Перейти к основному содержанию
Моя Советская Армия 15. Бунт.
«Армия – это школа, в которой как хорошо не учись, всё равно останешься на второй год». С.Сафонов
Начать эту главу хочется вот с чего – в моей Советской армии было всё: наряду с грубыми отношениями, присутствовала и крепкая мужская дружба, идущая через последующие года; солдаты были самые разные и командиры тоже, но ведь с ними при других обстоятельствах я бы никогда не встретился. За два года службы я научился не только строевому шагу. Мне довелось почувствовать и понять, что из себя представляет «идти единым строем», подчиняться и командовать, испытывать небывалое удовлетворение от успехов и совместно выполненной задачи. Я прошёл через многое и, самое главное – сумел остаться человеком. А значит, относится к армии просто непозволительно с одной только негативной стороны. Но и критиковать буду неустанно, защищая одновременно свою армию-семью от нападок из других стран, но в поучение нашему молодому поколению и разного рода ораторам о «лучших брежневских временах». Ведь правильно говорил наш мичман, что: «Голова у солдата – чтобы думать, а мозги – чтобы соображать».
Да, я иронизирую, не без этого. А куда деваться? Ведь я оглядываюсь глубоко назад вовсе не для того, чтобы скорбно оплакивать безвозвратно ушедшие годы в армии или злостно вытаскивать негативы на поверхность. Наоборот – чтобы улыбнуться, во-первых. Я же не буду проклинать свою первую женитьбу, например, только из-за своей юношеской глупости, мол, чёрт меня дёрнул – предложить хрен знает кому свою сильную руку и нежное сердце. Ведь было же много хорошего, хотя бы взять родившегося ребёнка. И только потому я не смогу сказать, мол, если бы мне была дана возможность заново родиться, то я пошёл бы совершенно другим путём.
Вспомните Мопассана: «нет ничего страшнее тех минут, когда старый человек начинает вспоминать свою молодость». Но я сейчас вызываю в своём воображении картины прошлого, картины далёкой молодости, чтобы высказать недосказанное. Высказать то, что в молодой башке не могло тогда сформироваться и выплеснуться без определённого жизненного образования. Глаза видели, мозг всё это компоновал на полках извилин, но не мог охарактеризовать в полной мере и систематизировать. Вернее – язык не мог вытащить всю эту информацию в надлежащем, понятном для окружающих виде. Да, с сегодняшней взрослой колокольни иногда приходится чуть-чуть приврать, совсем непроизвольно, иначе и не назовёшь, приукрашивая для образности и интересного прочтения, но суть остаётся прежней – честной для истории. Жалею, что ничего не записывал, было бы с чем сравнить. Пытался, но мне казалось, что никому не нужна эта обыденность и повседневность. Сейчас, по прошествии многих лет, оказалось, что нужна. Нужна, хотя бы мне… мне самому.
https://spb.wheretoeat.ru/upload/medialibrary/664/664d1c9ca6e7c67b8e2939d196f7b45e.jpg
Будучи в комендантском взводе довелось мне поучаствовать в устранении бунта военных строителей в лесах Переславля-Залесского. Это старинный город, находящийся на полпути из Москвы до Ярославля, в ста сорока километрах от столицы России. Живописный уголок нашей родины, бывший в древности одним из центров Северо-Восточной Руси. Переславль-Залесский является одной из жемчужин ныне популярного маршрута «Золотое кольцо России» и центром паломничества к православным святыням. История сего города окутана удивительными тайнами, невероятными легендами, с ума сводящими преданиями и неразрывно связана с именами великих русских князей, царей, прославленных воинов и знаменитых священнослужителей. Его волшебный дух хранят древние святыни города с белокаменными храмами, где золотые купола и монастыри, каждый из которых непременно заслуживает отдельного посещения.
«Без венков и рыданий, без речей и процессий, сбросив капельки пота в чуть проросших усах, я обычной лопатой без оркестра в стройбате хоронил свою юность в Переславльских лесах». Висел плакат в Ленинской комнате ветхой казармы военных строителей, приколотый подручными средствами через все окна, неумело написанный – наскоро и прикреплённый. Я, как только его увидел, этот плакат, невероятно поразился, исходя из той самой степени ярого нетерпения к такого рода разборкам в войсках, будучи уверенным в вакханалии происходящего. Но вот эта наивность, выраженная в полуграмотной писанине, ведь кто-то догадался и выбрал время – написал, сразу охладила пыл и заставила задуматься о происшедшем. Но начну с самого начала…
Я уже говорил про круговую поруку в армии, которая создаёт определённую систему, где никто не задаёт вопросов, даже если тебе отдали приказ – пойти с голым пузом на амбразуру. Ты просто обязан выполнить этот приказ и не задумываться ни в коей мере о том, правильный этот приказ или нет, мол, рационально там, где-то или не очень, или даже неминуемая гибель. В армии быстро отучают задавать вопросы и заставляют беспрекословно слушать старшего по званию, подчиняться системе и, кстати, дедовщина – один из самых эффективных инструментов, если без неуставных взаимоотношений. Но это касается армии основной, где даже дедовщина проявляется не в той грубейшей неуставной форме, как это было в строительных войсках. Ведь в них не думали о последствиях и было всё подчинено системе и достижению заданной цели, только бы уложиться в срок и сдать объект в эксплуатацию. А таковая система может и сама себя съедает, но попутно съедает она и тех, кто к ней прикасается.
Однажды мы прибыли из Загорской тюрьмы, будучи там в командировке, в свою часть. На следующий день, должна была ехать другая группа, а наша – на отдыхе. Но рано утром всех подняли по настоящей боевой тревоге. Отдохнуть не дали – пришла срочная телефонограмма, из которой стало ясно, что взбунтовались военные строители одной из частей, расположенной в лесах города Переславля-Залесского. Солдаты азербайджанской национальности, что самое удивительное – вместе с русскими, избили и связали своих командиров. Зачинщики пустились в бега. Все свободные от нарядов и командировок, набралось более десятка солдат, в том числе и ваш покорный слуга, уселись на деревянных лавках ГАЗ-66.
https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/3414416/pub_5f32c297d29b7820cad01da7_5f32c2d87533e35c47e64fb8/scale_1200
«Мне не нужны все ваши работы!» — орал пьяный прапорщик на военных строителей, которые устанавливали бетонные плиты, возводя каркас будущего штаба новой воинской части. — Мне нужны ваши страдания, черти! Я из вас сделаю настоящих солдат!
Рядом смеялись солдаты-старослужащие, которыми окружили себя местные командиры для подстраховки с поддержкой. Я уже говорил, что зачастую кусками-прапорщиками становились совершенно случайные люди. Например, были даже такие случаи, когда солдат не справлялся с поставленными условиями, ломался, его унижали почти до самого конца службы и тот специально шёл в прапорщики, чтобы потом отыграть себялюбием и быть всевластным до той самой степени собственного удовлетворения самого настоящего маньяка. Конечно, таковых во множественном числе высвечивали вышестоящие командиры, но прапорщиков настолько в армии не хватало, что и такого рода вояки годились для служения родине, хотя бы вот в такой лесной глубинке. Рядом с Москвой находится столько глухих мест, что и медведя порой встретить можно. Я встречал. Вот в такие лесные местечки, окружённые болотами и отправляли неблагонадёжных офицеров с прапорщиками. Потому что в образцово-показательных частях Москвы таковым уж точно не было место. Так-то так… А, вот каково от этого момента простым солдатам? Никто не спрашивал.
Это был даже не батальон, а всего лишь рота, расквартированная в наихудшей, по тем современным меркам, казарме, с ужасной пищей и с антисанитарией под каждой, рядом стоящей ёлкой. А ведь только вдумайтесь: Подмосковье, центр России, расцвет «развитого социализма» и такие условия. Тяжёлая рабская работа изматывала, но она не была первопричиной, как и условия проживания. Основной причиной стали неуставные взаимоотношения. Но вот, что меня ещё больше всего поразило: так называемые дедушки из Азербайджана и несколько русских, имевших судимости до армии, обнаглели до такой степени, что перестали слушаться прапорщиков и офицеров. Те так сдабривали и привечали своих непосредственных помощников, что военным строителям захотелось нечто большего и после очередной пьянки… их понесло! Вечером связали лейтенанта и прапорщика, потому что те сами пили, а другим не давали, заставив всех остальных солдат треснуть им по морде, чтобы были до единого причастны к случившимся событиям. Пили всё, что можно было выпить из спиртного, заставляли писать плакаты, представив себя вдруг революционерами, круша всё вокруг, издеваясь над духами. Некоторым удалось сбежать. С их помощью и прислали телефонограмму. Под утро, те из зачинщиков, кто стоял на ногах и чуть протрезвев, чуя погибель неминучую, пошли в бега по заснеженным дорогам.
Километров пять оставалось до места нашего назначения, когда старшина за очередным поворотом заметил, что от дороги в противоположные друг от друга стороны, дабы разделиться, побежали в сторону леса по полю двое солдат в бушлатах военных строителей. Командир подумал мгновение и прижал сапогами нераскрытый ящик с патронами к полу кабины ещё сильней. Автомобиль подъехал к месту, откуда побежали солдаты, притормозил, и я с напарником, по приказу старшины, выпрыгнули с кузова с привычным кувырком на обочину, бережно держа перед собой карабины. Тут же был примкнут штык-нож и началась погоня. Шишага последовала дальше, чтобы ни на миг более не задерживаться, к месту основного происшествия.
http://blusiki.bluesystem.world/bx/images/fs737200-14.jpg
ГАЗ-66 с остальными солдатами на борту уверенно набирал скорость. Тоже самое делал и я, только ногами по довольно внушительным сугробам. Я часто потом, да и в настоящее время прокручивал этот момент в собственной голове, ведь только чудом, а может и нет – остался в живых. Здорово помогла физическая подготовка, когда старшина гонял до упаду, в полном смысле этого слова. Но тогда, всё же не рассчитал собственные силы. Увидел, что убегающий солдат запыхался, что я его догоняю и… прибавил, что есть мочи, в надежде на открытие второго дыхания. Но тяжёлая и неудобная шинель сделала, проклятая, своё дело… Уже добежал почти, кричу:
— Стой, урод! — Сам урод, — как показалось, ответил беглец из солнечного Азербайджана и уже не бежал, нет, а просто дальше шёл, тяжело дыша и плюясь в снег под ноги.
Прибавил я ещё ходу. Нет бы не торопиться, всё равно бы не ушёл, что ты… И вот – добежал, хватаюсь за воротник бушлата, хоть бы в снег уронить беглеца, а тот поворачивается… «Ах, верзила, громадина…» - только дошло до мозговых извилин. Но было уже поздно. Я до такой степени устал, пока добежал, что почти ничего не смог сделать, запутавшись в снегу, в собственных ногах и шинели. Азербайджанец, вроде как, спокойно повернулся, одной рукой взялся за карабин, а другой резко толкнул в грудь. Я упал плашмя на снег спиной, раскинув руки в сторону. Только хотел рвануть в сторону, а уже лезвие штыка у горла. Хочу крикнуть что-то, но не могу, словно бетоном горло залили. Рот раскрыл до глаз самых, а в них – мамка промелькнула вдруг, да так пронзительно, как бы отводя в сторону этот злополучный штык. В такие минуты обычно говорят, мол, жизнь вся пролетела перед глазами. Нет, ни хрена она не пролетела, только штык стоял в растянувшимся вдруг времени, искря на зимнем солнце страшным лезвием и мамка в нём. Секунда какая-то пролетела, даже миг, а показалось, будто минут пять прошло. Откинул воин в сторону карабин, сел тут же рядом прямо в снег, закрыл глаза руками и… Заплакал он. Да так, что и не поверилось бы никогда.
Моему напарнику больше повезло, он только метров пятьдесят от дороги в поле отбежал и сразу крикнул что есть мочи, хоть и не было патронов: «Стрелять буду!». А мне, мальчишке, даже в голову это с испугу, наверное, не пришло. Убегающий услышал, да и сугробы не давали сильно убежать. Вернулся тот сам и сразу сдался. С полчаса шли по дороге пешком. Я молчал, от нависшей тонны, неведанного ранее состояния. Напарник же спрашивал своего щупленького пленника:
— Ты зачем бежал? — Бежаль и бежаль… — Тебя, что? Били? — добивался ясности напарник у звероватого бунтовщика, но всем свои видом показывающего, что он никогда бы не сподобился на злостные деяния, и, что звероватый вид от вида дикого, беспомощного человека. — Зачем биль? — испуганно тот посматривал на моего беглеца. — Зачем бежал тогда? — Дамой хацу… — Ты в другую сторону бежал, а не домой… — Да… в другую… — А зачем бежал? — Бежаль… — Зачем? — Дамой хацу.
У меня и раньше создавалось впечатление, что некоторые военные строители, при призыве в армию, вообще не понимали, где они вдруг очутились поначалу. Жили себе, жили… Пасли коз… Приехал какой-то большой человек на машине, сказал, что военком и… За шкирку, вперёд – на призывной пункт. А потом выдали форму, вручили лопату и говорят, мол, копай! Ты, мол, долг должен перед родиной выполнить. А призывники стоят, не поймут: «Зачем копай, куда копай?» А им: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор!» А тут ещё: «Старшина-шайтан ругается и дерётся, да земляки, только не из аула, а более образованные – из города, вдруг заставляют портки свои стирать. А пойду-ка я отсюда! Только страшно… может потерплю ещё.» Вообще, по известной традиции для выполнения плана военкомы в Средней Азии гребли всех подряд – хромых, глухих, словно в гражданскую войну, обеспечивая ряды армии бесплатной рабской силой. Многих потом, конечно, увольняли, но настолько был этот процесс трудоёмким, чтобы комиссовать – тяжёлым и непростым, в отличие от того, чтобы, наоборот – призвать – в два приёма. Проходил не один месяц на принятие решения об увольнении неспособного вояки. Чаще доходило до того – пока не излупят бедолагу неоднократно в кровь, или он сам не повесится. Я, лично, видел таковых, по роду своей деятельности: с плоскостопием выше средней тяжести, со зрением ужасным, сплошь и рядом с недержанием мочи, с полным незнанием русского языка ввиду психических отклонений и так далее…
Я ничего не рассказал про случай со штыком, молчал и потом. А мой напарник ещё долго задавал разные вопросы, до самой бесконечности – в каменную стену, пока навстречу не показалась машина, ехавшая за нами.
Ещё несколько часов мы находились рядом с машиной около казармы, и тут же стояла толпа кричащих солдат, оправдывающихся в своих действиях. Среди них было большинство таких, которые просто поддались внушению при общей эйфории и сейчас с ужасом думали об ужасных последствиях, которые их ждут. Прибывшие офицеры, всеми силами пытались уговаривать нашего старшину не рапортовать сильно о случившемся, чтобы была дана оценка не соответствующую действительности. К сожалению, присутствующие солдаты больше боялись своих отмороженных на всю голову старослужащих, чем офицеров. И это понятно даже дураку, ведь офицеры бить не будут, а вот свои… Сразу отошли в сторону и замолчали, когда привели из-за угла казармы ещё двоих зачинщиков-старослужащих, бывших уголовников. Всего в кузове шишаги сидело уже около восьми человек. Подъехали ещё другие красначи из ближайшей комендатуры. Когда я помогал сопроводить одного из азербайджанцев, мой уже сидел в кузове. А этот так ошалел от наглого своего присутствия, даже, наверное, от безысходности собственной будущности, что продолжал наводить наглые порядки, показывая окружающим неуёмную силу свою и кажущуюся правоту арестованного:
— Прибурел, черпак красный? — с акцентом рычал он мне. — Давай один на один отойдём, если такой смелый? — На губе отойдём, мля, не переживай! — встрял, подошедший старшина. — Не один раз отойдём, дрын-трын. Показались разбитые синие лица лейтенанта и прапорщика… — Мелкие паскудины! — выплёскивал правду-матку от переполненных эмоций русский старший сержант, недоучившийся в институте, тоже, кстати, избитый, и, наверное, единственный нормальный командир в данном подразделении. — Эта дрянь— основан на порочной системе отчётности, как и все, рядом стоящие. Главное достоинство – хорошо отчитываться. А тот, – с особенностью такой скользкого характера, чтобы постоянно находиться в самоутверждении от собственной глупости, тупости и низости. А если честно, сам бы надавал им всем по роже! — Мда, мля, — только и ответил поначалу старшина, а потом, отходя в сторону проговорил в ноги: — Уверенные во власти люди, мля. Что не надо не заметят, дрын-трын, где нельзя не заметить – настоят на своём.
Вскоре арестованных разделили по машинам и увезли по разным комендатурам. Я пытался узнать о своём подопечном, за которым гнался… Сказали, что получил дисбат. А по бунту – в основном замяли.
После прочтения возникает целое дерево размышлений, а написать нечего. Вопросы такие, что и задавать их надо себе и самому отвечать на них. Вообще то давно вывел : от армии, от медиков, от полиции нужно держаться подальше
Николай, дружище, тогда уж и от соседей))) У меня есть капитан и подполковник - очень хорошие друзья, есть друг хирург первоклассный, и кум тоже хирург, есть очень хороший друг, всю жизнь проработавший в ментовке, сейчас полковник в отставке. Не надо сторониться, надо выбирать, точно также, как и соседа))) Другое дело, когда тебя насильно впихивают в определённые условия, где плохой медик, сволочь мент и тварь командир))) Но после моей писанины, такое ощущение вполне может возникнуть)))
Так ведь не в том дело, что там собрались "нехорошие люди". дело в том, что эти сферы - механизм. Какая нибудь 120 шестерёнка бешено вертится не потому,что ей так хочется, а лишь потому, что шевельнулась первая. Попади под нее таракан - измолотит. При этом - ничего личного. Если пациент - считай собственность медиков. От случайного дурака (где их нет?) зависит твоя жизнь, а ты не можешь это изменить. В свою очередь, ты самый лучший врач, видишь, что лечить надо так, а лечить приходится, как предписано. Ничего личного... Ничего личного - это, пожалуй, самое не приятное. Как раз эти мемуары не свалка негативного. Свидетельство очевидца дорого стоит. Люди... Везде люди. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Чёрт возьми, пожалуй, соглашусь)
Какое разнообразие судеб, характеров, поступков, как ярко всё высвечивается. А ведь и в обычной жизни все эти люди проявляют все те же характеры, так же поступают, только этого так сильно не видно.
Тоже так думаю, Лесь... Ведь, не даром же есть такое выражение, типа "с ним в разведку не пойду". А попробуй разберись с кондачка... так часто в истории было, когда начиналась война, а твой любимый сосед вдруг становился полицаем. Армия в большей степени пропускает, словно через сито наши пороки... высвечивая основную систему, в которой жить пытаемся.