мы с ним сработались!.. - Вот как? – немножко как бы и удивился Юлий Цезарович. Смахнул пальчиком несуществующую пылинку с полированной поверхности стола, равнодушно сообщил: - А то тут возникло мнение забрать его у тебя и направить на дипломатическую работу… Послом в Монголию. Как думаешь? «Правильно!.. Туда ему, подлецу, и дорога!» - хотел возликовать Вадим Сергеевич. Но – не возликовал. Сообразил сразу: тесть на пушку берёт… И ежу понятно: чтобы ни думал Утюгов про позволившего так глупо застукать себя в постели с чужой женой (да ещё и дочкой Утюгова!) Семисогласного, но огорчать Катьку и так низко ронять сумевшего протаранить дорожку «под бороду Фиделя» её хахаля он не станет. С высот нынешней должности Игоря Николаевича да опуститься до посольства в Улан - Баторе - это ж почти то же самое, что и дворником в ЖЭКе заделаться!.. Не сделает этого Юлий Цезарович никогда, а если грозится это сделать – то лишь для того, чтобы зятька на вшивость проверить. Ежели таит он злобу на Катькиного хахаля - значит, и супротив неё самой камень за пазухой держит, и ждёт только утюговской отставки, чтоб свести с нею счёты за всё про всё… А значит - ненадёжный человек, чужак, вражина, и подлежит немедленной ампутации из тёплого утюговского семейства… Вот почему Вадим Сергеевич решительно возразил: - Не согласен! Без Игоря Николаевича мне будет сложно на должном уровне поддерживать вверенный мне участок работы…Но если мнение уже действительно сформировалось… то почему - именно в Монголию?.. Насколько мне известно, Игорь Николаевич недавно защитил докторскую диссертацию на тему: «Руководяще – направляющая роль российского революционного движения в открытии Христофором Колумбом Америки», - не целесообразнее ли послать его послом в США? - Эка ты хватил! – обеспокоено задвигался в своём кресле Юлий Цезарович. - Да если мы каждого со сварганенной на американскую тематику диссертацией послом в Америку направлять станем, то там скоро наших послов разведётся как тараканов!.. Нет, США для него – слишком жирно… - А Монголия - постно! - справедливо возразил Вадим Сергеевич. Юлий Цезарович, мазнув глазками из-под очков, нехотя согласился: - М-да… пожалуй, маловато… Так, может, во Францию его запосолим?.. - Это – самое оно! - немножко подумав, нарисовал на лице радость за соратника Вадим Сергеевич. - Правда, правительственных наград у него маловато… В МИДЕ могут сказать, что для Парижа его анкеты недостаточно…- подосадовал Утюгов, глядя в сторону. «Били его недостаточно… ногами по рёбрам!» - подумал Вадим Сергеевич, вслух же воскликнул: - Так это дело поправимое!.. Может, отдадим ему «моего» Ленина? - Мы Ленинами направо и налево не раскидываемся! – строго напомнил тесть. Помолчав, добавил чуть мягче: - Но если ты настаиваешь - можно дать ему Октябрьскую революцию, для него - вполне достаточно… Скажешь ему от моего имени, чтобы завтра зашёл в Кремль, за орденом - и сразу же пусть мотает отсюда в Париж!.. Сердитостью интонации - выдал себя. Всё-таки недоволен Семисогласным. На фиг было Катьку в её же собственное супружеское ложе заваливать?.. Что, госдач за городом маловато? Осквернил, понимаешь ли, самое святое… Козёл! - Я рад за Игоря Николаевича! – повеселел Вадим Сергеевич. И в самом деле – был рад. Теперь эта гнида обязана ему и орденом, и Парижем - при случав такое всегда можно напомнить… В разговоре наступила пустота. Казалось, что Юлий Цезарович не знает, отпускать ли ему зятя, или же ещё о чём-либо с ним по-родственному покалякать. Выдвинул ящик стола, положил туда красную папку, закрыл ящик, пожевал губами задумчиво. Сообщил: - Кстати, мы тут посовещались на днях и решили войска в Афганистан ввести. Как считаешь, стоит? Детский вопрос. Если ОНИ уже р е ш и л и, то о чём тут ещё говорить?! - Разумеется!.. Правильное, своевременное, политически очень мудрое решение! - уверенно оценил Вадим Сергеевич, даже не потрудившись вспомнить, в какой части света находится Афганистан, и почему, собственно, там до сих пор нет наших войск. Добавил задушевно: - Народ это поймёт и, несомненно, горячо одобрит! - Верно мыслишь… Одобрение и поддержка трудящихся - для нас самое главное! – порозовев щеками, согласился Юлий Цезарович. Открыл другой ящик, пошарил, достал несколько скрепленных вместе листков, исписанных с обеих сторон бисерным почерком, небрежно помахал ими в воздухе: - А вот тебе в качестве курьёза… Один профессор пишет…даже не лауреат, не орденоносец… Предупреждает насчёт атомной электростанции в Чернобыле, мол: конструкция с недостатками, построено некачественно, персонал недостаточно квалифицирован… Утверждает, что в любой момент станция может взорваться!.. А ты как считаешь?.. Вадим Сергеевич озадаченно сморщил лоб. Вопрос не касался идеологии, и утверждённого решения директивных органов по нему не было, следовательно – ответить разрешалось по разному… Но что тут скажешь, если про атомные электростанции Вадим Сергеевич знал только то, что они есть и дают электричество?.. Рассуждая логически, можно предположить, что раз до сих пор ни одна АЭС не взорвалась, то и впредь ни одна не взорвётся… С другой стороны, вряд ли профессоришко на голом месте стал бы чебурашиться, наверняка - там и вправду какие-то недоработки… А где их нет?! Ежели всех критиканов выслушивать - всё на свете придётся позакрывать и самим заживо в гроб ложиться… Поддержать автора письма – значит встать супротив целой оравы министров, директоров заводов, главных конструкторов, академиков всяких, придумавших, построивших и ныне эскплуатирующих все нашенские АЭС, - кому это надо?.. Там у них свои междусобойчики и интрижки, впутаешься туда - замарают так, что вовек потом не отмыться…Нет, удобней поверить, что взрыва – не будет!.. А случись что иное, взорвись завтра Чернобыльская АЭС - не беда, новую построим, ещё больше, мощнее и красивше!.. - На советских АСЭ такое просто невозможно! – уверенно заявил Вадим Сергеевич. – Чай, не дураки у нас этим делом занимаются… - Стало быть, бумагу – в архив, а профессора – в шею? – прищурившись, полу-утвердительно поинтересовался Юлий Цезарович. По этому прищуру Вадим Сергеевич понял: чуток недодумал он, не до конца просчитал варианты… И в самом деле, произойди невероятное и взорвись ЧернобАЭС, - что тогда?.. Подымут бумаги, а там на сигнале о близящейся катастрофе – резолюция: «В архив!» И получается, виноват в произошедшей беде будет тот, кто эту резолюцию наложил и никаких мер по сигналу не принял… Нет-нет, решение должны принимать другие, рангом пониже, тогда в случае чего вся ответственность – на них! - Для проверки сигнала надо создать комиссию из авторитетных экспертов по атомной энергетики - пусть разберутся и доложат правительству свои выводы! – уточнил свою позицию Куницын Юлий Цезарович одобрительно моргнул, но - молчал, явно ожидая какого-то продолжения. Какого?.. Ага, осталось решить, что же делать с профессором-заявителем после того, как комиссия отвергнет его опасения? (Что отвергнет – это и ежу понятно, не станут же академики и директора собственноручно подписываться под тем, что своими руками заложили бомбу замедленного действия под родимое Отечество?!) Бросить профессора на растерзание его коллегам?! Глупо и бессмысленно. Судя по всему, человек он лояльный, раз со своими страхами и опасениями сунулся к руководству, а не настрочил пасквильно-крикливую статейку для какого-нибудь западного научного журнальчика… Такие люди в будущем могут пригодиться!.. Понадобится кого-либо из академиков сковырнуть и посадить на его место верного человечка - вот профессор этот в ход и пойдёт… - Профессора предлагаю поблагодарить за усердие, премировать «Жигулями» и отправить в длительную научную командировку за рубеж. Но не на Запад, вестимо, чтоб случайно не развякался перед буржуазной прессой, а в одну из соцстран, попрестижнее - в ГДР, например, или в Чехословакию…- закончил Куницын. - Пожалуй, ты прав. В корень смотришь! – светло усмехнулся Юлий Цезарович. Кинул бумажки в ящик стола и резко захлопнул его. Звук получился громкий, - хоть и намного тише, чем при взрыве атомного реактора. Вадим Сергеевич расслабился, перевёл дыхание, отключил часть мозговых извилин. И в эту секунду, когда он уже считал беседу заканчивающейся и утратил бдительность, тесть нанёс свой заранее хорош обдуманный удар. Невинно поинтересовался: - Что-то у тебя вид утомлённый?.. Нашёл бы себе приличную массажистку… «Эльвира… Он узнал про Эльвиру!..» - молниеносно догадался Вадим Сергеевич. - Не должен был узнать, не мог узнать совершенно, но – знает… Где был «прокол»?! Ладно, об этом - после… Как сейчас среагировать?.. Вариант первый: сделать вид, что ничего не понял… Отпадает. Не та фигура Утюгов, чтобы играть с ним в непонятку. Заподозрит в неискренности, в двоедушии, а тогда - всё, суши вёсла, скидывай тельняшку… Вариант второй: раскаяться в маленьком прегрешении, пообещать расстаться с Эльвирой… Отпадает. Наверняка тесть проинформирован, что значит Эльвира для Куницына. Не прихоть и не забава, а – услада души, королева сердца, несравнимая фея… Вот что такое она для него!.. Такую и захочешь, а не бросишь - будет тянуть к ней и тянуть… Что же остаётся?.. Только третий вариант: отдать Эльвирочку этому старому хрычу. Тогда он возьмёт её под свой «колпак», тогда и только тогда он будет абсолютно уверен, что у неё с Вадимом Сергеевичем - полная и окончательная завязка. И перед дочерью – заслуга, и себя -ублажит на старость лет… Сволочь!.. Но выбора – нет. Правильный вариант – только один… Эльвира, лапонька, желанная!... Ты – дороже всего в жизни, но…» - У меня уже есть… приличная массажистка! – после показавшейся ему бесконечной, а на самом деле всего лишь трёхсекундной паузы ответил Вадим Сергеевич. Глухо, с острой душевной болью выдыхнул: - Могу даже порекомендовать её вам… - Вот как? – изобразил удивлённость Юлий Цезарович. Пожевав губами, словно бы размышляя, одобрил: - Раз так - рекомендуй… По чуток оттаявшему взгляду было заметно – доволен. Уважил зять, проявил заботу, без боя отдал самое бесценное… Стало быть – чтит!..Отсюда - уверенность, что и Катьке будет должный почёт и уважение… Когда утром она позвонила и рассказала о вчерашнем ЧП и благородном поведении супруга, Юлий Цезарович сразу скумекал, какую комедию зятю пришлось играть. Особенно рассмешило, когда Катя сказала, что «от волнения он даже не сразу смог…» Ага, от волнения, как же…Да Вадька-барбос в своём купе ещё только третью пуговку блузки на Женечке – проводнице расстегивал, а на стол Юлия Цезаровича бдительные органы уже положили анкету и подробную характеристику оной девицы: «политически зрелая…морально устойчивая… порочащих связей с ЦРУ, Моссад и диссидентами не имела… венерическими заболеваниями не страдает…» На то ведь КГБ и блюдет безопасность советского социалистического государства, чтобы утюговский зять не валил в койку всякий подозрительный элемент… И Утюгов со товарищи по Политбюро в своё время тоже ведь были рысаками, всё понимают... Главное тут только - не попадаться на горячем… не нарушить душевного равновесия Катюси!.. Единственная ведь дочь, кровинушка родная!.. Одно плохо – дура…Дать застукать себя мужу в супружеском ложе с любовником, причём – его же подчинённым!.. Кретинка… Ни на что не способна… Министром культуры её поставить, что ли?.. Зато Вадик - шельмец ещё тот! Умён за двоих… Пожалуй, даже слишком умный, потому и пройдоха… А что делать, если страна у нас такая: кого ни возьми с мозгами - всенепременно окажется редкостной падлюкой!.. Короче говоря, амнистию Вадим Сергеевич заслужил на все сто. Никогда не прощался с ним за руку Юлий Цезарович, а тут вдруг осчастливил, - приподнялся и через стол так и не присевшему ни на минуточку Вадиму Сергеевичу жилистую ладошку протянул. Скупо усмехнулся краешком рта, обронил: - А на день рождения я всё-таки сочинскую госдачу подарю… Живи и радуйся… Заслужил!.. - Служу Советскому Союзу! - радостно гаркнул окончательно прощённый зять, по-военному щёлкнул каблуками, осторожно пожал щупленькую ладошку, повернулся и строевым шагом вышел из сиятельного кабинета с пылающим от радости лицом. 1991 г. Я И Ц Р У . Из цикла «Рэтро». - Надоело! - однажды утром решительно заявила жена.. - Кругом нищета и бесконечные очереди, все озлоблённы, похоже - вот-вот начнётся гражданская война… Короче, мой ультиматум: или к следующему вторнику мы срочно разбогатеем и уедем за границу, или в среду - переезжаю к маме! - Постой, каким же это образом мы можем разбогатеть и уехать за границу, да ещё к следующему вторнику?! - испугался я. Жена топнула ножкой: - Ничего не хочу знать!.. Но больше терпеть не намерена… В конце концов - угони самолёт, потребуй выкуп и беспрепятственный выезд на Запад!.. Ты же мужчина… Помнишь. Как перед свадьбой обещал мне обеспеченную жизнь?.. Вот и исполняй!.. А иначе - развод!.. …Воля любимой - закон. Стал думать, где нынче можно достать большие денежки для шикарной жизни за бугром. Вариантов масса: ограбить банк… найти в кустах «кейс» с инвалютой… печатать ассигнации прямо на дому… завербоваться во вражеские шпионы… пойти в альфонсы к состоятельной банкирше… Но каждый из этих вариантов имел уязвимые места, и при более углублённом анализе с сожалением отбрасывался. Наконец остался только один, последний, наименее фантастический - насчёт вербовки в шпионы… А действительно, почему бы не завербоваться в ЦРУ?.. Загоню по божеской цене парочку-другую наших государственных тайн, они на радостях отвалят мне «зелененьких», а потом переправят бесплатно на Запад, где мы с женою и заживём на полученное… …Остался пустяк: как-то выйти на контакт с ЦРУ. Спасибо корешу – он в областном КГБ полотёром работал, всё про всех досконально знал, - не человек, а кладезь информации! Поставил ему бутыль самогонки, он и выдал адресок главнейшего американского резидента в городе - Садовый переулок, дом 14, звонить три раза, спросить Илью… И вот, сунув в портфель бутылку раздобытого по огромному блату армянского коньяка, я махнул туда. По пути заскочил в аэропорт, разведать обстановку. Она оказалась сложной. Народу - густые толпы, и каждый второй, если судить по разговорам, намеревался угнать самолёт куда-нибудь подальше от ужасов перестройки, спасаясь от стриптиза наших голых прилавков. Потолкавшись среди замученных жизненными передрягами соотечественников, наслушавшись всякого про жуткую действительность, и записавшись в очередь угонщиков 146-м, я уж только потом отправился на явку. В Садовом переулке около нужного мне симпатичного особняка маячила чёрная, как мои изменнические замыслы, «Волга». Тревожно ёкнуло сердце: не за моим ли будущим благодетелем пожаловали компетентные товарищи?.. Но это оказалась персональная легковушка председателя горисполкома. Хозяин дома, розовощёкий толстячок в футболке и шортах, энергично выпроваживал нашего мэра за порог, а тот, упрямо цепляясь руками и ногами за дверную притолоку, никак не выпроваживался. - Мистер, прошу вас!.. Пожалуйста!.. Ну чего вам стоит! - канючил он. – Всего лишь подпишите ходатайство перед мэрией Чикаго, чтобы они согласились взять над нами шефство, как над городом-побратимом, и для начала выделили нам кредит в 10 миллионов долларов – для реконструкции коммунальных служб… А то - сиры мы, босы, и надежд на будущее никаких!.. - Оставьте меня в покое с вашими коммунальными службами! - вежливо улыбаясь, бил кулаком по цепляющимся за дверь рукам розовощёкий. - Коль уж довели родной город до ручки, то почему же вам должен помогать наш Чикаго?!. - Не мы довели, а командно-административная Система! - жалобно возопил председатель горисполкома. - Это объясняйте не мне, а своим избирателям! - сухо отрезал толстячок, наконец-то оторвал чужие конечности от своей недвижимости, и с треском захлопнул дверь. - Чтоб тебя приподняло и бросило, империалист проклятый! - глотая бессильные слёзы, ругнулся председатель горисполкома. – Ничего, и на ваш трижды проклятый капитализм тоже когда-нибудь найдётся своя перестройка! Ещё настоитесь в очередях за сахаром, маслом и вермишелью!.. С этими словами он плюхнулся в «Волгу», яростно хлопнув дверью, и укатил навстречу бесчисленным проблемам. Выждав для приличия несколько минут, я подошёл к двери и позвонил три раза. Дверь почти сразу распахнулась. Уже знакомый розовощёкий кабанчик смерил меня негостеприимным взглядом. - Тебе чего, сэр?.. Вместо ответа я распахнул свой портфель и показал армянский коньяк. Как я и предполагал, от дармовой качественной выпивки не смог отказаться даже и вражеский резидент - без лишних слов он распахнул дверь пошире, и я вошёл. Так мы и познакомились. После того, как мы выпили по первой и закусили, я незаметно огляделся. Теле- и радио-аппаратура, мебель, обои, люстра, посуда на столе и закуска в посуде - всё было ненашенского производства, и такое первоклассное!.. Ничего не скажешь, хорошо снабжала своих трудящихся забугорная разведка… - Уютно у тебя, Илья! - льстиво восхитился я. Он довольно осклабился: - Ага!.. Кстати, можешь звать меня по-домашнему - Уильямом! Занюхав выпитое маринованным где-то во Франции огурчиком, он пожаловался: - Эх, паря, знал бы только, в каких печёнках сидят у меня все вашенские, набивающиеся ко мне в агенты!.. Как иссякло у вас эрзац-изобилие в магазинах, так люди как с ума посходили - косяками валят вербоваться!.. И каждому подай минимум 10 тысяч долларов ежемесячно, да чтоб потом не позднее следующего квартала за счёт нашего правительства быть переброшенным в Америку… А ведь штаты агентов, между прочим, не резиновые, ещё и скупердяи из конгресса так и норовят каждый год урезать бюджет на 5-10 миллиардов… Откуда же взять деньжат на содержание такой прорвы агентов?!. Я стыдливо зарумянился: - Кстати, Илья, то есть Уильям… Я тоже пришёл к тебе… того… Вербоваться! - Как, и ты?! - от неожиданности он уронил рюмку, и она разбилась со звоном. Я виновато развёл руками. Покосившись на коньяк, он маленько смягчился, сказал проникновенно: - Слушай, друг… У тебя - честное лицо!.. Так не стыдно ли тебе за 30 иудиных сребреников изменять Отечеству?!. - Стыдно! - расстроившись, всхлипнул я. Выдохнул с болью: - Но жить нищим - стыднее!.. А насчёт лица не сомневайся, внешность - обманчива. И насчёт 30 сребреников - ты шутишь, да?.. При нынешней дороговизне это же не деньги… Но за скромную, чисто символическую плату в, скажем, девять… или хотя бы восемь тысяч долларов в месяц я, так и быть. соглашусь раскрыть кое-какие из важных государственных секретов… - Какие, например? - кисло полюбопытствовал он, достав другую рюмку, и разливая по второй. - Н-ну… Мне случайно известно, какую продукцию производит Энский оборонный завод… Сколько танков числится в местном гарнизоне… И какие важные открытия планируют совершить сотрудники нескольких размещённых в нашем городе и работающих на оборону НИИ… - деловито перечислил я. Уильям, хмыкнув, начал загибать пальцы: - Стало быть, так…Первое - упомянутый тобою завод из всего военного ныне производит только домашние тапочки, унитазы и презервативы для высшего комсостава… Директор завода вчера был у меня, в ногах валялся, умоляя принять в секретные сотрудники, при условии, что помогу ему выбить для родного предприятия дефицитное японское оборудование!.. Но я отказался: директоров вокруг много. а я - один!.. Второе: танков в вашем гарнизоне числится 38, но на самом деле их только 17, потому что остальные начальник гарнизона преступно раскурочил на запчасти и задешево продал в сельские МТС… И третье: могу заверить, что помимо открытий бутылок с пивом ни на какие другие открытия учёные из ваших НИИ давно уж не способны, а планировать можно что угодно, хоть завтрашний полёт на Марс!.. Мы выпили по второй. Он заел немецким сушённым грибком, я - бельгийской ветчиной из банки с яркой этикеткой. Потом я зашёл с другого бока: - Тогда пойду в идеологические диверсанты!.. За семь… шесть… даже за пять тысяч долларов ежемесячно готов активно порочить социализм, марксизм-ленинизм и всё коммунистическое, обливать грязью исторические завоевания Великого Октября, превозносить всё западно - капиталистическое, всячески воспевать прелести пресловутой буржуазной демократии… Тут я замолк, а Уильям, снова уронив и разбив рюмку, уставился на меня с таким видом, словно я признался в многолетнем дебилизме. Наконец, грустно вздохнув, он произнёс: - Ну ты даёшь… Сообрази сам: зачем оплёвывать то, что и так уж давно захлебнулось в слюне?!. - Разве? - в свою очередь неприятно подивился я. - А вот «Правда» буквально вчера писала, что позиции коммунизма в нашей стране по-прежнему очень сильны… Ну а как насчёт актов саботажа, диверсий и террора?.. Слушай, за какую-то вонючую тысячу - две ежемесячно я согласен взрывать фабрики и заводы, поджигать кинотеатры и больницы, рушить мосты и телевышки, стрелять из-за угла в спины правящих функционеров… - А вдруг случайно попадёшь?! - не на шутку встревожился собутыльник. - Отвечай тогда за тебя перед судом международной общественности… И с разрушением экономики - тоже… Ну какой резон?!. Кредиты на её восстановление у кого твоё правительство запросит?.. У нас же!.. Выкачают под это дело из нас миллиарды, а вернут или нет - бабушка надвое сказала! Крякнув от разочарования, я с рюмкой потянулся к бутылке - запить свою удручённость. Но Уильям, выхватив бутылку из-под моего носа, прямо из горла осушил её в три приёма. Проводив коньяк в последний путь скорбным взглядом, и судорожно сглотнув слюну, я заковырял вилкой в чём-то итальянском, пахучем и вкусном. Любой другой счёл бы себя поверженным в дискуссии, но у меня в запасе был один неотразимый аргумент… - Тогда вот что, господин хороший… - сурово произнёс я. - Ставлю вопрос ребром: либо ты меня вербуешь и берёшь на полное довольствие, либо прямо отсюда иду в КГБ с сообщением о твоей враждебной деятельности, и гнить тебе до скончания века в одном из сибирских лагерей!.. - Шантаж – дело правое! - миролюбиво похвалил мою напористость цеэрушник. - Но почитай-ка это… И он, пошуршав в мусорном ведре, вытащил оттуда и вручил мне мятую бумаженцию, оказавшуюся коллективным заявлением сотрудников нашего областного управления КГБ Директору ЦРУ. Затаив дыхание, я прочёл: «…просим принять нас в число верных помощников Вашей замечательной организации. Хотим быть в передовых рядах строителей капитализма в нашей стране…» Красовалась на бумажке и резолюция Директора: «Отказать ввиду переполненности штатов агентуры…» М-да!.. - Если коньяка больше нет, то предлагаю на этом закончить! - начал приподниматься со стула Уильям. Тут нервы мои не выдержали, и я рухнул перед ним на колени. - Товарищ американский резидент, дорогой!.. Христом – Богом прошу: возьми к себе в шпионы!.. Не оставляй в беде!.. Не дай бесславно сгинуть в перестроечной пучине!.. Я ж тебе потом всю жизнь преданно служить буду!.. Свечки в церкви поставлю, во твоё здравие!.. И внукам-правнукам накажу, чтобы всю жизнь помнили и чтили… Отец родной, спаси и помилуй! От моего жалобного стона даже у матёрого наёмника мирового капитала на секунду дрогнуло сердце. Шмыгнув носом, и похлопав меня пухлой ладошкой по щеке, он после некоторых колебаний произнёс: - Ладно… Если тебе так уж охота, то дам одноразовое задание… Если ты на него согласишься, разумеется!.. - Сделаю всё, что велишь! - пылко пообещал я. - Тогда слушай… Завтра утром побрейся, надень костюмчик поприличнее, выйди на площадь перед горисполкомом, облей себя бензином из канистры, и подожги… Твоя задача: сгореть заживо, оставив после себя записку следующего содержания: «Сделал это в знак протеста против недостаточно быстрого перехода к рыночной экономике в СССР!» Ну а я, так и быть, уплачу твоим наследникам 10… нет, даже 15 долларов! - Что?! – взревел я, вскакивая с колен. - Так вот в какой мизер, оказывается, ты оцениваешь жизнь советского гражданина! - А ты оцениваешь себя дороже?.. – сощурился он. И, поняв, что нам не договориться, разочарованно развёл руками, а затем начал подталкивать меня к выходу. Пихал локтем, и при этом хитро ворковал мне на ухо: - Да не печалься… Вот увидишь, всё у вас скоро наладится, поверь!.. Экономические реформы вот-вот дадут обильные плоды, и прилавки ваших магазинов начнут ломиться от товаров! Через пять… максимум через десять лет жить здесь будет столь же приятно, как ныне - во всём цивилизованном мире!.. Да-да, я свято верю в могучий потенциал вашей великой Перестройки!.. - При таких вождях-неудачниках - и хорошая жизнь лишь через пару пятилеток?! - недоверчиво переспросил я. - Через тысячу лет - ещё куда ни шло, да и то… А про себя подумал: «Да обеспечивайся я так же прекрасно, как ты или наши руководители - и тоже верил бы в светлое будущее!..» Уильям лицемерно посочувствовал: - Прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь… Но что же делать, если даже богатая Америка не в состоянии прокормить всех, кто хочет шиковать за её счёт!.. Да и не думай, кстати, что наша житуха столь уж замечательна… Знаешь, как много у нас всяких социальных язв и пороков?!. А эта ужасающая любого думающего человека всеобщая бездуховность?!. Знал бы, каким потрясающе одиноким в нашем обществе порою себя ощущаешь… И так страдаешь!..» «Угу… То-то ты такой розовощёкий - от страданий!» - угрюмо догадался я. А он воскликнул, переталкивая меня через порог: - Я твердо рассчитываю на ваш великий народ!.. Соберитесь с духом, утройте усилия, сплотите ряды – и непременно выведете страну из сегодняшних трудностей!.. И когда она вновь займёт подобающее ей место среди прочих главных держав мира - тогда и заходи ко мне в любой день, я тебя с удовольствием завербую!.. С этими оптимистическими словами он так сильно пихнул меня коленкой под зад, что я кубарем скатился со ступенек. Дверь тут же захлопнулась за моей спиной.. Звонить, стучать и молить было бесполезно… - Ничего, отольются тебе когда-нибудь наши слёзы… Контра проклятая!.. - скрипнул я зубами, и, несолоно хлебавши, отправился домой. На обратном пути наведался в аэропорт. Толкотни там стало ещё больше. Вдобавок мне сообщили, что в очереди угонщиков я теперь числюсь 2 167-м… - Как?! - ахнул я. - Но два часа назад я же был только 146-м!.. Однако какие-то крепкие парнишки в джинсовых костюмах, оттеснив меня крутыми плечами в дальний угол, популярно и пока ещё вежливо объяснили, что возникать не надо, - если, разумеется, я не хочу, чтоб через полчаса меня вынесли отсюда в трёх носилках… «И тут всё схвачено… И тут - мафия!» - обреченно понял я. Не хотелось утруждать джинсовых мальчиков поисками большого количества носилок, и я безропотно удалился. Возвращаясь домой в переполненном троллейбусе, напряженно думал, что скажу жене, и где же теперь искать деньги для обеспеченной жизни за рубежом. Ограблю банк?.. Найду в кустах мешок инвалюты?.. Двину в альфонсы к зажиточной кооператорше?.. …Впереди была полнейшая неизвестность!.. 1991 г. П О Д Ъ Е З Д . Быль о Перестройке. Наконец-то и до нашего подъезда докатилась Великая Перестройка. - Б-б-б-ум!.. Б-б-б-ум!.. Б-б-б-б-ум!.. – гулко ударили барабаны, созывающие на общее собрание жильцов подъезда. «Кто не придёт - тем отключат горячую воду!» - предупредили из жилуправления. Пришли все. - Товарищи! – полоснул с трибуны кинжальным взором самый башковитый. - Я вам торжественно докладываю: от передового человечества мы отстали аж на три версты!.. А кто повинен?.. Командно – административная Система повинна, это она до неузнаваемости, понимаете ли, исковеркала замечательнейшие основы ленинского социализма!.. Так долой её, трижды проклятую!.. Сплотимся вокруг знамени подлинного марксизма – ленинизма и дружно ударим по догматизму, сексотничеству, планово – бесплановой экономике, угнетению малых наций и спаиванию алкоголем широких, если я правильно понимаю, масс и слоёв человеческого фактора!.. Даёшь демократию без вседозволенности, плюрализм в рамках социалистического выбора, обильный и дешёвый рынок без буржуев – эксплуататоров, всеобщее процветание без нищеты и безработицы, а также высокую зарплату при низких ценах и отдельный этаж каждой советской семье к 2000-му году! Ура! - Ура-а-а-а-а! – закричали все сплочённо, ибо лозунги были правильные. Тут же выбрали Совет подъезда в составе тех, кто был поязыкатее, а самого башковитого утвердили Председателем. Приняли грозную резолюцию с осуждением бюрократизма, тоталитаризма, антисемитизма, СПИДа и водки как напитка, глубоко чуждого трудящемуся человеку. (Под аплодисменты легко было принято и предложенное Председателем решение запретить продажу алкоголя вообще). Затем полностью и навеки разрешили свободу слова, печати, митингов, собраний и размышлений на любые незапрещённые законодательством темы. Под воздействием столь неудержимого торжества демократизации вперёд вышли трое мужиков и одна юркая пенсионерка, и привселюдно покаялись в том, что в эпоху проклятого застоя именно они в подъезде занимались сексотничеством, докладывая начальству обо всех грехах и тёмных делишках своих соседей. Раскаявшихся сексотов тотчас от всей души простили, про себя всё ж таки подивившись: кого-кого, а этих - ни за что не заподозрили бы!.. С митинга расходились убеждёнными, что на смену сумрачным будням наш Подъезд наконец-то посетила сплошная полоса праздничности. К единственному еврею в Подъезде, толстому флегматичному фотографу Жоре, выстроилась очередь желающих похлопать его по плечу со словами: «Ну что, брат Жора, кончились твои мучения, а?.. Теперь ведь ты у нас не угнетённая нация… Теперь у нас и ты - Человек!..» - Угу… М-да… Конечно… Спасибо.. Тронут… весьма тронут… Очень-очень рад! – почему-то кисло отвечала бывшая жертва антисемитизма, морщась от увесистых хлопков. Всю последующую ночь фотограф-нацмен беспокойно проворочался в постели, размышляя про будущие перемены в своей жизни, а наутро - проворно помчался в ОВИР оформлять выездные документы, и спустя самое короткое время благополучно умотал от перестройки в надёжно - далёкий Израиль. Соседи по-доброму посмеялись над трусоватой глупостью Жоры и быстро о нём забыли. Не до того им было - крутые перемены стремительно надвигались на Подъезд. По указке Председателя магазинные полки ломились от накопленных за десятилетия застоя припасов, всюду бурлил нерастраченный энтузиазм, зарю новой жизни радостно приветствовала молодёжь, ветераны взволнованно выдыхали из себя воздух и обличающее тыкали перстами в давно уж взятые ими на заметку и подлежащие немедленному устранению недостатки нашей действительности. Ну а члены правящего авангарда при встречах теперь троекратно лобызались и обменивались ритуальными приветствиями: «Ленинизм воскрес!», «Воистину воскрес!» Курсу на революционные реформы одобрительно аплодировал из книжного шкафа Председателя запертый там сине-томный Ильич. Великие надежды окрыляли! - Даёшь живительные ветры перемен! - посоветовавшись со своими советниками, определил Председатель. На лестничных площадках где открыли, а где и просто вышибли окна, и могучие сквозняки загуляли по этажам. Иные из жильцов основательно простудились от этого, некоторые даже умерли, но в целом - дышать стало привольнее, от чего в мозгах прояснело и законтачило. Глотнувшим воздух свободы гражданам многое увиделось по-новому, но каждый немножко побаивался нашего самого гуманного в мире законодательства, и воздерживался от публичной критики основ существующего строя. Все ждали: кто – первым?.. И наконец нашёлся храбрец, хлебнувший для бодрости тройного одеколона (водки-то в магазинах не сыскать!), и опосля робко пискнувший из тёмного угла изменённым голоском: - А не виновата ли в нашем отставании и КПСС – благодетельница?.. Сказал - и сразу же поседел от ужаса, а народ затаил дыхание, ожидая, что сейчас амбалы в штатском, легко вычислив крикуна в темноте, уволокут его на каторжные галеры. Но прошёл час, другой, третий… Никто никого не хватал и не волок!.. Люди поняли: таки да, свобода!.. Это убило страх и родило уверенность. - Правильно! Дело мужик говорит! - закричали сразу со многих сторон. – Мы, вестимо, мать-КПСС любим и всё такое, но пущай покается за некоторые прежние свои деяния, а этих, гнилушек - партаппаратчиков, чтоб всех – в шею! Завидев такой беспримерный разгул критицизма, правящие члены бросились к Председателю, требуя от него жёстких мер к очернителям и клеветникам. Но Председатель, для начала громко покаявшись на сине-томном Ильиче в своей сыновей верности заветам Великого Октября, от каких – либо репрессалий категорически отказался, мотивируя это тем, что опорочить-де наши великие завоевания всё равно никому не удастся - они ведь у каждого перед глазами! - и народ наш, истово влюблённый во всё коммунистическое, на поводу у антикоммунистов не пойдёт, «так чего их бояться?! много чести этим господам!..» Отсюда вывод: никакой паники, будем твёрдо вести перестройку прежним курсом, легко догоним и перегоним ныне процветающий Запад, - пусть уж он нас потом догоняет!.. Успокоенные члены вернулись в свои политические окопы, доты и дзоты, а Председатель для дальнейшего улучшения всего и всех распорядился ускорить движение лифта, дабы тем самым убыстрилось и всё остальное. мысли, слова, свершения…Лифт засновал вверх-вниз вдвое быстрее, но при этом начал издавать какие-то подозрительные звуки, очень напоминающие храп загнанной лошади. Несмело прозвучало мнение, что от чрезмерных перегрузок лифт может выйти из строя, но Председатель весёлым хохотом и весомыми цитатами из Ильича убедил всех, что теоретически это невероятно, а практически - невозможно. Не все в этот раз ему поверили, однако, - три немца, двое татар, два грека, один армянин, три поляка и один молдованин, почему-то назвавшийся румыном, скорёхонько оформили документы и умотали за кордон. Факт этот остался незамеченным, поскольку именно в этот день Председатель велел маленько подвысить всем зарплату, и повеселевшие трудящиеся бросились в магазины обменять свои подлинневшие рубли на продукты и товары. Видать, в расчётах оказалась какая-то ошибка, потому что рублей оказалось в наличии вдвое больше, чем того, что было в магазинах, и прилавки с витринами вмиг опустели. Вслед за этим куда-то улетучилось и желание работать («какой смысл надрываться, если на зарплату всё равно ничего не купишь?!»), сменённое зудящим в ладонях хотением требовать, разоблачать, клеймить, возмущаться, митинговать и бастовать до упора. Сама собою родилась и окрепла главная идея: ничто не изменится к лучшему, пока не будет устранено центральное зло, и это ничто иное, как - правящий авангард!.. Чего только теперь не говорили о КПСС – негодяйке!.. В её адрес со всех сторон полетели критические стрелы, копья, ядра и бронебойные снаряды. Броня трещала и отваливалась целыми кусками. Из смятённых партийных рядов бежали первые дезертиры, причём – все заметили! - никто за это не сажал их и даже не проводил с ними профилактических бесед!.. Донельзя изумлённые члены правящего (пока что) авангарда метнулись к Председателю с воплем: «Наших бьют!», но Председатель встретил их безмятежной улыбочкой знающего нечто такое, чего не знают все остальные. - Ничто не поставит под угрозу наше великое дело, ибо оно – бессмертно! - весело подмигнул он в сторону сине-томного Ильича. – Хотя я и допускаю на секундочку, что когда-нибудь - в далёком будущем - объективная логика событий приведёт к тому, что мы таки откажемся от своей навеки руководящей роли, и введём что-нибудь вроде многопартийности… А чего нам бояться, если мы точно знаем, что торжество коммунизма – неизбежно?.. А раз - так, то тогда любая дорога, по которой мы двинем, неизбежно приведёт нас к одному и тому же - к коммунистическому обществу!. От таких еретических прогнозов правящие члены аж рты разинули. А Совет Подъезда на следующий же день, разумеется, отменил вовек руководящую роль и ввёл многопартийность. Председатель возражал против такой торопливости, но почему-то делал это без присущей ему убедительности, и его впервые не послушались. Сразу возникло две фракции: консерваторов и радикалов. Консерваторы, отражая чаяния правящего авангарда, тревожно предупреждали, что Подъезд катится в бездну, и в результате этой подозрительной перестройки коммунистическое будущее человечества может оказаться вовсе не таким уж и неотвратимым. А радикалы (самые активные из не-правящего большинства) угрюмо изрекали, что даже и бездна лучше коммунизма, и дорогой ныне мы идём правильной, вот только ещё не все виновные в злодеяниях тоталитаризма выявлены и наказаны по закону и справедливости… Обе фракции считали Председателя своим, верили в его далекоглядущую мудрость, и тянули его, каждая – в свою сторону. Но Председатель знал, что прав только он, и никого не слышал. Ждал, надо полагать, первых убедительных побед перестройки, которые можно было бы предъявить массам как доказательство правильности избранного курса. Вместо этого в один прекрасный день из-под самой крыши рухнул вниз не снёсший тягот ускорения лифт, расшибив в лепёшку немало энтузиастов нового курса. -М-да… Советники виноваты!.. Что-то они напутали…- огорчился Председатель, выгнал старых советников и набрал новых, помоложе и пошустрее. Человеческий фактор, поаплодировав кадровым переменам, рассосался по многочисленным очередям за остатками застойных припасов Крепчало острое недовольство, как грибы множились гневные митинги, и на каждом коммунисты изобличались наистрашнейшими злодеями за всю историю нашей Метагалактики. Кто раньше не вышел из партии, тот теперь выбегал из неё с перекошенным от раскаяния лицом. В очередной раз Председатель пообещал некогда бодрым членам правящего авангарда защитить свою мать-партию, в недрах которой он вырос и всем-де ей обязан, но по причине своей крайней занятости в дальнейшем ни одного из своих обещаний так и не исполнил. В итоге в КПСС не плевались только ленивые, и скоро она навсегда смолкла, захлебнувшись в этих плевках. С книжной полки пробовал было поскандалить сине-томный Ильич, но его немедля сдали в макулатуру, чтоб не возникал. Председателя в этот момент в кабинете как раз случайно не оказалось… Так бесславно закончилась казавшаяся ещё совсем недавно бесконечной эра коммунистического господства. Как ни удивительно, хотя бы частичное изобилие в магазинах после этого не вернулось, и некоторым начало казаться, что не только коммунисты повинны в происходящем бедламе… «Евреи!.. Космополиты!.. Масоны!.. Вдыхают наш воздух, жрут нашу колбасу, нахально любят наших женщин… Разобраться!» - ахнули массы. Свежее-вылупившиеся антисемиты тут же предложили устроить маленький погромчик… Бросились искать единственного еврея в подъезде, фотографа Жору, чтобы поискать у него исчезнувшую из магазинов колбасу. Тут-то неожиданно и вспомнилось: так ведь эмигрировал же он ещё в самом начале перестройки!.. Предчувствовал, чем дело закончится - и сбежал… А раз сбежал - значит, была за ним какая-то вина!.. Массы так раздосадовались, что отыскали некогда раскаявшихся трёх сексотов и одну сексотшу, кратко с ними побеседовали, а затем - сделали им всем больно. С того дня как сглазили Подъезд: сплошные ссоры, свары, скандалы, волнения, потрясения, бунты, мятежи… Народ бастовал, гнал самогонку, воровал, крушил вчерашние идеалы, валил памятники, мочился на святыни, изливал из себя всё, что накопилось за долгие 74 года Советской власти. С отвращением глядя на своих явно спятивших предков, молодёжь утратила всяческий энтузиазм, послала на три буквы веру во что бы то ни было, сплошняком ударилась в секс, пьянство, наркоманию, преступность и тунеядство. Для отвлечений сограждан от грустных мыслей и ненужных наблюдений Председатель одобрил разработанный его советниками план широкой реконструкции лестниц, с целью сделать их шире и удобнее для подъема масс на новые выси и рубежи. С былой надеждой народ двинулся было на реконструкцию, но план оказался немножко недоработанным, в результате чего перестраиваемые лестницы очень скоро рухнули, погубив и надежду, и многих надеющихся. Огорчённый Председатель выгнал новых советников и набрал новейших. Эти смотрелись сопливыми головастиками, и с такой шустроватостью в глазёнках, что сразу становилось ясно: надуют! Унылость была бы ещё большей, но тут в магазины вернулась вновь разрешённая Председателем водка. Впрочем, маячила на прилавках она недолго - старые, застойные запасы быстро выпили, а новые делали почему-то куда медленней, чем выпивалось… Поскольку лифта и лестниц больше не было, то на верхние этажи приходилось карабкаться на верёвках, а вниз - спускались на парашютах. Жить стало хоть и не легче, но - веселей, особенно вгоняли в смех жутковатые предсмертные вопли сорвавшихся с верёвок и летящих вниз неудачников… Митинги сменялись забастовками, те – погромами и битьём уличных фонарей, предлагавших хотя бы для разнообразия немножко и поработать - обзывали провокаторами и делали им больно… От всего этого товаров в магазинах вовсе не прибавлялось. Группа старичков-отставников собралась на чердаке и после двухчасового обсуждения обстановки секретно пришла к заключении, что спасти Подъезд теперь может только военный переворот. Но в начале третьего часа прибежали старенькие жёны «обсуждателей», встревоженные долгим отсутствием своих инфарктников и инсультников, уволокли их домой, и с военным переворотом ни в тот день, ни в последующие дня и недели так ничего и не получилось. Постепенно на смену временным затруднениям перестройки пришли постоянные трудности. Подъезд до краев заполнился мусором, грязью, мраком, отчаянием и злобой. В магазинах торговали только хлебом, солью, морской капустой и брошюрками с последними обещаниями Председателя насчет лучшего будущего. Брошюрок было много, обещаний - ещё больше, но на хлеб вместо сливочного масла их - не намажешь… По сугубо политическим мотивам кипели и распадались на молекулы семьи: то жёны пилили мужей за былое пребывание в рядах правящего авангарда, то мужья кололи жён их былым соучастием в соцсоревнованиях или единогласным голосованием на любых выборах за монолитный блок коммунистов и беспартийных… Брачные узы не выносили политических бурь!.. Народные массы усердно гнали самогон - чайниками, кастрюлями, вёдрами, бочками, железнодорожными цистернами, озёрами и морями… Но его всё равно не хватало на всех жаждущих высокими градусами хотя бы немножко подпереть быстро падающее настроение. - Не могу терпеть! – однажды решительно заявил один из огорчённых. – Буду голодать до тех пор, пока не переизберут скомпрометировавший себя Совет Подъезда вместе с Председателем!.. И объявил голодовку, и – голодал, и даже умер от голода в итоге, но в бурлящей текучке действительности этого даже никто не заметил. В подполье кроме крыс и тараканов завелись ещё и большевики – ленинцы. С помощью верных людей на мусорной свалке они разыскали сданного в макулатуру сине-томного Ильича, затем с якобы благородной целью (варить самогон) начали собираться на конспиративные сходки у своего вожака, одухотворённого давней шизофренией сурового пролетария, и под ласковое гудение самогонного аппарата изучали ленинские тексты, легко находя в них убедительные доказательства контрреволюционности руководимой Председателем перестройки, на основании чего, осудив задачи текущего момента, довольно быстро пришли к выводу о необходимости организовать в Подъезде социалистическую революцию и железной рукой установить диктатуру пролетариата в лице вышеупомянутых подпольщиков. - Захватим власть – и всех гадёнышей–перестройщиков сразу же к ногтю! - мрачно изложил программу – минимум грядущей соцреволюции суровый пролетарий. - Кого – к стенке, иных - в лагеря, прочих под конвоем - на фабрики и заводы, в колхозы и совхозы, к пультам и пюпитрам, во всякие там театры с филармониями… Две-три пятилетки ударного вкалывания - и коммунизм у нас в кармане!.. Бешено зааплодировал намеченным мероприятиям сине-томный Ильич. Но сформулировать программу – максимум революционный штаб уж не успел: легкомысленно оставленный без присмотра самогонный аппарат взорвался, и грозных подпольщиков вместе с их грандиозными планами и сине-томным Ильичом в придачу разметало на клочья в разные стороны. Магазинные прилавки демонстрировали откровенный стриптиз. Послали надёжных людей в подсобки и на склады узнать, куда это всё подевалось, но пропали сами посланцы, и вопрос остался невыясненным. Чуя всеобщее ухудшение атмосферы, отдельные этажи объявили о своём суверенитете и забаррикадировались от посторонних. По распоряжению Председателя раскольников после трёхкратного предупреждения отключили от горячей и холодной воды, канализации, света, газа, почты и телеграфа, но тяга к независимости оказалась сильнее административного нажима, и мятежные этажи обратно уже не вернулись. В угрюмом, беспросветно – неуютном Подъезде стало страшно жить. Не во что было верить, не на кого надеяться, некого любить… В отчаянии люди ухватились за религиозные верования, но оказалось, что за долгие десятилетия предыдущего госатеизма народ уже основательно подзабыл, какой рукой и как надо креститься, да и с Богами была непонятка: кто из них главнее, и кто кого там «крышует»… И ещё, главное: быстро оказалось, что вера в Бога сама по себе не поит, не кормит, не одевает и квартирами не обеспечивает, а верить в Бога «просто так», забесплатно - таких дураков в Подъезде оказалось немного!.. С трудом удалось лишь организовать сбор денег на восстановление Храма, взорванного большевиками ещё в 30-х, но сколько с тех денег потом своровали сами сборщики - одному Богу известно… Ввиду чрезвычайности ситуации обе фракции в Совете наконец-то объединились и резко критиканули Председателя. Дескать, чего-то напутал и не тудысь завёл!.. Прозвучало даже роковое слово: «перевыборы»… Но тут Председатель взял слово, держал его у себя без малого трое суток и таки сумел навешать всем на уши чего-то беленького и вкусненького… Оказалось, что это не он во всём виноват, а они сами во всём виноваты! И радикалы, и консерваторы, и евреи, и уж тем более антисемиты… Всё время путались, понимаешь ли, у него, у председателя, под ногами и мешали ему, так сказать, довести перестройку до победного, видишь ли, триумфа…Да не перечь всякие своему Председателю - давно бы все мы в раю жили! Поверить в т а к о е было трудно, но народ – поверил, неохотно попросил путаников не препятствовать Председателю в его титанических усилиях по улучшению жизни, а ему самому скрепя сердце - дал чрезвычайные полномочия для возврат на прилавки хотя бы того, что там находилось в период трижды проклятого застоя. - Оно вернётся! – твёрдо пообещал Председатель, но забыл уточнить - что именно, и на лице его некоторые заметили тень лёгкой усмешки… Очень вовремя новейшими советниками Председателя была придумана новая программа фундаментальных реформ. Согласно этой программе начинать реформы надо было с немедленной замене в Подъезде фундамента. - Так стены же рухнут! - испугались многие. - Не рухнут! – безмятежно ответил Председатель. – Я всё просчитал и предвидел… Решили, что ему сверху - виднее, и с натужным кряхтением принялись за разборку фундамента. Дело это казалось долгим и нудным, но завершилось очень быстро и легко: на третий день работ одна из стен всё-таки рухнула, похоронив под своими обломками ровно столько верящих в конечный успех перестройки, сколько их в подъезде ещё оставалось. Начавший уже слегка терять людской й облик человеческий фактор без всяких подсказок понял, кто виноватый в случившемся, и бросился бить физиономии новейшим советникам Председателя, да где там… за пять минут до обвала они все как один умотали за бугор!.. - Ай, как нехорошо получилось! – огорчился Председатель, поникнув челом… Потом воспрял: - Но ничего, не будем падать духом! Всё равно альтернативы нынешнему пути реформ у нас не видать… Нет каких-либо других путей!.. - Есть!.. Есть и другие пути! – закричали ему со всех сторон. Но оказавшийся глуховатым Председатель - не расслышал. Собрал манатки и укатил с семьей на море – отдыхать. А пока отдыхал - его и свергли! И началась в Подъезде совсем другая история… Но о ней - как-нибудь в другой раз. 1990 - 1992 гг. М О Й М У Ж - Р О Б О Т . Из женского. Наука шагает вперёд семимильными шагами. Недавно по блату и за немалые деньги я достала себе био - робот новой модели: «МУЖ». Внешне – самый обыкновенный мужчина. Рост - 190, вес - 70, блондин с голубыми глазами (впрочем, цвет глаз и волос можно установить самостоятельно, повернув регулировочный болт), на щеке – ямочка, нос с горбинкой, торс легкоатлета, лицо голливудского кино-красавца, и плюс к этому - три сменяемых экземпляра главного мужского достоинства (ну, вы понимаете, что я имею в виду не ум и не честь, и даже не совесть), размерами в 15, 20 и 25 сантиметров соответственно. Короче, не муж, а сокровище!.. В техпаспорте он именуется Робертом, но я зову его по-простецки - Васенькой!.. Каждая ночь у меня теперь - как кусочек блаженства!.. С вечера телепатической командой я закладываю в Васе желаемую мне секс- программу: куда, как, сколько раз, какой продолжительности, объём, скорострельность, под какую музыку, с какими именно ласковыми словами, и так далее… И всё, абсолютно всё будет исполнено с величайшей точностью и старательностью!.. Это вам не наш типичный занюхано – закомплексованный мужичонка, у которого вечно то: «не могу!», то – «не хочу!», то - «устал!», то – «спать хочу», то вообще: «я же не развратник!» С моим же Васюткой можно всё, всегда, везде и сколько угодно!.. Утром меня, приятно утомлённую ночным вулканом страстей, пробуждает нежное прикосновениие его тёплой (62 градуса по Цельсию) ладони. - Вставай, солнышко, уж пять минут восьмого! – воркует он голосом Киркорова (или Меладзе, или Кобзона, или Путина, или Архангела Гавриила – в зависимости от заложенного в программу). Я встаю и иду на кухню, где меня уже дожидается приготовленный его умеющими всё – всё руками завтрак. (Это - по будням, в праздники же и на выходные завтрак он подаёт мне прямо в постель). Пока я ем, он старательно «щупает» меня влюблёнными глазами, говорит комплименты невероятной красоты и свежести, пересказывает последние сплетни из жизни эстрадных знаменитостей и моих соседей по подъезду. .. Затем я отправляюсь по делам, а он остаётся дома. Убирает, стирает, готовит, чинит, покупает, приносит, в общем - функционирует!.. Вечерами мы посещаем кино, театры, рестораны… Или же просто прогуливаемся по бульвару, а также заглядываем в гости к моим мучительно завидующим моему великолепному спутнику подругам… Ничего, пусть и они, и их затюканные жизнью мужья видят, каким должен быть н а с т о я щ и й мужчина!.. …Спрашиваете, каким образом Вася зарабатывает на жизнь?.. Смешной вопрос… Зачем ему зарабатывать деньги, если с помощью вмонтированного в него печатающего устройства он эти деньги просто печатает!.. Сколько мне надо - столько через минуту он передо мною и положит… Причём – в любой, заранее выбранной мною валюте!.. Здорово, а?!. …Но иногда Васина любовь начинает казаться мне пресноватой. И тогда я ввожу в него другую программу: «Алкаш, ревнивец, дебошир». Тотчас глаза его становятся глазками и начинают полыхать дьявольским огнём, для начала он в три глотка осушает бутылку водки, а затем начинает яростно допытываться, с кем это я позавчера целых 13 минут беседовала по телефону, называя своего собеседника «милым Юрочкой»… Моя попытка объяснить, что был мой давний школьный приятель, встречается его гомерическим хохотом и циничными, щедро смешанными с матюками намёками на мою давнюю половую связь с вышеуказанным Юрой, а также с добрым десятком других моих или наших общих знакомых. - Шлюха! Поганая сучка!.. Наверняка спишь с каждым встречным!.. Я всё знаю!.. - рычит он, а затем набрасывается на меня с чувствительными, но не оставляющими видимых следов и синяков тумаками. Потом - без всяких церемоний швыряет меня на койку, раздирает на клочья всю мою одежду и нижнее бельё, и овладевает мною яростно, властно, многократно… «Я замужем за скотиной, подлецом и негодяем!» - горестно осознаю я где-то уже под рассвет, засыпая. Побитая…умиротворённая… счастливая!.. 1992 г.