В деревне "Забивалово" стояла ночь. Месяц с нагло расползающейся физиономией лениво разбрасывал по округе скорее пародию на свет, нежели настоящее лунное освещение. Возле покосившейся от времени избушки семьи Отщепенцевых собака Жулька по привычке затягивала продолжительный вой и замолкала за всю ночь лишь на полминуты, когда ей казалось, что хозяева собираются вынести ее любимые, засохшие еще в прошлом году, кости зарезанной коровы Машки. Неподалеку от избы росли две согнувшиеся в три погибели березы, под которые семья Отщепенцевых каждую осень закапывала грибницу обабков и под которыми каждое лето ничего не находила. За березами высились две теплицы, сверкающие своими разбитыми стеклами как гирляндами на новогодней елке. В теплицах этих вряд ли, даже при всем желании, можно отыскать больше трех гнилых помидоров, пары переросших желтых огурцов и нескольких, скрученных как спиралевидные макароны, перцев. Все остальное, в сотку величиной, тепличное пространство занимали сытые, довольные и лоснящиеся своей зеленью сорняки. Внутри избушки готовились ко сну. Поликарп, отец семейства, лежал на печке и, раскуривая отсыревшую папиросу, сиплым басом давал наставления жене Агафье: - Ты, Агафья, дуру то не гони! Я ж ведь, баба, тебя насквозь вижу! Смотри у меня! - Поликарп прокашлялся, почесал себе правую ягодицу и замолчал. - Лежи там, старый пень, и не гавкай! - рассерженно отвечала Агафья. - И на кой черт я только жисть свою молодую, красивую на тебя променяла?! Жила бы себе одна, в свое удовольствие и горя не знала бы! Поликарп приподнял голову. - Это ты то красивая? Да если б не я, до сих пор бы в старых девках шлялась! Сходи-ка лучше в сени, дров принеси, а то печка еле теплая! Агафья хотела было снова огрызнуться, но, ничего не придумав, раздавила одиноко сидящего на печке таракана и пошла в сени. Поликарп злобно зевнул и ему вдруг показалось, что в животе что-то забулькало и зашумело. Он привстал, спустил с печки ноги и, выпучив глаза, заорал истошным криком: - А-а-а-а-гафья-я! Неси скорее свое жирное тело сюда! По-о-ми-ира-аю-ю! Из сеней послышался шум падающих дров, переходящий в звон от их ударов по железной кадке, и через мгновение Агафья с матами вбежала в комнату: - Ты чаво, мать твою, орешь как резанный?! - Помираю, Агафьюшка! Точно тебе говорю, помираю! - Поликарп схватился за живот и медленно сполз с печки. - В животе бурлит. Не к добру это! Душа испаряется! Жулька, уснувшая пару минут назад от собственного же воя, услышав крики, проснулась, вскочила на ноги, осмотрелась и, убедившись, что шум никакого отношения к ней не имеет, посмотрела на небо и завыла еще громче прежнего. Однако, завидев неподалеку червяка, партизански проползающего мимо ее будки, она успокоилась и принялась изучать его строение, предварительно разорвав тело оного на две неравные половинки. - Дурак ты, Поликарп! Столько лет прожил, а ума так и не нажил! - доносилось из избушки. - Как же душа может испариться, ежели ее у тебя нету?! (Пауза.) Да а… Так дураком, стало быть, и помрешь! На чердаке заверещал сверчок и Жулька, закопав мертвое тело червяка в землю, стала подвывать в такт. Из сеней во двор вышел Захар, младший сын Поликарпа, присел на лавочку возле дома и закурил. - Черт бы их побрал!- шепотом начал браниться Захар. - И чаво они токмо не поделят?! А? И сами не спят, и другим не дают! Услышав шепот Захара, Жулька решила, что обращаются к ней и, подойдя поближе, завиляла хвостом. - Жуля, кошка облезлая, а ты чаво приперлась? - поднимая глаза на собаку, ласково сказал Захар. - Небось, жрать хочешь, свинья ты провинциальная? Захар погладил животное и достал из кармана кусок зеленого от плесени хлеба: - На, Жуль. Ешь, пока дают! Животное брезгливо понюхало корку, сморщилось и есть не стало. - Ах, мы еще и с претензиями?! Ну и сиди, пялься дальше на свою луну! Значит, не шибко голодная! - рассердился Захар и сам проглотил корку. Жулька обиженно гавкнула, развернулась и полезла в будку. Захар молча докурил, поднял с земли березовую ветку, отвалившуюся на прошлой неделе и кинул ее вслед собаке, после чего скрылся внутри избушки. Поликарп снова лежал на печке. Мирно посапывая, он пускал слюни в подушку, время от времени переворачиваясь с одного бока на другой. Часы чуть слышно отстукивали половину четвертого. Агафья раскинулась на кровати, но не спала, а только лишь отдыхала. Ей еще надо наколоть дров на утро и убрать в избе, поэтому ей нельзя спать. Захар ленивыми движениями пробирается к себе в комнату, напоследок бросая прощальный взгляд на все вокруг, одновременно с этим почесывая себе плечо. - Мать, - говорит он, - до обеда меня не буди. Завтракать не буду. Поспать охота, - и запирается на ключ. Месяц, ехидно поглядывая на Жульку, уснувшую в будке, прячется за облаком, а потом и вовсе исчезает. Деревню окутывает тишина и только ветер, посвистывающий в верхушках деревьев, нарушает ее. Все вокруг спит. Проходит несколько минут и Агафья, заблудившаяся в потоке своих мыслей, тоже засыпает, так и не наколов дров и не убрав в избе. Завтра ей попадет… 9.02.2001