ОБНЯТЬ ЛУНУ НА ЖЁЛТОЙ РЕКЕ. ЭПИТАФИИ. Фу И Фу И любил и тучку и холм, А загнулся от алкоголя Ли Бо И Ли Бо тоже умер пьяным. Он хотел обнять луну На Желтой Реке. (Эзра Паунд). Как и другие народы, китайцы придавали особое значение свойству вина ввергать человека в состояние опьянения. В народах бытовало поверье о неких чудесных винах, от которых люди становятся мертвецки пьяными на целую тысячу дней. Начиная с эпохи раннего Средневековья, опьянение стало аллегорией духовного блаженства и свободы, и удовольствия винной чарки воспеты многими лучшими китайскими поэтами, особенно Тао Юань-мином и Ли Бо. В каллиграфии и в искусстве рукопашного боя существовал особый «пьяный стиль», где опьянение выступало знаком самого чистого вдохновения и потому высшей просветлённости сознания, поскольку ослабляя рассудочный самоконтроль, вино открывает необыкновенную чувствительность духа. И не случайно, с лёгкой руки поэта и сановника периода династии Тан Ли Дэюя в китайскую традицию вошло понятие «отрезвляющего камня», то есть спонтанного прозрения истины после хмельного веселья. Тао Юань-мин. ЖИЗНЬ УЧЕНОГО "ПЯТИ ИВ". «Ученый этот, откуда он - не знаю, и как фамилия и имя его ученые- не знаю также я. У дома было пять деревьев ивы, и он от них прозванье получил. Он был беспечен и спокойно величав. Он мало говорил. Он не стремился к славе и наживе. Любил читать, но не искал с усердием чрезмерным глубоких объяснений ко всему. И каждый раз, как появлялась у него идея и понимание чего-нибудь, он приходил в восторг и забывал обед. Любил вино всем сердцем, всем нутром. Семья была бедна, он не всегда вино мог доставать. Родные и старинные друзья- все знали о такой его природе, от времени до времени, бывало, ему вина поставят, пригласят. А он придет к ним, станет пить, все выпьет до конца, стараясь обязательно напиться. Когда же напьется пьян, отходит от стола, и в сердце нет заботы никакой, остаться ли ему гостить иль уходить. Забор его жилья был жалок и убог, не закрывал его от ветра и от солнца. Одет он был в короткую рубаху в заплатах и узлах. В корзине, в тыквине бывало пустовато, но он был равнодушен и не тужил. Он часто сочинял для собственной забавы в старинном стиле ряд вещей, в которых хотел всем показать, к чему лежит его душа, и забывал задуматься над тем, удачно вышло или нет. Вот с этим настроением в душе он прожил до конца всю жизнь. Кто ж этот человек? Времен ли он монарха У Хуай? Времен ли он монарха Гэ Тянь-ши?»