По Люсиновской улице шел юноша – худой, с рюкзачком за плечами - шел быстро, легко. Он увлеченно грыз яблоко, держа его в левой руке, а правой, сильно отмахивая, помогал ходьбе. Старик, который сидел на остановке и ожидал троллейбуса, подумал, что вот раньше рюкзак использовали только для походов, а так обычно ходили с большим, дутым портфелем – как его называли «министерским». В нем легко умещалась стопка тетрадей, несколько книг, пара бутылок пива, банка рыбных консервов, а также, при необходимости, и сетка картошки. Глядя на юношу, старик ощутил себя таким же пухлым и тяжелым, как носимый им в молодости портфель, от которого у него теперь правая рука ныла и хрустела в локте. Подъехал троллейбус и дружественно распахнул двери. Старик сел в него, и когда троллейбус тронулся, вновь увидел юношу, который по-прежнему шагал по тротуару и грыз яблоко, наверное, уже другое. Неожиданно молодой человек поперхнулся, плюясь яблочной кашицей, сморщился, точно в рот ему попала горечь; недоеденное яблоко упало на асфальт и покатилось под ноги прохожим. Троллейбус набрал скорость, юноша остался далеко позади, а память старика прихватила с собой яблочный огрызок и вскоре удивительным образом воспроизвела его во сне. Старик прогуливался с Исааком Ньютоном по лужайке, где-то в окрестностях Лондона, они рассуждали о роли яблок в открытии законов. - Да, коллега, - говорил, Ньютон, - это уже становится тенденцией – пора бы организовать научное общество яблочных открытий. Вы утверждаете, что все тяготеет к своей противоположности. Замечательно! - мне здесь особенно нравится слово «тяготеет», - из обычного явления сделать такое обобщающее заключение, - и только потому, что сначала яблоко было целым, а потом оказалось огрызком! Но не кажется ли Вам, коллега, будто что-то такое скоро станет утверждать Гегель? Помните: Теза-Антитеза? Хотя не важно, все равно нашего яблочного полку прибыло. Поздравляю! Маленькая лохматая собачка бежала перед ними. - Мне вот 20 лет, - сказал Исаак, достав из рюкзачка, что висел у него за плечами, яблоко и с хрустом его надкусив, - я собираюсь сделать кучу открытий. Собачка замедлила бег и остановилась. Они обогнали ее. - Так вот, - продолжил Ньютон, мне уже 80 лет, я многое сделал, жизнь моя завершается, я устал. Лицо его действительно выглядело болезненным и усталым: глубокие морщины залегли на лбу, а брови поседели, глаза поблекли. - Подождите, передохнем, - сказал он, задыхаясь. Они остановились, пропуская вперед плетущуюся за ними собачку, и та будто ожила и, радостно залаяв, рванулась в раздвинувшееся перед ней пространство. Ньютон отдышался, и они опять продолжили прогулку. И, странное дело, с каждым шагом походка его становилась все более легкой. Между тем собачка бежала уже далеко впереди и, задорно лая, приглашала поиграть с ней; они с гиканьем и в припрыжку понеслись. Когда же им удалось нагнать ее, щеки Исаака пылали роскошным румянцем молодости. - Хотите, подарю Вам мою игрунью? – спросил он, подхватив сучащую лапами запыхавшуюся беглянку. - Спасибо, а как ее зовут? - осведомился старик. - А это будет Вашим следующим открытием, - ответил Исаак, исчезая во сне, - только ни при каких обстоятельствах не позволяйте ей оказываться у Вас за спиной. Старик проснулся - он давно проехал свою остановку, - и, выйдя из троллейбуса, решил отправиться назад пешком. Двигался он медленно, так что поток спешащих людей обтекал его, точно булыжник на дороге, и все же силы его стали иссякать. В это время людское течение вынесло перед ним собачонку, и он признал ее, это была она, та самая лохматушка из сна - точно такая. Она бежала перед ним, постоянно оглядываясь, будто проверяя: следует ли он за ней, и ему пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать. Постепенно тяжесть покинула его тело, а ноги перестали семенить. Вдруг залаяв, его маленькая провожатая бросилась через дорогу на перерез машинам. Старик хотел было окликнуть глупышку, но вспомнил, что не знает, как ее зовут, и закричал, что есть мочи, как младенец, еще не владеющий речью: «А-а-а-а-а!» Собачонка остановилась, будто прислушиваясь к чему-то, - машины объезжали ее, сигналя, но она не реагировала, - а потом, завиляв хвостиком, повернула в обратную сторону, и, подбежав к старику, стала ластиться, предано глядя в глаза и мотая хвостом. - Так тебя зовут «А», - сказал старик в удивлении, – так просто? Собачка, присев, заскулила. - Чем бы тебя угостить, у меня и нет ничего с собой. Он порылся в карманах, для верности, но там, и правда, ничего не было. – Сейчас, милая, дойдем до дому, я тебя чем-нибудь накормлю. «Гениально, он ее назвал просто «А», - восторженно думал старик, - это подсказка для меня: ведь на самом деле все тяготеет к простоте! Браво, Ньютон!» Юноша дежурил в больнице медбратом. Сдав утром смену, он вынул из рюкзака яблоко и, крупно надкусив его, покинул больничные стены, а через какое-то время уже шагал по Люсиновской улице. Навстречу ему брел старик в сопровождении лохматой собачонки, которая плелась за ним - старик ее окликал, точно убаюкивал. И юноше вспомнился один больной - из тех, которые долго не идут на поправку, - похоже, тот стонал или звал кого-то, но голос вытягивал только слабенькое «А». И молодому уху послышалось: «Мечта...».