Детскими фотографиями Доджсон стал заметен на общем фоне любителей, кто снимал неподвижную натуру, чаще всего пейзажи. Дети не были популярным объектом съемок. Им было трудно сохранять неподвижность, они неохотно шли на контакт с фотографом. В профессиональных студиях за снимки детей просили денег больше, чем за портреты взрослых. Доджсон выбирал достойные объекты для знакомств и фотосессий. Стиль в фотографии и свой творческий путь он выстроил на взаимовычитании реалий тогдашнего общества, а не на их подлинном изображении. В XIX веке на смену эпохе Просвещения (The Enlightenment, период: «Славная революция» в Англии, 1688 - Великая французская революция,1789) пришла Викторианская эпоха правления королевы Виктории (1837-1901). Правила приличия и пристойное поведение стали главными ценностями в обществе. Пример этому подавала сама королева Виктория, идеалом женщины стала вновь целомудренная, благородная и ранимая дама. Викторианской морали не противоречили нравы истеблишмента. Ничто не мешало истинным джентельменам регулярно пользоваться услугами городской клоаки, в обитателях которой они оставляли свою сперму. В то время проституция не разделялась по возрастам, на двенадцать мужчин в крупном городе XIX века в среднем приходилась одна проститутка. Проституция была четвертой по распространенности профессией у женщин в Англии. Девственные девочки-подростки в свои тринадцать-четырнадцать лет пользовались особенным спросом. Десяти-двенадцатилетних в публичные дома не брали, - девочки быстро уставали, много ели и часто плакали. Они приставали к взрослым на улицах. Детскую проституцию никто не осуждал и не преследовал. Куда проще было завязывать отношения с малолетними шлюхами и делать их портреты в аристократических борделях или домах терпимости для рабочего класса. Однако этот путь не приводил к знакомствам с верхушкой аристократии, противоречил духовному сану Доджсона и мог разрушить его имидж «эксцентричного ученого-джентльмена» и «образованного джентельмена-фотографа» (well-known gentleman-photographer). В отличие от других известных фотографов того времени, Доджсон не сделал ни одного снимка распутных женщин. С другой стороны, в период викторианства подчеркивалась особая роль семьи, брака. Основная задача женщины - хорошо вести домашние дела, получил распространение образ ангелоподобной и невинной женщины. Пуританская культура викторианской эпохи является крайним выражением христианства в вопросах тела и секса. Цензура кастрировала произведения классиков; из медицинских журналов и книг изымалось все, что могло задевать мнимое моральное чувство. Врачи рекомендовали кастрировать детей, проявляющих чрезмерную активность и половой интерес. Соитие имело оправдание лишь с точки зрения возможности зачатия. Супругам рекомендовалось сожительство один раз в месяц. За гомосексуальность полагалась смертная казнь. Врач обследовал больных через одежду. Библия регулировала все нормы и патологии. Аристократическое общество не поощряло эксперименты с образом светской женщины ни на полотнах художников, ни в фотографии. Градус морали достиг той степени, что были музыкальные инструменты, на которых женщинам категорически запрещалось играть. Среди них - флейта и виолончель, поскольку она размещается между ног. Тканью прикрывались ножки у фортепиано. До призыва: «Пиво, телки, рок-н-ролл!», - оставалось более ста лет. В удушающей атмосфере викторианской лицемерной морали священник-математик Чарлз Доджсон купил фотоаппарат и начал личный крестовый поход за красотой как добродетелью. На художественном полотне есть возможность дополнить натурщицу недостающими ей в жизни качествами и подправить пропорции тела. С фотографией в подмене действительности дело обстоит скверно. Фото лишь отображение части реальности перед объективом, при тогдашнем уровне развитии фотоматериалов - в сине-фиолетовом спектре. Оно обладает свойством документальности, объекты на нем легко узнаваемы, и в неотложном случае найти отступницу высоких нравов, осудить и отлучить от церкви несложно. Барышня, родившая семерых детей и скованная узами брака, выглядит на фото всяко менее привлекательно, чем безмятежная девочка. Девочку можно фривольно разодеть или полуобнажить, а скучную тетку-аристократку в XIX веке - нет. Корсеты делали плоским бюст, кринолины закрывали ноги. С какого ракурса мадам-миссис не фотографируй, на снимке будет виден лишь ворох материала платья с торчащей из него головой, зачастую еще и в шляпке. Смертность в ту пору была высокой, в семьях заводили детей «с запасом», по десять-двенадцать малышей. При всем нравственном облике той эпохи, к ним относились больше как к расходному материалу. Детской моды не существовало, одежда копировала взрослую. В мальчиках не сокрыта тайна. На снимках они невыразительны. Какой предмет им в руки не дай для оживления воображения, и в каком образе не представь, это будет смотреться если не травести, то издевательством над объектом съемки. В дальнейшем исключение составила военная тематика, но тогда не существовало матросок, бескозырок, автоматов и пулеметных лент. Их еще не изобрели. Отцы контролировали воспитание сыновей; к дочерям, будущим домохозяйкам, относились снисходительно или вовсе ими не интересовались. Матери охотно шли на контакт с фотографом, приводя в студии дочерей. Для них это был весомый повод выйти за пределы дома, элегантный обход запрета общаться с посторонним мужчиной наедине. Доджсон овеществлял на фото дерзкие возвышенные мечты будущих поколений женщин. В то время женское общество начинало подавать робкие голоса, чтобы сменить тесные корсеты на бюстгалтеры. Женской части населения Европы это удалось сделать с началом первой мировой войны; после второй мировой войны стали бороться, чтобы снять бюстгалтеры и надеть короткое облегающее платье на голое тело. Логик-математик Доджсон сделал подмену понятия на фото, надев на девочек одежду, в какой нельзя было показаться в обществе дочерям из благородных семейств. В условиях тотального запрета на благородных женщин Доджсон придал детям сексапильность (англ. sexappeal), спрогнозировал и скалькулировал элементы взрослой женской привлекательности на схожий по идентификации объект-девочку, изображение которого не было под запретом. Доджсон выработал свой стиль в фото. Он противопоставил истинных миледи простолюдинам, используя для фотоснимков нелогичные элементы одежды, антуража, естественные позы юных моделей и их раскрепощенность. Включенности модели на личность фотографа, прямое обращение девочек к фотографу как к мужчине в то время не придавали значения. Детей не рассматривали как объекты для получения удовольствия. Термин «сексуальность» (англ. sexuality) появился в 1889 г. в работе, посвященной анализу женских заболеваний, не встречающихся у мужчин. Изображение нагих и полунагих детей не было вызывающим для строгих нравов Англии второй половины XIX века. Образ девочки Victorian Child Cult предполагал его божественность и чистоту. До Доджсона никто не фотографировал будущих юных леди в позах, больше концентрирующих ауру вульгарности борделей, чем античных мифов. Полураздетых и с оттенком детской страсти. На фотографиях Доджсона девочки часто смотрят в объектив, и этот взгляд не всегда невинен. Доджсон вел себя не как другие фотографы, усатые и пузатые дядьки, он влюблял в себя натурщиц. Делал ВИЗУАЛЬНЫМ на фото ЗАПАХ ОТНОШЕНИЙ с юной моделью. На его снимках девочки реагируют не на фотокамеру или предполагаемые обстоятельства, а на него самого. Доджсон первым привнес в ход съемки личностный аспект. Он первым стал приглашать объекты съемки на заключительный этап - печать фотоснимков. Приоткрывать завесу таинственности. Показывать героине снимка, как проявляется ее собственное изображение на фотобумаге. Как бы сказали его товарищи-прерафаэлиты, делая ее полноправным участником при создании произведения искусства. Девочки наравне с Доджсоном, - и наедине с ним, - становились соучастницами преступления в его artist-runspace, фотостудии. Вместе с фотографом они проникали в тайну фотоискусства, становясь главными героинями проявляемых снимков и возмутительницами спокойствия окружающей среды (англ. environment). В мемуарах Алиса Лидделл писала: «Гораздо интереснее, чем фотографироваться, было получить допуск в темную комнату и смотреть, как он проявляет большие стеклянные пластины». Спустя десятилетия миссис Лидделл помнит волнующие моменты детства: затаив дыхание, они следили за тем, как он мерно покачивал ванночки с погруженными в раствор отснятыми фотопластинами, на которых постепенно, словно в сказке, проступали лица: «Темная комната к тому же была так таинственна — там могло случиться любое приключение! Нас завораживали все эти приготовления, мы предвкушали чудесные результаты и от души радовались тому, что участвуем в таинствах, обычно доступных лишь взрослым!» Готовые фотоотпечатки Чарлз Доджсон представлял форматом cabinetcard (8х10 дюймов, примерно 11х16 см), ставшим общепринятым в портретной фотографии с 1870 года. Бумажный снимок наклеивался на специальную картонную подложку, которая придавала фотографии жесткость, и назывался паспарту (фр. passepartout). На лицевой стороне (recto) ставилось имя или подпись фотографа, оборотная сторона фотографии (verso) содержал подпись, печать автора и прочие выходные данные. Доджсон придумал, чтобы девочки подписывали ему фотоснимки. На большей части его фотографий с обратной стороны девочки цветными чернилами писали свои имена, включая те снимки, где они полунаги. Это был заключительный этап фотосессии. Девочка подписывает снимок, собственноручно ставит точку в изготовлении своего фото, авторизуя его. За ней - последнее слово, ее подпись. Подобная личная маркировка фото - художественный акт, каждая новая подпись девочки - представление для зрителей (англ. perfomance). Снимок становится произведением искусства, превращаясь в арт-объект. Термин contemporary art («современное искусство») впервые прозвучал столетием позже в 1977 году. Странно, что Доджсон не делал снимков вроде: «Александра Экси подписывает свое фото», соединив в одном кадре девочку и ее фотографию. До подобных творческих идей, как у бельгийского художника-сюрреалиста Рене Магритта (Rene Francois Ghislain Magritte; 1898-1967) оставалось полвека. Маленькие девочки как объекты восхищения миром бесконечны. Занятия фотографией принесли Доджсону определенные преференции: для съемок девочку, какая ему приглянется, можно было нарядить по своей фантазии или обнажить, сфотографировать для себя на память и в дальнейшем поддерживать с ней отношения, проводя в ее обществе немало времени. Доджсон один из первых стал работать с моделями в течение многих сеансов съемки, фиксируя, как они взрослеют. Не разово снимал их в фотостудии, но и в дальнейшем не терял контакт со своими юными моделями. В своей фотомастерской он отмечал рост девочек, прося юную модельку встать к стене без туфель и проводя черту над ее головой. Он мог планировать фотосессии сообразно личным представлениям о светотеневом рисунке на фото и выезжать с девочками куда считает нужным. Иметь сразу нескольких девочек для своего познания смысла жизни сквозь фотообъектив. Доджсону нравилась съемка девочки-объекта и ритуал приготовления к ней. Импонировало возиться с детскими платьишками, чулочками, туфельками. Одевать в них своих моделей, раздевать их. Нежиться в запахе их детства. Слышать девчачий смех, ощущать их прикосновения на себе. Он придумывал нестандартные интерьеры, одевал моделей в костюмы, которые мастерил сам, заимствовал у друзей или из оксфордского музея Эшмола (Эшмоловский музей искусства и археологии; Ashmolean Museum of Art and Archaeology; осн.1683). Доджсон изобрел термин child-friend («друг-ребенок»). В английском языке нет слова «девочка», обозначающего возрастной интервал ребенка, как в русском. Задолго до появления реестра литтл-герл, янг-герл, скул-герл, колледж-герл и других герлиц, Доджсон собрал их в одном понятии child-friend. REM: В русском языке метаморфозы со словом "девочка" произошли без влияния Доджсона во второй половине 20-го века. В российских модельных агентствах манекенщицы обращаются друг к другу обезличенно: «Девочки!». В зарубежных: Darlng! («Дорогая!»). В притонах с проститутками шлюх также называют «девочками». Возник и созвучный «герл-френд» (girl-friend): «подруга дней моих суровых». Child-friend устанавливает характер отношений, определяемый разностью в возрасте и социальном положении. В нем есть игривая составляющая, когда столь высокопарно обращаются ко взрослым девушкам. Введя в оборот child-friend, Доджсон одновременно утвердил и сам класс «слово-бумажник». Термин употребляется, когда говорят о словах, которые содержат множество значений. В «Зазеркалье» Доджсон описал его: «Понимаешь, - объясняет Шалтай Алисе, - это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения». Воздушность и прозрачность отношений с юными натурщицами строились у Доджсона на взаимодополнении поэтических идей «Песен невинности» (Songs of Innocence; 1789) и «Песен опыта» (Songs o fExperience; 1794). Эти своего рода красочные поэтические требники написаны английским поэтом-мистиком и художником Уильямом Блейком (William Blake; 1757-1827). В юношестве они произвели на Доджсона глубокое впечатление. «Песни невинности» - это цикл незамысловатых стихотворений. В них используются образы, понятные ребенку, но каждый из них имеет еще и иной смысл. Ребенок, для которого написаны «Песни невинности» - это Человек вообще. «Невинность» - это прежде всего инстинктивная, неосмысленная вера в Бога и близость к Богу. Ребенок, пребывающий в этом состоянии, наделен особого рода «божественным видением» и причастен к тайнам мира. В «Песнях опыта» Блейк в результате своего духовного кризиса слегка подкорректировал философию «Песен невинности» на прямо противоположную. Если «Песни невинности» были созданы как видение идеала, то в «Песнях опыта» присутствует дух утопии. В промежутке между невинностью и опытом, его двумя сборниками стихов, Блейк написал «Книгу Тэль» (The Book of Thel; 1789), историю о том, как в долине пасли овец дочери ангелов. Тэль - воплощение невинности и неискушенности, первое из персонифицированных движений и состояний человеческой души, по мнению Блейка. При жизни Блейк не получил известности за пределами узкого круга почитателей, но был «открыт» после смерти прерафаэлитами. Скончался Уильям Блейк 12 августа 1827 года, в разгар своей работы над иллюстрациями к «Божественной комедии» Данте. Его смерть была внезапна и необъяснима. С 1965 года точное местоположение могилы Блейка было утеряно и забыто, а могильный камень был перенесён на новое место. Фотографии детей Чарлзом Доджсоном считаются лучшими среди фотографий XIX века. Речь идет о портретах child-friends. Всего для своих фото Доджсон пригласил больше ста юных натурщиц. Среди первых child-friends Чарлза оказались дети членов оксфордских колледжей и те, с кем он знакомился во время поездок и отдыха на море. В первом из сохранившихся дневников есть упоминание о «трех милых крошках» некой миссис Крошей, с которыми он познакомился в Тайнмауте (Tynemouth). «Мне особенно понравилась старшая из них, Флоренс, у нее чудесные манеры; лицо у нее замечательное, хотя она и не хорошенькая; не исключено, что она вырастет в красавицу-брюнетку», - записал Чарлз в дневнике 21 августа 1855 года за полгода до приобретения фотоаппарата. Спустя месяц он отметил, что познакомился в Уитбёрне с Фредерикой (Фредди, как ее называли дома) Лидделл, племянницей ректора Крайст-Чёрч, «одной из самых прелестных детей, которые я когда-либо встречал: она выглядит невинной и нежной, а не бездушной куклой-красоткой». Спустя месяц он делает в дневнике запись о знакомстве с ее младшей сестрой, маленькой Гертрудой, показавшейся ему «еще милее, чем моя любимица Фредди». НАСТОЙЧИВЫЙ ПОИСК ЮНЫХ НАТУРЩИЦ Творчество Доджсона пронизано легким дефиле прелестных девочек. Их обаятельность видна на фотографиях. Он научился знакомиться с детьми в поезде и на пляже. В черном саквояже, который он брал с собой в поездки к морю, лежали головоломки и прочие необычайные подарки, которыми он надеялся их заинтересовать. Он всегда имел при себе запас английских булавок, чтобы девочки могли подколоть свои платья, если им захочется побродить по краю прибоя. Для Доджсона играть с девочками, сочинять для них истории стало обыденным делом. Его комнаты были наполненным куклами, заводными медведями, марионетками, кривыми зеркалами, фантастическими нарядами. Особым удовольствием для девочек было сидеть у него на коленях и слушать занимательные истории, запас которых не иссякал. Историческая справка о жизни девочек в викторианскую эпоху: В то время девочки из обеспеченных семей среднего класса учились считать и писать сначала с нянями, а потом с гувернантками по несколько часов в день. В комнате ставился стол или парта для ученицы и гувернантки, шкаф с книгами, иногда черная доска. Кроме обучения своих дочерей языкам, игре на пианино и акварельному рисунку, родители мало заботились о глубоких знаниях. Дочери спускались в общую обеденную залу они только для ланча, где сидели за отдельным столом вместе со своей гувернанткой. Чай с выпечкой в пять часов относился наверх в комнату для занятий. Разрешалось намазать хлеб маслом или джемом, но никогда тем и другим, и съесть только одну порцию ватрушек или кексов, которые запивали большим количеством свежего молока. После этого дети уже не получали никакой еды до следующего утра. Девушкам из хороших семей никогда не разрешалось оставаться наедине с мужчиной, даже на несколько минут в гостиной их собственного дома. В обществе были убеждены, что стоит мужчине оказаться наедине с девушкой, как он тут же станет делать ей непристойные предложения. Мужчины находились в поиске жертвы и добычи, а девушки ограждались от желавших сорвать цветок невинности. Викторианские мамы не отпускали их от себя и контролировали каждый их шаг. Девушки и молодые женщины к тому же находились под постоянным доглядом со стороны слуг. Горничные их будили, одевали, прислуживали за столом, утренние визиты юные леди делали в сопровождении лакея и конюха, на балах или в театре находились с мамками и свахами, а вечером, когда возвращались домой, сонные служанки раздевали их. Нежность, молчание, неосведомленность о жизни были типичными чертами идеальной невесты. Если девушка много читала не пособия по этикету, не религиозную или классическую литературу, не биографии известных художников и музыкантов или другие приличные издания, то это выглядело так же плохо в глазах общества, как если бы она была замечена в чтении французского любовного романа. До 17-18 лет девушки считались невидимками. Они присутствовали на вечеринках, но не имели права слова сказать, пока к ним кто-нибудь не обращался. Да и тогда их ответы должны быть очень краткими. Родители продолжали одевать дочерей в похожие простые платья, чтобы они не привлекали к себе внимания женихов, предназначавшихся для их старших сестер. Цвета их платьев, когда они отправлялись на бал, были удивительно однообразны - разные оттенки белого, - символа невинности. На девушке было надето до пятнадцати слоев нижних сорочек, юбок, лифов и корсетов, избавиться от которых она не могла без помощи горничной. До замужества они не носили украшений и не могли надевать яркие платья. Если девушка во время танцев исчезала на 10 минут, то в глазах общества она уже заметно теряла свою ценность. Девушки во время танцев сидели на хорошо освещенном диванчике или в ряд на поставленных стульях, и молодые люди подходили к ним, чтобы записаться в бальную книжечку на определенный номер танца. Два танца подряд с одним и тем же кавалером обращали на себя внимание всех, и свахи начинали шептаться о помолвке. Три подряд танца было позволено только принцу Альберту и королеве Виктории. (Конец исторической справки) Доджсон приглашал юных мадемуазелей не на танец, а в фотостудию. Заранее извещать его о посещении не требовалось, и когда бы девочки не зашли к нему, они «всегда были к чаепитию». Доджсон ходил с горячим чайником по комнате, потрясывая его. Он уверял, что чай станет от такого способа заварки только лучше. Вне сравнений из всех девочек-моделей Доджсона оказалась Александра «Экси» Китчин (Alexandra 'Xie' Rhoda Kitchin; 1864-1925). Экси Китчин, дочь преподобного Джорджа Уильяма Китчина (George William Kitchin; 1827-1912), коллеги Доджсона по Крайст-Черч. Девочку назвали Александрой в честь ее крестной, королевы Александры (Queen Alexandra; Alexandra of Denmark; 1844-1925). В семье ее звали Экси. За 12 лет он сделал около пятидесяти ее фотографий в возрасте от 4 до 16 лет. Они - одни из лучших снимков Доджсона. Александа Экси на них совершенна. В разговоре Доджсон как-то заметил: «Экси - вот ключ. Посадите Экси перед объективом, и фотография получится совершенно эксклюзивной!». Александре Китчин: «Крайст Черч, Оксфорд 15 февраля 1880 г. Милая моя Неизвестная Величина! [...] Боюсь, что пройдет еще недель шесть, прежде чем я смогу пригласить тебя с Дороти в мою студию. Надеюсь, к тому времени она не успеет вырасти слишком высокой, а ты, я боюсь, успеешь. Пожалуйста, не расти больше, если можешь, пока я снова не сфотографирую тебя. Фотографии, на которых голова не умещается в кадре, выглядят, как правило, не очень красиво (высокие люди выходят на фотографиях именно так). Преданный тебе Льюис Кэрроллл» Александре Китчин: «Крайст Черч, Оксфорд 16 июня [?1880 г.] [...] Женщины обладают сверхестественной интуицией - способностью, гораздо более тонкой, чем способность к здравому суждению. [...] Прилагаю к письму фотографию - № 2222. Запомнить это число (на тот случай, если ты захочешь иметь еще несколько таких фотографий) совсем нетрудно. Стоит лишь сказать про себя: «Два, два, два, два». Звучит красиво, не правда ли? А вот загадка: как сделать превосходную фотографию? Ответ: сначала снять восход, а потом к вос-ходной фотографии приставить «пре-...». Чарлз Доджсон долгое время был близким другом доктора Китчина и его семьи. В 1880 году, когда Экси исполнилось 16 лет, он решил сфотографировать ее в купальном костюме. Написал ее матери письмо с просьбой, но получил отказ, отношения с семьей охладели, фотосессии Экси прекратились. 17 апреля 1890 Александра Китчин вышла замуж за чиновника и музыканта-любителя Артура Кардбю (Arthur Cardew), родила шестерых детей и всю жизнь прожила в Лондоне. «Экси» Китчен не оставила письменных воспоминаний о своей дружбе с Доджсоном. Фотограф Чарльз Доджсон философски смиренно относился к тому, что его подружки вырастали, и он становился для них неинтересным. В фоновом поиске юных моделей он пребывал всю жизнь. Аделаиде Пейн (?): «Честнатс, Гильдфорд 9 января 1884 г. Дорогая Ада! [...] Позволь мне заверить тебя, если ты думаешь, будто я огорчен новым «отчуждением» в наших дружеских отношениях, то я ничуть не огорчен: такие изменения в отношениях с моими юными друзьями случаются сплошь и рядом. По правде говоря (а именно это нам советует и именно это имеет определенные преимущества), большинство (скажем, процентов 60) моих юных друзей перестают быть друзьями совсем, как только вырастут; примерно 30 процентов меняют «любящий вас» на «искренне ваш», и только процентов 10 сохраняют со мной прежние дружеские отношения. Мне доставляет большое удовлетворение сознавать, что ты принадлежишь к этим 10 процентам.» Эдит Рикс «Лашингтон Роуд, 7, Истберн 15 августа 1888 г. Мой дорогой, старинный и незабываемый (хотя и несколько забывчивый) друг! Я пробыл здесь в полном одиночестве около 3 недель, наслаждаясь сознанием того, что могу гулять, не встречая ни одного знакомого лица, и могу ни с кем не разговаривать! [...] Однако я основательно устал от того, что у меня не было ни одного друга детского возраста. Поэтому я познакомился с девочкой лет двенадцати, которая живет через несколько дверей от меня. Я надеялся, что моя новая знакомая - единственная девочка в семье. Каков же был мой ужас, когда я узнал, что она одна из шести сестер, старшей из которых около двадцати пяти лет! (Я никогда не умел разговаривать с девушками старше двадцати.) Но, по-видимому, это хорошая семья. [...] Возможно, мне удастся уговорить Эдит Варне нанести еще один визит (ты будешь шокирована, когда узнаешь, что ей в этом году исполнится двадцать лет!). Есть неплохой шанс за то, что ко мне в гости приедет еще один мой маленький друг Иза Боумен. Но если бы ты приехала, то, разумеется, все визиты были бы распределены так, чтобы не помешать твоим планам. Любящий тебя дядя Ч. Л. Доджсон»