В книге одной, на вырванной странице Улыбались и кривились лица. Разевали рты, таращили глаза: Что вам дать, ненасытные, что с вас взять? А то вдруг плясали белым пламенем, Развевали шуршащим знаменем. А я не мог, я никак не мог Ни знамя достать, ни раздуть уголёк. Ни книгу закрыть, ни окошко открыть, Ни папиросочку засмолить. А лица своё продолжали житьё. А книга пропала. Не было её. Вечер в окно стучался сам не свой, С измученной и треснувшей головой. Как так – не было! Я же её держал! Трясущимися руками обыскиваю пиджак. Обшариваю полки. Полки – в тонкой пыли. Все книги год назад под зонтиками ушли. Милая, я не выдержу. Слово падает с губ. Лежит, белое, милое, на кашляющем полу. В руки возьму тебя, милое. Я забыл - что ты есть? С тех пор, как ты ушла – мне так бессмысленно здесь. На подоконнике – самолетик. Испуганный, но живой. Я вспомнил, я точно вспомнил, что случилось со мной. Ты забирала книги. И с книгами вышла вся. Я тайно страничку вырвал. Мне плакать никак нельзя. Не надо мне плакать. Новая игрушка ко мне пришла. Самолетная, новая, новая, трепещущая душа... Лица, отставить кривляние! Я вспомнил, кто я такой. Я – командир истребителя! В фуражечке голубой. Это не счастье. Это ответственность, светлый долг. Пронзаю стрелой как облако, как облако потолок. И лица все невесомые, бессмертное их число, Ложатся, как дети сонные, на беленькое крыло...