Она писала летучие стихи. Подходила к окну, раскрывала ладони, и стихи летели к нему. Она чувствовала этот вспорх как освобождение. Буквально – легче становилось дышать. Стихи текли рекой. Дождинками по щекам, она слизывала их с губ, привкус строчек ощущался соленым. Когда река станет морем, они вместе поплывут на белом паруснике далеко-далеко, туда, где море сливается с небом. Она побежит по волнам и спасет его, потому что это будет уже роман, их путешествие будет долгим. И где они, реальные, а где герои ее романа, где ее слезы, а где его? И сны сплетутся в общий сон, прерывистый, как пароходный гудок. Четкий, как стук колес по рельсам. Туманный, как скопление облаков за иллюминатором самолета. Звонкий, как телефонный звонок с емким оправданием – навеяло. В детстве Света была одна и одна. Одна дома и одна в школе. Одиночество не было заметным, потому что на переменах она что-то обсуждала с одноклассницами, играла в ниточки, руки порхали, сплетая замысловатые узоры, а после занятий шла домой в компании подруг. Это на поверхности. Внутри - ждала, когда останется одна. Недалеко от дома встречала кустарник, усыпанный воробьями. Воробьиный куст приветствовал ее щебетом, радовался встрече. Девочка улыбалась воробьям, солнцу, проталинам на тропе. Смотрела долго, глаза отдыхали. Дома доставала из ящика стола тетрадь и подробно записывала свой день. Хотя она как будто не проживала день глубоко, но наблюдала себя со стороны, как она разговаривала с подругами, играла в ниточки, украдкой поглядывала на уроках на Мишку. Ждала, когда откроет тетрадь и запишет бесконечный диалог с собой. Записать – важно, едва ли не важнее, чем прожить. Однажды мама стала расспрашивать про Мишку, при этом смотрела так беспокойно, что Света как-то интуитивно поняла, что мама нашла дневник. Случайно, наверное, не нарочно. Мишка жил на каждой странице тетради. Ничего особенного Света не писала, как он сидит за партой, как смотрит, как дурачится с мальчишками на переменах. Девочка недоуменно пожала плечами в ответ на мамины вопросы, а ночью порвала тетрадь и выбросила. Однако писать хотелось, невозможно носить все в себе. Света переписывала в блокнот стихи великих поэтов, а между ними – собственные. Теперь мама, конечно, не отличит, где Светины стихи, а где Ахматовой, и никакие вопросы задавать не будет. После школы Света не то, чтобы не вспоминала Мишку. Он остался в строчках между Ахматовой и Цветаевой. Эти строчки – ее спасение, даже если они больше никому, кроме нее, не нужны. Ей – необходимы, как воздух. Заворожить – неуловимых слов построить миражи, и сути ускользающей сознанье в себе взрастить, теряя пульса тоненькую нить, любовью постигая мирозданье… В институте на лекциях Света переписывалась с Валеркой Кузнецовым. Записки летали по аудитории, все в стихах, иногда в прозе. А потом к ним пришла новенькая, перевелась с заочного отделения. Валерка сказал: - На этой девушке я женюсь. Света замерла. Перед ее мысленным взором летали самолетики со стихами, которые они писали друг другу. Как будто стихи к чему-то обязывали! Это только игра! Летом в стройотряде девчонки по ночам проводили гипнотические сеансы, если кто-то уснул, спрашивали, кого она любит. Свету тоже спросили, она мысленно улыбнулась и сказала, что любит Андрея Петровича. Это был преподаватель зарубежной литературы. Девчонки ахнули, почему-то сразу поверили. У Светы даже брови от изумления поползли вверх, благо, никто не заметил в темноте. Как можно влюбиться в Андрея Петровича, если на его лекциях не звучит ни одного живого слова, только пересказ учебника? Валерка женился, а в Светиной жизни как будто ничего не изменилось. Стихи писались, только поделиться ими было не с кем. Супруге стихов Валера, кстати, не посвящал, а из института ушел, работал, зарабатывал, перед ним стояли другие цели и задачи. Мама почтительно закрывала дверь в комнату дочери, приглушала звук телевизора, чтобы не мешать готовиться к урокам. - С мамой живет, мама и накормит, и напоит, - шептались педагоги в школе. Света недоумевала, что здесь предосудительного? Только женская привычка перемывать косточки коллегам, пожимала она плечами. - Кто сегодня хочет поделиться любимым стихотворением? – спрашивала учеников Светлана Александровна. Как знать, может быть, однажды кто-то решится прочитать и свои стихи. Навряд ли, конечно, но всегда нужно быть готовой, не обидеть, не нарушить атмосферу доверия. Пятиклашки – совсем дети, но кто решил, что влюбляются только взрослые? Валера рассказывал ей, как сильно любил девочку в детском саду. Даже плакал. - Говорят, что так не бывает, но я-то знаю, что любил, по-настоящему, - он внимательно посмотрел на Свету, понимает ли она. Когда в октябре вдруг выпал первый снег, Светлана Александровна объявила: - Сегодня на втором уроке мы будем писать сочинение о встрече зимы. А на первом – пойдем лепить снеговиков! Это был лучший урок в жизни ее пятиклашек. Они слепили целый хоровод снеговиков, потом те, у кого промокли ботинки, сбегали домой переобуться. В классе делились впечатлениями, составляли план, писали, стараясь не забыть подробностей этой замечательной прогулки. - У Кати очень хорошее сочинение, - сказала Светлана Александровна бабушке своей ученицы. Хотя ошибок много, за содержание она поставила девочке пятерку. - Катюша стихи пишет, - обрадовалась бабушка. – Я принесу вам тетрадь с ее стихами. - Если только Катя сама захочет, - отказалась Светлана Александровна. Из школы домой шла той же дорогой, что и в детстве. Девочки провожали учительницу, она с удовольствием принимала участие в общей беседе, но ждала, когда останется одна. Одиночество – необходимая составляющая творчества. Стихи рождаются наедине с собой. Даже если они никому не нужны, пусть будут. Пусть летят!