Перейти к основному содержанию
Невероятные приключения в подземелье 21
Глава двадцать первая.
«Человек не имеет никакого значения. Посмотрите, что происходит, когда вы морите его голодом. Он начинает поедать своих мёртвых собратьев, чтобы выжить. Человек заинтересован только в своём личном выживании. Только это реально. Вся спинозовская философия – это куча хлама».
Феликс Дзержинский.
Из дневника Ивана…
Чрейда выпускает пучками излучения важных мыслей, необходимых для дальнейшего развития общечеловеческого сознания. Но получает их не общество в целом, а отдельные лица, достигнувшие чистоты помыслов Чрейды и её скорости движения мысли. Если отсутствует достаточная чистота помыслов для общения с измерением света, где живут светлые мысли, тогда человек будет черпать их из противоположной тёмной стороны и в итоге будет с наибольшей вероятностью мучить других своими мрачными мыслями, да и сам непременно мучиться.
Человек противоречивое создание Чрейды. То он вдруг понимает и принимает мир в глубине тысячелетий таким, каков он есть. То начинает сам себе противоречить, а затем без устали твердить о безысходности и бренности жития с бытием. Он пугает собственный мозг Адом и Судом, внушая, что слаб он духом. Чрейда каждому даёт всё изначально, но и даёт право выбора, даёт человеку мучиться в собственных заблуждениях, взращивая в угоду Космоса совершенный мозг, из которого должно идти уже неподкупное и истинно светлое излучение, столь необходимое для всей Вселенной.
Вот и прошёл ещё один день в подземелье: наполненный, насыщенный до той степени, что жизнь в мозгах Ивана пошла странными дебрями… И дала такой, казалось бы, нелепый оборот, что на каждом шагу он ощущал что-то такое, которое создавало чувство непременной тяготы от неправильной и бесплодной прошедшей жизни. Чрейда, космос, черти, Эйда… Будто сверлило громадным буравом его голову, наполненную клубком извилин с непостижимой информацией. «Зачем это, для чего это и какой прок от этой адской тяготы в преисподней, которая вовсе и не преисподняя, и ад не ад, и черти не черти, а чёрт знает, что?» — думал про себя Иван, положив на голову мокрое полотенце.
— Нет, нет! Надо срочно отдохнуть! Очувствуюсь, оклемаюсь, а потом и соображу… — сказал он уже вслух.
— Отчего так ослаб, дружище? – невозмутимо стал расспрашивать Прошка.
— Больной стал какой-то… С недавних пор, дорогой мой Прохор, в жизни моей начался совершенно новый период, и я не могу себе дать точного отчёта… Почему этот интересный опыт не мог быть намного раньше от настоящего времени?
— Вона чего удумал… Кабы ентот период ранее обозначился – ничего хорошего бы точно не получилось. Всему своё время, так-то… Есть у меня излечение одно: чтобы отдохнуть от экскурсии, требувается совершить ещё одну.
— Так ведь разбитый.
— В процессе перемещения во времени я тебе сутки сна обеспечу.
— Мне бы с Эйдой ещё бы встретиться.
— Её Самбездныч отправил в командировку и здесь уж точно её красота не обозначится, токмо там, в других реалиях вы снова сможете встренуться. Уж я худого не посоветую…
Сквозь продолжительный крепкий сон давно уже Иван ощущал какие-то признаки суеты вокруг и около, но он решительно не мог раскрыть тяжёлых век, дабы дать свободу глазам. Что-то шумело и скребло над ухом, что-то стучало у самой головы, уткнувшейся во что-то мягкое лицом, что-то гремело и над ним, и рядом с ним, и одновременно где-то далеко… И только тогда, когда вдруг всё стихло, Иван открыл глаза и не понял опять ничего: пароход, на котором он находился, остановился у пристани. Ещё чуть-чуть и… Через открытый иллюминатор около его щеки бились волны, взбудораженные огромными колёсами, по палубе бегали матросы, гремела цепь… Иван открыл глаза, а вставать-то уж очень не хотелось. Не хотелось ни за какие-то ни было коврижки, пусть ты даже в другом времени очутился.
Ослепительные лучи любимого всеми солнца отражались водой на потолок каюты, где играли, бегая и зыблясь, иногда слепя. В круглое окно подувал свеженький ветерок с запахом речной воды. А лежать-то как хорошо! Так хорошо, что и вставать невмоготу. Лёжа и не поднимая головы, Иван понял и узнал, что рядом есть кто-то. Да и не кто-то, а сам Прошка – его рогатый гид и друг. Было слышно, как тот покашливает и как звякает в его стакане чайная ложечка.
— Лежи-лежи, дружище. — Услыхал Иван голос Прохора. — Почитай, двое суток прохрапел, усталый путник. Дыхни хочь неба голубого! Недоставало, небось, в подземке-то? Водицы речной нюхни! Я тут давеча во сне твоём ковырялся невзначай. Такого насмотрелся… ого… эротики там всякой, но… Пардонте, чес слово никому не рассекречу. Зато по остальным вопросам такая сумятица, я те так скажу: никакой пустой башке даже эдакое безобразие не позволительно.
— А что такое? – приподнялся на локте Иван. – И где мы есть?
Спросил и, словно не хотел ничего слышать в ответ, повернулся лицом к стенке каюты, потянулся отдохнувшим за довольно продолжительное время телом и, ощущая приятное шевеление мышц, протяжно зевнул.
— Ничего особенного, — не обращал внимания на тягучие поползновения туриста Прошка, — Ты озадачился, например, как, мол, мы там, в том времени сможем и тому подобное? Мол, не повлияет ли действие взбалмошных лиц на всё будущее, по типу той известной «бабочки»?
— И как? – отлетело от стены.
— Да очень просто. Про «бабочку Бредбери» уже был у нас с тобой разговор, будто она ни в коей мере не повлияет на перемену окружающего мира. Однако, кое-какие изводы квантовой механики, если даже взять земную науку, приблизившуюся вплотную к истине, допускает существование параллельных вселенных. Ты, кстати, испытал это на себе и видел намедни самого Хокинга в полном здравии. Ну так вот… Мы с тобой, как потенциальные путешественники, при попадании в прошлое, оказываемся в реальности, но токмо – альтернативной. В данном случае, просто-напросто – оцифрованной… И всё, чтобы мы тут не напартачили, ну никак не повлияет на ход событий в мире, из которого мы сюда пришли.
— А как же будущее?
— Насчёт будущего – всё гораздо сложнее обстоит: в него хода нет, зато есть знания о том, что нас всех там ожидает. Да, вот какая штука: в будущее нельзя, а оттуда – можно, причём не только нам, но и нежелательным для нас, сформировавшимся тёмным силам. Они пытаются переменить ход истории, что не представляется и для их тонкого ума возможным.
— Ну и пусть себе, — зевнул ещё раз Иван, — перемещаются, раз от них вреда никакого не предвидится.
— Вред есть… Да ещё какой! Темнота не может внести изменения в светлом будущем, но она всегда наносит неизгладимый вред командировочным из будущего. Поэтому мы чаще всего пытаемся осуществлять перемещения лишь с помощью сознания.
— А мы сейчас где?
— Ах, догада, — засмеялся Прошка, — всё там же…
— А это неопасно?
— Вряд ли… Думаю, что нет. Тем более, что у тебя имеется такой инструмент цвета золота, с помощью которого мы сможем в любой момент переместиться в то место, откуда прибыли сюда.
— С ума сойти! Судя по звукам, издаваемые пароходными колёсами за бортом, мы, примерно, во второй половине девятнадцатого века.
— Совершенно верно! В нём, в девятнадцатом…
— Ага, — всколыхнулся свежими силами Иван, предвкушая интересные приключения, — какие наши действия?
— Перво-наперво - никаких совершенно действий! Никаких! Девяносто пять процентов – слушать и смотреть; смотреть и слушать! Действовать в самых необходимых случаях: есть, пить, передвигаться, испражняться… Мыться, токмо в редких для такого путешествия скорых моментах.
Да будет вам известно — наши герои занимали двухместную каюту первого класса, вроде купе в спальных вагонах. А там, на палубе, обитатели четвёртого класса устраивались кто как хотел, на свежем воздухе под ярким солнышком и дождём, где можно спать, хоть сутками, либо наслаждаться удивительными видами изгибов волжских берегов. А Волга тем временем становилась всё шире и шире. Пароход шёл чуть ли не по середине реки и при взгляде на однообразную водную гладь скрадывалось расстояние. Только при виде рыбаков на берегу, которые представлялись маленькими человечками, можно было в полной мере осознать всё величие могучей реки.
У Прошки вместо копыт образовались внушительного размера ладони и пропал хвост. Рожки уменьшились настолько, что спрятались в непослушной копне волос, свалявшихся чуть ли не в подобие войлока. Кроме прочего, он прикрыл их неумело картузом с треснутым по серёдке козырьком, никак не подходившим под его всесезонную тельняшку. Зажав в локте каравай свежего хлеба, источающего невероятный ржаной запах, он другой рукой взял здоровенный нож и лихо отрезал внушительного вида ломоть. Затем, Прохор сделал на нём довольно толстый слой щучьей икры, неизвестно где добытой, и протянул Ивану.
— Лови момент, турист, пока я жив! И вот этого отведай, такого уж точно тебе больше не придётся отпить никогда и нигде, окромя, как только здесь и сейчас.
Иван вкусил с великой нетерпимостью хлеба с икрой и… Закатил глаза далеко-далеко в собственное, непередаваемое словами, удовольствие.
— А это что? Вроде как вода? – спросил он.
— Вода-вода, да не просто вода, а вода волжская! Прямо из реки, с борта подчерпнутая! Её, голубушку, можно без всяких на то опасений прям щас пить, словно из родника какого!
Скорость парохода казалась очень быстрой, сказывалось течение, способствующее ускорению судна. Берега пролетали мимо, открывая неповторимые виды. Друзья давно уже вышли на палубу и первым делом решили обследовать сам пароход. А посмотреть тут было чего…
— Слушай, Прохор, — заговорил однажды Иван, рассматривая матроса, который опускал швабру за борт, предназначенную для помывки палубы, — как-то странно всё это, проясни: как мы в этой каюте оказались, ведь не свалились же с неба?
— Врать не буду, да — прямёхонько в енти махонькие иллюминаторы! — смело держал ответ Прошка.
— Дык, как того-самого? Мы в теле собственном сейчас?
— В нём, в самом… С твоим инструментом очень даже способно перемещаться в прошлое. Надо же пробовать? Не боись, чай для кспременту мы токмо туточки очутились. Для твоей же науки…
— Ну, а дальше что?
— А дальше… А дальше ваша светлость спать изволили, а я шасть в карман и за ключик… Ночью дело было… Я заранее распознал, что в этой каюте два мошенника отдыхають, двое мерзавцев, коих крайний свет не видывал. Вот и воспользовался данными мне полномочиями и зараньше их обезвредил.
— Как? … обезвредил?
— Не до смерти, конечно, не переживай… На берегу, небось, уже обсыхают.
— Сам же говорил, мол, ни-ни… Никаких действий! – У Ивана аж пот выступил на лбу и икрой щучьей чуть не подавился, с прихваченного с собой бутерброда.
— Я, чё тебе, на палубе, в четвёртом классе поеду, чё ли? А правило к тебе в первую очередь относится, чай я ишшо пока за главного туточки! Ага!
За невероятной чистотой и маловозможным порядком на речном судне следили уборщики-матросы. Иван с интересом в глазах следил, как вахтенный драил палубу шваброй, созданной из длинной деревянной рукоятки и, привязанной к ней, пучка пеньковых верёвок, разлохмаченных на тонкие волоконца. Матрос ловко шлёпал шваброй, а вода стекала за борт через небольшие отверстия. Поскольку много места занимали пассажиры, вновь приобретённой чистоты казалось для Ивана маловато. Ведь по чисто-выдраенной местами палубе несло мятой от пряников вместе с запахом селёдки и, одновременно, керосином, а в особенности махоркой…
— Эко, ноги-то расставил до бортов! — Возмущался на Прошку мужик с грязной бородой и тремя баулами, которые, видимо, очень страстно охранял. — Чиво ты тут раскорячился, словно бухар эмирский?
— Дык, так, между прочим, — ответствовал Прошка, хитро сощурившись, — спросить желаю: нет ли туточки выпивки какой поблизости?
— Это, милок, тебе к Анастасии Егоровне обратится требувается… Вона, она, словно уточка по палубе вышбендёривает от беременности постоянной.
— Без детей разе баба? Так, отсевок какой-то…
— Так-то так, токмо все её беременности мертвячками кончаются. Как ишшо сама на тот свет не снизойдёт? Вона – жёлтая вся и опухшая.
Иван даже не понял сколько мгновений пролетело, а в его сторону уже летели звуки знакомого голоса:
— Эххх! Хороша! Аж в лобешник с размаху стукнула, проклятая! — Хрустел малосольным огурцом Прошка.
Иван поморщился от непредвиденной выходки своего дружка, размышляя, мол, неужто я сейчас вот такое в мыслях подсознательных имею, но ведь именно таким образом Прохор объяснял своё невыносимое поведение. И тут же какое-то простительное чувство стало возникать в голове, что на его месте он поступил бы точно также, только может не так вычурно, что ли, и малозаметно перед окружающими, а ведь этот чёрт все свои действия стремится напоказ сделать. Иван хотел сплюнуть, но сглотнув слюну, стал ещё раз осматриваться по сторонам… А тут ещё, мальчонка какой-то в драной кепке кружил непонятным образом вокруг Ивана, пока тот не дал ему щелчка в лоб и не засмеялся за убегающим вприпрыжку несмышлёнышем.
Совсем рядом проходил разговор промеж мужиками, сидевших на собственном скарбе, подпихивая, при каждом удобном случае, этот скарб себе под собственный зад. Прошка тут же не преминул к ним пристать, а Иван заслушался…
— Утаивать? А зачем мне утаивать? Свиное рыло? Да, я свиное рыло! – Разошёлся не на шутку один из представителей зажиточного крестьянства после их великого освобождения от крепостной зависимости. — Запьёшь, бывалычи, недели на две — и хрясь на дно с головой, только и всего!
— За одно и тоже у тя язык-то подвешен, а ежели про гуляшших баб нам сказать чаво? — подначивал уже подвыпивший Прошка.
— Ежели про них, то тоже люди…
— Ну-ка, ну-ка… Мы ентова дела не касались, — проговорил ещё один мужичок с ухмылкой сквозь непричёсанную бороду.
— Хочь касайся, хочь нет, а выше свово носа не прыгнешь! Мамка зудит, мол женись, да женись! А зачем? Я вас спрашиваю… Ежели, скажем, баб и так в доме хватает – мать, да сёстры. И ежели, между прочим, дуру за себя возьмёшь?
— Во-во, будет два дурака, коль у самого в голове не в порядке сызмальства, — гоготал, опрокинувшись на спину Прошка! – С вами, к чертям собачьим, все животики надорвёшь!
— Ежели опосля гимназии бабу какую… — не унимался рассказчик, — то я даже цифру, что подлиннее вдруг окажется, написать-то неспособен, не то, что ли… Нешто нас обучали такому? И вот тут-то, как раз нашему брату самое подходящее дело будет — арфистка. Помойка к помойке, так сказать…. И обох потом в яму вонючую — туда и дорога! Такая и по морде тебе запросто отвесит и ты ей тоже, гляди-ка — не поморщившись… А попадись не гулящая, да умная со смиренностью неподобной? А? Разорвать её, ей богу, с одного токмо разу, что она такая вся хорошая!
Вроде, мол, и смешно, отметил про себя Иван, но больно смотреть на них, на людей, у которых в башках собственных ничего не поменялось по прошествии многих лет. Наш герой сравнивал мужиков той давности и людей своего мира, горько размышляя… Мол, вроде и мысль не замерла, но зачастую освещает самокритично человек только собственное дрянное состояние, пустоту беспросветную: пьянство и участие во всякой подделке вроде бы общественных дел, не находя даже силы представить для себя что-то более лучшее и подходящее для продолжения жизни.
За своими переживаниями Иван не заметил, как двухпалубный колёсный пароход стал подходить к берегу. Судно останавливалось уже у пристани, а по палубе засуетились мешочники, вверху бегали рабочие, шумели канаты и гремела цепь… С широченной улыбкой Прошка подошёл к Ивану, кивая в сторону полицейских, стоящих на берегу, в ожидании сходен.
— Казань… Чёй-то они тама?
— По сонному календарю, если приснилось путешествие водное – ждёт встреча с человеком, от которого узнаешь много информации. А ещё – сойти с парохода, значит двигаться к намеченной цели.
— А ещё, — прервал его Прошка. Не по душу ли тех разбойничков, что я в воду прошлой ночью скинул? Щас, гляди, у них сыски куды там… Таперича отделения сыскные, а агентов с помощниками хоть пруд пруди.
Не успел Прохор проговорить — к друзьям подскочили четверо в штатском и, и схватив за локти каждого с обеих сторон, поволокли к борту парохода. Прошка только и успел шепнуть:
— Ключ, Ванька, ключ…
Иван умудрился вырвать руку и сунуть её в карман… Ключа не было. В порыве неимоверной страсти к освобождению, вырвался и Прошка из цепких клешней. Развернулся на сто восемьдесят градусов, и… — как гавкнет по-собачьи изо всех своих чертовских сил в лица шпионов, тем самым ошарашив их на мгновение! А Иван успел к тому времени пролезть все имеющиеся карманы – пустота.
В одну секунду только мелькнул в голове тот убегающий сорванец в драной грязной кепке.
Вова, прочтя первые два абзаца, заметил, что ты поработал над слогом. Молодец. Однако, длинные предложения это бич. Они всё равно грузят. Не пытайся сказать сразу всё одним предложением, но и разрывов резких тоже быть не доложно. Радует однако отсутствие привычного кубанского словца, от чего текст начинает походить на фантастику, а не сказку от дедушки хохла с печи. Продолжу, пожалуй, чтение позже. Пока читабельно.
:loveface: Удивительный комментарий!!! Так держать. Культурно, складно, снисходительно. Из грубых недостатков комментирующего - читать нужно до конца, иначе комментарий является крайней мерой неуважения к автору. "Потом дочитаю???" Это как??? Сенатор всё-таки! Нет бы написать правду, типа: "Потом докурю, зачитался!
""Потом дочитаю???" Это как???" - Вы глупый или прикидываетесь? Потом дочитаю, значит, потом дочитаю, когда будет время и желание.
Многие старики прикидываются обидчивыми маразматиками и лезут как дети малые на публику, чтобы показать как надо жить. В реальности не видел еще такого?
Бог миловал.
Ты как-будто с другой планеты и детдома. Может просто внимания не обращаешь...
Ну, не ходят за мной по пятам в реале пенсы поцреоты с пгм и чушь не несут. Это такая редкость?! Не знал.
Какие поцреотизм, пгм? Тут просто воспитывают, шпингалетами учат пользоваться и т.п. мелочи. Бесценный опыт в жизни настоящего человека.
Дядя Вова,я объясню на твоей страничке резвому Тюряге тюрину, что "пгм" на вербамольском означает пронос гниломыслием, так чта Тюря, олбанец пострадавший от разрушения вавилонской башни)))
У тя в башке периодически что-то разрушается и начинает проносить. Давно известная унылая и бестолковая история. Уже совсем не интересно. Поговори тут, пофанатей и узбагойся.
Дык я и говорю, изучай санскрит там корень в лоб))
На лицо конфликт "отцов и детей". Классики-то знали о чём писали.;) Кстати в моёй шуточной классификации людей есть одна: "пиджаконосцы". Они при всех режимах чиновный пиджак носят)))
Первые пиНжаки Глеб Успенский описывает сразу после великого раскрепощения крестьян. Первые в ПиНжаках на окраинах деревень и сёл собирались и перемывали косточки всему, что плохо лежит. потом пиНжаки переместились к кулакам, а по истреблении оных и ранее - к революционерам и мелким чиновникам...
Феномен сенатора без такта в общении ещё большая редкость. Терпите и меняйтесь. Будет меняться Ваш такт и слог в сторону культурного человека, я исчезну, как и появился. Обещаю Господин сенатор. Читать Ваши опусы, для меня очень мало интереса. Тем более у меня есть что почитать помимо Ваших статей. Всё дело только в достойном уважения общении с сайтовцами. Для меня более интересны Ваши будущие отчёты. Не для тролинга, как Вы привыкли считать, Боже упаси. Для наблюдения за Вашими манерами.
Уважаемый Кольцов, снимите " пинжак", может быть что-то откроете сами в себе.По мне уж лучше суконная честность сенатора, которому Вы учиняете нравоучения, чем ваша, на мой взгляд, присущая всем пинжаконосцам, крайняя гибкость совести. Из за этой гибкости, великая страна развалилась. Так что не надо извергаться фонтаном превосходной нравственности.В моих глазах это выглядит крайне фальшиво и очень смешно.
Мы с Вами как-то договорились не посещать страницу другого. Соблюдайте договорённость, так приятнее. Я не скучаю. :wave1:
Для Кольцова, поскольку непонятно кому адресован его экивок. Я с вами ни о чём не договаривался, Вы мне ни в каком плане не интересны. Поскольку я голосовал за этого сенатора, значит несу ответственность за свой голос, поэтому посчитал нужным ответить.И заметьте не на Вашей странице. Уметь выслушать неприятное мнение и не растеряться, претензия на быть мужем. Вы на мужественность экзамен не выдержали, на мой взгляд.;)
:wave1:
Вы что, Кольцов, наделены феноменом мессии Иисуса? Меняться будет сайт, благодаря Сенатору, которого Вы имеете в виду, а также благодаря всем прогрессивно мыслящим и шагающим в ногу со временем его единомышленникам. Не плывите против течения.
Некто-2,помнится я обещал прийти за тобой, я всегда стараюсь выполнять обещания;)
А я за тобой;)
Клоники, хоть и думают, что каждый обладает силой целого, на самом деле они делят её, распыляются на пшики;) За мной ты не придёшь, поскольку не знаешь куда идти, и нет у тебя ни силы, ни желания;)
так ты же сам придёшь;)
Дык за тобой жешь, пяточку твою тебе на голову одевать;)
Дык и ко мне жешь;)
Nekto-2, ты чего свою пародию на мой стих убрал и своё авторство в анонимы переименовал. Обсуждения не понравились? На твоей странице опять ни одной публикации нет. Я бы назвал сейчас матом, кто ты есть по жизни, но ведь админу нажалуешься, а он и без того уж мне строго-настрого приказал вести себя прилично.
По течению плывёт то, что не тонет. К тому же ваше течение, это помойный сплав, не более. Это даже течение не назвать, смердящая яма, не более.
На сайте новый конкурс, смотрю, начался - оценка замечаний синаторов. Мне не понравился, желание читать то, на что каммент не вызывает. Хорош тем, что не содержит спойлеров. Затронуто всего 2 абзаца.
Привет! Я коротко))) Комментарий да, действительно понравился... конструктивно и по существу, чего и всем желаю! Отвечаю... Как написано в этой главе - в точности и остальные. Разницы не вижу. И ьнад слогом, ты знаешь, никогда особо не работал, в чём себя виню. Как писал, мне кажется, так и пишу. Другое дело, что потом чаще стал вычитывать и интуитивно выравнивать. А это тоже целая школа, в сущности состоящая из многолетней практики. Длинные предложения предпочитаю коротким в принципе, но признаюсь, что через чур увлекаюсь этим делом. Если же брать короткие предложения, то не терплю сухость газетного текста, сразу всплывающего перед глазами. Кубанское словцо, мой суржик, который я даю для разговора моим героям - не всем. Например, в этой главе и во всём романе на суржике в смеси со старинным говором изъясняется Прошка и некоторые черти, а так же герои из прошлого времени. Возьмём простой пример: Пикуль и Успенский... романист и публицист - оба пишут длинными предложениями, вставляя где не попадя местное наречие, про диалоги даже не говорю.. Или Радзинский - интересный историк очень и пишет хорошо, но обычным всем известным языком. Но он больше понравится тебе, уверен, а мне интереснее те двое, где я вижу тут же образ и представляя, вижу всё, что там в книжке происходит. Это тебе, собственно, "великому" и чёрствому прагматику, увы - НЕДОСТУПНО!)))
стал читать дальше, ты прав, дальше почти так же плохо пошло, ложная тревога в общем. Кстати, не знаю, как у Пикуля, но у тебя суржик всегда превращал твои публикации в какую-то сказочку от Вовки на печи, вот и здесь тоже Прошка чёрт с копытами, каких-нибудь леших и домовых не хватает ещё. Это у тебя сказка русская народная или Роман про Чрейду? Тут бы определиться.
Мне такие больше нравятся. Кому-то звёздные войны совершенно бессмысленные со всеми стрелялками... А эти ещё - фентези - терпеть ненавижу - с драконами и амазонками тупыми... У меня роман про экскурсию по аду, который и не ад вовсе... Чё мы спорим? Останемся при своём мнении! А ещё лучше организуй между нами дуэль: ты рассказ - я рассказ... люди скажут у кого лучше и все дела. У кого плохо - умоется горькими слезами) Давай, не трусь. Чё в пустую воду молоть...
Бли-и-ин! А я предпочитаю книги с "длинными предложениями" - приятно общаться с умным автором. :spineyes:
Если для вас длина предложений - показатель ума, то дядя Вова, без сомнений, умнейший из авторов, а Хемингуэй, например, вообще... "глупый", мягко говоря)
Мне очень нравится во всех аспектах. Читал с неиэбывным интересом.