Посеревшая, пожухлая от излучения трава, пробивавшаяся между вымощенной квадратиками плитки садовой дорожки, мерзко шелестела под ногами. Скиннера передернуло от навязчивого сухого шороха, и он машинально ускорил шаг. Хорошо, что дорожка через больничный дворик недлинная - от двери Санатория до заржавленных ворот, приоткрытых, словно растянутый в приветствии беззубый рот, не больше ста ярдов. А за воротами – асфальтовая лента шоссе без единой травинки. В утреннем небе плавали хлопья гари. На востоке, где над островом Саскуэханна высились угрюмые очертания полузаброшенной электростанции, горизонт заволакивало густым темно-коричневым дымом, и ветер тянул оттуда. Во рту Скиннер привычно ощутил медный привкус. За пятнадцать проведенных в Санатории дней он отвык от этого ощущения – внутри больницы непрерывно работали очистители воздуха. До сегодняшнего утра, пока не вырубилось электричество. И как обычно, когда Скиннер выходил на ядовитый солнечный свет, он ощущал зуд и покалывание на тыльной стороне левой кисти – там, где кожу украшала витиеватая роспись татуировки. Порой Скиннеру казалось, что зуд возникал лишь в его голове. Он машинально потёр руку. Рисунок Скиннер наколол пятнадцать лет назад, едва окончив элмериджскую старшую школу – замысловатый вензель из переплетёных инициалов J и S, обернутый кольцами чешуйчатого хвоста и увенчанный треугольником змеиной головы с высунутым из пасти раздвоенным жалом. Но сейчас людей жалили не змеи, а кое-что иное, растворяя в крови химическую формулу, гораздо более опасную любого смертельного яда. За последние три года радиация превратилась в зловещего молчаливого убийцу, неприметно живущего в доме за углом. Соседа людей и не совсем людей. Сторож Энди сидел у ворот на ржавой скамеечке. Тупо восседал на ягодицах, уставясь перед собой мёртвым, ничего не выражавшим взглядом. Впрочем, у многих людей вокруг взгляд казался взором живого мертвеца. Их кровь разносила по венам и артериям радиоактивные частицы, которые сквозь стенки сосудов подтачивали человеческие кости и плоть и незаметно разъедали тела заживо. И огонёк жизни медленно тускнел в миллионах неуклонно мутневших зрачков. - Три-Майл-Айленд горит, - равнодушно произнёс Энди, завидя приближающегося Скиннера. – Ночью занялось изнутри. Может, охотники развлекались с поймаными вампиршами. А может, бродяги грелись у реактора, что-то там функционировало всё-таки. Впрочем, какая теперь разница. Электричества нет, и больше не предвидится. Кому теперь всё это нужно? Скиннер бросил взгляд на клубы дыма, укутавшие чёрной простынёй горизонт и почти скрывшие электростанцию. На тёмном полотне изредка прорезались тонкие красные нити пламени. Три-Майл-Айленд пережила две аварии. Первая катастрофа случилась ещё в незапамятные времена – в 1979-м при президенте Джимми Картере, после которой навсегда остановился второй энергоблок. Другая катастрофа произошла в 2055-м, при президенте Лорензо Дэвисе, через год после тех чудовищных событий планетарного масштаба, что с подачи остроумных циников-журналистов именовали «Атомный Пинг-Понг». Три-Майл-Айленд не была непосредственной целью удара русских – слишком незначительным объектом она являлась в стратегическом плане. Но в обстановке постъядерного безумия, на несколько лет охватившего оба побережья Америки (несмотря на итоговое превосходство над врагом в военном отношении, выразившееся, впрочем, в нанесении урона большей площади его территории, но не в уничтожении страны), оказались утраченными технологии безопасной эксплуатации атомного объекта. Ещё и обученный персонал массово уезжал из мёртвой зоны, несмотря на разработку государственной программы поддержки населения заражённых территорий. Всё это привело в марте 2055-го к взрыву в первом энергоблоке, усугубившему и без того ужасную экологическую обстановку после ядерных ударов. С тех пор и до сегодняшней ночи Три-Майл-Айленд функционировала лишь на пятнадцать процентов мощности, обеспечивая энергией близлежащие округа. - Так вот почему всё обесточилось?! – протянул Скиннер, почёсывая левую кисть. – Ко мне в палату час назад медсестра заглянула и велела собирать вещички. Санаторий закрывается, сказала. Энди кивнул. - Считай, никого уже нет. Из персонала двое санитаров ещё не ушли, да и те, наверное, в сборах. Мистер Эванс с полчаса как уехал на своём автомобиле. Может себе позволить. Главврач Санатория доктор Эванс оставался одним из немногих в округе, у кого сохранился личный транспорт. Серебристый «мерседес» старой модели. Ездил он всегда в сопровождении двоих охранников. - А контингент? – поинтересовался Скиннер. Энди махнул рукой. Его лицо оживилось. - Разбежались, сволочи. Все, кого привезли. Кое-кого и не лечили ещё даже, а некоторым только на днях кровь перелили. Видели бы вы, мистер, как их корёжило, пока они мимо меня проползали. Не жильцы они, уж мне поверьте. Вы-то, мистер, недели две у нас, кажется. Значит, терапию успели закончить? Скиннер утвердительно наклонил голову. - Ещё дней пять-шесть и выпустили бы всё равно. Антидот вошёл в обмен веществ, отторжения нет. Поэтому, неважно уже, я думаю. Физиономия Энди снова прибрела безучастное выражение. Он отвернулся от Скиннера, бессмысленно наблюдая за сполохами разгоравшегося вдалеке пожара. Скиннер толкнул ржавые ворота, и под скрип петель вышел за территорию Санатория, не попрощавшись с Энди. От ворот здания вдаль устремлялась выщербленная серая полоса шоссе. До Элмериджа, родного городка Скиннера, семь миль пути по прямой. Семь миль пешком – это два часа в дороге. Скиннер быстро зашагал по шоссе – высокий светловолосый мужчина тридцати четырех лет, сутулящийся при ходьбе, с покрасневшей, слегка тронутой излучением кожей на лице и руках и слезящимися глазами. Ветер сыпал пригоршнями чёрных дотлевавших снежинок, они кружились над ним как в замедленной съёмке, оседали вниз на асфальт, на красную траву по обочинам шоссе, падали с крон высоких дубов, тянувшихся к небу кривыми сучьями. Изредка между дубов жёлтыми молчаливыми молниями вспыхивали полузасохшие сосны. Тишина ровно гудела в ушах Скиннера. Он мысленно порадовался, что ему доведётся совершить свой вояж при дневном свете, когда их активность снижается в разы, а сосущее чувство голода ещё не так настойчиво свербит их мозг и не выворачивает наизнанку требующие насыщения желудки. Скиннер не любил называть их вампирами – словом, которым они были наречены издревле. В разговорах и мыслях он предпочитал заменять слово «вампир» придуманным им самим эвфемизмом – «кормящиеся». Возможно, ему становилось неприятно от того короткого, словно выплевываемого одними губами слова. Возможно, ему просто не нравилось ощущать свою принадлежность к ним. Нежаркое пока позднеоктябрьское солнце всходило над Пенсильванией. Поутру прошёл короткий сильный дождь и прибил пыль на обочинах и траве. Скиннер шагал по шоссе настолько быстро, насколько позволяло ему тело, ещё не до конца оправившееся от переливания крови. От слабости и привкуса дыма во рту его подташнивало. Но мерзкая процедура, которую над ним провели в Санатории, снова позволит ему забыть о проклятом пристрастии к человеческой плазме. Как правило, введение в организм очищенной донорской крови с антидотом заглушало влечение на три года, пока естественный процесс обновления крови в мужском организме не пройдёт середину цикла. Он подвергался принудительному переливанию уже в третий раз. Скиннер ненавидел унижение, вливавшееся в вены с каждым миллиграммом чужой крови, безошибочно подобранной медиками по группе и резус-фактору. Но он не мог не признавать, что терапия продлевала ему жизнь. В противном случае, с вероятностью процентов в девяносто Скиннер уже стал бы очередной строчкой, перечёркнутой охотниками на листке со списком жертв, подлежащих уничтожению. Даже ослабевший и оставшийся без завтрака, Скиннер не опасался нападения кормящегося, гораздого выбежать из-за изъеденных излучением стволов дубов или сосен. Он был уверен в своих силах. До Пинг-Понга Скиннер занимался боксом в клубе и два раза в неделю посещал тренажёрный зал. Отбиться от вялого при дневном свете вампира не представляло для него особой сложности. Кормящиеся никогда не атаковали жертву группами, всегда поодиночке, потому что сбившиеся в стаю вампиры легко вычислялись охотниками. Вокруг него царило безлюдие. Несколько раз по шоссе мимо Скиннера проносились автомобили – в основном тупоносые армейские джипы времён Второй Гражданской, схожие издали с бронированными вепрями. На крышах машин щетинились стволами пулемёты. Окружные патрули, думал Скиннер, а может, команды охотников, легальных или полулегальных. У этих сумрачных молодцев редко кто осмеливался спрашивать федеральную или штатскую лицензию. Скиннер не ощущал тревоги. Покидая Санаторий, он предусмотрительно захватил свои документы. В ящике стола лечащего куратора он обнаружил справку от 14 октября 2061 года о доставлении в Санаторий мистера Джеффри Скиннера, 34-х лет, страдавшего ненаследственным приобретённым вампиризмом второй степени, и о назначении ему курса очистительно-восстановительной терапии с целью купирования заболевания и предупреждения рецидива. 15 октября 2061 года процедура гемотрансфузии была успешно завершена. Начата терапия, препятствующая реакции отторжения трансплантата у реципиента. Поставить в справке сегодняшнюю дату в графе «день завершения терапии и выписка из лечебного учреждения» и вывести на бумаге размашистую подпись лечащего куратора оказалось для пациента делом пустяковым. Печать Санатория на справке уже проставили заранее. Скиннер шагал и вспоминал. О Венди. О Джоди. О войне. О том, как прилетевший из-за океана ядерный зверь с красной пентаграммой на боку взорвал неспешное течение жизни и отправил его на дно с неумолимостью булыжника, тянущего на глубину тело утопленника. Эхо от ядерных разрывов семь лет назад молчаливым скачком перепрыгнуло через Аппалачи и разломило надвое судьбы всех людей, которых Скиннер знал, включая его самого. О том, как осторожный оптимизм после победы над русскими через три года сменился ужасами и кровью Второй Гражданской войны, оказавшейся куда как жаднее до смерти, чем первая, минувшая двести лет назад. Как победа по факту превратилась в итоговое поражение. Он думал и о крови тоже, но мысль о ней сейчас не имела эмоционального накала. Перед глазами материализовался образ Венди, вытряхивающей в рот густую красную жидкость из медицинской колбочки. Для Джоди кровь разбавляли водой или томатным соком из пакета, пока сок не стал слишком дефицитным. Как он сейчас страдал от того, что войны и разруха практически повсеместно уничтожили в округе сотовую связь, сделали бесполезными игрушками все поколения мобильников, над которыми люди трепетали десятилетиями. Скиннер не мог позвонить жене и дочке в течение двух недель, проведенных в Санатории. И неизвестность, сосущая под ложечкой тревога за них в период своего отсутствия, заставляли его прибавлять и прибавлять ход. Уже замелькали домишки на окраине Элмериджа. После окончания Второй Гражданской войны в 2059-м население городка за два года уменьшилось почти в три раза. Но цветные орды южных штатов, ринувшихся на север и вырезавшие белых практически поголовно на своем пути, оказались ни при чём. Вторая Гражданская мало затронула Пенсильванию, если не считать незначительного Честерского инцидента в июне 2058-го. Но тогда подразделения Северо-Восточной Новоанглийской армии сумели быстро рассеять добравшуюся до Пенсильвании луизианскую бригаду имени Малколма X, дополненную бандами разнузданных наёмников из Либерии и Гаити. Жителей Элмериджа, как и жителей Рединга, Скрэнтона, Алтуны, не говоря уже о населении полуразрушенного Питтсбурга и почти сметённой с лица земли Филадельфии, гнали на запад, вглубь континента, убийственные волны радиации. Семья Скиннеров не уехала, в отличие от многих других. Тогда он трудился в местной компании, занимавшейся вывозом мусора, и сумел сохранить работу. Венди подрабатывала на дому шитьём. Скиннер понимал, что сейчас, когда хаос гражданской войны приостановил действие программы реабилитации заражённого населения, он обрекает себя и свою семью на лучевую болезнь и, как следствие, раннюю смерть. Но он и его жена молчаливо смирились. Джоди казалась ему чересчур маленькой для путешествия в неизвестность. А самое главное - в обстановке воцарившегося тотального пандемониума Скиннеру и его жене казалось легче выходить на охоту. Дом Скиннеров стоял на Линден-стрит в восточной части Элмериджа. Скиннер быстрым шагом пересёк центральную площадь, где возвышалось двухэтажное здание мэрии с развевающимися наверху выцветшими флагами Пенсильвании и Соединенных Штатов Америки. Оживленный до войны центр Элмериджа походил теперь на жалкую пародию даун-тауна заштатного городишка. На своем пути Скиннер встретил человек пять, не больше. С ним настороженно здоровались, и он механически кивал в ответ, погруженный в напряженные мысли. Мимо него медленно плыли пустые брошенные владельцами дома с крестами заколоченных окон. В среднем, люди теперь проживали только в трёх из десяти домов на каждой улице Эдмериджа. На Брауэр-стрит распахнул входные двери супермаркет, один из трёх работавших в городе. Скиннер хотел было зайти за продуктами, нащупав несколько банкнот во внутреннем кармане ветровки, но машинально махнул рукой и устремился дальше. Сначала он должен удостовериться, что ему есть кому покупать еду. У дверей супермаркета разлёгся в луже мочи незнакомый Скиннеру бродяга, а другой - в грязных лохмотьях, источая непереносимое зловоние, ковылял к недопитой бутылке пива, оставленной кем-то на асфальте – пиво было уже изрядно разбавлено прошедшим поутру радиоактивным дождём. Привычная картинка последних лет, где повсюду царили равнодушие и безучастие, где убивали порой за еду, где в двух шагах от издыхавших в канавах от радиации и пьянства тел четырнадцатилетние шлюхи-дочери равнодушно глотали сперму мутантов, купивших секс двадцатидолларовой купюрой. Скиннер безразлично прошагал мимо бродяг. В его крови, помимо антидота, бурлил и выработанный за годы иммунитет к подобным вещам. Линден-стрит встретила Скиннера лаем брошеного пса - одичалого, плешивого от радиации, с сочащимися гноем воспаленными глазами. Остатки шерсти свисали со шкуры кобеля ссохшимися спутанными комками. Пёс отчаянно брехал, высунув бурый язык и брызгая слюной. Скиннер резко прикрикнул на животное и решительно прошёл мимо отступившего вбок пса. Ему пришло на ум, что Джоди панически боялась собак. Калитка в сад перед домом была широко распахнутой, и нехорошее предчувствие охватило Скиннера. Дверь в дом оказалась не заперта. Скиннер с полминуты нерешительно постоял на пороге. Внезапно ему показалось, что наличие жены и дочки дома зависит от того, насколько весёлым и непринуждённым окажется его приветствие. - Эй, Венди! – с вымученной улыбкой на губах крикнул Скиннер. – Джоди! Вы где? Я вернулся! Папочка здесь, Джоди! Наконец-то я дома, дорогие! Эй, где вы тут? Ну, где же вы? Он переходил из кухни в спальню, в зал, поднимался на второй этаж, вновь спускался на первый, опустился в подвал (пусто!), безотчётно натыкался на почему-то неправильно расставленную мебель, и кричал. Он звал Венди и Джоди, но уже знал, что ему не ответят. Отзывалось лишь бессильное эхо его собственного крика, отражавшееся от стен опустевших комнат. Скиннер замер в молчаливом отупении, пытаясь заставить себя соображать. Венди и Джоди канули в безвестность. Обеденный стол в кухне не накрыт. Стопки чистых тарелок в шкафу и парочка в мойке с прилипшими к ним кусочками затвердевших спагетти. В холодильнике он нашёл немного продуктов – заплесневевшая головка сыра, высохшая ветчина, подгнившие томаты, горка зачерствевших оливок в лотке. Невскрытые банки мясных консервов. Странно, что дом с незапертой дверью не разграбили бродяги. И не похоже, что Венди занималась тут готовкой в последнюю неделю. И не очень похоже, что тут вообще жили. Ранец Джоди, набитый тетрадками и учебниками, сиротливо приютился на диване в детской. Фломастеры, карандаши, ручки, выдаваемые теперь ученикам в школе по разнарядке, аккуратно сложены в стаканчике на письменном столе. Рядом школьный дневник Джеральдины Скиннер, ученицы элмериджской средней школы. Скиннер раскрыл дневник. Последняя запись домашних заданий выведена аккуратным детским почерком 16 октября. И всё. В прихожей, на краю ящика для обуви, Скиннер обнаружил полусмятую пачку «мальборо». Он сам курил недорогие марки - «честерфилд» или «лаки страйк», но всегда покупал оригинальные сигареты, а не расплодившиеся во времена Эха полулегальные дешёвые заменители фирменного табака. Скиннер, пошатываясь, вышел на крыльцо и закурил. Сделав первую затяжку, он взглянул на пачку. На лицевой стороне на хорошо знакомом логотипе «мальборо» была проставлена маленькая буква «s» («substitute»), что означало «заменитель». Кто мог курить подобное дерьмо? Точно не Венди. Его жену тошнило от табачного дыма, она на дух не переносила запаха сигарет и всегда выгоняла его курить за порог. Мысли вспыхивали на кончике эрзац-сигареты и уплывали в душный, напоенный копотью воздух. Скиннер сделал ещё одну затяжку, машинально поскрёб тыльную сторону левой кисти и с отвращением отбросил эрзац-сигарету в сторону. Кто мог наведаться в неприметный домик на Линден-стрит, пока он в Санатории перебарывал отторжение чужой крови, впрыснутой ему в вены? Охотники? Но он уже отдыхал в Санатории. А кто ещё мог знать, что Венди – кормящаяся, такая же, как и он сам. Скиннер полагал, что никто. Венди не могла проболтаться. Заподозрить его жену в вампиризме ни у кого не было оснований - она редко нападала на жертв лично. Скиннер приглашал жену на кормление, только когда наталкивался вблизи дома на бесчувственные от дешёвого алкоголя тела − тех, кто уставал бороться с собственной отравленной излучением судьбой. Обычно он обеспечивал Венди кровью, и хватало жене двух третей обычной медицинской мензурки, которую Скиннер всегда брал с собой на охоту. Лишь в те года, когда в жилах мужа после терапии бурлила новая чистая кровь, Венди приходилось осторожно красться в сумерки и окидывать взглядом обочины в поисках бесчувственных фигур, распростёртых в бурой пыли. Как и полагалось вампирам, для Джоди они планировали настоящую инициацию, когда она достигнет полового созревания. То есть ждать оставалось ещё года два. Пока же он и Венди, во избежание преждевременного неконтролируемого голода с осторожностью прикармливали дочку, подмешивая ей немного крови в напитки. Всегда в отсутствие Джоди, так что она не догадывалась о том, что пьёт, смешанное с соком или морсом. Стало быть, любые поболтушки Джоди со школьными подругами на эту тему исключены. О том, что Скиннер вампир, в Элмеридже знал наверняка только один человек. Донни Эммерс. Просто Донни. Шестидесятилетный тщедушный социопат с вечно всклокоченными патлами, до войны работавший сортировщиком в почтовом отделении Элмериджа (с мёртвой бумагой Донни всегда ладил лучше, чем с живыми людьми, если только не доводилось случая вскрыть им вены). Сейчас Донни прозябал на мизерное социальное пособие, выплату которого власти возобновили спустя год после окончания гражданской войны. Удивительно, но у Донни Эммерса при всём его полунищенском существовании сохранился допотопный красный «форд», один из немногих автомобилей, остававшихся в Элмеридже. Скиннер живо представил себе физиономию Донни – седые нечёсаные космы, под глазами лиловые мешки, двухдневная щетина на щеках и подбородке. Скиннера забавляла эта щетина – если у Донни она всегда двухдневная, то в какие дни он бреется? Когда-то же Донни должен оказаться чисто выбритым? Не сказать, что он виделся с Донни часто. В жизни они не стали друзьями, но при встрече могли позволить поделиться друг с другом теми завуалированными, тщательно затушёванными секретиками, что негласно ставили их по одну сторону жизненных баррикад. А в целом в жизни их объединял промысел. Скиннер предпочитал кровь мужчин, обычно нетрезвых – алкоголь придавал вкусу плазмы лёгкий оттенок отстранённости от происходящего. Донни воздавал должное дамам, особый шарм он находил во вкусе крови женщин в период их менструального цикла. Также Скиннеру было известно, что Донни лакомился угреватыми подростками, едва познавшими первые секреты тех частей тела, которые почему-то всегда приказывали стыдливо прятать под одеждой. Таким образом, их кормовая база не пересекалась. Но в представлении Скиннера, его и Донни Эммерса связывало нечто вроде негласного кровного братства. Скиннер не был уверен, что Донни хотя бы раз в жизни раскрывали. Совершенно точно, что он никогда не проходил принудительную терапию в Санатории. Иногда Донни рассказывал ему о случаях в городе. Сопоставляя эти случаи, Скиннер пришёл к выводу, что кормящихся в Элмеридже, помимо его самого и Донни, ещё не меньше пяти человек. Но Скиннер не знал остальных вампиров, как и они его. Поразмыслив, Скиннер решил отправиться в полицейский участок к окружному шерифу Маккину. Две недели назад именно парни шерифа выловили Скиннера в полумраке переулка за два квартала от его собственного дома (Скиннер с окровавленными губами выдавливал для жены в мензурку бордовую жидкость из вены захмелевшего бродяги). В наручниках его доставили прямиком в Санаторий. Но сейчас Скиннера ничуть не смущал тот факт. Он прошёл курс терапии, имел при себе справку с печатью Санатория, и остатки законной правоохранительной власти в городе не вправе предъявлять ему никаких претензий. Скиннер вернулся в гостиную, вытащил из стоявшей на столе рамки фотографию, которая ему особенно нравилась. Он намеренно сделал этот снимок не на цифровой фотоаппарат, а на чудом сохранившуюся в доме доисторическую «мыльницу». Скиннеру всегда нравилась некая винтажность вещей. На фото Элмеридж, 2057-й год, февраль, оттепель, подтаявший снег. Относительно спокойное время. Ядерный инцидент уже погашен. Вторая Гражданская война грядёт лишь через четыре месяца. Часть людей, уже покинула Пенсильванию, но только часть. Крови в венах жителей текло вдоволь. Пятилетняя Джеральдина Скиннер, раскрасневшаяся от беготни по тяжёлому снегу, в полурасстёгнутой жёлтой курточке, сбившейся набок белой вязаной шапочке и высоких синих сапожках, улыбаясь, прижалась к бедру мамочки. В левой руке Джоди застыл плюшевый медведь, которого она небрежно подцепила за ухо. Виннифред Скиннер, сероглазая, светловолосая, в салатовом свитере под горло и голубых узких джинсах в обтяжку тоже улыбалась, обхватив дочь за плечи. Скиннер, любуясь фотографией, всегда ощущал исходившую от жены неприкрытую, фонтанирующую сексапильность. Венди расставила ноги в коричневых сапогах на высоком каблуке и дерзко смотрела в объектив фотоаппарата. А за спинами двух улыбающихся фигурок приглашали войти ворота в городской элмериджский парк с аттракционами, теперь уже два года как радующими глаз только молчаливой грудой ржавеющего металла и ссохшегося дерева. Скиннер нежно поцеловал фотокарточку, засунул её в карман и отправился на Беннингтон-стрит к шерифу Маккину. Двое полицейских лениво курили на крыльце полицейского участка. С ними также лениво вёл беседу экзекутор, чья должность предполагала координацию действий между полицией и охотниками, действовавшими легально на основании лицензии на задержание и ликвидацию кровососов. Все трое не обратили на Скиннера ни малейшего внимания. Скиннер нашёл шерифа в его кабинете. Маккин встретил его сдержанно, но приветливо, и тяжело дыша, предложил присесть, а также чашку кофе. Скиннер отказался от той горячей бурды, что в последние годы заменяла большинству американцев настоящий бразильский или кубинский кофе. Маккин прекрасно знал, где Скиннер провёл последние две недели в жизни, но не подал вида. Выслушав сбивчивый рассказ Скиннера об исчезновении семьи (естественно, без упоминания о фактической незавершенности терапии), шериф повертел в руках протянутую Скиннером справку и Санатория и фотокарточку, сделал себе копии на видавшем виды ксероксе и вернул бумаги собеседнику. - Что я могу сказать, Джефф, - подытожил Маккин. – Три дня тому назад твоя соседка Блэйзи Шеридан встретила меня у супермаркета на Брауэр-стрит. - Шериф Маккин, тучный, с оплывшим лицом желтовато-лимонного цвета, отчаянно хрипел, словно выплевывая слова. – Забеспокоилась она, мол, соседей Скиннеров давно не видать. Исчезли, сквозь землю провалились. И в вашем саду ни души, грядки запущенные стоят. Что ж, про тебя мне известно. Ничего личного, сам понимаешь, поступила информация, и мы вынуждены реагировать. Не об этом речь. Вчера мы заходили в твой дом, Джефф. Калитка открыта, дверь незаперта. Внутри пусто. Впечатление, что Венди и твоя дочь не живут там дней десять. Скиннер сдержанно кивнул. Ему хотелось спросить, кто натравил на него полицейских, но он осознавал, что такие вопросы всегда остаются без ответа. - Похоже, Венди и Джоди пропали. Что ж, придётся искать. – На болезненной физиономии шерифа промелькнуло странное сочетание участия, сомнения и равнодушия. – Напишешь заявление об исчезновении, Джефф. Но ты знаешь, какой бедлам творится вокруг. Люди пропадают десятками. Уезжают на запад, умирают от радиации, становятся жертвами нападений, просто испаряются. Извини, но я тебе посоветовал бы лишь надеяться на лучшее. Ведь в жизни всё-таки следует опираться хоть на что-то, пусть и призрачное. - Простите, шериф, у меня один вопрос, - сухим шёпотом прошелестел Скиннер. - Слушаю, Джефф. - Кто-нибудь из твоих людей, побывавших вчера у меня дома, курит заменитель «мальборо»? Я нашёл оброненную пачку в прихожей. Я не курю «мальборо», тем более его заменитель, а моя жена и вовсе никогда не курила. Я хочу сказать, не курит. Маккин на минуту задумался, затем медленно покачал головой. - Мы приехали к тебе втроем. Мне астма давно заказала путь к сигарете. Питер Эдмунд тоже не дымит, это я знаю наверняка. Что касается Маркуса Хартманна, то я сейчас уточню. Шериф Маккин снял телефонную трубку и пригласил помощника в кабинет. Через минуту выяснилось, что Хартманн курит исключительно «кэмел». Внезапно у Скиннера возникло непреодолимое желание врезать толстяку шерифу в челюсть. Его охватывало леденившее вены отчаяние. Скиннер в изнеможении прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Через секунду его голова словно взорвалась от удара паровым молотом, яростно вспенившим кровь в сосудах, и он резким движением приоткрыл веки. Венди и Джоди стояли, взявшись за руки, у письменного стола шерифа. Они улыбались. На плечи Венди была наброшена сине-белая полосатая накидка, которую она часто надевала дома прохладными вечерами. Под накидкой угадывался тонкий голубой джемпер. Джоди щеголяла в новеньком розовом свитерке. Из угла рта Венди тонко змеилась багровая струйка крови. У шерифа сахарный диабет, милый, прошептала Венди. Такой явственный привкус в крови. Надо слегка разбавлять томатным соком. Джоди по-детски захихикала от шутки матери. У меня завтра в школе рисование, мамочка, произнесла она, давясь смехом. Я уже наточила карандаши. Налей мне стаканчик сока перед сном. И не забудь разбавить сок тем солёненьким, как ты часто делаешь. Я это знаю. Скиннер широко распахнул глаза, видение поблекло и растворилось в спёртом воздухе кабинета. Восседавшая напротив грузная фигура Маккина исчезла. Скиннер услышал хриплый тембр его голоса, донёсшийся из коридора. По линолеуму затопали тяжелые шаги. Внезапно дверь в кабинет приоткрылась, и мерзкая рожа в фуражке уставилась на Скиннера. Он узнал экзекутора, виденного им на крыльце. - Выходите, сэр, - сказал экзекутор, - шерифа срочно вызвали по делу. С вами свяжутся позднее, сэр. Скиннер поднялся и разочарованно направился к выходу по коридору. «Через два квартала от Беннингтон-стрит, близ перекрестка Друри-лейн и Чэлмерс-стрит - услышал он в соседнем кабинете голос из полицейской рации. – Нападение на белую женщину. Молодая, светловолосая. Возможно, вооруженное ограбление. Возможно, кровосос. Сигнал от очевидца». «Перекресток по направлению к Линден-стрит, - прогнусавил в ответ кто-то, находившийся в кабинете. – Так чёртов кровосос или обыкновенный разбой?». - Если кровосос, то вызывай В-парней, - раздался хриплый голос Маккина. – Найдите мне экзекутора. Пит, где этот хренов Мартин? Мне не сдалось потом дерьмо расхлёбывать… Скиннер вспомнил, что на сленге копов охотников на кормящихся часто называли В-парнями или В-стрелками, и «В» означало «вампир». Что-то щёлкнуло в голове Скиннера, и он снова похолодел. Белая светловолосая женщина в опасности неподалёку от его дома. Не на Венди ли напали? Но почему она одна? И где Джоди? Ноги уже несли его по Беннингтон-стрит. Он опередил и полицейских и двоих В-парней, приданных им в помощь, ровно на минуту, и эта минута спасла женщине жизнь. На углу Друри-лейн и Чэлмерс-стрит в воздухе висела столбом буро-коричневая пыль. Какой-то темнокожий доходяга с ошалелыми, выпученными глазами испуганно жался к вкопанному в обочину электрическому столбу, судорожно обхватив его рукой и не решаясь сделать шага. Скиннер на бегу напряженно вглядывался в колыхавшуюся пыль. Две человеческие фигуры катились по асфальту, сплетясь друг с другом в клубок в отчаянной борьбе. Скиннер различил взмахи и беспорядочные удары рук и ног. Мелькали светлые волосы. - Венди! - взревел Скиннер и одним тигриным прыжком одолел половину расстояния от обочины до извивавшихся тел. Он не сомневался, что его жена в пыли безумно сражается за жизнь. Жёлто-красные облачка взвихрялись над ней. Волосы Венди мотались внутри этого вихря. Над распластавшимся на спине женским силуэтом навис высокий худой мужчина в выпачканных пылью и грязью чёрном пуловере и узких чёрных брюках. Скиннер подоспел вовремя. В ту же секунду силы окончательно оставили блондинку. Скиннер мощным рывком сбросил парня с поверженной жертвы и на секунду замер в нерешительности. Это была не Венди. Он узнал Блэйзи Шеридан, которая жила на Линден-стрит через один дом от их семьи. Вампир воспользовался замешательством Скиннера и с урчанием молниеносно скользнул вытянутыми губами к шее Блэйзи, ударив её головой об асфальт. Блэйзи завизжала, и Скиннер внезапно понял, что визг – это первый звук, который он услышал в ходе схватки. Кровосос тянулся к шее жертвы со вздувшимися венами. Отчаянными усилиями Блэйзи Шеридан высвободила из-за пояса своих джинсов длинноствольный сверкающий пистолет. Дуло взметнулось к лицу ублюдка, сжимавшего её в смертельных объятиях. Женщина судорожно пыталась перекатиться со спины на бок, чтобы ей было удобнее стрелять. И тогда Скиннер пришел в себя. Как раньше в тренировочном боксёрском зале, он начал с двойки, и с каким-то злорадным удовлетворением услышал хруст ломающихся рёбер. Тело вампира мгновенно обмякло, и он с глухим рычанием сполз с Блэйзи. Скиннер за волосы оттянул голову мужчины назад и наотмашь врезал в челюсть с правой, вложив в хук всю свою недюжинную силу. Челюсть не сломалась, а как-то странно осыпалась. Из-под костяшек пальцев Скиннера брызнула кровь. Обломки зубов кровавой кашицей высыпались из полуоткрытого от боли рта кормящегося. Блэйзи Шеридан, мускулистая, стройная тридцативосьмилетняя женщина, в покрытом грязью джинсовом костюме, с истерическим хныканьем поднесла пистолет к лицу кровососа. Она вложила дуло точно в глазницу и сильно надавила стволом на глазное яблоко с плававшим внутри него тусклым серым зрачком. - Не надо, Блэйзи! – крикнул Скиннер. Краем глаза он заметил сквозь пыль униформу приближавшегося полицейского. А ещё он сообразил, что в руке у мисс Шеридан не обычное оружие, а пистолет, предназначенный для уничтожения вампиров, и стрелявший специальными металлическими ампулами с раствором нитрата серебра и цианида. Такие пистолеты отличались длинным узким стволом и характерным рукояточным магазином. Другие же на манер револьвера были снабжены крутящимся барабаном для зарядки ампулами. Для ношения подобного оружия требовалось специальное разрешение штата, и все владельцы таких стволов должны быть занесены в соответствующий реестр. Грохнул выстрел, и мужчина последним инстинктивным движением всплеснул ладонями в попытке схватиться за лицо. Ампула, разрываясь, пронзила глаз кормящегося, и тот издал безумный звук, походивший на чудовищное сочетание хрипа и рёва. Там, где секунду назад была глазница, теперь образовалось отверстие. Из него торчал обломок ампулы, заливаемый извергавшимися фонтанчиками крови. Жидкость из ампулы растеклась в алом отверстии и несколькими каплями сползала вниз по лицу вампира, шипя и прожигая след на коже. Остатки глазного яблока вытекли и расползались по щеке вампира большой багровой каплей. Изо рта твари высунулся лиловый язык, весь в пузырящейся крови и слюне, словно кровосос в агонии пытался слизнуть со своей щеки кровавую массу глаза. - Мэм, - услыхал Скиннер голос подоспевшего копа. – Всё в порядке? Мы вам можем помочь? Блэйзи силилась подняться на ноги, и это ей удалось с помощью Скиннера. Она тяжело опиралась на его плечо. Вслед за полицейскими подъехали и парни из В-команды. Один из них, ничуть не смущаясь стоявших рядом людей, достал из-за пояса топорик и двумя ударами хладнокровно отделил голову вампира от туловища. От чавкающего звука рассекаемой плоти Блэйзи вывернуло наизнанку на асфальт. - Такая работа, мэм, - деловито произнес охотник. – Нет жалости к этим ублюдкам. Представьте-ка, как он впивается в вашу глотку, и вам немедленно полегчает. Он забросил голову в пластиковый мешок не лишённой элегантности параболой, словно квотербек в американском футболе, бросающий мяч нападающему в прорыв для решающего тачдауна. Затем двум охотникам пришлось немного потрудиться, чтобы запихнуть в чёрный мешок и обезглавленное, ещё кровоточащее тело вампира. Оценив состояние Блэйзи Шеридан, помощник шерифа Питер Эдмунд не стал подробно расспрашивать её об обстоятельствах нападения, ограничившись краткими вопросами и уточнением на предмет законности ношения пистолета. Он пообещал заехать к ней домой завтра и взглянуть на лицензию. Затем Эдмунд поручил Скиннеру проводить мисс Шеридан до дома. Послеполуденное солнце припекало не по-октябрьски сильно, и взмокший Скиннер, подставляя Блэйзи правое плечо и придерживая её за талию, явственно ощущал зуд и жжение на тыльной стороне левой кисти, где был выколот затейливый вензель. Этой рукой он сжимал сумочку Блэйзи с засунутым внутрь пистолетом. Иногда он пытался почёсывать кожу руки о штанину джинсов. Редкие облачка резво сновали по небу, словно зайцы, потревоженные хищным зверем, и пугливо сопровождали их до самой Линден-стрит. Скиннер с отвращением взглянул на собственный опустевший, молчаливый дом, что возвышался невдалеке от жилища Блэйзи. (Дом между их участками давно пустовал после отъезда семейства Кенри на запад). Рука Блэйзи меж тем всё настойчивее опускалась ниже и, наконец, судорожно прихватила его за поясницу. Скиннер отметил этот факт. Наконец Блэйзи доковыляла до калитки, тяжело оперлась о ней и медленно подняла взгляд на своего провожатого. - Не знаю, могу я хоть как-то благодарить тебя, Джефф, после того, как ты меня спас - прошептала она, и по интонациям в её шёпоте Скиннер догадался, что Блэйзи, разведёнка со стажем, привлекательная и даже соблазнительная, давно уже пребывавшая в одиночестве, неплохо представляет себе, каким образом она сможет отблагодарить своего спасителя. Ему незамедлительно пришли на ум те лукавые, испытующие взгляды, которые Блэйзи изредка кидала в его сторону, приветствуя у калитки или возясь в небольшом огородике посреди грядок с морковью и репой. Значение этих недвусмысленных призывов нельзя было истолковать превратно. Но только взгляды - ни жеста, ни иного малейшего намёка Блэйзи не допускала. Она знала черту и никогда к ней не приближалась. С Венди она приветливо здоровалась, а Джоди несколько раз угощала леденцами. - Зайдёшь, Джефф? – чуть прибавив громкости голоса, произнесла Блэйзи Шеридан и пристально взглянула на мужчину перед собой. Её глаза цветом походили на нахмурившийся морской горизонт перед ненастьем. – Ненадолго? Выпьем чаю или кофе? Вчера я испекла пирог со сливовым джемом. - Нет, спасибо, Блэйзи, - быстро отозвался Скиннер. – Я только что из полицейского участка, сообщил шерифу Маккину, что Венди и Джоди пропали. Я должен искать их. Я на грани потери рассудка, Блэйзи. Не знаю как, не знаю где, но я обязан найти свою семью. Ты ничего о них не слышала за последние две недели? Блэйзи Шеридан оглянулась на пустынную Линден-стрит, протянула руку к лицу Скиннера и прикоснулась пальцами к его шее. - Счастливая Венди, - негромко и несколько разочарованно проговорила она. – Её любят. Её ждут. Её будут разыскивать. В наше ублюдочное время редкая женщина нужна своему мужу. Что ж, пусть будет так. Мне остаётся лишь продавленный диван перед телевизором с идиотскими шоу, гантели и пробежки по утрам. И ещё пустые ночи. Но я не обижаюсь. Это моя карма. Без гантелей я сегодня превратилась бы в искалеченную груду мяса и костей. Мои мышцы позволили мне продержаться до твоей помощи. - Блэйзи... - смутился Скиннер. - Всё правильно, Джефф. Ты любишь жену, обожаешь дочь. Ты обязан их любить и обожать. Никто не вправе претендовать на тебя, становиться между тобой и семьёй. Нужно быть круглой идиоткой. Рука Блэйзи скользнула по его шее вниз. Скиннер вдруг крепко сжал запястье женщины, но молчал. - Я и вправду не знаю, как тебя отблагодарить, Джефф, - повторила Блэйзи Шеридан. – Мне нечего тебе дать, а то, что я могу предложить, ты не возьмёшь. Твой поступок не имеет категории «цена». - Не стоит, Блэйзи, - сконфуженно пробормотал Скиннер. Тень мучительных колебаний промелькнула по лицу Блэйзи. Внезапно она решительно откинула прядь чёлки с расцарапанного лба. - Да, я знаю, Джефф, как! - твёрдо произнесла мускулистая, светловолосая женщина и замолчала, уставясь Скиннеру в лицо. Тот непроизвольно откинулся назад. - Недавно меня опрашивал шериф Маккин по поводу исчезновения твоей жены и дочери, - отчётливо произнесла Блэйзи Шеридан. – Дня три тому назад мы случайно повстречались у супермаркета. Я рассказала шерифу, что уже две недели в глаза не видала ни Венди, ни Джоди. Во время утренних пробежек я замечала, что калитка в твоей ограде приоткрыта, и приоткрыта она была всегда одинаково. Создалось впечатление, что в доме давно никого нет. Маккин принял к сведению мою историю и обещал проверить. И ещё я сказала ему, что у меня нехорошие мысли по поводу твоей семьи. - Так, - проговорил Скиннер, почти не ощущая прикосновения пальцев Блэйзи на своей груди и механически водя ногтями правой руки по татуировке. Солнце жгло спину под ветровкой. - Но я сказала шерифу не всё, о чём знала, Джефф, - чётко выговорила Блэйзи. – У меня нет подозрений насчёт Венди и Джоди. - Не понял, - настороженно протянул Скиннер. - Думаю, у меня есть подтверждение, а не только подозрение. - Говори! – крикнул Скиннер, оставляя лиловые отпечатки пальцев на бледной коже запястья Блэйзи. Блэйзи Шеридан опустила голову. Её рот скривился в горькой усмешке. - Как ты кричишь, Джефф! Видел бы ты со стороны свой безумный взгляд. Ты страдаешь от неизвестности! Ты рвёшься на поиски, ты уже спешишь в погоню. Ты настолько без ума от Венди, насколько и я давно безумно ожидаю тебя, но издалека, на расстоянии. Ты просто не мыслишь своё существование без неё, разве я не права, Джефф? Я осознаю это сейчас, о господи, какая же я дура! Я всё поставила на зеро, а выпал чёт. Моя ставка не сыграла, Джефф. Я навоображала себе невесть что. Прости, Джефф, виновато проклятое одиночество, и холодные простыни ночью – их некому согреть. Но я поступлю правильно, если не попытаюсь затащить тебя в постель, пользуясь отсутствием твоей жены, а расскажу тебе то, во что не захотела тогда посвятить шерифа Маккина. Это самое малое, что я смогу для тебя сделать. Прости меня, Джефф, - прошептала Блэйзи. Уголки её глаз и ресницы дрожали. Скиннер пропустил мимо ушей половину из словесного потока Блэйзи, казавшегося ему бессмысленным бредом, и напряженно ждал. Вместо слов Блэйзи повернулась и прошла через маленький садик к входу в дом. Скиннер последовал за ней, машинально оглядывая пустые грядки, на которых летом росли гигантские листья мутировавшего салата-латука, вызревали огромные корнеплоды фиолетово-черного редиса, а также сморщенные ярко-желтые морковки, по размеру напоминавшие крупную продолговатую сливу. Среди грядок палками торчали стволы низкорослых полузасохших яблонь, на ветках которых в июле вызревали с два десятка маленьких кисло-сладких яблочек, быстро темневших и трескавшихся в жаркой ядовитой мгле. Блэйзи Шеридан остановилась на пороге и с вызовом взглянула в глаза Скиннеру. Только сейчас он заметил крохотные черные язвочки на её лбу, щеках и в углах губ. Радиация не щадила ничью красоту. - В дом не приглашаю, Джефф, - натужно произнесла Блэйзи. – То, о чём я тебе расскажу, случилось в понедельник, семнадцатого октября. Было около десяти вечера. Я сидела в гостиной на первом этаже и смотрела шоу Эрни Уэллмана «Какая крошка тебе достанется?» (Скиннер скривился от названия этой донельзя пошлой игры, что шла по понедельникам на платном кабельном канале). Перед вторым раундом, ну, знаешь, когда главные герои оценивают первую девочку на час, всегда идёт рекламная пауза, и я размышляла – устроить перекур сейчас или после окончания шоу. И услышала вдруг жуткий женский вопль… вопль отчаяния и страха. - Так… - хрипло вымолвил Скиннер. - Я не сообразила сначала, откуда он донёсся крик – из телевизора, где мулатку в бикини только что оставили на кладбище, или с улицы. Я взяла сигарету, выглянула в окно, но в темноте нельзя было разглядеть ничего. Тогда я приоткрыла входную дверь и вышла на порог. Раздался ещё один протяжный женский вопль, а затем резкий мужской возглас, словно угрожавший или предупреждавший. Я не разобрала ни слова. Потом громкий вскрик. Всё доносилось с улицы, со стороны вашего дома. Стало тихо, вокруг мрак хоть глаз выколи, в домах напротив ни огонька. Мне сделалось настолько жутко, что ты себе представить не можешь. Вдруг раздалось какое-то бормотание, детский возглас, хлопанье двери или багажника и рёв мотора, когда газ выжимают по-полной. Я вжалась в косяк и прикрыла дверь почти полностью, оставив лишь маленькую щелочку. Сигарету спрятала за спину, чтобы во тьме не разглядели красный огонек. Машина пронеслась мимо моего дома, набирая скорость. Вот и всё. - Ты видела машину? – крикнул Скиннер. – Модель, цвет? - И да и нет, Джефф. Темнота стояла могильная. Небольшая легковушка, модель я не разглядеть не успела. Мне кажется, машина красного цвета, но вообще-то не уверена. - Она тебе напомнила чей-то автомобиль? – спросил Скиннер. – Ну, хотя бы приблизительно? Блэйзи Шеридан отрицательно покачала головой и замолчала. Красная легковая машина, мысль маятником закачалась в мозгу Скиннера, вызывая мучительную тошноту, и внезапно вспыхнула, как взвивается в ночном лесу пламя костра, если плеснуть в него жидкость для розжига или бензин. Он вспомнил, у кого в Элмеридже точно есть красный легковой автомобиль. Но неужели в этом хватает хоть немного смысла? Следующая мысль притушила пламя озарения. Зачем это ему? Существует же между ними нечто сродни братству. Братья по крови?! Но разве не Каин убил брата своего Авеля? Донни Эммерс. Донни Эммерс? Донни Эммерс… Да, Донни Эммерс! - Донни Эммерс…, - прохрипел Скиннер, пристально вглядываясь в тёмные глаза Блэйзи, излучавшие яростную страсть. Она прикрыла веки не то в знак согласия со Скиннером, не то не в силах более переносить своё желание. - И его дерьмовый красный «форд». Блэйзи чуть слышно простонала. - Подожди минуту, Джефф, - прошептала Блэйзи и потянулась к сумочке, которую Скиннер поставил рядом на крыльцо. Она вытянула из сумочки длинноствольный пистолет, стреляющий ядовитыми ампулами, и вложила его в руку Скиннера. - В нём ещё есть один заряд, - проговорила Блэйзи Шеридан. – Это пистолет брата, он в прошлом году подался в Род-Айленд охотником. Я полагаю, сегодня он сможет тебе пригодиться. Всё равно у меня нет лицензии, и полиция завтра его отберёт. Скиннер сунул пистолет во внутренний карман ветровки. Ампулой с раствором серебра и цианидом можно убить не только вампира, но и обычного человека, но лишь вампира - наверняка. Жаль, что ампула одна. Значит, действовать без права на промах! Внезапно Скиннер крепко сжал в ладонях лицо Блэйзи и впился ей в губы. От неожиданности у неё перехватило в горле, и она почти задохнулась, но успела ответить на поцелуй. Скиннер ощутил трепетание её язычка у себя во рту и возбудился мгновенно. Его рука скользнула под футболку Блэйзи, нащупала твёрдый сосок груди. Рука Блэйзи дотронулась до его бедра, обтянутого джинсами. Скиннер двумя движениями разорвал ткань футболки, обтягивавшей напрягшийся бюст Блэйзи Шеридан. Её синяя джинсовая курточка свалилась на порог. Он осознавал, что пальчики Блэйзи потянулись к молнии на его джинсах и лихорадочно рванули её вниз. Его окаменевшая плоть почувствовала прикосновение тёплой сжавшейся ладони. - Блэйзи, нет! - Скиннер мучительно оторвался от губ Блэйзи Шеридан, словно рядовой на плацу резко повернулся на каблуках, и рывком бросился к распахнутой калитке. Выбежав на Линден-стрит, он обернулся. Блэйзи стояла в дверном проёме, склонив голову набок и как-то смущённо сжимая в руках джинсовую курточку, поднятую с земли. Порванная белая футболка с исковерканным давнишним политическим лозунгом «Сделаем Америку снова великой… в аду» свисала с её обнаженного плеча. Блэйзи улыбалась. - Спасибо, Блэйзи! – крикнул Скиннер, на бегу неловко застёгивая молнию на джинсах. – Спасибо, дорогая! Пустынная Линден-стрит грохотала ему вслед беззвучным дьявольским хохотом. Скиннер нёсся по залитому смертоносными солнечными лучами городку, утопавшему в серости разросшихся фруктовых садов. Яблони и груши с побуревшей, выжженной солнцем листвой скользили мимо него, образуя причудливые арки из искривленных стволов. Проплывали пустые покинутые дома, скалившиеся щербатыми улыбками разбитых окон, заходились неистовым лаем одичалые пятилетние псы-переростки, сжигаемые изнутри беспощадным излучением. Однажды ему под ноги бросилась тощая утка, у которой в результате мутации перепончатые красные лапы имели по чётыре пальца вместо трёх. Но Скиннеру было не до того. Он мчался на окраину Элмериджа, где на Джексон-стрит в полуразвалившемся, покосившемся домишке обитал тщедушный социопат Донни Эммерс. Вместо звонка или дверного молотка Донни зачем-то прибил к входной двери щипцы для колки орехов. - Ты, Джефф? – изумлённо прохрипел Донни Эммерс, осторожно приоткрыв входную дверь после яростных стуков Скиннера. Его усы, казалось, разом обвисли и теперь нелепо торчали по обе стороны бескровных полосок губ. - Я, Донни, - отозвался Скиннер. – Не ожидал? Разрешишь войти или без приглашения? - Входи, - Донни запоздало попытался изобразить на своём плоском лице радушие. – Никак не думал увидеть тебя, Джефф. Скиннер плечом отстранил Донни с прохода и быстро прошёл в дом. Донни Эммерс жил один в потрёпанном, каком-то скособоченном одноэтажном домишке на задворках Джексон-стрит. Садик перед домом зарос фиолетово-серым бурьяном, а посреди него высился одинокий высоченный бук. Донни очень гордился этим буком и даже регулярно поливал его, чтобы дерево не высохло окончательно под палящими радиоактивными лучами. Жен и детей у Донни Эммерса никогда не было. Любовь к женщинам (ну, или на худой конец, к мужчинам) Донни успешно заменял любовью к их крови. Скиннер прошёл в небольшую гостиную, приветствовавшую его необычайным беспорядком и чуть не сбившую с ног кислым, спёртым запахом давно непроветриваемого помещения. На диване, служившем Донни ночным лежбищем, в беспорядке скомкалось постельное бельё. На столе вперемешку громоздились пустые тарелки с остатками еды, чашки с недопитым кофе, фломастеры, грязные носовые платки, кистевой эспандер, книги в мягкой обложке. Скиннер разглядел на обложке одного из романчиков полуголую блондинку, стоявшую на коленях, с развевающимися волосами и призывным взглядом. На другой обложке плясали на лесной опушке весёлые разноцветные зверьки. Странное сочетание жанров. Телевизор негромко издавал шипящие звуки. Канал АВС транслировал ситком «Трахни его жену». Скиннер под пристальным взором Донни выбежал из гостиной и рванулся в кухню. Она также салютовала ему пустотой. На обеденном столе ещё одна недопитая чашка кофе, стакан из-под молока с белым расписным узором на стенках, и останки бутерброда с сыром на блюдце. Рычащий в углу проржавевший холодильник Crown. Пепельница с окурками и красная пачка «мальборо» на подоконнике. На стене над столом висела фотография сорок пятого президента Соединенных Штатов Дональда Трампа, трагически погибшего в 2025 году за три месяца до окончания своего второго президентского срока. Скиннера передёрнуло от самодовольной ухмыляющейся физиономии этого расиста, заложившего первый и основательный камень в фундамент здания под названием Вторая Гражданская война, возведенного впоследствии президентом из WASP Уорреном Макмилланом и чернокожим демагогом Лорензо Дэвисом. Скиннер распахнул дверь в ванную комнату. Его глазам предстала обшарпанная выщербленная ванна в жёлтых разводах и с трещинами на боковинах. Ободранный умывальник с куском дешёвого мыла на краю. Свисающее с перекладины несвежее полотенце в коричневых пятнах. Грязный подтекающий унитаз. И никого. Скиннер машинально скрёб татуировку на левой руке. - Что с тобой, Джефф? – осведомился Донни. - Ты кого-то разыскиваешь? Скиннер вернулся в кухню и тяжело опустился на кривоногий стул. - Да, Донни, извини. Я просто не в себе. Сегодня я сбежал из Санатория, если ты ещё не знаешь, что я туда попал. Если бы не авария на электростанции, мне оставаться бы там ещё неделю. Мой дом пуст. Венди и Джоди исчезли. Я не знаю, что думать, где их искать. Я схожу с ума, Донни. - И ты решил, что я прячу их здесь, - горько усмехнулся Донни. – Что я похитил их и привёз к себе в дом, воспользовавшись твоим отсутствием. Ты и вправду псих, Джефф. Скиннер удручённо закрыл лицо руками. - Выпьешь кофе, Джефф? – спросил Эммерс. – Я заварю две чашки. Он поставил на огонь кофейник. К звукам рычащего холодильника Скиннер в своём мозгу прибавил равномерное и доводящее до холодного неистовства тиканье настенных часов. Да временами шуршали крысы в подвале. Они молчали, сидя напротив по обе стороны стола и напряженно вперив друг в друга взгляды. - А как ты стал вампиром, Джефф? – вдруг осведомился Донни, прервав просто-таки кладбищенское молчание. – Родился таким или тебя инфицировали кровью? Тебе кофе со сливками или с сахаром? Я сегодня богат, у меня в холодильнике сливки из пакета. - С сахаром без сливок, - машинально ответил Скиннер. Мысли галопировали в черепе, как взмыленные жеребцы на скачках где-нибудь в Саратоге. Чайник засвистел, и Донни принялся заваривать кофе. - Мои родители, мир их праху, не были кровососами, - проговорил Скиннер. – Меня заразили в пятнадцать лет. Моя вторая девчонка. Я не придал особого значения её укусу, тем более, что в тот вечер случалось гораздо больше приятного, нежели прикосновение её зубов и губ к предплечью. - Нечто вроде любовной игры, Джефф? – спросил Донни, помешивая ложечкой сахар в чашке. - Не совсем. Просто небольшая прихоть подруги. Трудно отказать, когда обнимаешь молодое голенькое тело. Через три дня она попросила повторить. Мы целовались, и я тоже пробовал на вкус собственную кровь у неё во рту. А спустя пару недель я внезапно подумал о том, что вкус крови может быть не просто приятен, а ещё и желанен. И выбрал себе первую жертву – алкоголика Кевина Дансоу, жившего в соседнем переулке. - Понятно, - отозвался Донни, ставя перед Скиннером чашку дымящегося напитка. – Типичный вампир второй степени, Джефф, и, кстати, твоя мания не передаётся по наследству. Джоди может стать кровососом, только попробовав вкус человеческой крови. Особенно крови настоящего вампира. А у меня всё не так, Джефф! - Твои родители…? – с трудом выговорил Скиннер, отчаянно пытаясь не потерять нить разговора, лишённого для него какого-либо смысла. - О, да, Джефф…, - жарко прошептал в ухо Скиннера Донни Эммерс. – Когда мой отец приехал в Пенсильванию, его стаж насчитывал… Скиннер не слушал горячечный бред Донни Эммерса. Его мысли блуждали, как ночные привидения на чердаке заброшенного особняка, стоящего на краю зачарованного леса. Красная легковая машина, проносящаяся в ночи мимо дома Блэйзи Шеридан. Её язычок, трепещущий у него во рту и дразнящий плоть. Белоснежные зубки Блэйзи. Губы Венди – сухие, горячие, страстные, когда они занимались любовью в спальне. «Трахни свою жену, Джефф», улыбался Скиннеру с телеэкрана ведущий шоу Митч Д'Анджело. Пальчики Блэйзи, расстегивающие джинсы. Её лукавая улыбка. Саркастическая ухмылка Донни, как рыба немо открывавшего и закрывавшего рот перед ним. Смех Джоди, стоявшей перед столом шерифа Маккина, и требовавшей стаканчик разбавленного томатного сока перед сном. Одинокий бук, чернеющий за окном в запущенном садике Донни. Покосившийся ветхий дом, дышащий одиночеством и запустением. Внутри только Донни и крысы, копошащиеся в глубине подвала. Сколько их там, крыс? Или мышей? Весёлый смех мышонка, увиденного им недавно на обложке дешёвой книги. Детская книжка в доме одинокого старика. Мысли бугрились под обтянутым кожей черепом Скиннера, сочась выступавшим на лбу едким потом. Что-то не сходилось в цепочке размышлений Джеффа. - И тогда я выпил кровь девчонки, Джефф…, - продолжал свою историю Донни Эммерс. – О господи, Джефф, да я обезумел от вкуса этой молодой… Скиннер механически сделал глоток из чашки. И когда он ставил чашку на стол, осознание ощущаемой им и пока ещё смутной, до конца не понятой несообразности, неправильности наконец пронзило наскозь. Пальцы Скиннера дрогнули, и он расплескал кофе по выцветшей клеёнке, которой Донни накрывал обеденный стол. Взгляд Скиннера неподвижно остановился на пачке «мальборо», лежавшей на подоконнике, но он не осознавал, что видит. - Тебя одолевают крысы, Донни? – отчетливо спросил Скиннер. – Слышишь, как они шуршат в подвале? Донни оторопело взглянул на Скиннера и сглотнул слюну. - Да, у меня иногда появляются крысы, Джефф. Не всегда, но бывают. Ты слышишь их сейчас? - Покажи мне своих крыс, Донни, - закричал Скиннер. – Я хочу взглянуть на их мерзкие мордочки с мокрыми, шевелящимися усиками! - Ты и в самом деле болен, Джефф! – прошептал Донни, кладя ладонь на плечо Скиннера. – Не спускайся в подвал, ради святого, там для тебя нет ничего интересного! Скиннер сбросил с себя руку Донни и дёрнул за кольцо люка, торчащее в полу посредине кухни. Крышка легко подалась и со стуком перевернулась. В лицо Скиннера пахнуло гнилью и холодом. И ещё каким-то почти неуловимым запахом. Запахом живой плоти? - Крысы! – взревел Скиннер не с вопросительной, а почему-то с утвердительной интонацией. Он повернулся к Донни. Лицо Эммерса с приоткрытым от ужаса ртом застыло перед взглядом Скиннера как искаженная безобразная маска. – А каким, мать их, крысам ты перед сном читаешь сказки про лесных зверей, Донни? Он врезал Донни по лицу наотмашь, во всю недюжинную силу, с каким-то обречённым и всепонимающим отчаянием. Лицевая кость хрустнула, и Донни Эммерс осел на пол, прижимая к щеке ладонь и выталкивая изо рта осколки выбитых зубов. Скиннер резко вывернул левую руку Донни и ощутил, как треснула кость в предплечье. Донни дико взвыл. Скиннер ударил ещё раз, и старик потерял сознание. Скиннер спустился в подвал по разваливающейся, зловеще скрипящей лестнице, и повернул рычажок выключателя. Тусклый свет залил небольшое помещение, и Скиннер моментально увидел их обеих. Он подбежал вплотную и в ужасе рухнул на колени. Полуобнаженная Венди, со спутанными клейкой лентой руками и ногами, распростёрлась посреди подвала. Поблекшие светлые волосы разметались на бетонном полу, словно прутья грязного веника. Рот был заклеен побуревшим от крови и слюны скотчем. Под глазами синели круги, а широко распахнутые в ужасе глаза зияли двумя чёрными бездонными колодцами, до краёв налитыми безумием. Она моргала с частотой примерно один раз в минуту. На шее узором проступали кружева вен. Лицо потемнело и казалось скорее лилово-фиолетовым, с его цветом резко контрастировала неестественная белизна кожи рук и предплечий, пергаментом обтянувшей выпирающие кости. Обнажённые груди сморщились и превратились в два недозревших яблочка матово-зеленоватого цвета. Скиннер поразился худобе жены, по-видимому, за две недели её совсем не кормили. Он попытался аккуратно отклеить ленту ото рта жены. Губы Венди беззвучно шевелились в попытке произнести хоть одно слово. Скиннер так и не понял, узнала ли она его. Её грудь изредка судорожно вздымалась в подобии вздоха. На шее и предплечьях Венди Скиннер насчитал с два десятка запёкшихся или всё ещё сочившихся кровью ранок. Видимо, Донни Эммерс выкачивал кровь из её вен со зловещей и неустанной регулярностью. От Венди несло мочой и нечистотами, и Скиннера едва не стошнило от этого запаха. В этом куске умиравшей, не сохранившей почти ничего человеческого плоти, он едва узнавал свою обожаемую прежде жену. Самым ужасным было то, что вид Венди не был самым чудовищным из всего, что ожидало Скиннера в подвале. Рот Джоди также пересекала широкая лента скотча, но в отличие от матери, у неё были связаны только руки. Скиннер догадался, что именно ботинками дочь издавала те самые скребущие по бетону звуки, что доносились из недр подвала. На коже Джоди не было ни единой царапины. Скиннер тщательно обследовал кисти, предплечья, шею и грудь дочери, но нашёл ни единой ранки. Её не коснулся вампир. И это было самое страшное. Потому что Скиннер видел глаза Джоди. Ярко-голубые, дышавшие прежде шаловливой проказой глазки дочери превратились теперь в два безжизненных, подернутых мутной плёнкой куска аквамарина. Зрачки неестественно сузились и чуть заметно подёргивались. Во взоре дочери Скиннер не обнаружил ни понимания, ни радости, ни осмысления. Он знал, что означает этот взгляд. Скиннер осторожно снял скотч с губ Джоди, и уголки рта ребёнка немедленно поднялись вверх, приветствуя в улыбке. Но не в улыбке дочери, дождавшейся возвращения папочки, а в улыбке кормящегося, лицезреющего жертву. Связанные сзади руки Джоди подрагивали в экзальтации. Скиннера спасло то, что имел представление об эффекте преждевременного вампира. Так называли тех детей, которые пробовали на вкус человеческую кровь и становились кормящимися, не достигнув полового созревания. После двух-трёх приёмов порций чистой крови взрослого человека такие дети превращались в неуправляемых уродцев-вампиров. Чужая, отталкиваемая собственной иммунной системой, кровь становилась катализатором, проникавшим в клетки и воздействовшим на детский мозг пострашнее самого разрушительного токсина. Скиннер изредка встречал преждевременных. Право, лучше было бы уничтожать на месте этих мутантов, кровожадных подобий детей, подчинявшихся только своим извращённым инстинктам и не гнушавшимся самыми мерзкими человеческими отбросами. Глаза преждевременных смотрели вокруг как сквозь затуманенную призму, искажавшую самую суть окружавшего мира. - Ты поил её кровью матери, сволочь! – заорал Скиннер. – Ты высасывал кровь Венди и давал Джоди вместо еды, связав её и почитывая ей сказки о зверюшках из дикого леса! Ты намеревался после смерти Венди использовать в качестве жертвы Джоди! Ещё один ребёнок, попавший в твои сети! Наверное, это ты, Донни, натравил на меня полицию, чтобы убить или в худшем случае сбагрить надолго в Санаторий, а себя спокойно обеспечить пищей на несколько недель! Джоди ухмыльнулась, примериваясь зубами к предплечью отца, и Скиннеру пришлось мягко, но твёрдо прижать голову дочери к полу. В углу подвала он заметил моток верёвки. Он осторожно связал верёвкой ноги Джоди, затем вскинул тело дочери на плечи, и, придерживая её рукой за подбородок во избежание укуса, вскарабкался по лестнице в кухню. Донни Эммерс отполз к дверце холодильника, хрипя и стискивая рукой челюсть там, где его ударил Скиннер. При виде Джоди он сдавленно и со стоном вскрикнул. Скиннер опустил на пол кухни тело дочери и со зловещей ухмылкой освободил от скотча её запястья. Джоди немедленно с урчанием поползла в направлении своего мучителя. Донни отчаянно затрепыхался и засучил гоыми ногами. Джоди подобрала под себя спутанные ноги и как огромный червяк с невероятной быстротой ринулась на Донни. Скиннер хладнокровно смотрел на развернувшуюся перед ним картину сражения. Джоди взгромоздилась на худосочное тельце вампира, прижав к полу тоненькие палки его рук. Донни мог слабо отбиваться только правой, неповрежденной рукой. Джоди, урча, преодолела слабое сопротивление старика и приникла к шее Донни. Тот истошно завизжал, но его крик захлебнулся и потонул в хлюпающем урчании насыщавшейся Джоди, сменившемся затем утробным довольным рычанием. Их ноги сплелись и елозили по истёртому линолеуму в одном кошмарном танце. Наконец Джоди оторвалась от Донни, с её губ капали крупные капли крови. На шее вампира алело большое овальное пятно, и багровые струйки наперегонки сползали вниз к ключице. Донни чуть слышно стонал, и эти звуки напомнили Скиннеру постанывания Блэйзи на пороге её собственного дома. Джоди развернулась и, извиваясь всем телом, поползла по направлению к отцу. Её глаза выражали абсолютную пустоту, а еще… ещё… Голод. Она подползла на расстояние вытянутой руки, оперлась кистями о пол и снова вся подобралась, словно легкоатлет на старте перед прыжком из колодок. Скиннер ударил дочь по лицу гораздо слабее, чем до того бил Донни Эммерса, но этого хватило, чтобы маленькое тельце Джоди опрокинулось назад и рухнуло под ноги лежавшего в полузабытьи Донни. Скиннер в ужасе осознавал, как мутно-голубые глаза Джоди наполнялись ненавистью к существу, причинившему ей боль. На её зелёный вязаный джемперок изо рта скатывались капли. Скиннер в отчаянии ухватился обеими руками за край обеденного стола. Донни Эммерс чудовищным усилием заставил себя подняться на ноги, шагнуть вперёд, и тогда внутри Скиннера прорвало невидимую плотину. Он пришел в себя спустя несколько минут. Перед ним лежало истерзанное тело. Скиннер сломал Донни рёбра и правую ключицу, превратил его лицу в бесформенную лиловую массу, сверкавшую взглядом ненавидящих заплывших глаз и плюющуюся кровавыми осколками зубов. Потрясающе, но Донни всё ещё мог говорить. В его ногах распростёрлось трясущееся в нервной дрожи, выгибающееся дугой тело Джоди. Она скалила зубы в нечеловеческой ухмылке, клацая челюстью. - Сука! – вдруг выкрикнул Донни, выплюнув изо рта вместе с обломками зубов кровавые ошмётки дёсен. - Эта сука, Джефф! Тварь! Мерзкие бабы, мать их так! Если бы Скиннер был знаком с Донни Эммерсом больше, то он, возможно, знал бы о синдроме Туретта у Донни. Это заболевание характеризуется у больных нервными тиками и периодическими приступами неконтролируемых выкриков, как правило, ругательств, изливающихся потоком. Но сейчас поведение Донни стало для Скиннера шоком. Донни переживал сейчас острый приступ. - Грёбаные кровососы! – орал Донни. – Мерзкие бабы, шлюхи! Их надо высасывать, Джефф! Как я высасывал эту суку! - Кого ты называешь сукой, Донни? – крикнул Скиннер. – Ты, мать твою, две недели сосал в подвале мою жену и поил её кровью мою дочь, превратив её в чудовище! Ты ловко воспользовался моим отсутствием, Донни! Ты натравил на меня полицию? Донни Эммерс внезапно успокоился. Жорж Жиль де ла Туретт мирно засыпал в его голове, ничем не выдавая своего присутствия ещё минуту назад. Донни Эммерс почесал лоб. - Женщины иногда не настолько вкусны, как кажутся, - задумчиво произнёс Донни. - А порой и дети их тоже. Но кровь они обожают. И словно в подтверждение слов он потряс головой. Скиннер бил снова и снова, окончательно превратив лицо Донни в кровавое месиво. В перерывах между боксёрскими раундами он отирал со лба маслянистый пот. Резкий звук донёсся из-под пола кухни, и Скиннер внезапно прислушался к скребущему шелестенью. Звук походил на то старательное царапанье по бетонному полу, которое он слышал ещё полчаса назад. - Крысы скребутся, - выдохнул Донни бесформенным ртом. - Чёртовы крысы. – Он потер окровавленную переносицу. – Суки-грызуны! Доедают, твари! Мать твою, Джефф, у этих крыс такие мокрые шкурки! Скиннер замолчал, прислушиваясь. Он проследил за взглядом Донни. Посреди кухни из дыры подвала явственно доносилось чуть слышное царапанье. - Я же говорю, это – крысы! - визжал Донни. – Огромные острозубые крысы. Они жрут мясо, Джефф! Чёртово гниющее мясо! Не ходи туда, Джефф!!! Не смей!!! Туретт вновь выскакивал из его горла, раздирал стальными когтями надтреснутые голосовые связки. Джоди успокоилась и любовно поглаживала обнажённую ногу Донни, изучая её, как путешественник всматривается в географическую карту незнакомых территорий, ища реки вен, созерцая озерца гематом, бессмысленно прислушиваясь к доносящимся крикам. Она не делала ни малейших попыток освободить свои по-прежнему связанные ноги. Это не могло продолжаться более. Скиннер достал из внутреннего кармана ветровки пистолет с единственной ампулой в барабане и взвёл курок. Перед ним скрывались и вновь проявлялись в горячечном тумане две фигуры – взрослого мужчины, захлебывавшегося собственной кровью, с обезображенным, покрытым бурой засыхающей коркой лицом, и девочки – ещё не подростка, с отсутствующим взглядом, лишенным малейшего проблеска сознания, подчинявшейся теперь только своим нечеловеческим инстинктам. Девочка предвкушающе гладила ногу мужчины, который был не в силах больше сделать ни одного движения. Скиннер навёл дуло на призрачные, пляшущие перед глазами фигуры. Ему вдруг почудилось, что в мрачном чреве подвала Венди издала последний судорожный вздох. Он напряг взгляд и увидел их глаза. Расширенные от страха, всё понимающие глаза Донни Эммерса – вампира, убившего его любимую жену и превратившего в лишённое разума чудовище обожаемую, ненаглядную дочь. Вампира, осознававшего свою судьбу и всю ту меру расплаты, которую он должен понести. И глаза Джоди Скиннер - лучше всего было, если бы он не видел эти глаза. Он не мог прочитать в них не единого чувства, ни одной мысли, и это являлось самым страшным. Он представил их будущее, останься кто-то из них в живых. Донни Эммерсу оставалось недолго при любом раскладе, но смерть здесь и сейчас он заслужил. Скиннера мутило от ненависти к этой беспомощной обезображенной нелюди, хнычущей и плюющейся кровью на полу кухни собственного дома. И Джоди Скиннер, монстр-преждевременная, превратившаяся теперь в такую же нелюдь. За подобными созданиями с особым остервенением рыскали охотники. Их удел – скрываться днём в чащах, по ночам выходя на охоту в надежде изловить какую-нибудь неосторожную жертву и насытиться её кровью. Питаться лесными ягодами и орехами, испытывая вечное неутолимое чувство голода. Издохнуть от болезней и радиации в болоте. Но только Джоди Скиннер была его родной дочерью. Две жертвы. И одна ампула в антивампирском пистолете. На секунду он ощутил себя властелином жизни и смерти, вершителем судеб – и мгновенно понял, насколько лживо и превратно было это ощущение. Он был никем, безымянным палачом, человеком, сжимающим сейчас в руке смертельное оружие, которым случайно завладел. Его имя не имело ни малейшего значения для жертв, распростёртых на полу перед ним. Две пары глаз. Карие, пульсирующие от страха глаза старика – умудрённого опытом кровососа, познавшего на своем веку немало жертв. И мутно-голубые бессмысленные глаза ребёнка, список жертв которого только будет писаться красными чернилами в книге судеб. И есть один выстрел. Без права на промах. Скиннер переводил дуло пистолета с одного лица на другое. - Будь на то Твоя воля, Господи! – истово шептал вслух Скиннер, никогда в жизни не вспоминавший никаких богов. Две пары глаз напряженно следили за пистолетом, трясущимся в руках Скиннера. - Нет, - прохрипел в смертельной муке Джефф Скиннер. Карие глаза. Голубые глаза. Карие глаза. Голубые глаза. Карие… голубые… голубые… карие… Будь на то Твоя воля! Скиннер спустил курок. *** Охотников было двое – похожие друг на друга молодые темноволосые парни, худощавые, мускулистые, с одинаковыми жёсткими складками в углах рта. В этот дом на задворках Джексон-стрит их отправили по наводке – в управление недавно прилетела записка от местной алкоголички Дженет Краузи, подвергшейся нападению. Несмотря на изрядную дозу выпитого и провалы в памяти, Дженет сумела вспомнить и описать нападавшего – она немного знала о нём – пожилого усатого субъекта, одиноко проживавшего в домике на Джексон-стрит. Нападение не было попыткой грабежа, разбоя или, как бы это ни казалось конфузом, изнасилования. Это оказался случай вампиризма чистейшей воды. Ранее экзекутор также получил письменное свидетельство мужчины по имени Джейкоб Бауэрс, два месяца назад ставшего невольным очевидцем нападения мистера Эммерса (так звали старичка из домика на Джексон-стрит) на бесчувственное тело пьяного мистера Хьюэтта, лежавшего в придорожной канаве. Случаи кровососания со стороны мистера Донни Эммерса фактически оказались не требующими дополнительных доказательств и разбирательств. Вдобавок в полицейском архиве Элмериджа раскопали другое годичной давности письменное свидетельство женщины, не получившее тогда неопровержимого подтверждения, но сейчас также недвусмысленно указывавшее на факт нападения мистера Эммерса на людей с целью потребления крови жертв. Окружной прокурор недрогнувшей рукой подписал приказ экзекутору Элмериджа Эрроллу Мартину на ликвидацию Донни Эммерса без срока исполнения. От входной двери неказистого дома на Джексон-стрит вглубь садика, заросшего бурьяном и сорняками, тянулась полоса примятой травы. Разводы пыли и грязи на крыльце, на садовой дорожке, следы на траве явно свидетельствовали о том, что чьё-то тело недавно буквально выползло из дома, соскользнуло по ступенькам с крыльца и поползло через бурьян по направлению к полузасохшему высокому буку. Но охотники решили пока не идти по следу и направились в дом. Они обнаружили мёртвое тело на полу кухни, неподалёку от отверстия, ведущего в подвал. Опрокинутая крышка люка лежала подле лаза. Один из охотников осторожно спустился вниз, в темноте метнулся луч зажжёного фонарика, затем раздался голос. - Здесь ещё один труп, Джейб. Похоже, жертва этого кровососа. Молодая женщина, симпатичная была. Матерь Божья, её высосали подчистую! Джейб не отозвался. Он смотрел на тело, распростёртое посреди кухни. Рот трупа приоткрылся в агонии, обнажив пожелтевший оскал зубов. Из нёба торчал длинный тонкий обломок ампулы с ядом. Струйка крови вытекла из уголка рта и тонкой линией расчертила подбородок. Глаза были открыты и безразлично смотрели в закопченный потолок. Джейб взглянул в лицо погибшего и сравнил его черты с фотографией улыбавшегося Донни Эммерса, которой их предусмотрительно снабдил экзекутор в полицейском участке. В двух шагах от мертвеца валялся длинноствольный пистолет, предназначеный для охоты на вампиров. Джейб аккуратно поднял его за ствол и положил на обеденный стол. Пистолет необходимо упаковать и взять с собой, чтобы затем сверить его регистрационный номер с реестром антивампирского оружия штата Пенсильвания. - Я проверю в саду, Бёрк, - крикнул Джейб поднимавшемуся из подвала напарнику, и взвёл курок на своём противовампирском трёхзарядном карабине. Охотник осторожно обошёл лежавшего в кухне мертвеца, и спустился по ступенькам крыльца в заросший бурьяном сад. По дорожке примятой травы он проследовал мимо высокого бука до изгороди и обнаружил в зарослях скрючившиеся, ещё шевелившееся и слабо дышавшее маленькое тельце. Джейб снова бросил взгляд на зажатую между пальцев фотографию улыбающегося в усы мужчины и направил ствол карабина вниз. Бёрк взял со стола пистолет, положил его в непрозрачный пластиковый пакет и вышел из кухни, в полумраке едва не наступив на сведенную в предсмертной конвульсии и украшенную затейливой татуировкой руку мертвеца. На крыльце Бёрк остановился, прикуривая. Затем он несколько секунд отдыхал взглядом, наблюдая, как у изгороди Джейб хладнокровно и не без удовольствия тремя выстрелами разряжал обойму карабина до конца.