Не нужен гению порок
К самобытному чувству;
Надежды искусству.
Немеркнущим дням.
Ко всему естеству.
______________
Не нужен гению порок,
Он учит сам свои уроки,
Бывает даже на зубок,
Случается скандально в сроки*.
Он успевает пообъять
Простые истины искусства,
Нас оставляя с томным чувством,
Что время можно потерять.
Бессмыслием поняв себя
Иные отворяют двери
Пороку, кстати, миг любя
В котором будущее «верю»
Уже готово всласть принять
Простое в мыслях приглашенье.
Имея завидно терпенье
Судьбою нас преклонно ждать.
Всесильна память вещих дум,
В которых горесть и унынье
Плетут беззвучием корпение,
Но сна лишен владыка грум:
Уж конь его, любимый, статный,
Который день хвор тяжко очень.
И он умрет. И неба сень
Не будет столь уже приятной.
И грум прощается с конем,
Его по гриве глядя́ часто;
Как верно, что унынье ястно:
В нем есть затмение огнем.
Вкушая медленно и просто,
Мы изнуренно век свой ждем
Прям из глубин вселенской мочи,
Что в нас имеется — от Бога;
Но отходя пространно к ночи
Опять почуем где тревога:
На сердце склад таежных мыслей,
Да изморозь былых утех.
Как жизнью прожито? Смелей
Тут удиви уж всех...
Но только трезвое молчание,
Да песнь струится из души.
А может веры причитание.
Тут разобраться не спеши.
Но долг сомнения все требует
Простую истину мгновений:
Мы жили для себя? Пребудет
В октаве воя спазм терпений,
Поскольку мало одного
Терпения на все что здесь.
И столь полны мы от сего...
Понять уныние как есть
Не всем дано, и пережив,
Мы снова воздымаем персть,
Мы снова — немощи нарыв
Во шаге суетном и бренном,
Что пыль влачит дорог несметных;
Но в мыслях от тревог бессменных
Все ж остаемся в дне забвенном
На теле всей судьбы посконной,
В рубахе до колен свободной,
Да босиком, пригорком вечны
(Не зная пут земной вины)
На фото старом: детства миг.
И машет — бережно кому-то,
Дитя исполнено минутой,
И помнит грум: гагары крик.
И ночь покойна тяжким сном;
Его дыхание так часто,
Ища рукою чаши место,
И немощно глядя кругом,
Уже проснувшись: перед смертью.
Дыхание войдет в предел.
И где-то мысль застрянет совестью...
Чего же... страшно не успел.
Но тени мрака уж колышатся
На суд и Время — подходя;
И снова милое дитя
Захочет прытко отпроситься
У матери — пойти на склон:
Играют там над речкой дети;
Но во дыхании лишь стон.
И чувство мига уж не крепит
Саднящий прихотями дух.
Все жизнью взято что возможно.
И тенью сна бредя тревожно
Средь места где всей веры пух,
Как будто тополиный, нежный,
Щекотно легкий, безмятежный,
И вот: покой складенных рук.
Часы натикают в прихожей,
Родные кто в прощаньи тихи,
И образы его безлики:
Покоен, значит, небом, фей
Имея там собранье в счастье.
Им дирижируя во власти
Минуты искупленья всей.
Страдалец немощи и пыла,
Что жизнь тебе дарить забыла,
И для чего ты (вновь) ничей.
И скульптор выведет твой образ
По камню хладному — на веки;
Художник поприщурит глаз
(Чреваты думой человеки),
Снимая кистью путань взора
С холста натертого сомненьем;
И нет уж для мазка укора:
Веди бессмертно вдохновеньем.
И вот, готова уж картина,
Что будет тихо услаждать
Прозренье близких: в чем вина,
Что нисподобилась блуждать
В сердцах не знающих покоя,
И тщащих тризну как молебен.
Венки цветут от всяко горя,
И ход могильный постепенен.
Несут до кладбища, стараясь
Путем святым не растрясти...
Но ты во мгле; предвечно маясь,
Уж тщишь поди себе пути...
Лишь прахом сонно оставаясь;
Как знать: о чем молчит нам Бог.
И кто-то горем надрываясь,
Рыдая тихо, изверзаясь
Душой исполнившей итог,
Идет к тебе, протянет руки,
И оперевшись у гроба́,
Свершает сердцем часа муки:
Сей час — вся памяти глыба́.
Минуты тикают забвенно;
Текут потоки их шагов...
Пришедших в память. Постепенно,
Имея быта сущий кров,
И отходя — земной свой путь
Еще попуще измещая
Из духа верою в судьбу:
Лишь той судьбою понимая,
Зачем телесный шаг к гробу.
И заикаясь и лепеча,
Слезами чествуя прощанье...
И танцем в пепел топоча.
И прозревая завещанье.
Поэт, пришедший вдохновенно
Надгробию царапнет слог.
И будет слово откровенно.
Огонь в нем вещий... будто...
_________
* Мы все в терпении вольны
Понять друг друга, но к несчастью
Капризом прихоти больны,
Имея душу тайной властью
Бессодержательных миазмов,
Что насыщают тут и там,
Читая страстью по губам,
Иль возглашая суть маразмов.