Бабочка летела лесом. Размером, видно, с дирижабль. Лес был огромен и с трудом Деревья в нем теснились, соль Такого образа лишь в том, Что Гулливер в стране громадной, Запутался в траве, он гном, С попыткой смысла величавой На удивительном лице, С застрявшим взором в тишине, Что по листве порхает выше, Ползет по вековым стволам, Охватом что шагов не мало, И возвращается к ногам: Он смотрит отчего так стало. И дирижабль на крылах Отмашкой верной и чудесной, И тут же страшно интересной, Чарующей невнятный «ах», Упал на чашечку цветка, Что только распускаться думал, И трепет жуткий хоботка Желанием нектара спал, Но пробуждался во движеньи, Ища как будто запах роста; И в этом мертвом наслажденьи В крылах унявшись неспроста Вся бабочка великой стати, Огромностью своей дыша, Смотрела Гулливеру: «здрасти?». Тревожа ужас не спеша, Что поглощал беднягу дивно, Стараясь в сердце осаждать Потугу бега: но пассивно Он продолжал сие взирать. Она с него размером, боже! (Молиться время ли сейчас?) Но ток по чувствующей коже: Ее воткнулся в сердце глаз Неразличимым вовсе взглядом (И есть ли взгляд-то у нее?)... Насыщено ли чрево ядом, Бояться, плакать ли... свое Он подобрал в жменю отвагой Желание унять мандраж. И бабочка вспорхнула, тягой От крыльев мощных стало аж На миг лицу всему щекотно: Заботливо прочуяв лапки, Она, собрав к себе их кротко, Как будто бы сошла с руки В его измучившемся чувстве, Что зрело тут минутой дива; Она стремительна, красива, Чуть-чуть ленива и спесива В движеньях ладных и простых. И Гулливер секундой страх Свой ощущал, но тут же вспрял. И видя необъемный взмах Затменье солнца наблюдал. Какие-то мгновенья. Лес Шумел дремотной тишиной. И пораженный сей страной, Он дале средь травы полез, Пытаясь выбраться к тропе, Чуть не подумав, что откуда Тропа здесь будет для него. Поскольку — вот везде лишь чудо Великой формы, да чего Он делает в престранном мире, Каким же ветром занесло В сии пределы его. Шире Уж лес и вдаль смотря: дымит село. Как долго шел... уже не помнит. Но ближе к дому подходя, Почуял: сердце говорит, Что жизнь с ним весело шутя Ведет его туда где сон Становится поболе яви. Пред ним корова-великан Жует траву, и смотрит: мало ли. У неба там в дали превышней Под лупой будто облака... И глас пастуший все слышней. И гром шагов. И дрожь зыбка Его души, что ждет развязки. Корова дожевала сочно. Он помнил на ночь мамы сказки. Такого не упомнит, точно.