Наталья Сафронова Медведь Пожалуй, самый красивый человек, которого Викуся встретила в своей жизни, была уборщица, которая мыла подъезд в мамином доме. Такой самодостаточной уборщицы Викуся больше нигде не видела. Викусе не приходилось мыть полы в общественных местах, но она догадывалась, что если бы вдруг довелось, внутри у нее все клокотало бы от обиды и напряжения. А Вера Павловна спокойно здоровается, неторопливо и чисто моет. И как будто не устает. И все успевает. Может, потому и успевает, что не торопится. И становится понятно, что не место красит человека, а человек место. И самодостаточность - от принятия. Уходит гордыня, человек перестает суетиться, просто выполняет свою работу - и становится красивым. Викуся не переставала любоваться этой удивительной женщиной, не молоденькой, но еще не старой, и даже порой скучала по ней, хотя все их общение сводилось к обычному приветствию. Однако Вика, собираясь навестить маму, предвкушала встречу с Верой Павловной. Здоровалась, проходя мимо, и чувствовала, как у нее поднимается настроение. От встречи с мамой настроение немного падало, поэтому в сумме оставалось на прежнем уровне. В родительском доме было неуютно, размышляя об этом парадоксе, Викуся по привычке обвиняла себя в неумении любить, прощать, принимать. Собственно, любовь - это как раз прощение и принятие. Однако с принятием у Викуси явно не заладилось. - Что ты все молчишь? - бурчала мама, наливая дочери чай. - Придешь в кои-то веки, и слова для матери не находишь. Викуся напряглась в поиске слов. В это время на кухню заглянул отец, скользнул взглядом по дочери, и непонятно было, заметил он ее или нет, молча прошел к холодильнику, достал кастрюлю с курицей. - Что ж одно мясо жрать? Гарнир есть, - мать отодвинула мужа от стола. - Сейчас я тебе положу. - Позовешь, - кивнул отец. - Дочь пришла, поговорили бы, - попросила мама. Викуся проводила взглядом отцовскую спину, заторопилась: - Мне пора, Светочка одна в группе останется. Надела плащ в прихожей, неловко ткнулась носом маме в щеку, с облегчением закрыла за собой дверь. Так не должно быть. Однако все это было. Нелюдимость отца, суетливость мамы. Суетливость тем более раздражающая, что она диктовалась как будто единственным желанием - чтобы все было, как у людей. Викуся вспомнила, как мать пыталась организовать за праздничным столом песню. В их доме не пели, вернее, отец пел когда-то, даже играл на баяне, но когда это было? Викуся знала это только по рассказам мамы. А у соседей пели, и маме казалось, что только так и должны проходить праздники. Мама уговаривала отца взять баян, даже взмахивала руками, словно дирижируя гостями, однако песня не рождалась. Становилось неловко. Гости снова принимались за еду, нахваливая угощение. Вот здесь мать была королевой, слова восхищения лились искренне и щедро, общая скованность проходила. Даже отец расслаблялся среди людей, вставлял реплики, будто наедине с матерью ему было тесно. Перед сном читали с дочкой сказки. - А если уйдешь - читает Викуся за медведя, - все равно поймаю и тогда уже съем. - Почему медведь не отпускает Машу к бабушке с дедушкой? - спрашивает Светочка. - Чтобы кашу варила, - объясняет Викуся, - а может, скучно ему одному в лесу. - А Маша боялась медведя? - спрашивает дочка. - Боялась, наверное, - задумалась Вика. - Все смелые самую капельку боятся. - А ты хотел меня видеть? - Викуся забирается ему подмышку, вдыхает родной запах. - Хотел, конечно, зачем спрашиваешь? - усмехается он. - Но это ничего не значит, это все в теории. - Почему? - Викуся знает ответ, но не хочет верить. - Скажи, что ты капельку меня любишь. - Люблю, - соглашается он, - но только капельку. - Только в теории, -насмешливо подсказывает она. Поэтому она будет стараться не думать, как он придет в свой дом, снимет пиджак, вымоет руки и сядет за стол. Там реальность, а ей приходится соглашаться на теорию. Чтобы не уподобиться медведю из русской народной сказки. Или отпустить любимого на все четыре стороны и принять свое одиночество как данность. Впрочем, это одно и то же. Отпустить и принять. Любовь никуда не девается, даже если обрастает усталостью, она все равно ждет. И эти его слова, как будто некрасивые, только форма защиты перед реальностью, которую приходится принимать. Викуся слишком хорошо его знает, слишком хорошо чувствует, чтобы перестать ждать. - Здравствуйте, Вера Павловна, - с удовольствием здоровается она, поднимаясь по лестнице. - Вот и весна,- улыбается ей Вера Павловна, до блеска натирая окно в подъезде. - Приятно мыть пластиковые окна, надо дома тоже поменять. - Ты газеты отцу принесла? - встречает ее мама. Викуся протягивает ей пачку газет, отец не признает компьютер, а без свежей прессы не может. Лежит в своей комнате один, как бирюк, листает "Известия" и "Комсомолку". - Часы из ремонта забрала? - продолжала допрос мама. - И кефир тоже купила, - усмехнулась Викуся. Мама просто хочет быть счастливой так, как представляет себе счастье. И все мы этого хотим, только каждый рисует счастье по-своему. И несовпадения ранят, пока не притрутся.