Глава двадцать восьмая.

«Всякая крайность нехороша; всё благое и полезное, доведённое до крайности, может стать и даже, за известным пределом, обязательно становится злом и вредом.»

Ленин.

«Основной урок всех революций – твоя же власть тебя же сожрёт, если не сумеешь её оседлать».

Абдурахман Авторханов.

Из дневника Ивана.

Ключ – удивительная вещица, подобная обыкновенной флэшке, но с таким запасом энергии, которой бы позавидовали все компьютеры земли вместе взятые. Ключ способен сгенерировать в себе сознание его держателя в оцифрованном состоянии, подключаясь непременно к вселенской компьютерной организации. Именно он способен определить его держателя в прошлое или в любую точку вселенной в самое короткое время, но с непременной временной перезагрузкой в случае повторного вмешательства в систему Чрейды.

Удивительно, но если любое прошлое для любой цивилизации необходимо неизменно, то и прошлое для какого-нибудь отдельного человека в обязательном порядке также будет неизменно. Моё прошлое не изменилось в одной реальности и даже в другой, когда в одном случае наступила болезнь и смерть, а в другом случае несчастный случай, связанный с убийством, приведший опять к неминуемой смерти. В изменённом состоянии прошлое получило новую реальность, в новом Параллельном Мире. Это как раз говорит о том, что невозможна встреча двух двойников, если только при рассмотрении друг друга, не входя в контакт. Но даже в противном случае я буду видеть своих двойников, как из собственного правильного Мира, а двойник будет видеть меня только в эфемерном состоянии нереальным и неосязаемым.

---------------------------------------------------------------------------------------

Зима. Снег.

— Откуда зима? Откуда снег? — Задавался Иван одним и тем же вопросом довольно продолжительное время, пока не увидел двух бегущих людей.

Это были два солдата. Было видно, что оба еле-еле передвигали ноги по неглубокому снегу. Один с карабином, к которому был примкнут штык-нож, догонял другого.

— Это же я! Это же я! — восклицал, повторяясь, Иван. — Это я с карабином!

Он вспомнил всё. Да и как тут не вспомнить, когда даже уже в зрелом возрасте Ивану часто снился один и тот же сон, где он чудом остался жив. Это случилось в восемьдесят четвёртом году, когда, будучи в армии, Иван служил в комендантском взводе в славном городе Загорске. Из взвода его командировали выводным в женский следственный изолятор. Шёл февраль. Иван очень удивился однажды, когда приехали за подследственной заведующей ВоенТорга Москвы. В здании СИЗО шёл невероятный шум и галдёж. Что-то гремело, стучало и даже было слышно на удалении, как кричали «Ура». Как потом выяснилось — умер генсек Андропов.

— Чему они радуются? — Спрашивал тогда Иван.

— Так ведь амнистия предвидится теперь. Вот и радуются… — отвечали ему, удивлённому и растерянному.

Долго Иван рассматривал красивое лицо заключённой под стражу и никак не мог понять, почему ей грозит восемь лет тюрьмы только за то, что она присвоила каких-то пятнадцать тысяч рублей. По приезду в часть, отдохнуть не дали — пришла срочная телефонограмма и комендантский взвод был поднят по тревоге. Случился бунт в Переславле-Залесском, в одном из строительных батальонов. Стройбатовцы избили и связали своих командиров. Зачинщики кавказской национальности бросились в бега.

На улице стоял крепкий мороз. Газ-66 с солдатами на борту уверенно набирал скорость. Ивану много раз приходилось сидеть под брезентом этого автомобиля в любую погоду. Командиром взвода был мичман. Да-да… Его недавно комиссовали с флота, и он некоторое время так и ходил в морской форме. Чудаковатый был командир, заставляя солдат содрать краску с полов в казарме и драить их, словно на палубе корабля. Мичман частенько во время тренировок отдавал команду бежать за Газоном, взбираться в кузов на ходу и затем — прыгать с борта в любое, самое неподходящее время. При подходе к месту дислокации военно-строительной части, был замечен солдат, убегающий с дороги в заснеженное поле. Вот тогда командир взвода и выкрикнул в приказном порядке в приоткрытое окно кабины, мол, младший сержант такой-то, пошёл на выход… Водитель сбавил скорость, а Иван выпрыгнул с привычным кувырком на обочину, бережно держа перед собой карабин. Тут же был приткнут штык-нож и началась погоня…

Тот момент Иван очень часто прокручивал в своей голове. Ведь совершенным чудом оказалось, что он в то злополучное время остался жив. До такой степени Иван устал, догнав беглеца, что даже и не понял, как бунтовщик умудрился вырвать у него из рук карабин. В секунду промелькнула вся предыдущая маленькая жизнь мальчишки. Штык был в сантиметре от его шеи. Но что-то такое вдруг произошло и… Беглец бросил в сторону оружие, сел на снег и заплакал. Ему тогда дали два года дисбата и больше о нём Иван ничего не слыхал.

Стоял довольно внушительный морозец, но Иван его не ощущал совсем, рассматривая картину, в которой сам же и был участником. И вот… Тот долгожданный момент: у него, выбившегося из сил солдатика срочной службы, в процессе продолжительной погони, отбирают карабин и с невероятным усилием вонзают прямёхонько в шею штык-нож. Тот, молодой Иван, только вскрикнуть успел и пошли ужасные хрипы.

— Как так-то! Не может быть? — затрясся Иван, растерянно наблюдая за происходящим.

Он тут же взял себя в руки и по какой-то невероятной инерции сжал в руке Ключ, взывая весь свой разум к неизвестной ему самому Чрейде, с неистовым посылом о явной несправедливости, произошедшей в мире. Одна секунда прошла всего и…

Иван вновь стал наблюдать такую же в точности картину, когда он с карабином в руке догоняет стройбатовца кавказкой национальности, выбившись полностью из всех своих солдатских сил. Иван, не моргнув глазом, оказался около солдат и в один момент ухватился, с невероятным устремлением, за приклад карабина, который уже шёл удивительно прямёхонько штык-ножом к горлу. Бунтовщик, как только не старался, но лезвие ножа так и оставалось в сантиметре от шеи. Иван собрал все возможные силы и отбросил в сторону предмет опасности для жизни и для здоровья себя самого, лежащего в неистовом исступлении на белом снегу.

— Ваня, Ваня! — услышал Иван голос откуда-то сверху. — Ваня, возвращайся немедля.

Ещё секунда и… Прошка прикладывал мокрый платок на лоб Ивана, приговаривая:

— Какого хрена тебя в своё солдатское прошлое понесло?

— Слушай, дружище, — лепетал сквозь зубы Иван, — это что же такое получается? А? Я что ли сам себя, выходит, спас?

— Спас, Ваня, спас…

— Как же? Значит, если бы я сейчас вот тут… на этом самом месте, в девятнадцатом веке не оказался, то и не спас бы себя самого в двадцатом веке?

— Нет, Ваня, не спас бы… Твоя смерть осталась в другой параллели.

— Ничегошеньки не понимаю… Уж больно много смертей моих в параллелях тех скапливается.

— Поймёшь, — чесал за ухом Прохор, — токмо уже не забудешь никогда, как бы ентова не схотелось. У нас один день с тобой остался. Уж думал, не вернёшься из того дурацкого времени. Одно радует – ключ тебя слушается. Успеем потренироваться на удалении, ежели не размажут нас с тобою по вселенской бесконечности.

А далее Прохор убедительно настоял прогуляться по небольшому городу. Мол, прошвырнёмся туда-сюда, может какую историческую несправедливость устраним, ко времени будь оно сказано. Он загадочно подмигнул Ивану и повёл его в одном, только ему известном направлении. Таким образом, прогулка по городу оказалась совсем непродолжительной. Прошка с удивительной легкостью взобрался по приставленной лестнице на крышу громадного дома. За собой он тянул, неизвестно откуда взявшийся кирпич.

— Ваня, поторапливайся, — зазывал нетерпеливо он своего друга, — ты мне всю комбинацию нарушишь.

— Какого чёрта ты меня на крышу потянул? — оглядывался Иван по сторонам, но слушался с почтением и… лез.

— Такого, Ваня… Такого… Чёрта.

Надо же такому случиться, а может и не случиться… Но именно за несколько дней до этого момента — один, ничем не примечательный мальчуган, сдал вступительные экзамены на высшие баллы и тут же был зачислен в первый класс «А» городской гимназии славного города Симбирска. И вот теперь, шестнадцатого августа, в день начала учебного года, Володя надел тёмно-серые шаровары поверх хромовых полусапожек. Да-да, не удивляйтесь, это был будущий Ленин. В процессе снаряжения, он тщательно поправил тёмно-синий однобортный мундир с девятью посеребрёнными пуговицами и жёстким стоячим воротником. Затем, с небывалой лёгкостью, с разворота закинул за спину ранец установленного временем образца и вместе с братом Сашей и сестрой Анной пошёл на свой первый школьный урок. Саша был уже в пятом классе и у него уроки заканчивались намного позже, а Аня вообще училась в выпускном классе Мариинской женской гимназии. Вот по такому случаю и некоторому совпадению пришлось Володе Ульянову идти после школы одному. Мальчик он был самостоятельный и ничего не могло помешать ему на пути следования. Он уже обдумал свои первые впечатления о гимназии и сразу же пришёл к неутешительному выводу, что учиться будет не очень интересно в уже нелюбимом заведении. Спустя много лет Ленин будет говорить о нём: «Старая школа была школой… муштры, школой зубрёжки… Она заставляла людей усваивать массу ненужных, лишних, мертвых знаний, которые забивали голову…».

Светило летнее солнышко, заколдовывая на благоприятное состояние глаза прохожих, обращающих то и дело внимание на опрятно одетого гимназиста, идущего с невероятно радостным лицом и волнением от пережитых первых впечатлений. Володе вдруг приспичило по небольшой человеческой нужде и он, оглядевшись по сторонам, по причине ужасного нетерпения, свернул в сторону — за угол близстоящего дома.

— Давай-давай! Двигай кирпичину! — с неистовым рвением шептал Прошка Ивану, сидя на коньке именно того дома, возле которого маленький Ленин собрался привести малую нужду в исполнение. До того, как свершить приговор, прошли удивительные споры между нашими друзьями. Иван в упор не хотел видеть затею Прохора, а тот настойчиво настаивал на проведении данного эксперимента.

— Слушай сюда, чудо человечье! — С невероятным упорством агитировал на злонамеренный поступок Прошка. — Вить так надобно! Того время наше с тобой требувает, раз очутились туточки в самый аккурат.

— Мальчишку кирпичом? Кирпичом по голове? — Возмущался Иван! — Ты чё, дурак?

— Ой, ти… Какие мы все тут добренькие! Сам-то, а сам-то… орал намедни, будто надобно ишшо определиться кто тут, кто? Кто засланец, а кто сам по себе? Мол, без Ленина совсем бы история другим путём пошла.

Очутившись на крыше, на самой верхотуре довольно большого дома у Ивана закружилась с непривычки голова.

— Дай-ка я сам, — шептал вполголоса Прошка, — эх ты, нервотик.

Иван двинул в сторону напарника кирпич.

— Тут вить главное расчёт… угол падения и всё такое, — щурился тот на один глаз, — вот чичас-чичас, самое оно… самое подходящее время… Для него, для нас, для кирпича и для всех любителей истории.

Прошка с натугой охнул, крякнул и… Отпустил в недолгий путь снаряд красного цвета… Гимназист Володя Ульянов, будущий вождь всех народов, быстрым шагом приближался, а кирпич набирал скорость по наклонной крыше… Друзья затаили дыхание, и… Вдруг чёрный кот неожиданно выпрыгнул из близстоящих кустов, в наглую перебежав дорогу будущему вождю. Тот от неожиданности рванул вперёд — чисто по инерции, чисто интуитивно и наперекор судьбе! Кирпич надсадно пролетел мимо и, едва не зацепив затылок мальчишки, шмякнулся о землю.

— Крути ключ, — заорал Прохор, — в обратку время давай!

— Видно что-то мешает нам, не даёт сил на злой поступок, — запричитал взволнованно Иван, надеясь на конец душераздирающего эксперимента.

— Токмо без капризов мне туточки девичьих! Расчувствовался, хрен недорезанный! Крути время, сказал!

Солнышко осматриваясь по сторонам, весело наблюдало за идущим гимназистом в новеньком обмундировании с ранцем за спиной. Мальчишка, ни с того ни с сего, вдруг помчался в сторону близстоящего дома.

— Таперича на одну секунду раньше требувается кирпичину пустить, — расчётливо шептал Прохор. — Давай, пшёл… — отпустил он кирпич, — попадёт куда следоват, наверняка! Уж точно!

Кирпич уверено набирал скорость, скользя вниз к намеченной жертве. Володя спешил к стене дома, когда, как и следовало ожидать — выпрыгнул из кустов чёрный кот. Гимназист ошалело глянул на него и словно остолбенел… Кирпич с невероятным свистом пролетел мимо лица молодого Ульянова и с размаха шлёпнулся о землю. Удивлению Ивана и Прошки не было никакого предела! А юный Ленин с превеликой грустью на лице рассматривал разрастающееся мокрое пятно на новых форменных шароварах. Совсем немного прошло времени и, пока наши друзья с тревогой обдумывали план дальнейших действий, наш будущий вождь развернулся на сто восемьдесят градусов и уныло поплёлся восвояси.

— Гляди к, ты… Ничего его не берёт, проклятого, — ворчал Прохор.

— Значит, что? — Нетерпеливо спрашивал Иван.

— Значится – на лицо то самое явление, когда при любых обстоятельствах всё остаётся в неизменном виде и ты тут, как не крути, но историю уже не поправишь, даже используя параллели вместе взятые. Енти вожди, видимо, требуваются кому-то непреложно и являются некими отправными пунктами для дальнейшего хода исторического.

— Ко всему происходящему вроде бы уже всегда готов я, но и тут вдруг прям мистика какая-то, — всё больше и больше удивлялся вслух Иван.

— Вот мы с тобой и проверили, мистика аль нет. А ведь ишшо какая мистика! Начну с того, что один психолог из Германии, — разговорился Прошка, поглядывая на ключ, который также, с ещё большим интересом, разглядывал наш Иван, — Гюнтер Крузе его звали, составляя родословную нашего великого вождя, обнаружил — будто одну из прабабушек Ленина сожгли на костре в качестве ведьмы в тринадцатом веке. Во… как!

— Ничё себе! Не говорит ли это о том, что не иначе, как некие тёмные силы изначально вели к тому, чтобы Ленин в будущем развалил Российскую империю?

— Всё связано звеньями одной цепи. Вот мы с тобой сделали доброе дело, удалив с исторического пьедестала Нечаева. Но того спонтанно хотели воздвигнуть и его проще обнаружить было нам. А ентого гуся, как бы исподволь, со всеми историческими коллизиями привязали к определённому месту и вели его путанными путями, кои ни к какому разуму не подвержены, чтобы их вот так с кондачка распутать. Мы сейчас с тобой пришли и увидели факт того, что уже ничего не исправить, потому что историческое течение само за него отвечает и будет ровно так, как будет.

— Опять озадачил… Значит и Чрейда, получается, в заступниках у него.

— Дык, получается… Мы тут про сено недавно совсем разговор вели. Я же и Фролке, извозчику нашему с тобой, присоветовал им в данное время заняться, как наиболее прибыльным делом со спекулятивными последствиями. Так вот… Был такой Мойша Бланк, специалист по торговле спиртных напитков и он же, был нечист на руку при операциях с сеном. За что, собственно, и был уличён судом, но от наказания откупился. Потом, он же, был уличён в поджоге домов. А чтобы отвести от себя подозрения, поджог и собственный дом. Прошло время… А время было жутчайшее, коль сыновьям пришлось, дабы не портить далее себе репутацию отцовской «славой», вдруг взять и перейти в православие. Их крещение состоялось в Сампсониевском соборе Санкт-Петербурга в разгар лета одна тысяча восемьсот двадцатого года. Вот так и появились в свете Дмитрий, бывший Абель, да Александр, бывший Сруль. Далее тоже есть интереснейшие факты, когда стали погибать сыновья неестественной смертью. Но пока, новые православные получили возможность жить и работать в столице. Ленин и не скрывал своей симпатии к иудеям. «Все русские дураки, а если вы встретите умного, то им непременно окажется еврей» — поговаривал зачастую вождь, смакуя собственное изречение.

— При чём тут национальный вопрос и при чём тут евреи? — Приготовился было слезать с крыши Иван, но остановился.

— В ентом скользком вопросе кроется ещё один удивительный парадокс, Ванюша. Не будем же мы с тобой лукавить, что вскорости от ентого времени, в котором мы с тобой чичас пребываем, зачнётся Великая Октябрьская революция! А кто её делал? То-то и оно, чудо в перьях… Делали выходцы из черты постоянной еврейской осёдлости. Свердлов, Каменев, Троцкий — наш засланец и другие… Ведь все выходцы из еврейских семей. Они же, глянь-ка, составляли революционное большинство во всех партиях. Для чего, я вас спрашиваю? И сам же отвечаю: чтобы получить полные права за чертой осёдлости, против которой их исторически поставили.

— А как же тогда пролетариат с крестьянством? А как же бытие с сознанием, которые мы ночами конспектировали в бытность свою в прославленных временем научных библиотеках?

— Токмо не надобно давить на меня, сокел недорезанный, вить бытие не определяет сознание и енто факт неоспоримый. Какое, к примеру, было бытие самого Ленина? Невзрачный молодой человек с жиденькой бородёнкой — вот его бытие, когда в пору было взять псевдоним старик, хотя бы из-за внешности. Работы нет, денег нет, перспектив никаких… Даже жена, Надежда Крупская, нужна была для чего? Как он утверждал: «Быть вместе удобнее для дела». Как вам такое, брак для удобства? А? Сознание — огромные амбиции и способности на многое, явно подкреплённые извне. Ведь в гениальности его сомнений нет, раз устроил такое… Такое, казалось бы, невозможное и ни в какие ворота не лезущее. Нечего скрывать, что у Ленина был симптом расщепления личности и с психикой, как таковой, вообще было не всё в порядке. С детства наблюдались истерики, а в повзрослевшем мозге появилась высокая степень базальной тревоги. Неуёмная энергия выливалась часто в том, что он видел повсюду врагов, а это как раз и говорит о неоспоримости его поддержки от внешних факторов. Его кто-то вёл всегда напрямую к своей цели. Ульянов шёл только на временные компромиссы и в политике ни с кем не дружил, но воевал открыто и беспощадно. Он постоянно от кого-то откалывался, с кем-то размежёвывался, раскалывал группы и фракции. Бывшие союзники непременно становились врагами.

— После твоих изречений, становится на минуту понятно, где он взял тот рычаг, с помощью которого перевернул мир.

— Вот именно… Когда-то управляющий и когда-то помощник адвоката, будущий Ленин полностью разочаровался в крестьянстве. Потом, уже увидев пролетариат в буржуазном пространстве на западе, разочаровался и в рабочем классе. В начале девятнадцатого века, видев сытый пролетариат за бугром, Ленин понял, что тот готов сражаться только экономическим путём. А по сему написал работу «Что делать», где подробно описал создание боевой организации революционеров. И что бы вы думали? Такую партию он организовал и с горсткой революционеров «перевернул Россию»! Кстати, ты знаешь, почему Ленин стал Лениным?

— Известный факт, связанный с рекой Леной… Это ещё из школьной программы…

— Заткнись, программа... В городе Пскове господин Ульянов с помощью взятки в одна тысяча девятисотом году приобрёл пачпорт для выезда за границу. В пачпорте том и была фамилия «Ленин». Вот и вся твоя река со всеми придумками большевицкими о трудной доле во время революционного движения нашего вождя. Тот самый Ленин, что по пачпорту, был на сорок лет старше Ульянова, к тому же слыл известным дворянином. А по сему тот тугамент широко не был использован, но зато все свои статьи Ульянов стал почти всегда подписывать псевдонимом «Н.Ленин».

— Эй вы, мазурики! А ну-ка… сюды слезай, покудова, городового не покликал, — шумел внизу дворник, дюже крепкого вида мужик! — Вона, — показывал он внушительного вида свисток, — пошуметь-то завсегда сумею!