По бескрайним просторам нашей родины мчится почтовый эшелон, спешит доставить письма, ведь их обязательно кто-то ждет. Идет дождь, но его нельзя увидеть, капли недолетают до земли, кроны деревьев берегут состав от воды и влаги, чтобы письма не были размыты. Среди них есть одно, не такое, как все. Письмо, что лежит в стандартном белом конверте, на котором мелким аккуратным почерком написан адрес, приклеена марка. Только буквы кое-где немного расплывчаты от слез. «Здравствуй, родной мой. Ты, наверно, очень удивишься, прочитав это письмо, я, право, не должна была писать тебе, но вот решилась. Тебе, наверно, никто не пишет. Не хотелось бы с этого написать письмо, но твоя мать умерла, не смогла выдержать все беды, которые ты (зачеркнуто) на нее свалились. Мне, конечно, тоже сейчас тяжело, но тебе, наверно, еще хуже. Не знаю, станет ли тебе легче, но я говорю, что я тебя прощаю. Прощаю все: твоих баб, дружков-уродов, таблетки, все твои оскорбления, даже то, что ты ограбил и мою квартиру. Я же знаю, кто ты, жаль, что этого не поняли судьи. Помнишь, когда-то в детстве мы клялись, что, не смотря ни на что, мы будем друзьями, что не оставим друг друга. Я буду держать свое слово, забыв про то, что ты свое нарушил. Я все равно буду ждать тебя. Ты вернешься – все будет иначе, я помогу тебе. Я с тобой, что бы ни случилось с тобой. Я верю в тебя. Ты сможешь...» Где-то далеко в колонии, в Сибири, разбирают люди почту. Среди немногих писем, лежит и то, с размытыми буквами. Его возьмет почтальон спросит надзирателя, где можно найти получателя. «Кого? Ковалева? А есть у нас такой? - услышит ответ: Да, и вправду был. Повесился. Неделя уж прошла...» Письмо сгорит вместе с мусором, но даже огонь не сможет уничтожить мою веру.