В черной дыре рассудка Копошатся толкаясь извилины. Для выстрела в мозг есть минутка, И чувство есть бренной вины. И вот барабан уж раскручен О жесткий и твердый рукав... Взгляд молнией, тризной измучен, Внизу еще только держав. Но вот и рука поднимается За взором мятущимся ввысь. Не самоубийца! Старается Сердечно хрип вдоха загрызть. Ползет ствол уписан орнаментом Во лжи инкрустации выстрела. Жизнь вся непорочным моментом Как будто бы душу всю вынесла, Да пред очами — дерзание, Свершение, глобызание*. Терпение матери, чаянье... И немощи столпотворение. В котором неясно отчаянье, А только во взоре горение: Скупым мастерством необузданным На пальце уже тяжесть натиска. Слепой механизм щелчком ладным Введет боеспуск от крючка На коем занозится палец Стараясь войти в пистолет... Ох-х, мужиковатый малец! Стараешься зря: тебя нет. И не было никогда, почему-то... И мать не рождала тебя. Аборт она сделала, плача зачем-то... И в памяти много храня. И вот в ее мыслях, уж старой и дряблой Прообраз ли сына возник. Стоит с пистолетом. Изорван душой, И духом — порочный бездельник. *** Ты это можешь! Кричит немотой Круг сбившихся складом мужчин. И каждый из них тут же кто-то другой: Бог ужаса, страха и тла господин; Влекущий глазами свеченье вершин На центр их скученной мглы. Могу. Только сам. Я не благостный свин, Заклания ждущий иглы... Что разом проникнет и чувством брюшным Расколет мгновенье на вздох. И благостный хрип, и затменьем сплошным Уж мертвым чутьем — бездны бог. *** И глубже седин верность часу храни, В котором итог и расчет. И сердце разбужено — пламень кует. Ты можешь. И смотрят. И также они, Всесильны способностью быть. И нет страха смерти... А жизни страх есть? Чтоб жизнь свою — смертно — любить. Надсадно, безрадостно, выстрел очей: Вы где потерялись в путях?! И слово сорвется по прихоти злей, Собой вознося ветра прах... Задержится возле чуть дрогнувших губ, Сомкнутых всей силой души. Пред сборищем правых распластанный труп: Лишь мать эхом прошлым: «дыши!». И звезды молчат — вся вселенная бдит Намеренье праздное бытия... И сердце способное верить скорбит Картину сего безрассудства глядя. Пред сборищем удалых твой расчет: Ты жертва? Ты бог? Спазмом суть. И мысли последней над миром полет... В ничто заколдованный путь. Ты был прахом жизни своей, оборись, Найдя в себе мочь смысла сна. И разум мутнеющий мига коснись В котором шальная весна. Там жизни этюды судьбой ращены, И данность возвышена в рост. И первый твой шаг, и наветье вины, И в будущем твердый погост. Ведь все же одно, из чего выбирать? Минуты в года, совесть в хлев. Но каждый рожден дабы ветры встречать, Давя между делом свой зев. Да прочно стоя на заветной земле, Испещренной складкой морщин. Да сердце храня самобытно в тепле, Да будучи сам же — судьбы господин. Но вот гомон правый, и взоры насквозь, И в руку вошел пистолет... И круть барабаном, и пьяная злость, И выстрел, и святый весь свет. И долгая тьма — она вечности сон, Безликая немощь души... А есть ли душа? Мозги коли вон — В стене, на полу. Подыши. Но «я ведь могу», это доблесть и честь, Пред всеми себя показать. За что? За бездарную пошлую спесь Которой тут стали играть? Кто заклан по жизни, идет на убой Не думая поприщем, жути изгой, Влекомый безумством, что честит собой, Но есть ли там самость лихая? Она только в том, что себе он чужой, Иной власти воли не зная. На круге безропотном агнец души Без духа и стержня людского. Ему так сказали: и «слезы кроши»; Пути уж и нету другого. И вновь у руки пистолет и рулетка Пред взором мотает круги. Ах ты, неумелая, право, кокетка, Давай же, решайся, смоги. Что есть наше время? Затмение вздохов, Сопение в душной ночи, страх надежд. И мало же людям духовных уроков: На всякую прыть уж достало невежд. Всезнающих отроков века смутно́го, Способных себя понимать... И медленно, с чувством, стесняясь немного, Железо заветное передавать По кругу, по кругу, изныв стадно чувством, Теряя себя со щелчком. И вновь находя в нетерпении грустном — Остатки величия. Гном Выходит из круга с повздыхом серьезным, В сознании тли веселясь: Он это сделал! С лицом тяжко грозным. С предчувствием бреда борясь. И вот уж расход. Обошлось. Все живые. Задушливо смехом вольны. И жизнь вновь во пульсах. Да взоры честны́е. Что памятью плахи больны. __________ * Глобыз, глобус (киргизск.). Соотношение по сущ. «глобальность».