X-Files
X-FILES
Конечно, я заметил его еще издали. Их всегда видно издалека. Конечно. Разве их можно спутать с кем-то другим?
Но все равно, то, что он подошел ко мне и заговорил, было для меня такой полной неожиданностью, как если бы вдруг со мной заговорил неправильно припаркованный тридцать лет назад рядом с моим домом «запорожец», вяло шамкая беззубой резиной омумиеневших покрышек. Еще с моего детства он был привычно-неотъемлемой деталью местного пейзажа, а теперь вдруг решил поболтать со мной о погоде. Никто никогда не ждет светской болтовни от старых «запорожцев».
Как и от бомжей.
Но один из бомжей все-таки со мной заговорил.
... – сказал он. – Погода сегодня ... ..., верно, ...? ... ...
Думаю, даже «запорожцы» в своей речи несколько сдержаннее.
Еще бомж попросил у меня сигарету и прикурить. Я угостил его, и, пока он неловко разминал сигарету, и доставал спичку, и чиркал спичкой об коробок, и прикуривал, закрывшись рукавом от ветра, я рассматривал его. Как какой-нибудь ксенолог рассматривает разумных кальмароскорпионов с Эпсилона Тукана. У кальмароскорпионов кончился гипербензин в их космической тарелке, или на чем там они летают, и они зарулили на «Статойл», чтобы заправиться, а ксенопсихологу надо убедить их, что раз гипербензина нет, сойдет и 95евро.
... , Спасибо, братишка, ... – сказал бомж, возвращая мне спички, но я сказал, чтобы он оставил коробок себе.
- Вот, спасибо, братишка, - сказал он еще раз. В общем-то, можно было расходиться, но я никуда не торопился, а он тоже не уходил, наверное, из благодарности. Я смотрел, как он нервно курит, торопливо затягиваясь, словно боясь, что у него могут отобрать никотиновое окошко в жизнь, которую у него отбрали давным-давно, а теперь осталась только пустота, и его отовсюду прогоняют, и он, наверное, так удивился, что я его не посылаю, что не знал, что ему теперь делать, потому что давно забыл, каково это – уходить самому.
Я разглядывал его, дыша через рот, потому что он пах болезнями, тоской и безнадежностью, которые покрывали толстым слоем его кожу, и скапливались в складках его одежды, и нездоровой влагой стекали из уголков его глаз. Я врдруг понял, что он для меня так же чужд и непонятен, как говорящие «запорожцы» и кальмароскорпионы. Среди нас живет целая иная раса, они вроде бы и среди нас и в то же время в совсем ином измерении, а мы, задумчивые идиоты, разглагольствуем про Атлантиду, Лемурию и маленьких зеленых человечков.
... – сказал он. – Пойду я, ... Сколько сейчас времени, не подскажешь, братишка? Точно?
- Шестнадцать сорок две, - ответил я, глядя в глаза больной безнадежности.
- Спасибо, братишка, ... – сказал он и ушел, заглядывая по дороге в мусорные баки в поисках ужина.
На кой хрен бомжи всегда интересуются точным временем? Зачем оно им? Разве что как напоминание о том, что оно вообще существует, это проклятое время.
Он ковырялся в ржавых мятых контейнерах рядом с грязной полужилой общагой, а я смотрел на него и думал о том, какую же хуйню постоянно несут по телеку и в газетах про то, что уровень жизни у нас растет, если до сих пор куча людей живет в таком говне, как попросивший у меня сигарету бомж.