Предисловие.

Обожаю про алкоголиков… Размышлять на листе бумаги про пьяниц любого ранга, в том числе и совсем пропащих забулдыг, моя любимая тема. Пусть она не рейтинговая, как говорят сейчас, но от неё никуда не уйти, даже в лес не убежать, в тридесятое царство не упрыгать, не скрыться в подземелье клятом. Неужели, если ты съел кусочек хлеба, а тебе тут же стыдно про это рассказать? Виновен ли алкоголик в том, что он по своей глупости и необразованности не сумел, в отличие от некоторых из нас, переступить ту самую правильную черту, за которой приходит пора выздоровления? Виновен – скажите вы. Но, тогда виновны и все те, кто, по той или иной причине, опоздал в очередь за хлебом и остался голодным.

Люди, товарищи, господа! Кто угодно, в конце концов! Мы живем с алкоголиками, мы существуем вместе с ними. Мы с ними разговариваем… Но, не учитывается один немаловажный момент, что мы сами алкоголики. Да-да… Мы грешники и алкоголики с того самого момента, когда нас Бог раздел догола под той соблазнительной яблоней, которую сам посадил, а потом сам же и дал пинка под зад. Как говорится: «Каждый с ума по-своему сходит». У всех степень разная. Но вот мой знакомый по имени Иван, по фамилии не скажу какой, уж очень прям просил меня поведать миру о своих невероятных приключениях, которые, по всей видимости, на самом деле и произошли. А там… Чёрт его знает.

Вступление.

Ваня тех чертей уже давно видел издалека, но и встречался с хвостатыми нос к носу после очередного, невыносимо вредного для организма человеческого, запоя. Рыженькие, мол, маленькие со спичечный коробок, рожки кривенькие и остренькие, бегают по руке – то ли ржут на удивление, то ли рожи уродливые корчат так странно, что кажется будто смеются они, треклятые. Мол, и пальцем тыкают в лицо, вроде как рассмешить пытаясь, и в то же время напугать до ужаса - до смерти самой.

«Рот-то до ушей у них, зубки остренькие, пятачок такой хитренький, росточку маленького, пытаются извести, защекотав…» - Это я цитату с интернета привожу, где есть, да-да - будьте уверены , классификация тех самых чертей. Откуда она там взялась, не могу сказать, но то, что Ваня эту публикацию не видел, уж точно, прошу поверьте. Даже есть название этих чёртиков, равно таких, каких Иван и видел самолично, - Анчутками зовутся. А там их сколько! Целые подразделения и классы. Как же так-то? Как после всего этого не поверить моему рассказчику? Недаром колдуны там всякие, вкусив наркотических веществ в виде мухоморов с поганками, обалдевают в полном ауте, но не просто так, а со своим умением шаманским, открывая, им одним известным способом, вдруг вокруг себя мир иной, нам невидимый, да начнут вещать что-то такое, нам до селе неведомое. А?

То, о чём я дальше буду говорить, конечно, ни в какие ворота не лезет, но может, хоть кто-то заинтересуется, хотя бы посмеёмся или даже задумаемся мы вместе сильно очень. Пьянство подробнейшим образом описывается в медицинской литературе. Вот и я, непременно хочу дать некоторую часть собственного определения алкоголизма: Алкоголизм - это особая организация нервных окончаний пьющего человека, на которые с убедительным расчетом действует пьяный в доску мозг. В короткие промежутки времени между запоями, тебя раздражают все предметы, все люди, весь мир. А во время запоя (если, конечно, не буйный) ты любишь весь мир, всех людей, все предметы, окружающие тебя. Но, при всей твоей любви - весь мир, все люди и даже все предметы тебя ненавидят!

Глава первая

Вот тогда-то Ваня и сбежал в деревню на собственную дачу, чтобы окунуться с головой, да достать душой и телом до самого дна первозданной красавицы-природы: бродить босиком по росе, наблюдать за необыкновенными бабочками-махаонами, созерцать вселенскую тайну звёзд… И чтобы при этом даже никто не смог бы попытаться вынести мозг, вырвавшемуся на свободу романтику-мечтателю, всемирному поэту-гению, человеку-пароходу… Короче говоря - бухать там по полной полу-смертельной программе и выхаживаться затем в дико-страшном блевотно-мерзопакостном одиночестве.

Да нет, конечно, сначала-то ведь всё шикарно было очень, даже дюже весело: с друзьями липовыми в кабаке, да в сауне с девочками лёгкого поведения… Всё, как у всех, как по накатанному, как водится, по нашим шаблонам земным. Ничего туточки придумывать не надобно – давно уже дело нехитрое придумано. И в деревню Ваня по проторенной дорожке заявился без всякого-такого, казалось бы, - ноу-хау.

Сидел Ванюша наш больной на всю головушку, выхаживаясь с будунища проклятого, да на излюбленном крылечке, вдаль, совсем не глядючи. Вот тогда-то и появился он – почтальон-то тот, что возник ниоткуда… Прям предстал вдруг пред Иваном во всей своей представительском оформлении: форменный костюм синей расцветки, фуражка, словно из кино про немцев, только рога сквозь неё торчат, правда небольшие, но и не маленькие. Почему почтальон? Так ведь сумка почтальонская наперевес, пенсне на вытянутом пятаке в дорогой оправе и… то ли рука с конвертом, то ли копыто – не поймёшь. Письмо почтарь, чуть ли не в нос непонятливый нашего героя стал тыкать упорно, выговаривая:

- Не извольте, - картавил он на манер старинный, - беспокоиться по пустякам, но искренне прошу отнестись к этому предложению с наиболее высокой ответственностью!

- Чаво-чаво? Чаво ты тут лопочешь, друг ситный, непонятной мне наружности? - испугался Иван, стараясь протиснуться сквозь ступеньки под крыльцо, буря пятой точкой доски не первой свежести.

- Я лицо, повторяюсь, чрезвычайно ответственное и прослежу, чтобы церемония прошла в полном порядке и письмо было доставлено, а в случае согласия адресанта, сопроводить его в нужном направлении.

Иван вмиг закрыл глаза кулаками, протирая веки чуть ли не до самых мозговых извилин. Но всем свои нутром чувствуя наглое присутствие обладателя рогов на голове, он стремительно протянул руку к трёхлитровой банке, стоящей в стороне.

- Какова лешава, я тя спрашиваю, ты мне тычешь здеся? А? – Проговорил Ваня, враз набравшись смелости от одного только прикосновения с банкой с самогонной смесью.

- Примите пламенный привет из самой страшной преисподней! – ещё более пугая, заорал неожиданно странный гонец, взломав при этом нервно очень сургуч на конверте.

Ваня, ничего непонимающими глазами уставился на пришельца, затем дрожащими руками поднёс банку ко рту, отхлебнув глотка два - не больше, но с проникновенной жадностью. А следом он непроизвольно вдохнул аромат конверта, который враз показался каким-то невероятно знакомым и даже родным, почувствовав тут же некоторое облегчение.

- Ого! - Воскликнул он, увидев каллиграфический почерк со всякими таинственными завитушками старославянскими на пергаменте высшего качества, а внизу вместе с печатями золотом тиснённые визы из различных подземных министерских сфер, и… с ног сшибающую подпись огромными золотыми буквами – ЛЮЦИФЕР.

- Позвольте мне, - вступился почтовик, собрав все недоумённые вопросы, зависшие воздухе, - чтобы вам не особо заморачиваться, сделать некоторые пояснения, касающиеся сего письма, поскольку вижу ваши выпученные на полную катушку глаза, удивительным образом стремящиеся к затылку.

- Да-да-да… - застучал зубами Ваня.

- Вы, наверное, чрезвычайно удивитесь, но это своего рода приглашение посетить неведомый до селе вами подземный мир в качестве туриста, так сказать бесплатная путёвка. Помните? Такие когда-то профсоюзом выдавались на производстве в Советские времена.

- Да-да-да… - так же стучали зубы.

- Ну, так вот… я, честно признаюсь, не ведаю зачем и как, и почему именно Вас хотят сподобить на данное турне по удивительным кругам, примерно запечатлёнными в ваших тупых мозгах сказочником Данте. Но уполномочен заверить, что вреда Вам причинено не будет никакого. Уж будьте уверены в этом, ежели сами, конечно, не соизволите повеситься. То-есть переместиться в преисподнюю, так сказать - не отходя...

Ваня для всякой пущей верности сильно очень ущипнул себя же за ухо и, видя, что всё остаётся на своих местах, с болью в сердце, с щемящей тревогой спросил:

- А-а-а… сколько же времени вы мне даёте, чтобы я того… ну, как бы этого… ну, подумал, что ли?

- В сей же час, то есть – немедленно! – Резко ответил гонец.

- А если не соглашусь?

- Думаю, что этого не случится… Ведь Вы буквально через несколько часов схватитесь обеими руками за левую сторону груди, изо рта появится пена, Вас затрясёт и сделается так больно, что инфаркт безусловно приведёт опять же к нам, только уже не в качестве туриста… Решайтесь же!

Такие убедительные доводы подействовали на Ваню довольно быстро, и он стал торопливо собираться. Вернее, как собираться, - отхлебнул из банки достаточно внушительную норму вонючей самогонки и захрустел напропалую смачно огурцом малосольным, приговаривая:

- Вот ей Богу, грю, и к Вам обращаюсь, уважаемый: кабы не с похмелья, никогда бы не решился я на такое путешествие! А, впрочем, есть ещё у меня надежда на некое снисхождение, что всё это безобразие закончится в аккурат, когда зачну вдруг просыпаться от ентого неясного мне помутнения дьявольского и наваждения белкиного в придачу.

Только выразился Ваня таким способом оправдательным для себя самого, как почтарь махнул ему рукой, а сам за дом чуть ли не строевым шагом направился. Там, в садке скамеечка старенькая стояла. Почтальон уверенно топнул возле неё ногой, и… о, чудо – образовалось небольшое отверстие, достаточное, чтобы в него просунулся человек. Гонец снова махнул копытом Ване, мол, следуй за мной и смело нырнул в эту, чудом образовавшуюся нору. Первая мысль в Ваниной башке была, мол, давай Ванюша, беги что есть мочи куда глаза глядят! Но неведомая сила подтолкнула его к норе и только и было слышно, уже из неё:

- Прощай, Свет белый, коль вернусь я, уж такого наворочу, что мало моим мозгам не покажется.

Через несколько мгновений сверху свет скрылся, а внизу вдруг холл просторный образовался. По всем сторонам и углам светильники причудливые стоят и довольно ярко пространство освещают. Панели мастерски отшлифованные по стенам, чуть ли не мраморные на первый взгляд, но то что окончательно Ваню поразило – это лифт стоящий напротив его и почтальона. Да-да, самый что ни на есть настоящий лифт. Возле с входными дверьми, украшенными чудными узорами ещё и лифтёр оказался, в такой же форменной одежде, как и у Ваниного спутника, только без сумки.

- Это, чтоб никто ни чё не спёр? – зашептал Ваня, спрашивая у почтаря.

Но тот совсем не успел ответить, как…

- Хто пожаловал? – заголосил вдруг стражник лифтовой. – Не худой ли какой человек без спросу, без ведома? А не то – вертай вспять… в светлое своё прошлое!

- Чаво орать-та? Мы по приглашенью, чучало! – Воскликнул, негодуя почтальон, резко поменяв свои профессиональные манеры на привычно-обыденные, обычные для повседневности. – Не узнаёшь, чё ли, псина сторожевая?

- Вижу, что нашенской породы будешь, но нам ваши намерения, токмо ужо будут ведомы. Бумаги, грю, хде? Надоть, выбился в письменосцы, а всё, тудыть яво в качель, в начальники, мать чертячью в медь, себя воспроизвести пытаются!

Почтарь покачал обескураженно головой из стороны в сторону и, как только мог, с особой вежливой утончённостью, обратился к новоявленному туристу:

- Иван, будьте добры, покажите этому хамлу бумаги, что я вам дать изволил. Пущай подавиться, бюрократ недоделанный!

Ваня стоял в остолбенелой форме, боясь хоть как-нибудь шелохнуться и привлечь к себе любое внимание. Он с особым напряжением впитывал в себя все звуки, отражающиеся от стен, пола и потолка подземного бункера, пока доподлинно не осознал все формальные действия происходящего. К тому же вольное поведение чёрта, его сопровождавшего, придало ему некоторую уверенность в себе и даже трясущиеся руки не помешали передать в копыта лифтёра путёвку с известной подписью, сверкающую золотыми буквами.

- И у Вас, в подземном мире, без ентого бумагомаракания, ну никак не обойтись? - Спросил Ваня, приноравливаясь к новой для него обстановке.

- Что ты, мил человек, зачем ты мне, сам кумекай? – Тут же последовал ответ служивого, внимательно просматривающего документ. - Да и другие морды человеческие к чему, ежели завсегда имеется бумага казённая, в коей всё доподлинно об отдельных людишках чуть ли не с рождения красочно обозначено и сказано довольно доходчиво.

- Вот, нифига себе! И тут чёртова бюрократия образовалася… ой, не могу! – Сказал Ванька и понял, что сморозил лишнего, ведь у кого он, как не у чертей и находится… а потому почесал в задумчивости репу и попытался выкрутится из создавшегося неловкого положения. – В смысле адова… бюрократия… то есть, как у нас я хотел сказать… в общем-то - нехорошая.

- Та лана, чего там, мели помелом земным чё схочется, тебе-то уж верняк - дозволено. А без бумаг, дядечка, наверху, так и под ним, как и без денег нет жития – вовеки вечные.

- Как, ещё и деньги есть?

- А ты что думал. Товар – деньги – товар ещё никто не отменял. Даже, ежели скажем - яхту хотим подарить проходимцу… Енту вещь-то надобно где-то выкупить… А, как же?

- И чё, и валюта имеется?

- Всё в душах измеряется, юродивый! А то, поди не знал? И золотишко с камушками с сотворения мира во власти нашенской находятся. А там, гляди, пошло-поехало по курсу грубому от любого рубля деревянного и других монет всякого качества: на любовь с благополучием, на славу с властью и так далее… В обмен на душу по желанию, чтобы заселить без всякого на то насилия в апартаменты нашенские, дюже тёплые, а уж гостеприимны-ы-ы-е – куды там! Уж так и быть, познакомлю тя с Фридрихом-то, то бишь с Энгельсом, може свидимся.

- Чудно брешешь, но по правде! - вступил в разговор почтальон, поправляя сумку. – А ну свали с дороги! Аль не видишь – с путешественником мы торопимся?

- Раскудрит яво кудрит! Вы в зеркало давно смотрелись, проезжий путешественник? - засмеялся дико лифтер, открывая борзо двери.

Спутники зашли внутрь, и почтарь тут же нажал на одну из множества кнопок, которую Иван даже и не рассмотрел. Лифт вздрогнул, поднатужился и стремительно понёсся вниз на встречу к небывалым в нашей земной жизни приключениям!