По ночам мне является чёрный Париж, Рассыпает глухие огни. Иностранец, ты в смокинге рыбьем горишь И глядишься в блестящий плавник. Почему же так чёрен, так чёрен ты, Словно ваксы большой вагон? Ты являешься ночью, из пустоты, Из погибших во тьме времён. Подъезжает ко мне, колесом шурша, Чёрный с серым кабриолет. Башня Эйфеля чудо как хороша. Мы летим, обгоняя свет. Я забыл спросить, погоди, шофёр, Не велик ли ночной тариф? Сколько душ обобрал ты и в ночь увёл? Счётчик твой отчего не горит? Пролетаем яростный Мулен Руж, Пролетаем музей Орсо. Сколько мельница эта смолола душ? Сколько весит без рамы сон? А ведь в этих рамах висел и я. И я видел твои глаза! Я забыл, на что я их променял, И сойти мне уже нельзя. Всё, приехали. Ночь распахнула дверь, И я, пьяный, с кем-то кружусь. Этой ночью Армстронг поёт, как зверь, И бокалов ускорен пульс. И всей тяжестью этих глухих огней, Чернотою блестящих лиц Я раздавлен – и как мне бежать за ней, Как сойти с шуршащих страниц? И лицо своё белое прячешь ты, Ночь встаёт, как бумага бела. Я не знаю больше такой мечты, Где б любовь моя не жила.