«Я хочу обратить внимание, что я встречался с многими милиционерами, которые погибли, с людьми и демонстрантами, которые погибли, и все задают вопрос...» — Виталий Кличко, век XXI, временная зона Претоэкспансии. Сидел на трапе космонавт, И охвативши пластик шлема, Ругался на движок и софт, А над планетой висла дрема. Они присели в этот рейс На планетарный криогенник, Хладная глыба, космос весь Теплей наверное, и веник Кометы на хвосте ее Подобен выстрелу из дюзы... Но это лирика. Да нытиё! Рейс грузовой. Пропали грузы. Движок над плато полетел, Когда форсажный бил на тяге. И навигатор весь потел. Пилоту более отваги чуть не хватило, Или что... могло случиться на посадке. Но двигатель сотрясся, зло Свершилось — очень не в порядке Все нервы капитана тут (вот напасть) Играют скулами желвачно. На крен пошел, роняясь в пропасть. Планета принимала — мрачно. И вниз, и вниз... на перегрузе. Как же смогли? так неудачно На грунт стать поломав опоры, Проехав мили три на пузе... Да стукаясь об скалы юзом. Да потеряв паренья шторы Для гравитона-балансира... И сели, осадив всю разом Полета массу — в корабле Повисла тишина: могила? И лица в креслах как в золе... Предчувствия суть катастрофы. Во взглядах рвутся страшно стропы Всех связей гравитационных. И им, уж всех опор лишенных, Пророчит миг сей удел плачевный. Безрадостный совсем, забвенный Вселенной всей, которой дела И нет до странников бесстрашных. Рука пилота в пульт давила Ладонью крепкой и во безднах Космических — жива та сила. И генератор поля сдох От перегрузки, сотрясений, Он стал совсем, наверно, плох, Потом заметил скупо техник. И капитан еще ждал мнений. Биолог доложил: без пищи. Пшик. Придется голодать. Поник Главой лихой ас космоса. Стояли пред громадой павшей, Смотря задрав смурные лица. И в каждом часть всего вопроса, Один на всех что — как репей. И звезд тут пролегла граница: Уж больше не взлетит их «Беркут», Не станет во пространстве вспышкой, Что лишь моментом видна глазу... — Окончен наш привычный труд. — Промолвил капитан, и как другой На срыве голос. Глянул на звезду Чужой и гибельной планеты. И сморгнул. Провел рукой по шлему. Чуть присел. Всмотрелся в даль. Соизмеряя... — Старший помощник, глядь сюда. — И показал рукой и толсто пальцем тыча. Еще как объяснить что хочет — не вникая... Но зная, что команда есть команда. Правда. Над ними буря восставала, смертью плача. И въелась пустота в глаза, В запаянную шлемами броню. И будто бы просилась предательски слеза... «Безумству храбрых поем мы песню!»