КАК БУДТО КИСТОЧКА В РУКАХ СТИХИ В АЛЬМАНАХ «ДРУГИЕ» . . . Как будто кисточка в руках и ей пишу мазню волшебную о радостной любви где много розового света и он исходит из глубин таких таинственных и стыдных почему-то и превращается в волнующее молодое тело которое могу обнять поцеловать и на руках нести по небу голубому и вместе с ним купаться в белых облаках. . . . Кто же ты? обнаженная фея холодной росы или тихая тень набежавшая утром от белого облака на заколдованный берег та чудесная нежная очень кувшинка на серебряной глади пруда или нет – стрекоза на прозрачных трепещущих крыльях или странный цветок с лепестками из белых ладоней между ними таится та сказка в которой на все есть волшебный единственный в мире ответ. . . . Бывает вечер нежным и красивым бывает юная волшебная луна плывет она по небу обнаженной и вокруг звезды словно дети водят хороводы без конца а на земле ее так ждут и любят и томятся и вдруг она волшебница нагая к ним спустится с безумной высоты и даст себя поцеловать так нежно и мир закружится и ей не станет стыдно что все позволила что можно и нельзя. . . . И почему же ночь была счастливой а день все прятался под одеяло и все стеснялся что-нибудь сказать боялся целоваться только плакал как мальчик маленький которого вдруг взяли и в мир колдуний юных привели а ночь была бесстыдной и безумной не знала слова «нет» и утопала в жарких поцелуях и отдавалась сказочной любви. . . . Будем весело жить и смеяться над всем что появится рядом выйдет желтое солнце и будем над ним хохотать а как только разденется в небе луна сбросит платье из белых своих облаков мы в подзорную станем трубу долго долго смотреть на нее и конечно смеяться над ее очень стыдной девической тайной может быть от того что неловко как маленьким детям с восторгом смотреть на такую ее наготу. . . . Жизнь состоит из радостей земных на небо мы лишь смотрим иногда и ничего в нем собственно не видим одну лишь синеву пустые облака и глупое сияющее солнце а на земле и травы и цветы и девушки-волшебницы нагие и утро нежное до тайного запрятанное дна где как в колодце сказочном хранятся волнующая жаркая любовь и множество горячих поцелуев. . . . Ты как дерево в этом заброшенном парке знаешь только молчание рядом в стеклянном пруду облака так понуро бредущие в небе куда-то как стадо и далекое солнце в котором ни капли тепла только свет и он стелется будто бы желтое платье по земле на которой растут как грибы молчаливые сны. . . . Мне кажется жизнь наша перевернулась как лодка и мы оказались на дне бытия где наши желанья плывут как огромные рыбы которые могут нас запросто и проглотить и цветут голубые цветы их вечно качает волнами как нас все качает и кружит от нежной любви. . . . Есть тайна у всего на свете у малых листьев и больших деревьев у травы зеленой у нежных голубых цветов у девушек красивых у облака счастливого на небе и может в это утро у тебя. . . . Все будет похоже на сон где сплетаются тени как руки где звезды горят как глаза в неоглядной ночи и ходят обнявшись друг с другом безмолвные души и крыльями машут над ними безмолвные птицы вдали. . . . А ты так похожа на сказку которую мне рассказали шутя но она оказалась волшебной в ней любишь как будто идешь по карнизу и падаешь в пропасть блаженства уже навсегда. . . . Я играю в смеющийся день и в глубокую темную ночь и в луну что становится нежной девчонкой и в глупое солнце что лижет своим языком всех кто хочет с ним долго дружить и в сердитого злого волшебника что запрещает лежать в облаках в своем небе и в счастливого доброго бога заснувшего сладко в раю посреди поцелуев в объятиях ангелов милых которые рядом кружатся и тихонько поют о любви. . . . Сегодня я равен своим молчаливым шагам постепенно уходящим в многоточие которым кончается написанная вчера фраза о бессмертии комната четырехугольна пространство и время неизбежны окно предлагает обыденный мир современного города и в то же время конкретная жизнь есть только протяженность линия в объеме но не объем и я сам составляю простую протяженность собственной жизни прямую от рождения к смерти состоящую из этих молчаливых шагов которые равны многоточию за бессмертием… странно. . . . Устаешь от улыбок сползающих с лиц виновато как будто их били и от вздохов похожих на лужи тоски на холодном асфальте и даже устаешь от себя самого вопросительным знаком стоящего молча на глухом пустыре где валяются клочья судьбы. Театр Громкий шепот в партере долгое покашливание перекличка хлопков принадлежащих энтузиастам и как полы плаща разлетаются края занавеса обнажая синее озеро на оголившейся сцене с белыми лилиями посередине а за ним - чтеца во фраке повествующего о любви лишенной взаимности и упавшей с высокого неба обозначенного горящими лампочками на грешную землю обведенную волнистыми линиями в виде букета цветов обреченных на увядание в течении двух с половиной часов. . . . Хамоватая фраза упавшая на ладонь грязной каплей дым раздражения черной веревкой опоясывающий линию горизонта и скомканные черновики удовольствий нервно раскиданные по полу при обыске вот и все - карманный мир вора позвякивающий мелкой монетой при быстрой ходьбе. . . . И меня укачивают иногда приходящие из за угла удовольствия так же как изредка убаюкивает гулящая мать своего заброшенного ребенка а успокоив - бросает и тогда я становлюсь похожим на холодный вечер прислонившийся к дверям тишины живущей в пустой и холодной квартире и улыбающейся улыбкой старого мальчика знающего вкус печали. Эпитафия Он не был нахалом он просто ходил по обочине жизни как ходят невзрачные люди и жил - как случайность а позже нечаянно умер растаял как снег никому ничего не сказав. . . . Так тяжело ходить как будто на ногах вериги и думать тяжело как будто мысли валунами стали и надо их передвигать руками по песку и нелегко любить мешают крылья так трудно не взлететь в пустое небо а попросту остаться на земле обнять любимую и делать то что делают на свете с тех пор когда мир богом сотворен. . . . Ты уже не мог пошевелиться только думал молча свою думу и лежал один в своей кровати у высокого и темного окна и вдруг в нем вновь появилось утро нежное такое молодое словно в небе выросла трава зацвели цветы запели птицы девушка явилась молодая чтоб обнять тебя и рядышком остаться так как счастье остается навсегда и забыл ты эту неподвижность как калека забывает костыли когда чудо дивное приходит в его душу опустевшую тайком. . . . . Твой силуэт проникает в комнату как тревожный шорох пугающий тем что вдруг рассыпает по полу неподвижные чувства как спички которые можно зажечь подобрав но которые хочется прятать как делают малые дети по темным углам незаметен покорно лежит на столе осколок улыбки и гордость согнулась как ветка по снегом как слово под тяжестью чувства такой непривычной и странной как странен ответ без вопроса и просьба без цели. . . . Учите жизнь по сказкам в них все просто как дважды два добро сметает зло как дворник листья осенью сметает и торжествует вечно красота как солнце торжествует в ясный полдень но скучно в сказках в них ведь не бывает нежданного и странного конца когда разинув рот застынешь в удивлении как дети которые увидели что дяденька такой простой и добрый вдруг взял да и растаял в воздухе пустом. . . . Не стоит быть репейником липучим за все цепляться и всего хотеть и неба синего и теплой летней ночи и девушек красивых и любви достаточно покоя чашки чая и чувства что на все тебе плевать на тех кто ходит за окном весь день и ходит на тех кто трудится за шторами в домах на тех кто ждет кого-то не дождется как и на тех кто никого не ждет. . . . Мне не нужен никто ни закат ни рассвет ни твои говорящие куклы которых приводишь ко мне по ночам ни безмолвные призраки в синем окне ни цветы голубые весной виноватой я их всех нарисую и сам на холодной стене а потом могу снова закрасить какой-нибудь яркой придуманной краской. . . . Пусть солнце доброе возьмет меня к себе в свои ладони поднимет прямо к белым облакам и поцелует в губы как девчонка которую так радостно люблю пусть счастье будет только голубое как первые весенние цветы в лесу волшебном на поляне чудной где девушку ту встретил светлым утром такую же как солнца луч среди листы зеленой и шум веселого дождя за моим вновь распахнутым окном. . . . Не все же интересно в этом мире стоит вот дом и пусть себе стоит идут прохожие усталые простые и мне плевать куда они идут или на улице темно и дует ветер и что с того пусть дует как всегда пусть жизнь растает словно снежный ком или замерзнет глыбой льда или взлетит как пух в пустое небо и станет в нем простыми облаками плывущими спокойно на край света я тоже вместе с ними уплыву над этой маленькой кружащейся землей под странными такими парусами из старого душевного тепла. . . . Да есть все у меня зимний день в простыне очень белого снега и холодная темная ночь к ней приклеены звезды как брошки и сияет большая луна на груди у нее медальоном и огни на земле словно малые дети ее вечно мечтают коснуться но не могут и гаснут к утру и приходит рассвет будто старый задумчивый странник гладит молча дома и деревья будит всех кто заснул в своих мягких кроватях и смеется над теми кто ночью опять утонул в своей нежной любви. . . . Утонешь ты в ахах и охах в томных вздохах в букетах цветов в умилении вечном во множестве нежных своих поцелуев и начнется увы как обычно период тоски будешь видеть одни эти темные скучные лица одни жадные руки одни животы из под брюк как шары а потом ведь придут времена сумасшедшего смеха до упада до вечной икоты когда с хохотом небо повалится снова на землю но и там будет громко без всяких причин хохотать. . . . Клумба мечты по утрам поливаемой нежностью в белых перчатках аккуратные усики бодрой травы и смешная дорожка среди важных кустов а за большими воротами вежливый старый садовник это настолько похоже на пародию в стиле барокко что и сюда лягушонком запрыгнула грусть слишком зеленая чтобы казаться приятной. . . . Здесь ночи как бальные платья красавиц и звезды - безумно нежны и мечты - как всегда в голубом и старенький сгорбленный бог здесь по прежнему правит хотя и не помнит уже ни о ком. . . . Я только то могу тебе сказать что тишина бывает как и небо а вся любовь бывает как вода течет она в реке кружась куда-то но мы же знаем как нам дальше жить дарить друг другу сны в которых мы одни и я тебя целую и целую. . . . Нельзя смотреть всю жизнь в пустое темное окно так хочется порой пройтись пешком по небу и платье белое сорвать с луны и звезды собирать руками словно бусы и целовать кого-нибудь тайком когда никто не видит и не слышит ни шепота ни вздохов ничего и думают что это ветер дышит так часто в забытьи или во сне. . . . А в жизни все же что-то есть кроме обычной силы тяжести тепла или мороза и снега и земли которые покорно под ногами лежат всегда и кроме неба над твоею головой как будто-то кто-то вдруг приносит ниоткуда то что давно хотел и встретить и иметь и все меняется волшебно почему-то зима становится весной а девушка обычная - любимой которой ты не знал еще вчера. . . . У города так много улиц-рук как щупалец у осьминога площадь напоминает голову гиганта расплющенную там же на асфальте где памятник низвергнутым вождям как палец со звездой уперся в небо и требует вернуть назад ту жизнь которой просто не было на свете как не было и нет богатырей нет гномов призраков и все обычно дома спокойно спят и видят старый сон о счастье зацепившемся за вечность. . . . Все станет льдом в каком-нибудь «потом» входящим ночью в нашу дверь без стука и я покорно опускаю руки сажусь за стол в кругу угрюмых дум окно открыто монотонный шум идущий с улицы касается лица и хорошо что нет ему конца пусть он живет пока устали мы пусть дружит с бесконечностью зимы напоминает старый разговор идущий ни о чем с тех давних пор как жизнь ушла нам ничего об этом не сказав и позабыв свои мечты в прихожей. . . . Неподвижны пустынные улицы прочерк проспекта протянулся в застывшую клеем холодную даль как глухой замороженный крик и свинцовые лужи остались бездыханно лежать на асфальте как трупы которых никто никогда ни за что не хотел хоронить. . . . Все так похоже на земную страсть и некуда лететь и время падать давно прошло осталась та мечта в которой все запутанно и странно и в т о же время просто как цветы растущие бездумно на поляне где ходят люди их не замечая а все они из сказочной любви. . . . Берег Невы отодвинул туман в пустоту вдали телебашня вонзилась в холодное небо на самом краю простудившейся снова земли которая дружит с водой превратившейся в снежное поле чтобы все одинаковым цветом гляделось на скудном январском мерцающем призраком солнце застывшем в небесной дали. . . . Зима выпекает нам снег как в небесной пекарне и он остывая летит и кружится над этой землей и слоем холодного крема ложится на руки простуженных улиц и в жены тяжелую реку берет и увозит в свои ледяные края до весны. . . . Как много потерянных дней и как мало счастливых которые просто приходят к тебе как подруги и ты с ними жарко целуешься ходишь в обнимку и даже не важно а было ли солнце в окне. . . . Мир стал таким как будто всюду расположились белые пушистые коты на крышах на деревьях на земле в застывшем замороженном саду и на асфальтовых дорожках одиноких и шевелят они хвостами и смеются хотя так холодно что вовсе не смешно и хочется остаться за стеклом как будто бы в музее в своем мире где так тепло растут цветы на окнах и только разве птицы не поют но можно выдумать и комнатное солнце наклеить на него бумажные лучи и жить под ним и долго целоваться с той девушкой что каждый день приходит и создана для сказочной любви. . . . Чтобы мог ты задуматься о красоте и о юности нежной ночью выходит луна молодая и глядит на тебя словно девушка в белом взлетающем платье и вздыхает о том как же ты от нее далеко чтобы мог ты любить утро раннее ласково входит в твой дом с белой грудью своей обнаженной словно только что в ванне тумана купалось оно голышом и чтоб ты отдыхал от большого и шумного мира вечер снова берет тебя в свой монастырь где ты будешь так долго молиться о вечном стоя в розовой церкви заката и думая только о боге в небесной дали. . . . Больше не стоит уму как рукам жадно цепляться за лестницу здравого смысла она бесполезно повисла над пропастью сладкой мечты где достижения странно просты и толкнув скажем детский резиновый мяч увидишь как он приведет к тебе детство и смех его плач и где вовсе не стоит труда от толчка поравняться с извечным движеньем как калеку жалея закон тяготенья где всегда проходя по пустынной тропе ты в реальности только песчинка в толпе долгие годы хотя для тебя они - миг очень похожий на жалобный крик. . . . Ностальгия по вертлявым тропинкам бегущим в лесу игривыми ручейками счастья тоска по прочной булыжной мостовой по которой летят кареты дорогих воспоминаний и наконец и старческие морщины памяти говорящие о бурной молодости так же красноречиво как алая краска стыда и давно вам знакомое чувство что все уже было растаяв как мокрый снег под натиском наглого юного солнца. СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», «Аргамак», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», и др., в изданиях «Антология Евразии»,», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Под часами», «Менестрель», «Черные дыры букв», « АРИНА НН» , в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голуби (К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.