ДЕТИ ЯНУСА (книга вторая, часть четвертая) Я по-прежнему жду Большого Чечена. Вечерами беседую со стариком Тонино о начавшейся операции “Чистые руки”. Итальянское правосудие взялось за верхние эшелоны власти. Проводится чистка, проверяется благонадежность каждого политика. В скандале замешаны такие фигуры, как бессменный член всех итальянских правительств последнего двадцатилетия Джулио Андреотти . Ему инкриминируют связь с мафией. • Всем им пистон надо вставить! - сидя перед телевизором, старик Тонино довольно потирает руки. Политики один за другим подолгу оправдываются перед народом. Нет, никаких взяток они никогда не брали. Ошибочное впечатление возникло у людей по вине журналистов: их комментарии к сложившейся ситуации слишком пространны, в связи с чем, тень подозрения может лечь практически на любого честного человека. • А вот и наши!- кричит Тонино. На экране те, за кого в свое время ходатайствовали перед Большим Чеченом смахивающий на дельфина рыбовод и похожий на графа Каллиостро адвокат Отелло Казанова. Они в наручниках, карабинеры препровождают их в тюрьму. Обвинение: нелегальные поставки советского оружия в Анголу… Звонит Большой Чечен. Говорит, что скоро приедет и просит договориться с кем-нибудь о большой партии “ спуманте”: 600-700 тысяч бутылок. Его партнер из Казахстана финансирует операцию и сам берется реализовать шипучку под Новый год. Хотя есть заводы, способные выпускать в час 50-70 тысяч бутылок, найти такое количество “спуманте” в предрождественский период - практически невозможно: по всей Италии в это время готовят рождественские подарки, в которых химическая бурдалага - главный элемент. Телефон Беневелли раскален. Обзваниваем всех и вся. В конце концов по всей Италии удается наскрести 300 тысяч бутылок. Большой Чечен прилетает вместе с Андреем, который уже стал обязательным участником всех его итальянских вояжей. И начинается томительное ожидание денег от казаха. Одновременно решаем проблему транспортировки еще не купленного товара. Грузовиками “спуманте” везти нельзя: бутылки могут полопаться от мороза. Остается авиаперевозка. Офис Беневелли становится похож на диспетчерскую аэропорта: слова “воздушный коридор”, “ взлетно-посадочная полоса” звучат здесь уже вполне буднично, как “ чао” или “добрый день”. Поставщики торопят с оплатой. Но денег от казаха все нет. Большой Чечен часто звонит в Москву и всегда заканчивает разговор чеченским “о`кеем”- “дик ду!”. Андрей каждый вечер удивляет итальянских официантов, запивая ставшую для него уже традиционной дюжину устриц тремя-четырьмя стаканами водки. Казах по телефону клянется, что деньги уже в пути. • Пусть авансируют!- кричит он из далекой Караганды. • Ты что, сбрендил! Кто тебе даст такую сумму?! • А что, если партнеры нормальные, могут дать! • Ты давай лучше платежку пришли по факсу! На следующий день из факса Беневелли вылезает написанное от руки платежное поручение на миллион долларов. Рассматриваем присланный документ. Появляется подозрение, что казах- шизофреник. • Ты чего прислал?- спрашивает Большой Чечен.- Над нами здесь смеются! • Да они что там нашу контору не знают?!- возмущается карагандинец.- Ждите! Чтобы скоротать время, везу Большого Чечена в Рим. В аэропорт Фьюмичино прилетаем рано утром. Такси - и к Палатину. При входе в Римский Форум нас встречают кошки - тысячи кошек. Сегодня обиталище древних патрициев всецело принадлежит им. В этот час в развалинах безлюдно. Апельсиновые деревья подернуты легкой дымкой тумана. В увитой изумрудным плющом каменной чаше фонтана плавают золотые рыбки. Редкие всплески воды - гулки и слышны на расстоянии. Между ними - полная тишина. Возникает ощущение потерянности во времени, выброшенности за пределы эпох. Такое же чувство я испытал однажды в Суздале, когда звездной ночью вдруг стал прислушиваться к звуку собственных шагов в пустой галерее Гостиного двора. • Ну пришлет этот казах деньги?- спрашивает Большой Чечен, водя рукой по кладке дома Флавиев. В развалинах появляются патрульные карабинеры на мотоциклах. Останавливаются на вершине холма. Один из них показывает рукой на оживающий внизу город и что-то говорит напарнику. Тот кивает головой - и, развернувшись, оба устремляются вниз, петляя между древних камней. На выходе из Форума нас штурмует ватага цыганят. Грязные ручонки тянутся со всех сторон, цепляются за одежду. Большой Чечен гаркает что-то “по-своему” - цыганята врассыпную. Проверяем карманы: все на месте. Около Колизея облаченные в легионерскую форму парни – одни держа в руках сотовые телефоны, другие – сигареты - уже зазывают туристов фотографироваться. Неподалеку, в машине, их коллега скидывает с себя цивильное, чтобы влезть в экипировку гладиатора. Симпатичная девчонка освобождается из объятий своего седовласого спутника и встает рядом с одним из стилизованных бойцов. Накидывая ей на плечи полу своего алого плаща, легионер прихватывает ее за задницу. Девка, слегка вздрагивает, продолжая улыбаться стоящему напротив нее седовласому мужику. Щелчок. Жужжание фотоаппарата. И другой «римский воин» протягивает седовласому моментальный снимок: • Так, папа, пятерочка с тебя... Навожу объектив на этих «торговцев историей», но они отгораживаются ладонями: - Баста! Баста! Вы нас уже истощили… Движение около Колизея перекрыто. Манифестация. Студенты добиваются самоуправления в школах. Доходим до пьяцца Венеция. Около Алтаря Очества – непомерных размеров архитектурного ансамбля, лишающего своей неуместностью древнейшую часть Рима привкуса «милой таинственности», останавливаются первые туристические автобусы, лоточники раскладывают на столах разноязыкие путеводители и сувенирные безделушки. Долговязый негр пытается всучить нам поддельные часы « ролекс». Видно, сегодня мы – его первая жертва – и он крайне навязчиво обхаживает нас, уверяя, что «товар» его настоящий и такой цены, как у него, нам нигде не сыскать. • Да мы сами такие продаем!- в конце концов говорю я, чтобы осечь его старания. • Да?- с профессиональной заинтересованностью вопрошает чернокожий.- А у вас какие? Покажите! Проходим мимо стоянки «боттичелларо» - площадных извозчиков, которые сегодня являются римлянами привилегированными, поскольку из-за уникальности своей профессии менее других обкладываются налогами; минуем «палаццо Муссолини» со знаменитым балконом, на котором дуче так часто, красовался перед толпами народа, что его прозвали Джульеттой,- и, вызвав из бара такси, отправляемся на другую сторону Тибра. В Ватикане мусульманин теряется перед величием собора Святого Петра и вновь обретает уверенность лишь в тире на пьяцца Навона, где за десять минут собирает около себя толпу любопытных и - все призы. Вечером возвращаемся в Реджо Эмилию. На следующий день шофер из гостиницы везет нас в Сан-Ремо. Гуляем по Императорской аллее, в конце которой высится русская православная церковь, построенная по проекту архитектора Щусева. Дом, где жил и умер изобретатель динамита и учредитель знаменитой премии, Альфред Нобель. Рядом с ним - утопающая в зелени вилла “Адриана”. «На этой вилле,- сообщает мемориальная доска, - в 1901- 1903 годах жила поэтесса Леся Украинка, пылкая выразительница украинского национального духа». Муниципальное казино: здесь 29 января 1951 года “ случайно родился” ныне известный во всем мире песенный фестиваль. • А знаешь, отсюда до Монте-Карло километров 30…- говорю я. • Поехали!- загорелся Большой Чечен. • А французская виза? • Ерунда! Прорвемся! Разве такое можно упускать! Я же в детстве все время слушал радио Монте-Карло! Отговорить его от этой затеи невозможно. Уже представляю злорадную улыбку на лице чиновника российского консульства, выдворяющего нас из Франции. • Я помню, здесь одна дорожка в горах была,- говорит шофер,- по-моему, там нет постов. Долго плутаем. И в конце концов, соорудив каменные лица, въезжаем во Францию через центральный пограничный пункт. Юг Франции, как верно заметил писатель Морис Ростан, похож на Италию без души: ослепительная природа без теней, слишком блестящие декорации неиграющей пьесы, в которых жизнь похожа на репетицию еще без костюмов. «Летом солнце здесь преувеличивает. Улицы городков слишком залиты его светом и грустны отсутствием всякой грусти, от жары они кажутся чрезмерно натопленной комнатой больного…» Едем в сторону Ниццы. Минуем Ментону. И вот оно - княжество Монако. Портус Геркули, построенный римлянами на том месте, где у финикийцев был храм, посвященный богу Мелькарту, - ныне столица казино и формулы-1, Монте-Карло светится внизу множеством огней. Спускаемся по серпантину к морю. Петляем по почти игрушечным улочкам. Масштабы здесь такие, что дорожные развилки порой оказываются во двориках жилых домов и стоящие в метре от подъезда зеленые стрелки указывают: направо -Ницца, налево - Италия. Трудно представить, что в двух шагах от какого-нибудь московского подъезда между детскими грибками и качелями стоял бы указатель “Мурманск- Киев”. Но здесь Европа, и в ней, из которой и до Африки – рукой подать, при краткости ее расстояний, наверное, как нигде ощущается, сколь на самом деле мал весь наш мир. “И если бы люди не забывали об этом,- заметил однажды один из чешских кинорежиссеров,- они бы, несомненно, чаще и с должным почтением обращали свой взор к звездному небу над головой, которое Кант, наряду с нравственным императивом внутри человека, назвал самой великой загадкой жизни”. • Вот это,- говорит шофер,- знаменитый поворот Табачника. Здесь во время гонок” болиды” резко сбрасывают скорость- и рев стоит невыносимый. Останавливаемся напротив Гран Казино. Фотографируемся на его ступенях, опасливо поглядывая на патрулирующих жандармов. И быстрее в машину. • Здесь с такими тузами можно завести знакомство…- мечтательно произносит Большой Чечен. Предлагаю, во избежание пограничного инцидента с французами, вернуться в Италию по морю. В порту - дорогие яхты и катера. Большой Чечен фотографируется на их фоне. Вокруг - ни души. Едем по пирсу. Свет фар выхватывает из темноты человеческую фигуру. • Эй!- кричит наш шофер.- По-итальянски говорите? • Je ne comprends pas! • А как бы нам до Сан-Ремо по воде добраться?- спрашиваю я по-французски. • Да какой идиот в такую темень в море выйдет?!- несется в ответ. Едем к границе. Большой Чечен вальяжно разваливается на заднем сиденье, выставляя напоказ перстень с огромным брильянтом. Но его старания напрасны: на нас никто не обращает внимание и машина беспрепятственно въезжает на итальянскую территорию. И снова казах уверяет, что деньги в пути. • Они что, на верблюде едут?- язвит Большой Чечен. • Ждите! Кругом - предрождественская суета. Круговерть денег. Мысли у всех о подарках. Страна пребывает в предвкушении обмена дарами. “Ты мне, я тебе” - под таким лозунгом итальянцы отмечают рождение сына Божьего и распоряжаются тринадцатой зарплатой. Но этой атмосфере не чужд и расчет. “ Если в прошлом году подруга отделалась, подарив вам магический календарик, то пусть она не надеется получить от вас в этом году “бьютикейс”, - с усмешкой характеризует принцип рождественских отношений журналист Энцо Бьяджи. Вечерами гуляем с Большим Чеченом по городу. В магазинах - распродажа. Скидки. Витрины пестрят зазывающими наклейками с некруглыми цифрами цен: 5900, 9900, 12900 ... Понимание психологического воздействия “рваных” сумм на клиента ( ведь при вычете ста лир покупателю кажется, что он тратит не 6000, а 5000) пришло не сразу. Первоначально владельцы магазинов делали цену некруглой исключительно для того, чтобы продавцы не прикарманивали деньги: давая покупателю сдачу, служащим приходилось открывать кассу - и это происходило с лязганьем и позвякиванием, которые ловил чуткий слух хозяина... От скуки разыгрываю роль телохранителя Большого Чечена: иду в полуметре сзади от “подопечного”, опустив руки в карманы и откинув в сторону полы плаща. Народ мои действия пронимают - и перед степенно шагающим мусульманином в толпе охваченных предрождественской эйфорией католиков образуется коридор. И опять мы гадаем: здоров казах головой или нет? А может быть, он трепанул сгоряча и теперь боится сознаться? • Спуститесь-ка в бар,- говорит Большой Чечен.- Я сейчас с ним как надо поговорю. На столе лежит свежий номер городской газеты. Листаю… И… Вот те на! “Невинный, как всякий артист”, маэстро Пьерони дает интервью: ”Честно говоря, я устал от бесконечных приглашений в Россию. Но публика там меня любит - и я не могу отказать… ” • На хер он это городит?- спрашивает Андрей.- Он же в Москве ни разу не выступал. • Артисту тяжело без бремени славы. К тому же такой незатейливый ход даст ему заработок в местных ресторанах. “Заслуживают понимания те из артистов,- признался однажды лауреат Нобелевской премии итальянский поэт Эудженио Монтале,- которые, чтобы держаться на плаву, всячески приспосабливаются и прибегают даже к нечестным приемам”. Большой Чечен входит в бар и уверенно заявляет: • Деньги будут точно! И снова мы тревожим аэропорты. Опять -“ воздушный коридор”, “стоянка”, “ грузовые самолеты”... Но все же нам приходится покупать билеты на самолет пассажирский: денег все нет, а вот Сочельник - уже на носу. В миланском аэропорте сталкиваемся с вернувшимся на родину Мауро. • Ну как дела? • Знаешь, почему Россию никто не завоевал?- спрашивает он. • Почему? • По дороге сознание теряли! Заходим в бар. Около стойки итальянский папаша успокаивает расплакавшегося мальчишку: - Ну все, сынок! Сейчас прилетит самолет и мы улетим.- Определяя самолет, он использует слово «аэроплан», неизбежно ассоциирующееся у меня с деревянной «этажеркой» времен гражданской войны , и, представив, как они будут на нее взбираться со своими чемоданами, я не могу удержаться от смеха. Папаша бросает на меня вопросительный взгляд. • Позвони-ка на всякий случай Беневелли,- невольно выводит меня из неловкого положения Большой Чечен.- Чем черт не шутит! Я набираю номер… Что же было с моим лицом, если лицо смотревшего на меня Большого Чечена стало похоже на вертикально поставленную дыню? Но, видно, сильно его искорежило от выданного на другом конце провода речитативом: • Нет, не из Джезказгана… А из Европы…Из филиала крупнейшей корейской фирмы… Пришли… Нет, пришел …Долларов США МИЛЛИОН! Возвращаемся в Реджо Эмилию. Банк уже закрыт. На три дня деловая жизнь в Италии замирает: Рождество. Люди тянуться в церковь на мессу. Мужчины в элегантных пальто и сияющих новизной ботинках. Женщины в дорогих шубах и в туфлях на высоких каблуках. Рождество - хороший повод щегольнуть нарядами. “Религия,- заметил шведский историк Мартин Нильссон,- это наш выходной костюм”. При входе в храм - “презепьо”: макет сцены рождения Христа. В Италии собирать перед Рождеством “презепьо” - давняя традиция. Связана она с именем святого Франциска. “В одну рождественскую ночь,- пишет француский историк Эмиль Жебар,- он созвал народ и пастухов в долину Гречча, чтобы ознаменовать рождение Того, Кого он называл “вифлеемским младенцем”. И вот ,среди полночной тишины, леса осветились блеском факелов, быстро движущихся к одному загону, где их ждал св.Франциск. Он стоял у самых яслей между быком и ослом. Когда собравшийся народ коленопреклонился, он прочел перед яслями, как перед алтарем, Евангелие от Луки, потом обратился к молящимся и стал им проповедовать о Рождестве Спасителя. И конечно сердца собравшихся в это же самое время в соборе св. Иоанна Латеранского или под императорским куполом палатинской часовни в Палермо были менее проникнуты верою и любовью, чем весь этот простой серый люд, молившийся у яслей. Некоторым из присутствующих показалось даже, что в этих яслях, на соломе, лежал спящий младенец, и что он понемногу стал пробуждаться и раскрыл свои объятия. Голос Франциска снова призывал Бога бедняков, и Он опять улыбался им.”Спустя некоторое время в различных церквях стали появляться монументальные “презепьо”, для изготовления которых приглашали известных архитекторов и скульпторов . Одной из наиболее известных работ такого рода является “вифлеемская композиция” Арнольфо ди Камбио, созданная им в 1280 году в римской церкви Санта Мария Маджоре. Впоследствии “презепьо” собирают лишь к Рождеству, устраивают конкурсы на лучшую работу года, в Неаполе, в музее монастыря св. Мартина постепенно формируется самая крупная в мире коллекция рождественских композиций. Сегодня на общенациональном уровне “презепьо” превратился в некий рождественский конструктор: перед праздником пластиковые фигурки библейских персонажей и детали вифлеемского антуража можно купить в любом супермаркете. Стиснутому толпой прихожан, Большому Чечену ничего не остается как любоваться церковным «презепьо». Автор композиции, видимо, для вящей эффектности «оживил» ее электричеством и движением: звезды на вифлеемском небе помигивают, вода в ручье струится, бык и осел покачивают головами… Раздаются восторженные возгласы: • Здорово! • Потрясающе! • А вы знаете, что уже второй год подряд эту работу признают лучшей в Италии?!,- авторитетно звучит чей-то голос. • Правда? • Да безусловно!- подхватывает кто-то, и в толпе, преисполнившейся местечковой гордостью, начинается оживленный разбор достоинств рождественского макета. В церкви стоит густой дух парфюмерии. Священник проповедует о щедрости. В Рождество нельзя забывать о бедных. Ведь и Христос родился в хлеву. Две синьоры, стоящие рядом с нами, ведут непринужденную беседу: • Вы где заказали обед ? • В горах… • А ресторан надежный? • В каком смысле? • Как?! Вы не знаете? Рестораны - призраки! В прошлом году сколько случаев было: собрали заранее деньги, а когда люди приехали – двери закрыты и никого… • Нет, мы этот ресторан хорошо знаем. Года три назад кузен моего мужа порекомендовал его нам для свадьбы моей сестры… • Ну тогда другое дело! Выдавливаемые толпой, выходим из храма. • Знаешь, что на нашем языке означает « церковь», - неожиданно спрашивает Большой Чечен. • Слово или похожее сочетание звуков ? • Сочетание… • ? • Ворота в свечах, в огне … Не знаю, как это точнее сказать по-русски. • Наше же слово «церковь», как и немецкое «Kirche», – это греческое «кириакон»: община Господня. А вот у итальянцев, испанцев и французов слова, обозначающие понятие «церковь», происходят от иудейского термина «кагал»: собрание… На следующий день Мауро везет нас в «изысканнейший» ресторан, расположенный рядом с одним из замков бывшей хозяйки этих земель - Матильды Ди Каносса. Монашка в душе, но воительница по участи, маркграфиня Матильда ди Каносса, или, как принято называть ее в русской историографии, Матильда Каносская, была одной из наиболее ярких фигур в Европе XI века. По наследству ей достались территории, простирающиеся от Ломбардии до Северного Лация. В ту эпоху, когда обострялись отношения между папством и империей, королями и феодалами, феодами и набиравшими силу городскими коммунами, управление такими владениями было не простым делом даже для мужчины, и набожная Матильда хотела бежать мирской активности и предаться созерцательной жизни в одном из монастырей, видевшихся тогда многим представителям ее сословия неким подобием земного рая. Но Папа Григорий VII изменил ее решение словами, с которыми ему не раз приходилось обращаться к тем влиятельным сторонникам церкви, которые могли бы быть ей полезными в миру, но стремились укрыться от светской деятельности в монастырской тиши. “Любовь к Богу не ищет личного удовлетворения,”- сказал он Матильде, и она, согласно традиции, стала воительницей Святой Церкви. В 1074 году уроженец этрусского города Сованы, словно исполненный былого благочестия своей родины, Григорий VII усердно начал дело обновление церкви, которое впоследствии получило название григорианской реформы. На созванном синоде он установил суровые наказания для духовенства за симонию - продажу и покупку церковных должностей и за нарушение целибата, ибо священники тогда “ бросались на женщин, как распаленные жеребцы”. Весной 1075 года в “Диктате Папы” Григорий сформулировал свою программу, суть которой сводилась к следующим тезисам : “наименование “папа” относится только к римскому епископу”; “только папа обладает властью назначать и короновать императора”; “никто не имеет права судить папу”; “ только папа имеет право называться вселенским епископом”. Григорий VII запретил светским властям осуществлять назначение, смещение и перевод епископов, т.е. лишил их права на инвеституру. Духовенству отныне запрещалось получать какие бы то ни было церковные должности из рук светских владык. “Действия Григория VII,- пишет польский историк Ян Веруш Ковальский,- вызвали протест немецкого короля Генриха IV, который объявил папу узурпатором и лжемонахом. Григорий ответил на это церковным проклятием, освобождая подданных от присяги, принесенной ими монарху. Тогда Генрих, опасаясь восстания своих подданных, подчинился папе и в роли кающегося 27 января 1077 года направился на встречу с ним в принадлежавшую Матильде тосканскую крепость Каноссу...” Зима в том году выдалась суровая. Еще с осени валил снег. Холод и лед сковали земли по ту и сю стороны Альп. Для людей этот метеорологический выверт стал настоящим бедствием, которому в ту пору противостоять было непросто. “Многие тогда были уверены,- пишет итальянский историк Вито Фумагалли,- что в этих природных напастях отражалась политическая и религиозная вражда между королем и папой”. Три дня и три ночи, босой, одетый лишь в рубище, Генрих IV вымаливал у папы прощения, стоя на коленях между оборонительными стенами каносского замка ( после чего во многих языках появилось выражение “идти в Каноссу”,означающее : согласиться на унизительную капитуляцию). Грехи немецкому монарху были отпущены. В одном из своих писем Григорий VII сообщает, что в снятие церковного проклятия с Генриха большая заслуга принадлежит Матильде. Григорий полагал, что своим прощением он навсегда уничтожит перевес германского монарха над папством. “Но он ошибся в своих расчетах,- пишет Ян Веруш Ковальский.- Вскоре Генрих IV, который не намеревался отказываться от своих прерогатив, создал антипапскую коалицию. Поддерживавший своего монарха германский епископат, отрицательно настроенный к реформам Григория, избрал папой Виберта, архиепископа Равенны, который принял имя Климент III. Тогда Генрих IV с армией вошел в Рим, препроводил нового папу в собор Святого Петра и получил из рук Климента III императорскую корону. Григорий VII закрылся в Замке св. Ангела, который германским рыцарям захватить не удалось. На помощь законному папе прибыл ленник апостольской столицы норманн Робер Гюискар. 30 тысяч норманнов и завербованных Гюискаром сарацинов напали на Рим, пробивая себе огнем и мечом дорогу через городские кварталы к Замку св. Ангела. Римские хроники сообщают, что в соборе Святого Петра мусульманское духовенство пропело стихи Корана. Генрих IV и антипапа спаслись бегством. Сам город жестоко пострадал, женщин насиловали, дома сжигали, но папа был освобожден. Ненависть римского населения обратилась теперь против Григория, которого считали виновником всех несчастий. Епископ римский вынужден был бежать от гнева своей паствы. Он направился в Салерно под защиту норманнов, где и умер 25 мая 1085 года”. Война между Апостольским Римом и германским императором затянулась на долгие годы. С течением времени Матильда Каносская, которая всячески поддерживая реформы Григория, одаривала церковь землями, замками, поселками и городами, жертвовала ей родовое золото и серебро, выставляла на ее защиту все свои войска, была покинута многими друзьями, предана союзниками и оказалась одна в противостоянии Генриху IV. События не всегда складывались в ее пользу. В начале 1091 года войска императора взяли столицу ее владений город Мантую и близлежащие крепости Ривальта и Говерноло. Вскоре Матильда потеряла почти все свои равнинные замки. Военные действия теперь разворачивалась в горах. Осенью 1092 года настал момент, когда маркграфине пришлось решать: продолжать войну или нет. Даже самые преданные из ее людей считали, что нужно оставить борьбу. Матильда заколебалась. И лишь слова святого отшельника Иоанна убедили ее в том, что нельзя складывать оружия. Решение оказалось верным: вскоре Матильда Каносская заставила своего кузена - германского императора Генриха IV - отступить, война практически закончилась. Как сложилась бы судьба католичества и всего мира, если бы маркграфиня приняла иное решение на совете, проходившем в ее замке в Карпинети, недалеко от того места, где сегодня находится ресторан, в который нас везет Мауро? В зале битком. Разодетые семейства поглощают рождественские вкусности. Рождество с родными, гласит итальянская пословица,а на Пасху - с кем хочешь. Я бросаю плащ на свободный стул. • Можно ?- спрашивает официант, и его рука уже тянется к плащу, но я его осекаю : • Стоп! Нельзя! Он как ошпаренный отскакивает в сторону и, косясь на меня, сдавленно произносит: • Почему? • Там оружие. • Как это?- Очки официанта, скользя по каплям пота, съезжают на кончик носа. Жестом прошу его приблизиться. Он склоняется надо мной. Кивнув в сторону Большого Чечена, сообщаю ему на ухо конфиденциальным тоном: • Это арабский шейх. Нефтяной магнат. В Европе инкогнито: устал от почестей. Я его секретарь-телохранитель. • А-а,- понимающе тянет официант и исподлобья бросает взгляд на Большого Чечена. • Только никому! • Ну разумеется! Через пять минут на нас таращился весь ресторан. А затем в проходе, рядом с нашим столиком, начинается своего рода народное гуляние. Проходящие мимо нас, заискивающе улыбаясь, раскланиваются перед Большим Чеченом и за маслянистой поволокой угодливости в их взглядах читается откровенное желание приобщиться к нефтяному бизнесу шейха. Сам же шейх вглядывается в стоящую перед ним пармскую ветчину с ломтиками дыни и морщится подобно бедному римлянину, случайно оказавшемуся в дорогом парижском ресторане и увидевшему перед собой отбивную украшенную дольками апельсинов, которые у себя дома он ест исключительно” просто так”… Вечером едем в найт-клуб “Чао-Чао”. Входной билет стоит 25000 лир. • Что-то дешево,- удивляется Большой Чечен,- наверно, ерунда какая-нибудь… • Посмотрим! В зале табун молодых гейш со всего мира. Эротическая программа, в связи с Рождеством, весьма умеренна. Часа через три, сидя в окружении пятнадцати девиц, Большой Чечен действительно уже напоминает шейха в своем гареме. Девушки смеются, без устали пьют шампанское, и у каждой из них на коленях лежит подаренный Большим Чеченом резиновый пупсик. Но как же дорога жизнь настоящего шейха, если за коротенькое шейхствование Большого Чечена был выставлен счет, в котором значилось: Консумации 135х 50000 Напитки потребленные клиентом 10х10000 Шампанское 5х650000 Пупсики 15х450000 Итого 16 850000 • А в долларах США,- говорит официант,- будет 11 233. Нет-нет! Никакой ошибки! Шампанское в «найтах» всегда стоит дорого. Девушки, у которых, согласно контракту, с посетителями дальше милой беседы дело идти не может, каждые двадцать минут должны для себя что-нибудь заказывать (чтобы они не забывали, им об этом напоминает официант). И это” что-нибудь”, обозначенное в счете как консумация и оплачиваемое в итоге их собеседником, неизменно стоит 50000 лир. В пять раз дороже, чем для клиента найт-клуба. Девушки получают проценты от “сделанных консумаций”. А количество этих консумаций зависит от умения девушек удержать клиента. Такая уж у них работа… Ну а вот резиновые пупсики … - да, в любом супермаркете они стоят 15000 лир - сегодня, по случаю праздника, дорожают в 30 раз. Как-никак это подарок. А подарок должен быть памятным… Утром, после праздников, идем к Беневелли. Мауро уже грифом кружит по офису. Черты его лица заострены недавним умыванием. Глаза навыкате. Седой пушок на голове вздыблен феном. Его жена, сидя за своим столом, при каждом диньканье колокольчика резко поворачивает голову и бросает взгляд на дверь. Кавалер Беневелли встречает нас на лестнице и проводит в свой кабинет. На его лице довольная улыбка. • Ну что будем делать?- Он хлопает в ладоши и потирает руки. • Шампанское уже не нужно,- говорит Большой Чечен.- Не успеваем к Новому году. Будем покупать что-нибудь другое. • Что же?- Кавалер вздергивает голову. • Ну что будем брать?- cпрашивает меня Большой Чечен.- Может, сапожек женских взять? Это вроде сейчас по сезону… • Нет проблем!- заявляет Беневелли и набирает какой-то номер. Через пару часов в сопровождении сыновей в офис входит слепой обувщик Марио. И стол кавалера становится похожим на прихожую одноногой модницы. Большой Чечен выбирает модели. • И сколько стоит пара вот таких? Слепой ощупывает сапог, безошибочно определяет артикул и спрашивает: • А сколько брать будете? • Тысяч на 100… • Секунду!- Слепой выводит на своем музыкальном калькуляторе несколько только ему понятных мелодий и называет цену. • Но я бы посоветовал вам взять другую модель,- говорит он.- Я знаю, что русские любят: у меня уже есть бизнес в России. Да и мне самому она больше нравится.- И обращаясь к сыновьям:- Где артикул 9282? Я его только что видел здесь. Может быть, на взгляд слепого эта модель и лучше - на вкус и цвет, как известно, товарища нет,- но нам она не показалась. Заказываем то, что выбрал Большой Чечен. • Такое количество будет готово через месяц,- уведомляет слепой сапожник .- И 50 процентов- предоплата, пожалуйста… • Не волнуйся, Марио!- бодро заявляет кавалер труда.- Все в наших руках! И банк тоже! - Заявление Беневелли близко к истине: в провинциальных городках Италии представления о банковской тайне - весьма отдалены от нормы. Здесь любой, имеющий знакомого в банке, при желании может за одну минуту выяснить, как обстоят финансовые дела у его соседа. Ну а поскольку городки настолько маленькие, что у каждого жителя обязательно есть знакомый работающий в банке, на улицах часто можно услышать произносимое вслед кому-нибудь: “ о,у этого дела в гору пошли,” или же “ вот бедолага, едва концы с концами сводит”. “Итальянцы в основном болтуны,- писал во время второй мировой войны японский морской атташе в Риме Тойо Митунобу в своем докладе Микадо.- Я неоднократно собственными глазами видел и собственными ушами слышал, как здесь женщины расспрашивают своих мужей относительно “дел на работе”. Поэтому в Италии в большинстве случаев все тайное становится явным”. • Пусть еще приготовят нам 150000 наличными,- говорит Большой Чечен.- В Москву возьмем. • Ну уж тогда и мои 3 процента наличными снимем!- Выпучив глаза, Беневелли на мгновение застывает в позе “эврика!” и тотчас же набирает номер банка. Сейчас он похож на мальчика-отличника, который попал в компанию дворовых пацанов и старается от них ни в чем не отставать. Выясняется, что таким количеством наличных долларов банк не располагает. Деньги нужно заказывать в хранилище в Модене. И волшебный миг переносится на следующий день. Рассказываю Большому Чечену о возможности «брать» по хорошей цене «ланчу». Мысль ему нравится – и Беневелли моментально устраивает встречу с Кампани. Клаудио объясняет условия возможного сотрудничества, и уже вечером Большой Чечен сообщает мне, что он обязательно займется этим делом. На следующий день осуществляем оплату заказанного у Марио и получаем 180000 долларов наличными, разложенные по просьбе Беневелли в два конверта: 150 тысяч в одном и 30 тысяч - в другом. Выдается нам и сопроводительный документ, подтверждающий легальность происхождения столь значительной суммы. Мы идем по центральной улице города и рассматриваем банковскую справку, начинающуюся словами: “Тому, кого интересует.” А впереди, прижимая к груди конверт с тридцатью тысячами долларов,- кавалер Беневелли. Увидев его, никто бы и не подумал, что это местный Онореволе: он идет то вприпрыжку, то вскачь, то мячиком… Но такая уж радость охватывает синьора Помидора, когда к нему в гости закатывает принц Лимон. « Поиск второго уровня во всем том, что является итальянским,- пишет журналист Луиджи Бардзини,- в определенные моменты становится игрой. Полуголодный бродяга на улице – реален, или же он всего лишь –эффектная имитация? До какой степени А, известный современный политик, чьи фотографии не сходят со страниц газет, является настоящим политиком, и до какой – ловким воплотителем образа государственного деятеля? До какой степени В – выдающийся романист, C – великий актер, D – великий режиссер, E - великий поэт, F – ужасный коммунист? Естественно, нет однозначного ответа на эти вопросы. Все эти уважаемые синьоры могут быть – в своих занятиях – тем, кем кажутся. Но, несомненно, в то же время все они, в различной мере, и потрясающие персонификации. Одни могут оказаться искусными проходимцами; с другой стороны, некоторые, могут быть в тайне еще более выдающимися, чем их публичный образ; третьи же могут быть не менее выдающимися, проявляя себя иначе. Подобные представления в Италии столь совершенны, что почти невозможно с первого взгляда понять, до какой степени реальный персонаж совпадает с искусственным образом. Часто, чтобы прийти к верному заключению, требуется время…» Через несколько дней, хотя незадолго до того Мауро и заявил, что Цезарь не пошел в Россию потому, что она далеко и делать там нечего, сам он, углядев в развязке истории с миллионом подтверждение возможности материального подкрепления своей увлеченности этой страной, отправился туда снова. Его отъезд выглядел весьма символично и, пожалуй, даже походил на прощание с родиной: купленный по случаю “рэндж-ровер”, на копоте которого прежний владелец распластал огромную этикетку с римским легионным орлом, а на заднем стекле - разместил шаловливого плейбойского зайчика, покидал Италию, неся на своей крыше широкое матримониальное ложе, которое Мауро прихватил из дома, поскольку на русских кроватях, как он утверждал, спать просто невозможно... В Москве мой приятель – татарин-мясник - сдает Мауро однакомнатную квартиру с пианино и мощной железной дверью. На пианино Мауро, как и большинство итальянцев, обладающий неплохим слухом, подбирает одним пальцем популярные мелодии, чем вызывает раздражение соседей - они стучат в пол и потолок, на что итальянец бубнит себе под нос: « Да пошли вы!», и продолжает музицировать; дверь же снабжена столь хитрым замком, что пару раз закрывается так, что открыть ее самому итальянцу не удается – он вынужден звонить татарину и объяснять ему суть вопроса , что в свою очередь усложняется тем, что татарин частенько бывает крив, и пока он осознает, в чем дело, и добирается до места, Мауро , ожидающий его в подъезде, успевает встретиться с соседями, которых раздражает своими музыкальными экзерсисами, и выслушать от них, понимая смысл исключительно по выражению их лиц, все что они думают о его способностях… Намерзнувшись в подъезде в ожидании мясника, дома итальянец сразу же заваривал чай, к которому по приезде в Россию очень быстро пристрастился, что объяснял словами: климат у вас такой… Правда, готовил он его довольно-таки странно: в трехлитровую кастрюлю с кипящей водой опускал пакетик чая и бросал пару разрезанных пополам лимонов. Фактически получался лимонный декот, который в Италии называют горячим лимонадом и пьют при несварении желудка, чтобы пищу «пропихнуть» внутрь или «выгнать» наружу. Но итальянец настаивал на своем: - Это чай! Лелея надежду приобщиться к доходам Гошиного мазгазина, Мауро зачастил в «Кавалер». Обыкновенно он приходил туда с видом умудренного опытом специалиста, уставшего от дел, но способного своими знаниями, если его правильно попросить, содействовать увеличению благосостояния других. Надежда итальянца была тщетна - и в результате своих похождений он добился лишь того, что партнеры Гоши – два остроумных парня - Леха и Максим – переименовали его из Курти Мауро в Миху Крутикова. В офисе Большого Чечена его образ был совсем иным : веселый жизнерадостный итальянец, свой в доску, безусловный партнер – так что, если вяжется какой-нибудь бизнес, он – здесь и как бы само собой имеется в виду… Легкость и непринужденность, с которыми Мауро вращался в кавказском мирке, способствовали тому, что его редкое имя друзья Большого Чечена упростили до расхожего Марио… Видя этот психологический контраст, нельзя было не вспомнить фрагмент из Луиджи Бардзини: « После войны итальянские чиновники устремились в Америку. Одни для того чтобы, описывая голод, нужду, разруху и черное отчаяние, царившие в Италии, добиться от американского правительства бесплатных поставок зерна, хлопка, угля, нефти и иного сырья; другие же – для того, чтобы, рисуя совершенно иную картину – подъем активности, шквал инициатив, преисполненность надежды и веры в будущее в их соотечественниках, получить обычные кредиты. В некоторых случаях обе миссии поручались одним и тем же людям. Переходя из одного офиса в другой или отправляясь с приема у правительственных чиновников на прием к частным банкирам, они моментально меняли выражение лица и интонации голоса. Естественно, они не лгали. Обе ситуации, которые они описывали, были истинными» .