И НОЧЬ ЖИВАЯ ТЕПЛЫМИ ГУБАМИ СТИХИ В ЖУРНАЛ «СИБИРСКИЙ ПАРНАС» . . . И ночь живая теплыми губами дотронется так нежно до тебя и звезды улыбнутся как девчонки и бабушкой счастливая луна тебя прогладит тихими лучами в которых много ласки и тепла и ты заснешь и будет тебе сниться широкая красивая река и корабли по ней плывут печальной вереницей как в черном небе облака. . . . Мне хочется белую шерсть этой снежной зимы также гладить как гладит ребенок кота и легко пролететь как летучая мышь над домами заглядывать в окна и в каждом оставить на огромном сияющем блюде простой поцелуй. . . . Чтобы мог ты задуматься о красоте и о юности нежной ночью выходит луна молодая и глядит на тебя словно девушка в белом взлетающем платье и вздыхает о том как же ты от нее далеко чтобы мог ты любить утро раннее ласково входит в твой дом с белой грудью своей обнаженной словно только что в ванне тумана купалось оно голышом и чтоб ты отдыхал от большого и шумного мира вечер снова берет тебя в свой монастырь где ты будешь так долго молиться о вечном стоя в розовой церкви заката и думая только о боге в небесной дали. . . . И просветление конечно наступило ты понял что луна лишь круглый шар а солнце - шар горячий и человек - из воздуха земного он им надут и как воздушный шар кружится в облаках и попадает вечно в невесомость а остальное - просто пустяки там сила тяжести инерция покоя любовь цветы и девушки простые еда питье и долгий крепкий сон могилы и кресты и бабушки и маленькие дети в своих кроватках и весь этот мир плохой хороший добрый и недобрый такой как есть такой как был когда-то и будет может быть еще три тыщи лет. . . . И ночь живая теплыми губами дотронется так нежно до тебя и звезды улыбнутся как девчонки и бабушкой счастливая луна тебя прогладит тихими лучами в которых много ласки и тепла и ты заснешь и будет тебе сниться широкая красивая река и корабли по ней плывут печальной вереницей как в черном небе облака. . . . Утонешь ты в ахах и охах в томных вздохах в букетах цветов в умилении вечном во множестве нежных своих поцелуев и начнется увы как обычно период тоски будешь видеть одни эти темные скучные лица одни жадные руки одни животы из под брюк как шары а потом ведь придут времена сумасшедшего смеха до упада до вечной икоты когда с хохотом небо повалится снова на землю но и там будет громко без всяких причин хохотать. . . . Не стоит быть репейником липучим за все цепляться и всего хотеть и неба синего и теплой летней ночи и девушек красивых и любви достаточно покоя чашки чая и чувства что на все тебе плевать на тех кто ходит за окном весь день и ходит на тех кто трудится за шторами в домах на тех кто ждет кого-то не дождется как и на тех кто никого не ждет. . . . Мир стал таким как будто всюду расположились белые пушистые коты на крышах на деревьях на земле в застывшем замороженном саду и на асфальтовых дорожках одиноких и шевелят они хвостами и смеются хотя так холодно что вовсе не смешно и хочется остаться за стеклом как будто бы в музее в своем мире где так тепло растут цветы на окнах и только разве птицы не поют но можно выдумать и комнатное солнце наклеить на него бумажные лучи и жить под ним и долго целоваться с той девушкой что каждый день приходит и создана для сказочной любви. . . . Почему жизнь становится снова счастливой будто кто-то повесил фонарики в небе написал на полу «я тебя так люблю» и поставил большой восклицательный знак и в окне улыбнулся кому-то и улыбка осталась одна не стекле с очень красными правда губами потому что ты долго кого-то опять целовал и совсем не стеснялся а только просил то высокое небо за шторой чтобы так теперь было всегда. . . . Вновь в небе облака как гроздья светлого мечтательного счастья и пусть его конечно не сорвать как ягоды с куста и по лукошкам тайно не запрятать как грибники кладут в свои корзинки любимые грибы лесные и пусть приходится лететь как пух летит туда куда погонит ветер жизни и навсегда остаться молодым. . . . И в простуженном мире наверно бывает тепло и шумят на деревьях зеленые листья как дети и качается солнце на синей воде и зеленое чудо морское проглотит его поутру и останется только туман и песок у прозрачных гуляющих волн и он будет совсем золотой и на нем будут наши следы. . . . Напудренная духовность говорящая тонкими полунамеками робкая и стыдливая ласковый шепот нравственности притаившейся в темном углу и философический полумрак строгий как фрак но украшенный бантом кокетства спасающим нежную душу поэта от смеха. . . . Я девочка моя тебя люблю как скалы любят волны даже проще как птицы любят небо и как дождь вот полюбил стучать по нашей крыше пока мы здесь под ней совсем одни и тут же забываем все что было. . . . На небе месяц но давно светло как будто ночь его оставила на память она была как в подвенечном платье вся в снежном серебре и серьги звезд светились ярко и она нам пела о радостной и сказочной любви я до тебя дотрагивался нежно так словно ты вмиг можешь вдруг растаять и я останусь снова без тебя. . . . А свет проникает туда где темно и вода течет вниз а не вверх и земля постоянно как шарик кружится а мы остается стоять и в кружащейся мгле нам жизнь привидением белым все снится и снится. . . . Вот сколько хочется любви столько ее и есть она сама приходит ранним утром и так же сами по себе растут цветы на сказочной лесной поляне где их больше чем на белом свете огромном и пустом где ветер дует постоянно и все дороги идут упрямо в неизвестность туда где ничего уже и нет а на поляне этой море света и девушки танцуют молодые и первые весенние цветы цветут так сладко среди поцелуев что до безумия их хочется любить. . . . Листаю я страницы января они покрыты снегом как словами что холодно на свете этом жить и ветер кружит новые снежинки и вот они летят куда-то вдаль где так темно и тишина как призрак склонилась над тоскующей душой как будто любит и давно все знает. . . . Дни шагают как строем шагают солдаты и уходят на фоне заката в его розовом старом плаще в те края где давно уже нет ни дорог ни конца этой маленькой круглой земли только пыль из под черных сапог все клубится только черные птицы летают в распахнутом небе над ними и так громко о будущей смерти кричат. . . . Бойко стучат каблуками часы окно притворилось небытием серым и ветер гремит в затворенную дверь собираясь пожить у меня посвистеть как в жалобном поле а маленький гордый приемник мурлыкает песню о сытости духа на скатерти белой как снег в январе и сон не вставая с кровати опять говорит о покое налитом в прозрачный стакан как вода. . . . И что я думаю об этом мире? что в нем на самом деле хорошо всего хватает - девушек цветов зеленых листьев неба голубого дорог нехоженых и городов счастливых хотя они мне даже ни к чему я остаюсь всегда в своем саду как будто он стал вечен почему-то в нем бабочки из вечности порхают и птицы вечные так сладостно поют а больше и не надо ничего бескрайнего как пропасть океана и неба в золоте далеких звезд и той любви которой нет на свете. . . . Мечты как кони мчатся вдаль давно от этих скачек придорожной пылью покрылось старое лицо надежды в ее рябом старушечьем платке. . . . Как сонные мухи на неровном и пыльном полу ползают лодки рыбацкие в яме залива под парусиновым небом провисшим до самой земли где куражится ветер и голая осень торгуя собой предлагает давно пожелтевшие листья облезлому полю дороге петляющей рядом как хвост и печали заткнувшей разинутый рот постаревшему дню. . . . Бурная речь приплывает гремя к завершенью оратор нежно прижавший ко рту микрофон поклонившись уйдет и останутся только: шарканье ног затихающий шепот и вздохи. . . . Дни приходят ко мне как совсем одинокие люди в разбитых давно сапогах и котомки у них за плечами и в прихожей стоят они и говорят что дороги по свету ведут в никуда что вот вышли из дома когда-то теперь же вернулись обратно по той же дороге что тропинкой кружила по миру вела неизвестно куда и теперь уже некуда больше идти вот и просят остаться в моем им знакомом уютном и маленьком доме все эти забытые старые дни навсегда. . . . Я шлю привет всем тем кого здесь нет и жму несуществующие руки и на трибуне счастья говорю красивые бессмысленные речи и призраки смеются все вокруг и радостные хлопают в ладоши и тени вновь танцуют до утра в обнимку с тишиной в коротком платье. . . . Не кажется тебе что все смешно и на дверях огромные улыбки висят давно и клоуны поют на старой сцене песни о прощанье и дирижер в дурацком колпаке вновь дирижирует оркестром сумасшедших и в зале все восторженно встают под грохот бешеных аплодисментов. . . . Становится привычно все равно как со стола смахнули крошки хлеба так чувства мы смахнули и ушли и двери хлопнули как старые хлопушки на празднике растоптанной любви. . . . Нарисован наивный рассвет на белой и тонкой бумаге и далее - радостный прочерк пустота край большого немого листа и за ним – оглушительный смех. . . . Видишь ли я и тебя бы прилежно любил если бы оставался лежать на горячем песке у воды всю свою жизнь и она бы спала у тебя на коленях пушистым котенком но я не живу в том краю где растут как грибы после славных дождей безупречные нежные чувства и вынужден плыть по холодному небу скомканным облаком гонимым неистовым ветром дующим может быть только затем чтобы пух тополиный кружился чтобы платья у девушек летом пытались взлететь выше чем плечи прохожих а также чтобы зеленые листья шумели восторгом оваций до неподвижной как мертвое тело зимы. Вдохновенное слово Лист смыт со стола как волной негодующим локтем и словно всадник врывается в зал вдохновенное слово в толпе восклицательных знаков похожих на цокот копыт в тишине предрассветного часа по умытой росой мостовой. . . . Я над миром давно пролетаю и знаю что реки текут одиноко в моря что леса стерегут нашу темную грусть что в полях разгуляется счастье что дороги ведут в никуда что дома существуют для смеха и мы в них зажигаем огни и смеемся одни вечерами. . . . Любовь приводят в дом под барабанный бой гремят литавры и аплодисменты хозяин рая произносит речь и множество воздушных шариков в восторге улетают в небо влюбленные целуются (за шторой) и погружаются в свою любовь проходят дни похожие на сон и ночи что бессонницу давно напоминают выходят оба из страны любви как будто ее не было на свете не смотрят друг на друга и уходят по сторонам подставив ветру спины и думая о том как хорошо на свете без любви. . . . Мне надоело волноваться что солнце мол бледнее чем всегда что ветер дует не в ту сторону сегодня что слишком холодно или тепло что много на асфальте маленьких следов наверное бежали это черти куда-то по своим делам ну что с того пускай себе бегут и делают все то чем хочется заняться ведь мне же хочется конфеты есть пить чай любить красивых девушек и плакать если они куда-нибудь ушли всем хочется чего-нибудь на свете кому все время прыгать или петь кому дружить с чертями или плакать кому глядеть на желтую луну и думать почему она такая простая нежная далекая как призрак одинокий и никогда не скажет ничего. . . . Устал писать что ночь опять темна и я люблю луну такую нежную такую молодую на самом деле я ее не вижу вот эту самую волшебницу луну она бывает редко и за шторой глядеть ночами в темное окно неинтересно штора много лучше чем эта черная квадратная дыра и день конечно много лучше ночи днем что-то можно все же рассмотреть а тут – огни огни и ничего не видно как будто бог зачем-то мазал черной краской весь мир вокруг и приговаривал «вот я вам за грехи за те за эти и за все на свете такую черную устрою ночь….» как сказочный колодец но без дна к нему все черти будут приходить напиться и будут ведрами черпать вот эту воду ночи и пить и пить до самого утра. . . . Все получается само собой само приходит утро или ночь и солнце светит ведь не по приказу и люди любят потому что любят а не из за того что кто-нибудь о радостях любви им рассказал поэтому не стоит суетиться придет все то чему и суждено не надо спорить с светом или с тьмой с любовью одиночеством разлукой они такие как ты сам и может быть уйдут когда ты их и замечать не будешь. . . . Не хочется переживать - вот и не надо пусть будет бедной девушкой луна пусть будет ночь старушкой пусть утро станет глупым толстяком который всюду лезет с своим пузом таким же белым как и первый снег ты только скажешь - вот и хорошо я так и знал пора уже смеяться поставить свечи всем богам на свете захлопнуть дверь и сладким сном заснуть. . . . У меня очень много покоя любви одиночества белых букетов цветов состоящих всегда из одних поцелуев и на небе моем постоянно луна молодая она низко спускается каждую ночь и глядит мне в окно и так нежно ласкает что-то шепчет все время и дарит мне эти цветы. . . . Я таким становлюсь каким не был еще никогда у меня под рукой вся земля и все небо и я пригоршни звезд рассыпаю по миру ночами и люблю как еще не любил и ко мне словно лилии в тихом пруду снова тянутся девушки в белых взлетающих платьях будто ветер те платья так нежно опять шевелит и они улетят скоро в небо оставив всех девушек просто нагими. СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», «Аргамак», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», и др., в изданиях «Антология Евразии»,», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Под часами», «Менестрель», «Черные дыры букв», « АРИНА НН» , в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голуби (К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.