ЯКОВ ЕСЕПКИН ЭФЕМЕРИДЫ • «Самиздатовские книги Есепкина стоят литературной респектабельности всего Серебряного века. Это величайший эстетический парадокс.» С. Волков XI Вишен с пудрою звездной к столам, Диаментов порфирных июля, Мы угодны ль еще зеркалам – Соваянья меловые тюля. И смотри, как вольготны оне, Бесноватые червные Цины, Ведьм ланиты в мышъячном огне, Точат хлебные мыши терцины. Что, ди Грассо, могли унести, Золотые путраменты, небы, Виждь, сегодня точатся в желти Всечерствые порфирные хлебы. XII Ледяные пасхалы затлим, Апронахи звездами соцветим, Как юдольную чернь веселим, Так и петь столованиям этим. Бродники, вкруг одне бродники, Хлеб и вина темнее маковниц, А равно мы в хожденьях легки – Хоть бы мимо червонных альковниц. Фарисеи еще заплетут Нашу тусклую кровь на просфиры, И тогда нас траурно почтут Виноградного сада Зефиры. XIII Нас ли ждали к эдемским столам, Антиохия тех ли взерцала, Шелк порфирный вился по углам, Днесь его источают зерцала. Ванных кафель распишет изверг Ядом розным, жасминами Ханны, Се порфировый чистый четверг, Все пием здесь, хотя недыханны. Ах, тусклые оставьте мелки, Аониды, по мраморам этим Чернь и могут лишь бить ангелки, Нимбы коих мы всенощно цветим. XIV Шелк виется, а новый агон Белым феям начать всепреложно, Ад слезою востлил парангон, Се бери, лишь свечение ложно. Как вдоль наших тлеющих виньет Пляшут Циты, пируют и днесь ли, Спи, Вифания, тьма почиет, Драгоценное миро унесли. Что же пифии стали бледны, Им и вышло сейчас веселиться, Тленных юношей в парке Луны Сотемнять и за гипсом белиться. XV Август щедр ко успенным, шелков, Яств, рубиновой мглы не жалеет, Белых дев целокупный альков Днесь еще изваянья лелеет. Пить лишь нам золотое, вино Прелиется, иные фарфоры Теням выставит Геба, одно Все мертвецки пьяны бутафоры. Сколь и Цины сюда набегут Воровать ободки золотые, Пир очнется – хотя не солгут Мертвым наши амфоры пустые. XVI Аще тусклые зелени мнят Четверговки, еще фарисеи, И у Пилы серебром звенят, Мы почтим балевания сеи. Благородного шелка свитки Данаид обтекают надменных, Звезды царствий опять высоки И алкают балов современных. Ах, запомнят ли нас хоть бы те Меловницы эллинских смоковниц – В битом гипсе и жалкой тщете, Воск лиющих на барву альковниц. XVII Что рыдать - отзвучали пиры, Источились фалернские вина, Вместо севрской витой мишуры Нощно блещет небес горловина. Из Тироля востретим гонцов, Выпьем яды ль Моравии мрачной, Где и челядь беззвездных дворцов, Где и плакать о дщери внебрачной. Кровь ожгла хоровой мезальянс, Но сквозь сон различит Береника, Сколь еще серебрится фаянс И пирует на небах Герника. XVIII Мрамор августа бледен и нем, Падших звезд насчитаем иль вишен, Яко с литией мы не уснем, Пусть атрамент и будет возвышен. Пировать ли со ядом в устах, Цины днесь мелят желтым ланиты, А еще во бесцветных перстах Огнь лилей, сим дворцы знамениты. Все туда – иудицы, псари, Вас холодные ждут пировые, Где алкали белену цари, Хоть бы тени их вечно живые. XIX Терпсихоры наложницы прыть В шелк маскируют юный, всеблудство Тщится веки злоцарственно скрыть Под любовью одесной иудство. Льется нега и чернь весела, Наш путрамент свели щелкоперы, Бал Аваддо сочествует мгла, Суе ж кровью златятся таперы. А и станет вам тюлей иных, Шелки сеи, мажордом, и брюлы, Где лафитники ядов земных Подносили нам ветхие юлы. XX Иокаста под мглою тенет И не вспомнит колонских столовниц, Всяк слепой из червонных виньет Благородных зерцает меловниц. В красном выследят нас палачи Меж колонн, хоть каждится временность, Аще пасха, а цвету свечи Уготована лишь нетлеенность. Крови мало – садитесь к столу, Сей фаянс на крови и серветки, И лиется, лиется во мглу Пурпур наш чрез страстные виньетки.