В одном лесу жили звери. Большие и маленькие там они жили, со всех краёв и волостей собрались ведь: и домашние, и дикие, всякие жирафы с леопардами, олени с хомяками и коровами, даже крокодилы с бегемотами толстокожими. И нече тут пустое-порожнее нести, когда начну-ка я с самого, да главного…

Случилось в жизни этих зверей так, что оказались они вдруг, в одночасье все художниками. Одни писали портреты себе подобных, другие пейзажи с натюрмортами малевали, а третьи ходили и бубнили им под руку, мол, неправильно вы, мазилы, бутерброд в перерывах между работой в своих лапах держите. Да и чёрт бы с ними, но ведь и сами звери были с гонором, почитай-ка все, да до единого! Что ты! Попробуй тронь, хочь любого из них, тут же клыки показывать начинают и говорить, что, мол, только он самый правильный на свете! Прослышал из зарубежного царства про ентих зверей один волшебник заморский. Дай-ка, давеча, подумал он, кумекая:

- А что если зимовье для них, убогих, соорудить? Сами-то они ни хрена, по сути, не умеют, окромя как рисунки малевать. Пусть думают, что они туточки сами и хозяева, и мне, для всеобщего интересу: опыты над ними всяческие для психологического порядку и рассмотрения проводить.

Ага… Ломанулось зверьё на огонёк в избушке творческой и давай правила затейные вычитывать, пока сами не решили, что они-то, их и придумали без чьей-либо помощи. Гонор-то гонором, но на халяву в тёплое помещение без отказу все пошли. Пошли-то пришли, но и их не минуло то самое общественное разделение, где драки с собаками и всё остальное прочее. Ведь, когда всё поровну, кто-то же должен делить, а отсюда то самое расслоение. Один считает так надо картину рисовать, другой эдак и оценщики разных калибров тоже как раз образовались в их же самый нетерпёж. Мало того, ещё и хорёк завёлся. Бегает, кричит, пустозвонит:

- Вы всё не так, ослы, делаете! Вот если бы воняли, как я, может быть и было бы другое дело! Хотя вряд ли, я бы всё равно вонял по-другому!

Или этот, как его? Енот-полоскун! Все рисуют, а он полоскает и полоскает порожняком, каждому в рот чуть ли не заглядывая, мол, дополоскался я до твоих мозгов, али нет ишшо?

- Я намедни, - говорит, - видел чудо-чудное за дальним кустом: все там, за той поляной сами по себе, а вы бараны тупые и безмозглые!

Многие звери с тонкой и ранимой душой не выдерживали напора и бежали из зимовья и к другим берегам прибились с тяжёлым осадком на сердце и переживая очень.

Всякие в том зимовье обитали… Но, некоторые вдруг стали по кустам прятаться, да перешёптываться, мол, вон заяц-то к тем, недалёким, опять морковку отнёс. А заяц смотрит в недоумении:

- Опять двадцать пять: то енти рычали - жополиз, оценки себе выторговываешь, то - наоборот.

А ведь он, заяц этот, неоднократно зверям всем говорил, что нет плохих и хороших, пусть ты хорёк или змея подколодная. Есть только РАЗНЫЕ и каждый должен и обязан относится друг к другу с УВАЖЕНИЕМ. Если дошёл до уровня дружбы, только тогда подколки и насмешки добрые позволительны.

Но не докажешь никому, начинаются опять группировки и шепотухи по углам, обвиняя всех и каждого, считая себя хозяевами положения, хотя в зимовье том, как были звери никто, так ничем и остались. Так всегда было, во все времена и революции. Один малограмотный другого не до образованного обзовёт нецензурно и пошло-поехало!

Мораль сказки промелькнула между строчек, а остальное заяц с собой унёс. Надоело ему, интересным делом занимаясь, всякую херню слушать!