Позвонил отец и говорит: Слушай, здесь, на острове, я умираю. Вышли мне по почте тысячи три. - Да, конечно, папа, я понимаю. Я вышлю тебе эти сраные деньги, Обойдусь без пары левисов новых. На меня наступают забытые тени: Что ты всё о деньгах, скажи хоть слово. На лекарства, говорит, очень дорогие лекарства. Позвонил твоей матери - говорит: собирай бутылки. Ты видишь (плачет), где я сейчас оказался. Папа, ты же мужчина, говорю, не хныкай. Меня здесь окружают большие вещи. Я пишу стихи, в узких кругах я популярен. Да, моя жена заменяет мне женщин. Она мне столько волшебного каждую секунду дарит. Видишь, твой сын счастлив, я ведь и правда счастлив. Ты ведь был счастлив, ну, 10, 20 лет назад? Говорят, любовь закатилась, но она никогда не гасла. Послушай, я тебе правда очень, очень рад. Инсульт, в любой момент. Очень плохой диагноз. В трубке всхлипы. Папа! – ору – твою мать! Я не помню, я потерял, диктуй адрес. СПб, Канонерский остров, д.14, кв.5. На твоём острове, ты знаешь, я никогда не был. Мне всегда казалось, там туземцы и роскошный закат. Где бы я не терялся, не метался где бы - Я изредка вспоминаю твои руки и взгляд. Ты хочешь от меня правду? Ты умрёшь, я знаю. Одинокий, покинутый и больной. Это страшно. Но я тебя прошу, умоляю, Будь со мной мысленно, будь со мной. Я пошлю три тысячи на твой потерянный остров. Завтра. Ты их получишь через два дня. И если здесь есть бог, а его не может не быть просто - То ты вспомнишь и простишь меня. Я когда-нибудь окажусь на твоём месте. На каком-то острове, на какой-то ничтожной земле, И буду просить, рыдая: 300, хотя бы 200. И ты, со всех сторон света, улыбнёшься мне. Это не расставание. Это не слёзы в трубке. Я слышу, явственно слышу: шумит вечерний прибой. Папа, скажи туземцам, пусть помолчат минуту. Скажи им и выйди из комнаты с гордо поднятой головой.