Моя Советская Армия 11 Старшина
«Старшина роты в мирное и военное время отвечает: за исполнение обязанностей военной службы солдатами и сержантами; за воинскую дисциплину, безопасность военной службы и поддержание внутреннего порядка в роте; за состояние и сохранность вооружения, военной техники и другого имущества роты, а также личных вещей военнослужащих, находящихся в кладовой. Он подчиняется командиру роты, является непосредственным организатором внутренней службы в расположении роты и прямым начальником сержантов и солдат роты».
Статья 154 Устава внутренней службы ВС РФ.
Вот-вот, именно от старшины зависел полный порядок в казарме и нормальная жизнь в подразделении. Если командир не придурок, а таковых в старшины редко назначали, то солдаты будут чистыми, обутыми и одетыми, а значит и в помещении будет порядок. Ходило немало слухов, что старшина наживался на своей работе: воровал, знал где и что можно слямзить на благо себя и своей семьи. Но ведь так жили все в наше советское время, всё наше общество… Где, кто работал – оттуда и нес.
А то что старшина постоянно строил и гонял солдат, так это его прямая обязанность, ведь он одно из важнейших лиц в армии. На протяжение многих лет создавались некоторые армейские стереотипы о том, что старшина непременно хитёр, невероятно строг, обязательно знает в полном совершенстве, как извлечь собственную выгоду, владеет в полном объёме нецензурной лексикой таким образом, что может довести любую задачу до запланированного конца, вообще не используя привычных для людей выражений. Я не знаю, как там на счёт стереотипов, врать мне совершенно незачем, но мой старшина… Да! Был именно таковым, без малейших исключений! Но он ещё был смел, мудр и по-мужицки честен.
Чтобы оставаться на интересной должности, старшины прикладывали максимум усилий, дабы вынужденно прогнуться перед вышестоящим начальством, что, собственно, ложилось тяжёлым бременем на спины солдат. Вдруг кто-то приезжает или официальная дата на носу – что ты… Жители казармы непременно и неустанно должны были стать жертвой инспекционного рвения высокопоставленных лиц из штаба. А отсюда приготовления велись нешуточные. Плац словно родной драили ежедневно и ежечасно. Казарменные туалеты злостно воняли от неимоверного усердия и карболки. На хоздворе одеколону впрыскивалось с ведро и даже свиньям чуть ли рыла не побрили. Особое внимание, конечно, уделялось наглядной агитации. Срочно обновлялись старые стенгазеты и писались плакаты. Много слышал типа такого, что даже траву красили в зелёный цвет в некоторых подразделениях, а зимой из снега ровные кубики формировали. У нас такого не было, но от этого легче никому не становилось. Впрочем, самодурства хватало, как и везде. Недаром же есть целая гора афоризмов и анекдотов, связанных непосредственно с нашими командирами, а уж прапорщикам отведено самое почётное место. Например: «Он хотел доказать мне, что я дурак, но я доказал ему это в два раза быстрее»; «Команда была «Шагом марш!», а не на месте руками махать»; «Я вам мозги переставлю как нужно. Из задницы в голову».
Или вот наш мичман выдал, когда его, наконец-то, заставили сменить морскую форму, нацепить на серую шинель пагоны прапорщика и служить в должности старшины: «Дааа, мля, назначили охрененно большим начальником, а что делать не сказали».
Основным помощником старшины являлся каптёрщик – одна из самых «блатных» должностей. Он вроде бы всегда в расположение казармы, и в тоже время вне распорядка. В его ведении сапоги, форма, бельё и всякая всячина из мелочёвок, типа гуталина, полотенца или пуговицы. Тут же и «парадки», которые выдавались на праздники и в увольнение. Вроде что тут такого, но от каптёрщика многое зависело, ведь он может выдать драное бельё и кальсоны неудобные, да мало ещё чего учудит, если с ним не ладить. У него в каптёрке собираются деды, чтобы попить чаю, покурить, послушать гитару…
— Ну-ка крикни Печникова, — кричал каптёрщик дневальному, — на гитаре пусть придёт сбрякает.
— Есть.
Тут самое главное, чтобы среди дедушек тоже были гитаристы. Тогда нужно просто завести их, чтобы они сами брали гитару и играли. В этом хитром случае можно было в скорости спокойно идти спать. Но если таковых не оказывалось, да ежели вдруг спиртом кто-то разжился, то всё… Ночь почти без сна ожидалась.
— «Я прошу тебя сумей забыть все тревоги дня», — тянул я Антонова за хвост. — «Пусть они уйдут и может быть ты поймёшь меня.»
— Хватит выть, дух! Давай «Гоп-стоп».
— «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла…» — гулко отбивали ритм пятая и шестая струны.
— Как ты проигрыш играешь? Ещё раз покажи… Ага-ага… Так, слова перепиши и спать вали.
Каптёрщику что? Он днём спокойно выспится. Если какая-то работёнка по трудней окажется, то берёт без зазрения совести дневальных, которые тянут здоровенные тюки в прачечную, а хозяин важно шествует сзади, поигрывая связкой ключей. Старшина подбирает себе помощника таким образом, чтобы тот его в случае-чего не сдал, а он, в свою очередь, не обращает внимание на разного рода проделки своего подопечного. Старшиной тоже не ставят просто так и абы кого, а для собственной выгоды. Если командир не получит свиную ногу на Новый Год, то тот, кто её не предоставил, на праздник пойдёт в наряд. И так далее… По сложившемся устоям «круговой поруки» в мирное время Советской армии.
При моём непосредственном участии в армии дни шли по своему незаурядному распорядку: кто-то отбывал наряд на губе, кто-то в казарме, кто-то был прикомандирован в другие части для конвоя в дисциплинарный батальон или при военном трибунале, кто-то проводил золотое время в патруле… Были и отдыхающие после наряда, а вот те, кто оставался более-менее свободным от вышеперечисленного, поступал в полное всевластие старшины для удивительного превращения в настоящего солдата. Конечно, есть в этом невероятном превращении огромная доля самого коменданта, который больше предпочитал находиться в патруле, но мы о нём поговорим отдельно.
Я стараюсь не трогать острые темы, они сами вдруг всплывают, потому что без них не обойтись, ведь вся армия и есть та самая острая тема. Но, даже если высказываюсь по какому-то неоднозначному поводу, то непременно стараюсь преподнести это с толикой юмора и без всякого спора. Зачем мне спорить, когда то, что я пишу – видел собственными глазами и ощущал на собственной шкуре.
На нашего старшину имел я зуб поначалу, да ещё какой – зубище-клык заточенный ещё с самого призыва. Но его муштра, его постоянные вылазки с тревогами постепенно приводили меня к выводу, что вот именно такая армия нужна, пусть со своими премудростями и перегибами вечными, но приводящими к качественному знаменателю. Всё лучше, чем убирать плац, чистить картошку, наводить бредовые кантики на постельных принадлежностях и тому подобное. Парень я был спортивный и с удовольствием вникал во все армейские премудрости, которые были мне лично просто необходимы. И это я осознал почти сразу, а некогда-то потом, после армии.
— Печников, ты, мля, чё баран? — орал старшина, когда я отлучился в туалет, по причине «приспичило», а в это самое время была объявлена учебная тревога, которую не расслышал.
— Я? — удивлённо вопрошал я, натягивая в спешке штаны.
— А что, есть варианты!
— Дык я это… того-самого…
— Марш в строй, лишенец!
Бежим налегке по небольшому полуторакилометровому кругу, по пересечённой местности. Для меня – сплошное удовольствие пробежать после дождика и по ходу дела даже, что в четверг. Сам иногда, на добровольной основе, выбегал по утрам за пределы части, чтобы прошвырнуться в лесу минут сорок, особенно летом. Команду «Ложись» мы почти отработали в полной мере на строевых занятиях, и вот старшине не терпится, чтобы его подопечные ложились по команде в беге. Когда уже немного подустали, началась та самая экзекуция, когда вырабатываются действия под команду до той самой степени, пока не будет всё решаться на полном автомате. Старшина каждый раз меняет дислокацию: то на пеньке посидит, то из-за ёлки явится, то рядом вдруг решит пробежаться. Один раз бежит, рассказывает байку какую-нибудь, типа: «Вот было время, у меня на гражданке девчонка была…» Только мы рот раскрыли, а впереди лужа огромных размеров, что не обойти не объехать. Старшина первый в неё…
— Ложись! — орёт, только мы до середины добежали, разбрызгивая грязную жижу в разные стороны.
«Ага» — про себя думаем: «Во влипли». И ложимся… Куда ж деваться. Один солдатик на четвереньки встал и стоит.
— Послушайте, воин, дрын-трын, — спокойненько, на добродушной ноте, вещает старшина в его сторону. — Я вам кто: командир Советской армии иль свисток паровозный в метро «Комсомольская».
— Хэбэшку только постирал… — захныкал рядовой.
— Ты мне в аккурат, мля, во как стоишь… В ентой самой позе, дроын-трын, вот енто море пять раз – туды-сюды, туды-сюды… На всех четырёх, мля! Вопросы есть?
— Никак нет!
— Выполняйте.
Пока тот покорял «морские просторы», старшина терпеливо, старался, кстати, совершенно без мата, вдолбить в наши головы то, чего он от нас добивался:
— Команда «Ложись», в нашем случае при подготовке к боевым действиям, должна даваться как можно чаще – не только на строевых занятиях, но и в качестве попутной тренировки, в данном случае при беге по пересечённой местности, и выполняться неукоснительно. Не взирая на дождь, снег, на любую, самую мерзопакостную обстановку: если взвод беспрекословно и мгновенно влез пузом в лужу – считай, что свою функцию командира я выполнил.
— Муштра она и есть муштра, — как бы просто так, заявил по дурости своей я, косясь на встающего из лужи солдата.
— Запомните, салаги, — не обращая на моё заявление никакого внимания, продолжал старшина, — Команда «Ложись» стоит впереди команды «К бою», чтобы сохранить ваши же долбаные жизни, мля! — не выдержал в конце концов он и матюкнулся. Коль научитесь выполнять команду «Лежать», значит есть уверенность в том, что в дальнейшем будет время для живого организма научиться воевать, если повезёт, конечно. Ведь в реальном первом бою данная команда вне всякого сомнения спасёт жизнь. Кроме того, появится удивительная возможность оценить обстановку уже не мгновенно, а осмотревшись по сторонам и, с учётом своей боевой задачи, выбрать и занять позицию для эффективного отпора противнику, или же для победной атаки оного. Бегом марш!
И мы… побежали, усиленно вырабатывать у себя условный рефлекс на эту, казалось бы, с первого взгляда простейшую команду. Бежали и ложились, когда только вздумается нашему командиру, чтобы тут же выполнить приказ и изготовиться к немедленному ведению огня прямо здесь: хоть за пеньком, хоть в яме, из штатного оружия в радиусе не более двух-трёх шагов там, где застала команда. После неоднократных таковых занятий, помниться мне, мы ложились в единый момент, как только старшина начинал орать «ЛОЖИ…», а на «СЬ» уже все лежали и осматривались по сторонам, ожидая следующую команду.
Я бы хотел привести полную характеристику своего старшины, но она уже в полном объёме, пусть и частями, вырисовывается из моих рассказов. Но то, что сказал сам о себе бывший морской военный, покажу с удовольствием:
— Ты у меня, мля, смотри, дрын-трын! Я где-то может и нормальный вполне, а где и беспощадный во славу армии!
— Тоже мне, Суворов, — шепчу себе под нос.
— Не слышу.
— Так точно! Говорю…
— Ладит… Завтра учения, дрын-трын. Выступаем на рассвете, ближе к вечеру.
Всё зависит от командира, как ему отдают честь нижестоящие по рангу. Нашему старшине отдавали честь так, будто генерал идёт или едет. Тут же вставали по стойке смирно, тут же чеканился шаг, рука стремительно раскрытой ладошкой взлетала к пилотке и голова автоматически поворачивалась в сторону приветствуемого, словно на пружине до упора заведённого будильника. Старшина добивался этого скрупулёзно и беспощадно, доходя порой до абсурда:
— Куда прёшь, мля? — спрашивал он пьяного дембеля, совершенно не стоящего на ногах и пытающегося пройти, шатаясь, мимо него.
— Я это… — пытался возразить тот, притворяясь быть трезвым, но падая на четыре опоры, и даже в таком положении – старался отдать честь своему непосредственному командиру.
— Ну-ка ещё кружочек сделай, мля, — пинал бойца ногой старшина, — за пьянство завтра накажу, скотину.
Отсюда положительный эффект был достигнут раз и навсегда и никто даже не пытался противиться установленным порядкам.
В назначенное время, примерно за два часа до обеда, когда можно было разбудить отдыхающих от наряда, старшина устроил построение.
— Сержант, доложите о наличие морпехов, — употребляя незабываемую морскую терминологию, командовал он, — Кто, мля, не все, того накажем.
— Все на месте! Отдыхающих от наряда подняли тоже! — рапортовал сержант.
— Так… В ентот раз, мля… Идем играть в футбол!
— Уррраааа!
— Ага… Поурякайте мне тут. Идём, мля, строем на опушку деревьев, по пути выполняя команду «Ложись».
Летнее солнце радовало глаз мягкими утренними лучами, а тело лёгкой утренней прохладой. Но так было вчера, а сегодня – жара перед обеденным зноем. Солдаты, одетые по форме два, как на утреннюю зарядку – с голым торсом, шли играть в футбол. На поляне старшина, стукнув пару раз мячиком о землю, ошарашил:
— Разминка, мля! Короткими перебежками, дрын-трын, от меня и до следующего пня! У пня кувырок через голову! По кругу – пять раз…
Футбол разгорячил нас, солдат, до предела, но счёт оставался четыре-четыре.
— Кто участвовал в уличных драках? — кричал судья-старшина. Молчать! Щас сам проверю… Побеждает та команда, чей член первый войдёт в ворота противника сам, мля, без мяча, мля. По морде и яйцам не бить остальное, дрын-трын, можно всё!
Ого… Что тут началось: ноги с руками были пущены в ход и даже те самые морды, по которым бить нельзя, но ими можно! Появилась кровь… Самый хитрый, хохол из Харькова, от команды противников отбежал резко назад, затем пулей обогнул дерущихся и забежал в ворота. Старшина признал победу за ним и его командой, с удовольствием, как нам показалось, отметив настоящую солдатскую смекалку.
И вот что мне по этому удивительному поводу уж очень хочется отметить. Ведь в строю были все: и сержанты, и рядовые, и деды, и черпаки, и духи. Все, без исключения, были равны друг перед другом, что в игре, что при выполнении задания. В лужу вместе, в игру вместе, в драку – тоже самое. Вот ведь что происходит, когда солдат в армии занимается тем, что он, собственно, и должен заниматься – учиться служить отечеству. А у нас, в большинстве случаев, уборка территории занимает больше времени, чем выполнение непосредственной задачи, ради которой человек, а не уборщик, призван в Советскую армию. Вот где собака-то зарыта, вот где источник зла, когда старослужащий не хочет плац мести, а заставляет это делать духа. В стройбате тогда что? А здесь… Попробуй, тот же дедушка, не выполнить приказ старшины «Ложись», а? Не выполнение приказа командира по Уставу – воинское преступление.
— Ну, чё? Довольны, оглоеды? — улыбался во всю ширь усатого лица старшина. — Если не нравятся кому-то енти сборы, мы им, мля, устроим – другие. Послезавтра марш бросок на шестьдесят шестом.
Когда наступило послезавтра, ещё болело всё тело от предыдущих экзекуций. Возле казармы остановился ГАЗ-66, неизменный спутник комендатуры с тупым носом у кабины и брезентовой крышей на кузове. Про него говорить особо нечего, кроме того, что это с очень хорошей проходимостью грузовик с бескапотной схемой. Кабина у него откидывается и, если не зафиксировать её в закрытом положении – она сама откинется от любого столкновения. Наш водитель это испытал на собственном опыте: кабина откинулась, руль упёрся в водительское сидение, которое, в свою очередь позволило рычагу смело идти как раз между ног водителя, прищемляя мужское достоинство. Если мыслить логически, то сию машину никак не мог спроектировать мужик, потому что женщине прищемить нечего.
— Чёртова баба! — орал солдат вылезая из кабины скорчившись до полусмерти. — Чё, в стране конструкторов больше не нашли!
— Рулевое управление, мля, — говорил старшина, вылезая с пассажирского сидения, — служит для поворота налево, направо и в другие стороны. Но не в стену, мля, бестолочь!
И всё же эта машина была востребована в Советской армии. Она могла пролезть по жесточайшему бездорожью и была настоящим вездеходом. Пусть грузоподъёмность у автомобиля невелика, но с поставленными задачами ГАЗ-66 всегда справлялся на отлично.
Новые практические занятия, которые придумал старшина, были таковы, что он ехал в кабине, а в кузове мы – солдаты с карабинами; в определённый момент старшина давал команду:
— Морпехи, пошёл!
И мы шли… Прыгали на ходу с кузова на асфальт или просёлочную дорогу, падая на ноги, присев и, стараясь перекатиться, чтобы более-менее удачное было приземление. Ага, тут ещё и карабин чтобы его не испортить и себя им же не поранить… Далее – нужно было бежать за грузовиком, догнать его и взобраться на ходу на борт. Лесенка сзади одна и поэтому сложно было выполнить данное упражнение: пока один взбирается, остальные бегут следом. Причем старшина, гадский тренер, в самую неподходящую минуту толкал водителя и тот увеличивал скорость. В будущем эти учения не прошли даром, но об этом в следующий раз.
Вот привёл лишь некоторые небольшие эпизоды, запомнившиеся мне в той степени яркости, что очень хочется показать читателю. Нам даже были организованы курсы, где был представлен настоящий тренер по обучению «Самбо». Но всего прошло лишь с десяток занятий, и я на всю жизнь запомнил «бросок через плечо» и «бросок через себя в кувырке назад», что очень мне пригодилось на гражданке не один раз. Причём, когда мы уходили на дембель, всем было выдано свидетельство о том, что пройден полный курс по обучению не «Самбо», а «Карате» и дана подписка о неприменении оного в течение пятнадцати лет.
Я чрезвычайно далёк от мысли идеализировать мою Советскую армию. В ней было всё… Были солдаты-разгильдяи, были тупые куски-прапоры, даже сержанты-садисты были… А про офицеров, особенно не из училища, но после военной кафедры института вообще говорили: «Как надену портупею, так тупею и тупею». Я пришёл в слепок общества – мою Советскую армию обыкновенным мальчишкой, а покинул её вполне состоявшимся мужчиной, полностью готовым к самостоятельной жизни. Я хвалю и честно ругаю мою Советскую армию, как и своё государство в целом, как это и бывает в любой нашей семье. А моя армия и была той самой семьёй. Но и за Родину я также встану изо всей солдатской силы!
