Мы совсем недавно боролись с тунеядцами и спекулянтами. Ни при Горбачёве они появились. Они были давно в меньшинстве своём, но в Москве их уже сразу, после смерти Андропова, расплодилось, словно кур нерезаных. А мошенников в чистом виде? Как-то вдруг в один момент, будто десантировали с неба в невероятных количествах. Но в Москве всё было, скажете вы. Да, скажу и я – всё было. И Москва была уже в то время государством в государстве, как и сейчас, только в некоторой сглаженной форме, по сравнению с нынешним временем. В переходах, у магазинов всегда можно было найти дефицит, а вместе с ним и спекулянтов с мошенниками. Мне, например, сразу повезло с последними.

Оказывается, в армии можно служить с восьми утра и до пяти часов вечера. Именно так работали офицеры, прапорщики и служащие СА в управление, куда я попал служить на улицу 1905 года. Нет, конечно, контрактную службу не выгодно было делать, когда такие, как я могли выполнять, казалось бы, простую, но нудную работу – совершенно бесплатно. «Чёрт возьми» — думал я, — «А почему бы точно так и солдатам не служить, в особенности касательно вот таких организаций?» Я имел ввиду – идти после работы домой. Ведь, фактически так оно и было. У меня, например, была месячная командировка на выход в город, подписанная генералом-лейтенантом. Патруль, проверяя документы, увидев внизу слово генерал, тут же отдавали мне честь. Мало того, я настолько расслабился сразу же в первые дни службы на новом месте, что по совету моих новых друзей, уже не вставал из-за стола в приёмной у своего шефа, если заходил какой-нибудь капитан или майор. Начинал одевать фуражку и приподниматься, только при виде полковника, ни меньше. Но раз уж разговорился с самого начала про спекуляцию, то и продолжу о ней, а потом вернусь к подробностям моей новой службы.

Говорили в то время, может с завистью, а может с пренебрежением, в обычных войсках на таких, как мы, солдат – «Обурели блатные». Мамка сразу примчалась в гости, как только узнала о моём переводе и привезла мои сбережения в размере трёхсот рублей, которые я заработал на фабрике до призыва. Ведь здесь – в Москве можно было запросто купить хорошие джинсы и рубашку. Нужно было только в очереди отстоять в Детском мире или дождаться выездной ярмарки от Военторга, которые были запрещены одно время, но после ухода в мир иной Андропова, возобновились вновь. Да, таким образом кто-то зарабатывал уже в то время деньги, вполне легально, причём в высших структурах Министерства Обороны. Там можно было приобрести много дефицитных товаров всего на десять процентов дороже. Но мне захотелось в одночасье взять в свои руки дефицит из дефицитов: не какой-то там «Райфл» за сто десять рублей, а непременно «Супер-перис» за двести и рубашка чтоб была «Вранглер» с кроссовками «Адидас». Вот какие мысли стали посещать, развращённые обыкновенным обывательским вещизмом, на фоне дефицитного столпотворения.

И, вы, знаете, насмотрелся у своих новых друзей диковинных пакетов красочных, с удивительным заграничным содержимым внутри. Все друг перед другом хвастались прикупленной новинкой, словно базарные бабы из бухгалтерии: как они в ясные, прохладные дни носятся по магазинам стаями на удивление городским жителям. А всё для того, чтобы урвать, схватить, опередить и доставить, уйдя на дембель, в родную деревеньку красивую одежонку с обувкой, вне всякого сомнения, ноской, но самое главное – с яркими наклейками. Затосковал я, братцы, в казённой-то палате. Да-да, как-то неудержимо затосковал. Постепенно эта дрянная тоска стала выражаться в непреодолимое желание и даже в мечту. Вот ведь до чего дело дошло. Теперь я уже стал немного по-другому думать про нашу Советскую Армию: «Гонять надо, да так, чтобы ни на минуту никакого желания не приходило, окромя – пожрать, да поспать, как было у меня в первый год службы».

Кроссовки я купил в Спорттоварах, тут же, на улице 1905 года, конечно же, с рук, переплатив за них тридцатку. А джинсы тоже подвернулись вместе с рубахой на другой стороне улицы рядом с мебельным магазином. Мне сказали, что там – на углу, можно купить хорошие вещи.

Через десять минут я мчался через пропускной пункт на свой четвёртый этаж в приёмную шефа. Раскрыл первый пакет с рубашкой – красота, пуговки–заклёпки металлические с фирменным теснением. Начинаю мерять… Сразу заметил, что швы не обработаны… Стою, ругаюсь, разворачивая прозрачный пакет с джинсами. Держу в руках одну половину от них – одну брючину. Аж слёзы навернулись, не сколько на этих мошенников, сколько на себя-дурака паршивого, на свою нетерпеливость с думками мерзкими. Но бегом помчался на это же место, где покупал только что. Откуда возникло у меня такое нетерпение – быстрей купить, быстрей прибрать к рукам что-то красивое из вещей, сам не знаю. Ведь раньше за собой такого не замечал. Наверное, скверное чувство это – сравнимо с золотой лихорадкой, когда подвержен двигательной силе толпы, в роли которой выступали солдаты, с которыми вместе служил. Невероятно дикое наваждение какое-то обволокло с ног до головы – колдовство, которое в то время не одного меня поразило, а заболело множество людей во всей нашей стране.

И вот, бегу… Увидел милиционера: так, мол, и так говорю – окрутили, зубы заговорили и сунули мне ерунду за все мои деньги. А сам-то нисколько про себя не подумал, мол, какого хрена ты к ним пошёл? Лохи, они всегда были и во все времена, но именно тогда, перед самой перестройкой, стало происходить резкое разделение на касты, где одна собирала с великим упоением в свои высокооплачиваемые ряды деятелей лёгкой наживы, а другая таких дурачков, как я. Уверен, что каждый из нас, хоть раз попался на удочку аферистов. Причём, мы же быстро умнели на глазах мошенников и, казалось бы, больше ни за что, ни за какие коврижки не пойдём на бесплатный сыр в мышеловке, но всё равно – придумывались новые схемы, и мы друг за дружкой шли и брали в руки очередную «куклу». Вскоре и само государство подоспело со своими ваучерами и разного рода пирамидами, вытаскивая из карманов последние копейки, тысячекратно превосходя дядек в наколках с напёрстками – шулерами совсем не высшего разряда.

Конечно, никого мы не увидели. Меня попросили вежливо не писать заявление, мол, всё равно никого не найти. Даже мысль такая закралась, мол, менты сами этих аферистов и охраняют. «Неужели не видно кто у магазина постоянно крутится и зачем?» — думал я, смекая. И пошёл я, опечаленный и хмурый, плюя на асфальт улицы 1905 года, так быстро меня поставившей на определённое место, и заставившей глубоко задуматься.

Накал страстей быстро угас. После того злополучного момента прошло совсем немного времени, когда я в роту принёс, купленный за один рубль диск «Африк Симон» – «Лай-ла—ла-ла-ла. Лай-ла–ла-ла» Рота наша находилась в сборной части неподалёку от Шереметьево 2. Здесь были собраны почти все виды Вооружённых Сил. Даже были пограничники с таможни аэропорта и, никогда бы не подумал – сухопутные моряки. Как только я поставил диск на проигрыватель, сразу нашлись охотники купить его в два раза дороже. Через неделю я принёс в роту уже десять таких дисков и японских кассет. Бизнес попёр. Разве мог догадаться хоть на мгновение, что меня так резко, хоть и низко, подтолкнёт неудача с джинсами к такой быстрой, но противоправной денежной реабилитации.

Ведь я же только недавно совсем – ругал своих командиров, что вот, мол, они пользовались своим положением и за счёт нас наживались, хотя бы тем же мясом на хоздворах, или, мол, старшины продавали всё, что можно было своровать. Вот и я, можно сказать так, влился в таковую систему. Ведь воспользовался моментом и решил заработать на том, что в управление, на первом этаже, в ларьке можно было купить эти диски и вместе с ними дефицитные японские кассеты по шесть рублей, которые расходились по десять. Вот ведь человек скотина какая! Мне же не было стыдно ни грамма, вообще ни сколечко. Не было стыдно даже тогда, когда после армии разбирали на комсомольском собрании моего друга за то, что тот на железнодорожном вокзале спекулировал водкой, чтобы заработать себе на костюм с фабрики Ленинского комсомола. Оправдывал себя, как только мог. Мне казалось, что это совершенно разные вещи, чтобы сравнивать перепродажу дисков и спекуляцию водкой. Нам даже в голову не приходило, что страна уже в то время была заражена и болезнь начала бесповоротно прогрессировать, давая метастазы по всему огромному организму. А уж при Михаиле Сергеевиче переступили ту красную черту, после которой о возврате назад и о непременных преобразованиях оставалось только мечтать. Мы шли уверенно к помойке сами – семимильными шагами, чтобы окунуться уверенно в вонючую действительность, испробовать вкус её дерьма и потом выкарабкиваться с неимоверным усилием… – болезненно и страшно. Но до конца так уже и не вылезли, привыкнув к новой действительности, в которой стали жить, работать… Кто-то с удовольствием, считая накопления, а кто-то, мечась по углам в поисках очередного рублика и, ругая новых чиновников на кухне за очередной стопкой водки. Не буду углубляться в дебри человеческой психологии, кидаясь мыслями из области философии, мол, почему так происходит? Скажу лишь о чиновниках: любой из нас, будучи самым честным и правильным, успеет только сесть, ни сколько в денежное кресло, а в кресло властное, то буквально лет через пять-шесть будет видно с улицы, как в открытую форточку высовывается ничему необязывающая, наглая и самодовольная, жирная морда.

Совсем недолго прошло времени, когда я вошёл с удивительным упоением во вкус моей новой службы. И о своей творческой душе стал заботиться солидно, благо, у генерала в кабинете было немало интересных книг. Однажды принесли такую, какой там не было и в помине. Этой книгой явился «Нерв» В.С. Высоцкого. Три с половиной года прошло со дня его смерти. И я решил непременно сделать красочный альбом с его стихами и фотографиями. Многие солдатики оформляли дембельские альбомы с бархатными страницами всяческими красочными примбабасами, вместе с причудливыми рамочками и фигурными надписями. Я воспользовался практикой данного производства, этой незамысловатой, наработанной годами технологией и приступил с великим упоением к производству собственного шедевра в области изготовления красочных книг. На это дело предполагалось потратить пару недель, и я усиленно стал изучать печатную машинку. В пять часов вечера я её уже не убирал, а вставлял дефицитный лист плотной чисто-белой бумаги, предназначенный исключительно только для приказов и шлёпал по нему клавишами до самого отбоя.

Отбой мой наступал запросто и непринуждённо. Из подсобки доставался матрац с подушкой и одеялом, в кабинете у генерала освобождался громадный стол, путём сдвигания всех телефонов на далёкий край, и… Всё. Кто-нибудь спал из вас на рабочем из морёного дуба столе генерала-лейтенанта? То-то же… А мне вот приходилось. Однажды ребята с первого этажа только хотели, как обычно, предупредить, что прибыли его превосходительство, но кто-то их отвлёк… И будильник не прозвенел. Я даже не слышал через две входные двери, как приветствовали в приёмной генерала наши дежурные. Даже сегодня представляю их перекошенные лица, полные одновременно смеха и страха, в ожидание того, что же сейчас случится…

Вылезал я, сами понимаете, на другую сторону стола, подальше от шефа. Видимо чувство самосохранения уже сразу начало действовать. А в голове стучало: «Всё, доигрался, узнаешь теперь как Марс выглядит».

Генералу ничего тяжёлого под руку, как назло, не попадалось, а я никак не хотел выходить из-за стола, находясь на территории, образовавшейся крепости. Ему ничего не оставалось делать, как выхватить подушку из матраца и запулить ею в меня.

А куда – марш? Брюки, не застёгнутые – ещё на коленках… Надеваю фуражку, в охапку остальные вещи и прыжком к двери. Запутался в брюках – растянулся на полу во весь рост. Слышу… Смеётся, за животики хвататься начал. Даже лампасы на его генеральских брюках засверкали весело, глядя на меня. Выползаю на четвереньках в приёмную, слышу только за собой гром смеха и грохот от падающего тела на кожаное кресло.

Друзья мои стоят, лица белые-белые, словно простыни, от заботы великой.

Зазвонил телефон внутренний. Трубку поднял один из дежурных.