В МОЕЙ ЖИЗНИ ВКЛЮЧАЕТСЯ РОЗОВЫЙ СВЕТ СТИХИ В ЖУРНАЛ «НИЖНИЙ НОВГОРОД» . . . В моей жизни включается розовый свет и встречаю я девушку в розовой нежной косынке и луна стала розовой лишь для меня по ночам и счастливое утро гуляет в коротеньком розовом платье это значит что я возвращаюсь к любви и беру ее на руки нежно целуя потому что она дожидалась меня всю холодную осень одна у калитки в запушенный сказочный розовый сад. . . . Входят добрые гномы один за другим в твою жизнь и привозят то новую радость на маленькой желтой тележке то надежду большую несут на руках то на привязи водят слона по прозванию «Счастье» и он громко трубит у тебя под окном эти милые гномы всегда для тебя суетятся и живут они в старом дремучем лесу под корнями деревьев чтобы их великан не увидел и случайно ножищами в землю навек не втоптал. . . . Все время люди шли и шли толпой мимо тебя отталкивали на обочину дороги смеялись и шутили над тобой мол пусть стоит всегда в своей канаве одиноко как старый столб ненужный никому но вот дорога подошла к концу и всех кто шел по ней забрали одного - в солдаты другого - в продавцы всех остальных - в тюремщики и судьи и кто- то в заключенные попал а ты же выбрался один на эту же дорогу и вдруг пошел по ней обратно в ту сторону откуда все пришли там лес и поле дети и цветы и небо голубое и птицы удивительно поют. . . . А музыка льется как из кувшина вода темной ночью и пляшут сливаясь в томительно нежных объятьях то ли призраки то ли тени свободные и пустые как новогодние рюмки утром и конечно полночь может творить все что захочет сегодня где скромность - неясно а сдержанность - там далеко где ждут терпеливо знакомые руки и лица где ворох забот хоронить которые не придет самодовольный волшебник дарящий вместо свободы безделушки вместо счастья надежды а вместо тебя пустоту. . . . Вновь кинулся ветер на нас и чье-то стекло на последнем шестом этаже разлетелось на искры упав на подошву двора который колодцем считается чтобы задумчивый старенький бог свесив ноги с пушистого облака мог ведром зачерпнуть петроградскую сырость на пробу запить свою скуку и снова уплыть за дома качаясь в белесой перине гонимый озлобленным ветром и добрый как глупый волшебник запрыгнувший как-то в пустую бутылку в ней брошенный в море которое просто разбило бутылку о скалы... Обиженный этим волшебник стал ветром терзающим море и бьющим невинные стекла а старого бога на облаке вечно носящим с собою ночами и днями которые нам во дворе очень скучно считать. . . . Как воздушные шарики плыли минуты в окно дверь зевала безжизненно лаяла чья-то собака за низким забором спели грузные яблоки в старом саду и термометр важно показывал двадцать верных градусов нужного телу тепла за которым не будешь гоняться по свету но которое ценишь когда оно нежно обнимет твою хрупкую плоть защитив от душевных простуд и тяжелого зимнего кашля стареют только листья рябины закрывшей на улицу вид как скрывает обложка порой содержание книги но листья живут от весны до разнузданной осени с злыми дождями а люди способны целый год перетопать в одних сапогах и это долгожительство разума - важно как важен рассвет с его солнцем в ладони прозрачного неба как важен исход из растительной жизни в росой просияющий разум. . . . На небе рыбий глаз луны а на земле чернильница из жести наполненная черными чернилами всю ночь в нее макает дьявол свои перья и пишет письма богу что мол он ни в чем не виноват он тоже добрый только вот не знает как же быть чтоб сгинуть навсегда. . . . Не знаю почему мне хорошо наверно потому что нет плохого и дождь на голову не льет и до костей мороз не пробирает и ветер не сбивает с ног а в остальном хорошего и нет и ну разве хорошо что сейчас ночь а завтра будет утро хотя ведь и не плохо просто мир похож на старое потертое пальто которое ты носишь потому что нет другого и лучше хоть какое-то иметь. . . . Ты все придумал пусто в этом мире цветут цветы но как-то невпопад растут деревья но увы так тихо что вырасти не смогут никогда пока ты жив и так это и будет течет вода в реке времен куда-то вдаль где ты и не был и не будешь никогда оставшись здесь среди пустого мира. . . . И некто вновь пришел задвинул шторы и стало на душе опять темно и слышен только шепот духов ночи они стоят вновь за твоей спиной и шепелявят так тебе и надо ты вечно слишком многого хотел теперь остался тенью в коридоре ведущем как обычно в никуда. . . . Ты для всех окружающих стал незаметен тебя просто не видит никто и не может увидеть даже если бы этого и захотел ты наверное стал совершенно прозрачен как стекло или лучше стекла словно воздух которым мы дышим но не видим его никогда так и я вот с тобой говорю но тебя никогда не увижу лишь почувствую холод вокруг когда ты незаметно уйдешь. . . . И я был другим да и ты в длинном платье и мы попрощались и было темно в нашем старом заросшем саду и горело однако в том флигеле дальнем всю ночь одинокое наше окно. . . . Мне хорошо уютно и тепло за окнами зима я это знаю но у меня в душе давно июль и светит солнце и щебечут птицы и облака плывут как белые дома из счастья которое похоже на рассвет такой простой смеющийся и чистый. . . . Ночь в черном плаще часовым за окном остается на ней шляпка из синего мрака перчатки немой тишины башмаки полнолуния желтые на каблуках из любовных утех галстук со звездами и она все о нас знает и кто мы и как мы умеем друг друга ласкать и любить. . . . Мне больше достанется счастья если ты его не станешь брать сама как леденцы из жестяной коробки и я счастливый буду тебя ласкать с волнами вместе на одиноком берегу любви до обнаженного бесстыдного рассвета и забывать об этом каждый раз. . . . Я захотел тебя обнять и обнимаю и я могу с тобой и улететь как на воздушном шаре снова к счастью но только ты побудь пока со мной дюймовочкой снегурочкой и феей наивной утренней росы. . . . На месте прежнего костра сегодня угли и мы стоим и смотрим на него и наивно удивленным видом «вот это да» «он взял и прогорел» так прогорает жизнь и наши души которые летают словно искры от этого сгоревшего костра. . . . Брызги слов твоих жалки не зря даже малые дети над ними смеются во дворе где песочница клумба качели и домик для гнома а ты ты взлетая лихим воробьем все чирикаешь с крыши соседнего дома так вот помни: вчера здесь огромнейший кот съел ничтожную серую глупую мышку и теперь за тобой этой ночью придет ты смотри чтобы также как с мышкой не вышло. . . . Хорошо когда нет никого кто хватает за голую душу и пытается в сердце в ботинках залезть как в мешок из которого можно украсть только смех оглушительный как стоголовое эхо полоумного мира в котором к несчастью живем. . . . Болтать ногами во дворе ждать чуда его падения с небесной высоты когда оно на потном горизонте появится и выльет на ведра тебе на голову невиданное счастье которое тебя преобразит как травы в обезвоженной пустыне вдруг оказавшейся под проливным дождем сегодня чуда чуда чуда ждем и прошлое пакуем в чемоданы на всякий случай чтобы не забыть его лица его последних мыслей. . . . Как только грусть стряхнешь ты новый человек как будто бог вчера тебя создал и удивился сам какой же ты веселый и счастливый хватаешь за уши любое утро и голоштанный день по попе можешь отхлестать со смехом и обнимаешь вечер как девицу и обнаженной ночи не боишься всех ее милых и чудесных тайн поэтому лети над нашим миром и с бабочками опыляй цветы и с пчелами мед собирай усердно и всех кого ты любишь посети. . . . Я влюблен в это юное утро которому нечего больше скрывать от восторженных глаз и так жду когда небо вновь сбросит прозрачное белое платье и в нем вспыхнут волшебные звезды чудесным огнем те которые днем от стыда прикрывают ладонями все облака а когда же заснет безмятежно луна на перине из белого пуха я целую ее и целую просто так ни за что без конца. . . . Я дотронусь до двери она распахнется в мороз с несолидным пакетом безделиц я выйду на ветер будет снег он конечно метнется по улице серой когда вьюга опять кашлянет из двора я дойду до угла и придется зажмуриться нервно от огней догорающих здесь до утра они даже не ярки - огни фонарей - они резки и созданы криком проспектов протяжным им мучительно хочется молча бежать мимо вас ударяясь о голые стены и путаясь в темных подъездах а впрочем - неважно когда снова закроется старая дверь ухмыльнется замок провернувшись скрипуче я останусь один зачеркну этот день и свой вечер штрихами простой тишины нарисую. . . . В синем окне притаилась символика ночи в комнате бледной раскиданы только слова смятые чувства как листья слетают под ноги светлая лампа погасла на черном столе чаще чем дождь застучали часы или сердце не разглядеть ни числа ни страницы ни глаз. . . . Ведь птицам большим в чистом небе всегда одиноко там негде присесть и прилечь нет зеленой травы нет бегущей воды нет высоких и старых деревьев только воздух которым так трудно дышать когда мало его в вышине под седыми застывшими слепками древних кудрявых голов наших старых богов облаками. . . . Ты призрачна как этот белый день он тоже может взять и испариться подобно каплям утренней росы и улететь как улетают птицы и нас оставить в полном темноте как оставляет свет когда уходит не хлопнув дверью не сказав «прощай» а только нажимая выключатель на самом донышке простуженной души. . . . Тропинка жизни заросла цветами по ней уже не хочется идти и быть бы жителем лесной поляны где бьется сердце царства одиночества и солнце ближе и луна нежнее почти касается макушек тех деревьев что сгрудились как девушки простые шумящей стайкою вокруг тебя а ты лежишь в траве высокой смотришь в небо где звезды замечательно танцуют и своим блеском душу веселят и незачем идти куда-то по тропинке заросшей колдовскими холодными и грустными цветами от самого начала до конца. . . . Дождусь весны и может быть растаю со снегом вместе и со льдом холодным водой прозрачной стану и она однажды утром поможет появиться на поляне подснежникам лесным как стае белых маленьких зайчат их будет греть полуденное солнце и улыбаться миру той улыбкой с которой провожает все на свете в простую незатейливую жизнь. . . . Тихий день загрустил на скамье в старом парке среди одиноких деревьев он со вздохом рассказывал им о себе они слушали молча и небо над ними стояло как большой человек тот что что-то забыл на земле и с тех пор наблюдает за тем что на ней происходит. . . . Снега нет и в помине насмешка над белой зимой может скоро и листья опять зашумят на деревьях такой чистый асфальт словно кто-то его долго мыл и уже там на краюшке неба забытое солнце может даже на память возьму этот день просто вырежу прямо из жизни как круг из картона положу в потаенный карман и отправлюсь свой век доживать говорят это долгое дело но может терпения хватит. . . . Черной краской мазал дьявол ночи белым цветом бог раскрасил дни и они все время препирались дьявол с богом сутки напролет человек был тихим и неумным он обоих в душу подпустил и они продолжили там споры человек же глупый просто жил. . . . Никому не дано улыбнуться сквозь мрак и раздвинуть тяжелые шторы заката посмеяться над черной рекой что течет в никуда и закинуть счастливые звезды на небо все останутся тем кем и были как тени у пустого и старого дома ничего никому не сказав за всю жизнь на земле. . . . Ночь жизни не стала короче она холодна как всегда и те же в ней темные духи и так же протяжно поют и ведьма ночная все пляшет и черный колдун все молчит луна тяжело уже дышит и мрачно на каменном небе как желтая брошка висит. . . . Продолжаю ночной разговор с незнакомым товарищем в черном со звездами платье по имени небо что-то вновь оно на ночь осталось без желтой луны где она потерялась в толпе облаков и как без нее достучаться до бога когда двери в его заколдованный рай для ночных одиноких прохожих закрыты и он спит в окружении ангелов белых стерегущих его высочайший покой. . . . Я снизил градус радости и волшебства вокруг себя простая ночь вновь кажется забором покрашенным зачем-то черной краской к нему прибиты звезды и луна земля посыпана песком легчайшим снега небесным дворником который всюду бродит среди ночи в испуганной какой-то тишине и в окнах лампочки зажглись как в церкви свечи там служат службу богу и зиме и поп невидимый стоит с паникадилом и освещает таинство любви. . . . Какая на улице темень сквозь ночь фонари все шагают куда-то одни по проспекту неся свой бессмысленный свет в ладонях потом исчезая как звезды всегда исчезают к утру остается молчанье словно стеклянный стакан наполненный сном и готовый разбиться от каждого громкого крика. . . . Дверь открывается тихо с мучительным скрипом и как-то зловеще в темную ночь где глаза фонарей освещают кромешную тьму вы говорили до боли знакомые вещи про эту жизнь про судьбу и тюрьму люди в ней ходят и ходят кругами узок тюремный их двор и смешон солнце туда не заходит и сами люди давно уже поняли что мир лишен звонкого счастья летящего радостным криком светлой как юный рассвет и высокой мечты им даже кажется на удивление диким что в чистом поле растут голубые цветы что в синем небе парят одинокие птицы что в бурном море на дне тоже очень темно что в нашей жизни простое сроднилось с великим счастье с несчастьем уже подружились давно. . . . Пришла реальность в новом дивном платье я ждал ее всю ночь и вот она как девочка садится на колени и обнимает нежно говоря какие-то смешные заклинанья которые уже бегут по стенам моей уютной комнаты как тени готовые меня поцеловать за то что я как крот в потемках прожил так много лет и ничего не знал об этом детском этом милом счастье играть как жить зачеркивая тьму. . . . Лети лети в разверзшуюся вечность воздушным шаром сам его надул своими толстыми и липкими губами которыми мечтаешь целовать святую юность в темном переулке где ковыряя нежные слова уже стоят прыщавые надежды стесняясь показать не то что надо и не тому и вовсе не тогда. . . . У этой осени красивые глаза и иней на опущенных ресницах я ничего о счастье не сказал оно мне только кажется и снится оно мне снится словно нежный сон в котором мы всегда друг друга любим и чуть хрипя играет патефон из прошлого оставшегося людям. . . . Помчимся мы в ландо в клубах весенней пыли на новенький вокзал где вдоль вагонов дым пыхтенье паровозов крики дамы с зонтами в длинных платьях и с прислугой похожей почему-то на собак держащих тросточки в зубах чтобы не лаять на белый свет по всяким пустякам. . . . Будет белый весь в свежем снегу как в сметане и наверно слегка замороженный день будто новый стаканчик с мороженым белым тем что ты очень бережно держишь в руке и с большим наслаждением лижешь ведь ты маленький мальчик и его тебе мама купила в небесном киоске у бога за десять копеек те которых конечно же нет у тебя самого. . . . От зимы не дождешься тепла не упросишь и ветер холодный стать добрым и ласковым дяденькой с милой улыбкой обнаглевшее солнце не бросит светить если туча его не закроет широкой спиной зря ты ждешь понимания от этих глупых цветов на поляне или просишь сочувствия от пролетающих птиц от зверей что все рыскают в темном лесу по ночам ты забудь что они существуют сядь верхом на луну высоко над землей и считай сколько звезд загорелось на небе и не думай о тех кто остался внизу под простыми как мыльная пена в тазу для мытья облаками. . . . Жизнь твоя так давно состоит из одних лишь похожих на вечных незваных гостей странных мыслей и по ним ты считаешь свои незаметные дни мысль вчерашняя мысль та что завтра придет послезавтра ты их любишь и даже лелеешь как зверей в своем старом зверинце и мечтаешь о том что когда-нибудь ночью ты откроешь заветную дверцу и на волю их выпустишь в чудный огромный так похожий на лес полный призраков духов и снов окружающий мир. СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», «Аргамак», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», «ДЕТИ РА» и др., в изданиях «Антология Евразии»», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Под часами», «Менестрель», «Черные дыры букв», « АРИНА НН» , в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голуби (К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.