«...они не знают слов они демона тени...» Автор неизвестен В тихом переулке темно и скучно. Шелестит чей-то вентилятор. Нет, оно просто где-то, может быть только в мыслях. Дома садистски выпуклы кажущейся нервозностью. То балкон выпрет, то из-за штор блеснет. Рано надвинулся вечер. Чего-то рано. Тимур посмотрел направо. Возможно в его глазах светится ясность, возможно там просто муть вчерашней попойки. Он не знает. Просто смотрит. Вдоль улицы... и уже темно. Почти. Почти темно. Почти. Тьфу. Посмотрел налево. Медленно так повернул на шее голову. Как страус. Представил себя страусом. Вытянул лицо. Наверное так похоже на страуса... Тоже ничего. Налево тоже пустая улица. Заваренные двери железных магазинов. То есть, железные двери магазинов. Каких магазинов? Они... тут разные. Вот там со ступеньками, подниматься надо. А... вон тот подвальный, туда еще картошку привозят, сгружают с машины, грузовой, с кузова, держа за рвущиеся нити сеток-мешков. Красные такие сетки-мешки... Посмотрел наверх. Вскользь — краем глаза и налево — кажется вдали человек. Мелькнул. А не... вот идет. Маленький еще. Смотрит вверх и краем глаза налево. Как бы исподтишка. Он чует как это прикольно. Стоять смотреть как бы вверх и как бы исподтишка на человека вдали, в конце длинного ряда домов, а там потом магистраль, э... как бы магистраль, головная что ли дорога, автобусы, там, троллейб... А не... троллейбусы это справа, там тоже магистраль. Э... гм. Головная дорога. Другая. Посмотрел в упор. Человек приближался. Крупный. Мужчина. Это сразу было понятно что мужчина. По походке наверное. Там-то чего-то в конце с фонарями плохо, не сразу различается, здесь получше. И тени... Чуть ветер и фонари качаются. Наверное. Не может же быть что тени колышатся сами собой. И его тень. Вот она. Мужчина стал ближе. А точно мужчина? Краем зрения охватил. Заодно и дома, что пучило. Выпирало прямо. Что?.. «Знойной осенью ляжет туман На твои заколдованно плечи...» Это не то. Это... из какой-то книги. Не он сейчас сочинил. Не... Мужчина совсем близко уже. «Знойной осенью ляжет туман На твои заколдованно плечи. Все что в мире — великий обман. Если взял...» Или его это? Сам придумал. Ого. Мужчина... «Знойной осенью ляжет туман На твои заколдованно плечи. Все что в мире — великий обман. Если взялся за дело...» Тимур посмотрел, он повернул голову до упора влево ища прохожего. Но его не было. Проморгал. Куда он делся? Свернул во двор... Здесь негде сворачивать... тут магазины... арка дальше... еще дальше, он не дошел же... Почему-то его одолел испуг. Кто этот мужчина. Зачем он тут был. Куда шел. Поднял голову, запрокинул, выдыхая смачно пар. Изнутри вырвался громкий звук. С паром. Руки в карманах парки были теплы и уютно было так стоять и дышать паром своего дыхания. Парки-запарки... Еще раз кашлянул. Одновременно это могло быть и смехом. «Если взялся за дело» Они поспорили и он проиграл. Что убьет человека. Проиграл. Охотничий нож, совсем уже не холодный, он согрелся от пота и жара его тела, прям у живота, очень близко всей своей массивной твердостью, в своем уютном кармашке-ножнах. Кожаных ножнах в металлическом каркасе. Красиво. И так приятно было держать его в руке — еще не расчехленным, чуть-чуть тяжелым, весомым еще и своей внутренней силой, которая несомненно была именно в нем самом: сила древнего закона доблести. Нож охотничий... но какая разница. Это орудие славы. Да. Конечно чушь, но звучит же. Просто он проиграл. Вопрос чести. А играл зачем... и как вообще это получилось. Стоял... и блуждая глазами по вспученным домам, по темному горизонтальному провалу всей улицы, вроде как думал. Зачем. И как получилось. Просто получилось. Сначала играли на пиво. Потом на «колеса». Он вообще-то не очень к этому, но если играли... Сначала выиграл. Потом удача изменила. Потом Игорь сказал, что хватит маяться геройской ленью... (нет, он сказал «хренотенью», да, верно). И вот теперь он, Тимур, стоит посреди улицы. Часов двенадцать уже, не меньше. Надо принести отрезанное ухо. Как доказательство. Он стал доставать нож. «Колеса» ведь дали эффект, должно быть не очень больно. Почти достал нож, задрав низ парки, вернее облапил его нетерпеливо и чуть нервозно пальцами. Скользил по рукояти. Теплая. Представил как режет себе ухо. «Знойной осенью ляжет туман На твои заколдованно плечи. Все что в мире — великий обман. Если взялся за дело, кричи.» Поднял кверху всю прямо голову и... — заржал. Как конь, не иначе. Посмотрел налево. Мужчина опять появился. Теперь он разглядел. Это был мужчина, да, несомненно, и причем, в форме. Железнодорожник. Нет. Варианты. Пятнадцать шагов. Десять. Немного удивленный взгляд на него, стоящего посреди пешеходной дорожки, только что ржавшего, но уже стоящего просто спокойно и смотрящего, повернув лицо, смотрящего — в упор. Плоское лицо мужчины тоже, кажется, удивилось. А у него лицо страуса. И если двигать скулами, то есть, наверное, нижней челюстью, то будет особенно забавно. Он даже, наверное, какой-то особенный страус. Все ж может быть. Особенно этой ночью. Думать уже не хотелось. А если быть просто страусом, то и не важно, что ты стоишь в парке посреди улицы в темень, а под паркой охотничий нож, да в чехле из коричневой кожи, к тому же длинный и весь сам по себе классный, очень красивый, с мощным ощущением острия. Которое медленно ползет из тесного пространства где его прячет осторожность. Потому что настоящее оружие всегда чехлят. Это закон. — У меня в трусах нож. — Губы среагировали сами, они двигались будто волнами от упавшего камня. Они раскрылись глубиной и тайной, а там ведь отражались звезды... на этой воде, на ее сомкнутой глади... Звезды рассыпались и с паром вышло, выпучено, вяло, но дерзко. — Что? Тимур пошатнулся. Вставил глаза в спросившего. «Если взялся тужно за дело» «Будешь квакать как стадо под небом» «Ты зачетный чувак, бро, поверь» «Вот железная выперла дверь» Потом был суд. Его оправдали. Нож был изъят в качестве вещдока, и он был рад этому. Потому что оружию место в храме Справедливости и Правосудия. Он так сказал следователю... потом... на допросах. Смотрел в глаза, чувствуя себя немного смешно или нелепо, но говорил. Следователь слушал его с серьезной миной. Присев чуть на стол, и держась рукой за подбородок. А другой за локоть той, что держала подбородок. И Тимуру хотелось прошептать, но так, чтобы этот человек его услышал и не услышал... вот, как-то одновременно, что ли. Прошептать, что он идиот. Не говоря «я» при этом, как бы абстрактно... (идиот). Но следователь может подумать, что это он так на него. Он сидел и соображал. И вопрос застрял тут в воздухе. И воздух кабинета был теплый... не очень, но и не прохладный; а тем более не морозный. Здесь не было пара в дыхании, от которого ты мог казаться самому себе каким-то причудливым, но все-таки, конечно же, страшным, демоном.