Глава четырнадцатая

«Чёрт ближе к человеку, он бесцеремонно садится на него верхом и управляет, заставляя делать дурачества за дурачествами… Тот, кто создан творить в глубине души, жить и дышать своими творениями, тот должен быть странен во многом». Н.В. Гоголь.

- Будучи в данном месте уже довольно продолжительное время, - с неприкрытым удовольствием разговорился Гоголь, - я научился с достоинством различать местные порядки, когда подсознание играет главенствующую роль и научился немного разделять плевела от зёрен. Ну, приступим… Поскольку я здесь, на этом самом месте, видимо сказалось мое пристрастие к рукоделию. Да-да… Вязал на спицах шарфы, кроил сестрам платья, а к лету шил себе шейные платки. Отсюда, скорей всего, наряд мой сформировался, отразившись карикатурой своеобразной в виде фрака. Так часто бывает в преисподней… Уж поверьте, господа, я насмотрелся… Многие земные законы тут совершенно не действуют, но во главе стола стоят, как бы это сказать - правила сновидений что ли, когда из нелогичного, казалось бы, действия образуется порядок вещей. Кабак сей тоже неспроста, ведь любил ваш покорный слуга готовить и угощать друзей варениками с галушками. А что там говорить про гоголь-моголь, так смешно же право. Но тем не менее молоко я козье обожал. Ага… Я его варил с ромом и получался один из любимейших моих напитков. Вот и поимел определённую осёдлость в месте без дневного света. Я про кабак, конечно. По истечении более ста пятидесяти лет, насилу теперь только начал управляться со своими мыслями в угоду вот этих товарищей, сподобивших меня на сей подвиг. - Сказал Николай Васильевич и весело глянул на своего собутыльника премило улыбаясь.

- Ах, щёб твою в медь, - загоготал Прошка, - поглянь, Ванятка… Никого тебе не напоминает стилист ентот? Из ваших заднеприводных, к примеру?

- К чему такие пошлости, Прохор? Человек искренне и от всей души, а ты такое! - возмутился Иван.

- Помилуйте, мой друг, уж он-то всё знает и подначивает меня на то, чтобы пред вами распинался и признался. – В полный голос смеялся Гоголь. - Уж вам ли не знать, сколько слухов ходили про меня в сексуальном плане?

- Да, но…

- И никаких но… Прямо сейчас я поставлю на этом деле точку. Ах, чего только не пришлось услышать про себя… А ведь в то интересное время позорному пороку предавались многие известные люди не только Петербурга. На устах почти всех людей были великие князья, актеры и музыканты с писателями потому, что они же сами и афишировали собственные похождения. Было модное такое поветрие, после того, как наша армия побывала в Париже. Господа, уже в те времена ведь гомосексуальность была в рассвете искушения. Я вам сейчас приведу пример даже наших гениев пера. Такими их вы ещё себе и не представляли:

«Не води так томно оком,

Круглой жопкой не верти,

Сладострастьем и пороком

Своенравно не шути.

Не ходи к чужой постеле

И к своей не подпускай,

Ни шутя, ни в самом деле

Нежных рук не пожимай.

Знай, прелестный наш чухонец,

Юность долго не блестит!

Знай: когда рука господня

Разразится над тобой

Все, которых ты сегодня

Зришь у ног своих с мольбой,

Сладкой ватой поцелуя,

Не уймут тоску твою,

Хоть тогда за кончик х*я

Ты бы отдал жизнь свою».

- Кто ж такой-то будет, Николай Васильевич? – вопросил удивлённый Иван. - Не томите…

- Ну, Лермонтов, а кто ж ишшо? – ответил вместо Гоголя Прошка. - Непревзойдённый стихоплёт он был в плане насмешки над светскими людьми своего времени. Отчего и был убит, уж поверьте мне, повидавшему немало. Представьте токмо, будто прочитали вам при всём честном люде подобного рода вирши. Да я может сразу убил бы без всякой там дуэли, будучи честным гражданином любимой Родины своей. У нас на него планы были великие, куды там… Токмо не могу щас вам поведать что да как, да почему… Есть он в живых и на земле, перерождённый. В кого? Не буду называть – запрещено!

- Мдааа, - закатил глаза Гоголь и продолжил: - Впрочем, история идёт по кругу и наверху в сегодняшнее время, насколько мне известно, грядёт обвалом дурдом, умело сфабрикованный сексуальными меньшинствами, всё более проникающих во все сферы, в том числе и во власть. Уж кому, как не мне пуститься тогда во все тяжкие, но будучи человеком глубоко верующим, был на это не способен.

- Так-так-так… Вот здесь прошу я Вас подробней, - поймал любимую нотку Прошка и в одиночку хряпнул водки.

- Не вижу я сейчас в этом ничего особенного, но тогда, будучи в физическом теле, я несказанно стеснялся своего собственного носа. В то время невозможно было сделать пластическую операцию, но я всё же умудрялся уменьшать свой великий орган обоняния, хотя бы с помощью художников. Чем безусловно, - вновь расхохотался Николай Васильевич, - поставил в затруднительное положение множество биографов.

- Ага… как говорится – ближе к телу, уважаемый Коля, - не унимался подвыпивший гид, пытаясь прилюдно смутить знаменитого писателя.

- Ну, так вот… Всем в полной мере известно, что я никогда не был женат. Некоторые утверждают, что даже не вступал в интимную связь ни одного разочка с женщиной. Мол, не значит ли это, что было влечение к людям своего пола? Нет, скажу я вам и огорчу сейчас, к примеру, нашего Прохора.

- Не заливай, Гоголь! Хватит врать!

- Не секрет, что известный всем рассказ «Нос» получился в самую первую очередь из-за обострённого ощущения собственного носа. И рассказ как бы выступил гимном этому чудному органу чувств. Уже находясь в преисподней в том самом качестве, в котором в данный момент предстал пред вами во всей красе, я вдруг узнал, что господин Набоков предложил обществу читателей некий фрейдизм, поставивший меня самого в шоковое состояние. Будто бы в вывернутом наизнанку мире Гоголя, люди-человеки поставлены с ног на голову и потому роль носа выполняет другой орган.

- Какой-такой другой орган? – невозмутимо подтрунивал Прошка, не преминув в очередной раз брызнуть ехидной слюной.

- Американец Саймон Карлинский, между прочим – историк русской литературы, - исповедовался Николай Васильевич, не обращая внимания на речевые вредности своего собутыльника, - вообще выдвинул предположение об repressed homosexuality.

- Чиво, чиво?

- Угнетённой гомосексуальности, к вашему сведению.

- А-а-а… Во-во!

- Этот янки провёл целое исследование, скрупулёзно перерыв всю мою переписку, из коей сделал довольно неутешительные выводы, касаемо моей ориентации. Деятель чёрных писательских искусств, в поисках очередной сенсации на литературном поприще, намешал такой творческой каши из показаний современников, трактуя и подгоняя факты, что неминуемо привёл читателей опять же к однополой любви. А теперь, внимание!

У всех было на виду, как Виссарион Белинский, стоя на входных воротах, иначе эту резную массивную дверь и не назовёшь, приложил развёрнутую ладонь к уху, для наилучшей слышимости. Он даже придвинулся ближе к столу шага на три, если не больше… В воздухе завис немой вопрос... А Николай Васильевич запросто «убил» любознательных присутствующих слушателей наповал, не взирая на ранги и все имеющиеся в головах оных знания:

- А началось с того, дорогие мои, - до глубины души ошарашил он, - я вдруг узнал, что мой орган не такой, как у всех. И сейчас я говорю не про нос. Господа, мои тогдашние друзья, с которыми я, безусловно, со всеми порвал любые отношения, только из-за этого нелицеприятного момента, ржали будто беременные кобылы в моё добропорядочное лицо. Они мне чуть ли не хором твердили, мол, он у тебя такой огромный и только с помощью этого великолепного чуда света будут открыты буквально все двери в жизни невероятно везучего человека. Боже мой! И ещё они мне говорили, что я так крут со своим большущим, но понятия не имею, как им пользоваться. Чтобы окончательно решить назревший вопрос по половому воспитанию, было решено срочно посетить бордель, причём за мой же счёт. Не забывайте про моё семейное обстоятельство, которое невозможно также выбросить из более чем скромного быта: под влиянием матери в моём сознании вдруг прижился раз и навсегда великий страх перед адом и страшным судом, перед ужасной загробной жизнью. Мне ни в коем случае нельзя было грешить, а тут – бордель. Ведь сами теперь понимаете. Вам даже в голову не придёт никогда-никогда - какие невразумительные страхи посещали меня в тот злополучный момент. Мы завалились в известный дом в полной радости с превеликими предчувствиями! Мы все, кроме меня, мучившегося без конца и края. По прошествии времени я, конечно, стал понимать, что произошло простое недоразумение и если бы мне попалась опытная проститутка, то всё было бы как надо. Ведь не я первый и не я последний, как говорится. Но обстоятельства, представшие предо мной и время с местом, привели к тому, чтобы я навсегда отказался от близости с женщиной. Да-да, нам представили развратных барышень и меня сразу потянуло на нежное и молоденькое тело. Ах, как мне было больно! Морально больше, чем физически, когда девушка завопила на всю бордель, будто лучше заплатит неустойку, чем будет иметь в своём теле хобот слона. Хозяйка интимного салона, мама Жазель, убедительно огорчилась и готова была пойти на любые поступки, дабы исправить ту ошибку, которая произошла на территории её заведения. Она была готова даже самолично исправить её, подставив под удар собственное тело, но… Я, друзья, был уже неумолим и нёсся быстрее ветра сквозь промозглую мглу и забившись в угол собственной каморки, не выходил из неё, похоже, двое суток. Именно тогда у моей своенравной натуры сформировалась таковая дурная привычка, которую не обходили стороной многие критики и биографы – я бесконечно долго катал хлебные шарики, замыкаясь в себе, особенно, когда видел пред собой прехорошенькую особу. Тут же в голову проникал мерзкий, ничем не изгоняемый страх… Страх перед мыслями даже, что когда-нибудь возможна сексуальная близость. Я уже говорил, что в детстве отличался повышенной впечатлительностью, ведь мать часто рассказывала о страшных, терзающих душу, демонах и о благах для людей добродетельных и праведных. «Она так страшно описывала вечные муки грешников, что это потрясло меня и разбудило самые высокие мысли. Я ходил в церковь потому, что приказывали, стоял и ничего не видел, кроме ризы попа, и ничего не слышал, кроме противного пения дьячков, крестился потому, что все крестились». И вот сейчас, после всего случившегося во мне сформировалась невероятная фобия или тот самый дьявол, который проявился в необъяснимом мной сложном психобиологическом комплексе, разрушающим нестерпимо душу и тело человека. И прав был, наверное, Набоков лишь в том, что не «Нос» был главным героем в знаменитом рассказе.

Прошку уже не на шутку развезло, но даже и он залюбовался невероятно проворной речью всеми любимого Гоголя. Иван, тот был и вовсе без ума от этой удивительной встречи, которая поставила многие точки в его размышлениях, приходивших иногда в голову. И вот сейчас, под невероятным впечатлением, он сидел, раскрыв рот и… слушал, слушал, слушал…

- И знаете, что? – опять продолжал Николай Васильевич. - Чем чаще и подробнее в жизнь свою я вглядывался, тем глубже видел чудесное участие неведомой силы во всём, что касается меня.

- Да уж… - буркнул гид, - это он про нас.

- Ведь началось ещё с Алова… Ох, уж этот господин! Все знают, что я сжёг второй том «Мёртвых душ», но мало кто знает, что страсть бросания рукописей в огонь, проявилась намного лет раньше. Алов, представьте себе – это мой псевдоним, под которым я создал поэму в духе немецкой романтической школы. Критика была ужасна и мне пришлось скупить оставшиеся экземпляры в лавках и бросить их в огонь.

- Коля, не нагоняй скуку, - привстал Прошка, - ты ещё не порадовал окончанием предыдущей темы. Ну на самом интересном остановился. Неужто более попыток не было? Никогда не поверю…

- А, как же? Были… Помните Подколесина в «Женитьбе»? Отчего он сбежал? Наверное, понятен будет и мой смысл дальнейшего проживания при ответе на этот нелёгкий вопрос. Ведь никто, по моему мнению, не подозревал литературного героя в любви к себе подобным, так почему же к моей персоне такие невыгодные для собственной природы взгляды с наветами? У меня была любовь к женщинам. Но одна сразу отказала, узнав от своих подруг о моей беде великой, в полном смысле слова. В 1840 году я даже сделал предложение Анне Виельгорской, которую искренне любил, называя «существом небесным». Но эта премилая женщина отказалась выйти за меня. Догадайтесь с первого раза из-за чего? Шли дни и идеи греховности всё больше укреплялись в моём сознании. Зачем-то ведь наградил меня творец этими никому ненужными причандалами? Ещё чуть-чуть… Всё! Перестал даже верить в прощение от Бога. И в тоже время, казалось порой, что с его же помощью могу намного легче переносить то, что для иных людей довольно трудно сделать. Я , наверное, утонул в вере и даже захлебнулся в ней.

- Ну, наконец-то, - произнёс Прошка, разливая водку, - успокоил Васильич. Давай за тебя! Токмо не ори опосля: «Лестницу, поскорее давай лестницу!»

- Ах, у самого, как будто полегчало. Давайте, Проша, двинем, или как его - вдарим, да хоть впендюрим!

- Но позвольте, аж подскочил на месте Иван, - всё да не всё. А как же второй том «Мёртвых душ»? Какова причина его сожжения?

- Ой-хо-хо, - перебил Прошка, - Коля совершил сей акт сожжения по просьбе тех, кого вы называете хвостатыми и рогатыми чертями. Вы, наш уважаемый турист, как бы поступили, когда нужно было сделать выбор? А выбирать нужно было между гиеной огненной и отработкой в кабаке чёртовом на протяжении двухсот лет, с дальнейшим перевоплощением в другое тело, когда и будет осуществлён замысел той книги, которая была сожжена. Та самая идея будет настолько актуальна через пару десятков лет, что будет несомненно на руку нам, да и вам – землянам в первую очередь. Поэт-Гоголь звучит гордо и уже более полутора веков остается одним из самых загадочных писателей. Часто сумрачный, но иногда светлый и ироничный, как сейчас, но всегда – магический и ускользающий. Но мы, читатели, открывая его книги, всякий раз находим для себя самих что-то только своё и понятное только одному себе. А таперича, братия подземная, хочу вам сообщить преприятнейшие известия. Уж дюже весело мне на чёртовой душе! Не пора ли нам окунуться с пьяной головой в сногсшибательный стриптиз с прожжёнными профурсетками из недалёкой истории? Что скажите, Гоголь?

- Ах, судари, данная процедура мне удивительно подвластна, - ответил Гоголь и, ни сколько ни покраснев, заулыбался.

Продолжение следует…