Заразная болезнь Почти неделю деревню беспрестанно заливали холодные дожди, а сегодня, наконец, поднявшийся злой ветер прогнал куда-то вдаль угрюмые тёмные тучи и установилась хорошая солнечная погода. - Сегодня Троица, работать грех, это ведь большой праздник, вон как солнышко на небе заиграло, Господь указывает, что надо отдыхать, - убирая со стола посуду, предупредила мать. - Можно, я схожу погулять, - обратился к ней Евлог. - Ладно, сынок, только хорошо играй, смотри, не хулигань, - пальцем погрозила вслед сыну Фёкла Прокопьевна. Под горой в естественной песочнице полно ребятни, сегодня ведь никого работой не загрузили. Увлёкшись, Евлог даже не заметил, как настал вечер, так весело прошёл день. Наигравшись вволю, Евлог в отличном настроении вернулся домой. А там, оказывается, тоже время зря не теряли. Вокруг стола, накрытого новой клеёнкой, расположились красиво одетые женщины с разрумянившимися лицами, они пьют из блюдец горячий чай и ведут неспешный разговор. Перед ними на столе в рюмках мутный самогон, но женщины с выпивкой не спешат, для них же главное, это посидеть в хорошей компании, побеседовать между собой о текущих делах. - Садись, сынок, покушай. С утра где-то бегаешь и проголодался, наверно? – мать любовно погладила Евлога по голове. - Да, - согласился мальчик. – А куда? Вся седая, высохшая от старости, как лучина, Анастасия Михайловна, рядом с которой оставалось единственное свободное место, поставив на стол опустевшее блюдце, прошепелявила: - Рядом шо мной, Евлог, не шадись! Штарошть, она болезнь очень заразная, шразу же на тебя перейдёт! Мальчик растерялся. - Да, молодость вот не переходит, а старость, она как грипп, и правда заразная, - рассмеялась, играя чёрными глазами, Ирина Ефимовна, да и остальные женщины тоже весело заулыбались. Евлог стоял перед столом и не знал, что делать, он и правда испугался, кому же хочется стать таким же старым, беззубым, с лицом, изборождённым глубокими морщинами, и с трудом ковылять, опираясь на палку, как Анастасия Михайловна. - Не бойся, сынок, садись, ничего с тобой не случится. Это Михайловна просто шутит, - успокоила Евлога мама. – Только руки вымой, вон как испачкался, пока играл. Мальчик послушно умылся, гремя рукомойником, вытерся полотенцем и, всё ещё с опаской оглядываясь на Анастасию Михайловну, сел рядом с ней и усердно заработал ложкой. Разговор женщин крутился вокруг детей и скотины, плохой погоды, которая то сушит, то льёт не переставая, как из ведра. Наконец перешли на своих неравнодушных к самогонке мужей и начали их дружно «хвалить». Анастасия Михайловна же долго молча слушала и, наконец, тоже вставила своё слово: - Хоть как вы, бабы, не шудите, а мужики в нашей женшкой жизни - это шамое лучшее утешение и божья благодать! Без хозяина ведь очень трудно, куда ни глянешь, вшуду нужны мужшкие руки. За вшакой мелочью приходитша к шошедям обращатьша, а не каждый шразу же шломя голову побежит одинокой женщине помочь, некоторые долго ещё выкобениваютша. - Да, это верно, - вздохнула Ирина Ефимовна, которая одна без мужа воспитывает двоих детей. За столом на короткое время воцарилась тишина, видимо, каждая из женщин окунулась в свои тайные мысли, затем беседа возобновилась и споткнулась о колхозного бригадира Василия Кирьянова. - Интересно, когда уж кончатся издевательства этого волчары над простыми людьми? – с досадой покачала головой невысокая и худенькая, как девочка, Анна Николаевна. – Нет, чтобы жить в нашей маленькой деревушке в добром согласии, не обижая своих односельчан! А вот, надо ему выпендриваться, показывать всем, какой он большой начальник! А жена с дочерью Марьей совсем как ведьмы настоящие. - Да, - наливая из самовара в опустевшую чашку Анастасии Михайловны горячий чай, подтвердила Фёкла Прокопьевна. – Выкосишь немного на болоте сена, так приходится прятать, боясь, как бы не обобществили. Прошлым летом Дмитрий скосил на пастбище небольшой участок на пару копен, а Марья Кирьянова увидела и такой хай подняла, почему, мол, там косите, лошадям ничего не останется! Хотя кони эту слишком жёсткую траву даже не едят. Да ведь нарочно загнала лошадей на это пастбище и калитку закрыла, чтоб затоптали и потравили накошенное сено. А как ушла, Евлог быстренько сбегал, открыл проход и выгнал оттуда лошадей. Те же табуном обратно к кирьяновской бане поднялись, почему-то любят там ночи проводить, видимо, гнуса на ветру меньше. Так эта Марья, и ведь не лень ей было, обратно туда привела коней, закрыла выход и всю ночь провела у костра, стерегла, чтоб никто не выгнал их оттуда. А как ушла, то уже не мы, а кто-то посторонний всё равно сразу же открыл калитку. Вот ведь как изгаляются над народом! Всё так и было. Евлог хорошо помнит этот случай. - Глядите, только вспомнили о Кирьянове, а он тут как тут, сюда уже прётся! – выглянула в окошко Ирина Ефимовна. – И что ему здесь нужно? - Что надо? Ищет, где же ему нальют! Мужики, видно, из швоей компании выпихнули, - скривила рот Анастасия Михайловна. Евлог быстро, чтоб не тревожить старуху, юркнул с лавки, пролез под столом, забрался на полати, свесил голову возле бруса и принялся наблюдать, что произойдёт дальше. Открылась дверь и, низко наклонив голову, чтоб не стукнуться об притолоку, в избу грузно, словно в воду нырнул Василий Кирьянов, высокий дядька с алкогольным загаром, один раз шагнул и, гляди, уже возле стола столбом стоит. - С п-праздником вас, б-бабы! - широко ухмыльнувшись и показав длинным указательным пальцем на бутылку с самогоном, продолжил он: - Налейте и мне т-тоже, а то г-голова раскалывается. - Кто тебя сюда звал? И почему с мужиками вместе не празднуешь, испугался, что бока намнут? – рассмеялась Фёкла Прокопьевна. - К-кто испугался? Я испугался?! – выпучил мутные глаза Василий, уселся на длинную лавку возле окна и вытянул ноги в грязных кирзовых сапогах до самой двери в подпол. – На меня, на начальника хутора, вряд ли к-кто-нибудь п-посмеет руку поднять. Налей, Фёкла мне немножко, опохмелиться надо. Мать нехотя подала ему рюмку с самогоном: - На, похмеляйся и уходи! Здесь мы бабы своей компанией сидим. - Т-ты что мне этот напёрсток подаёшь? Т-тут даже горло не п-промочить. В стакан налей! - Ещё и стаканом тебе! За рюмку спасибо скажи! Кирьянов одним махом выплеснул содержимое рюмки в свою ненасытную глотку, после чего лицо его украсила блаженная улыбка. Евлогу сверху хорошо виден Кирьянов, в уголках рта у которого почему-то, когда он пьяный, всегда собирается белая пена, а трезвым он редко бывает, не отказывается от спиртных напитков любой степени тяжести. Неспешный мирный разговор за столом после прихода бригадира перешёл в громкий скандал. Подвыпившие бабы без боязни в глаза Кирьянову припоминали все нанесённые им обиды. А тот, надрывая голос, в основном матом, оправдывался: - Я защищаю государственные интересы! «Если бы отец был дома, то навряд бы он тут так громко матюгался, отец бы быстро поставил его на место», - подумал Евлог. Кирьянов же доказывал-доказывал свою правоту, постоянно жестикулируя при этом длинными руками, потом неожиданно схватил стоящую перед Анастасией Михайловной полную рюмку, опрокинул содержимое в рот и довольно осклабился, широко ощерив рот с зубным некомплектом. Тут у женщин терпение окончательно лопнуло, Ирина Ефимовна приподнялась с лавки: - Да что мы тут будем любоваться на его противную пьяную рожу! Вытурим, и всё! Деревенские жилистые бабы, не боящиеся никакой работы, тут же решительно выскочили из-за стола, схватились за Кирьянова, вмиг выдернули с лавки, отчего он грохнулся задом на пол, и поволокли к двери. Бригадир только испуганно махал руками и таращил свои рачьи глаза. - Вон, коммуништ-карманишт! Вон, коммуништ-карманишт! – махала сухонькими кулачками оставшаяся на месте Анастасия Михайловна. Евлог заметил, что возле двери Кирьянов крепко схватился руками за порог и его не могут оторвать. Тогда мальчик схватил с нашеста мамину скалку и от души саданул по бригадирской руке. Кирьянов охнул, пальцы тут же разжались, и его тело вмиг оказалось на улице, а за ним захлопнулась дверь и защёлкнулся засов. - Приплёлся тут и всё застолье испортил! – женщины, смеясь, вновь расселись по своим местам. – А ведь так хорошо без него сидели… Бреясь возле зеркала, Евлогий Дмитриевич вспомнил эту давнюю историю, и до его сознания дошло, что Анастасия Михайловна тогда вовсе не шутила, старость действительно оказалась заразной. - Эх, зря я тогда не послушался Анастасию Михайловну и сел рядом с ней, ведь был бы я теперь по-прежнему молодым и красивым. Возле меня крутились бы молодые красотки. А сейчас никому я не нравлюсь, - огорчённо качал он облысевшей головой, разглядывая в зеркале морщины, испортившие лицо. – А теперь поздно раскаиваться, ничего уже не исправишь. И мама ведь не остановила, оказывается, наврала она, мол, старуха шутит. Иван Ногиев. 2019 год.