Перейти к основному содержанию
" ХОЛОД СВОБОДЫ " глава XII
- Глава двенадцатая - ( отрывок ) Все описываемые нами события, хотя и переработаны и отредактированные к современному языку, но основаны на реальных фактах, дневниковых записях и воспоминаниям декабриста. Пояснения автора. перевод с французского Кн. Щепин-Ростовского А.мл.Н. 1920-25г.г.Крым. Автор книги кн. Щепин-Ростовский... - Тасеевскими тропами - Сложно быть Святым и правым Верить в Бога, как в добро Списком быть с Икон по праву Бог и Вера, Смерть в лицо... кн. Щепин-Ростовский Д.А. 1827г. После Петровска, декабристы, князь Щепин-Ростовский Д.А.- ( в с. Тасевское ( Тасеево) с 12.07. 1839 - 09.10. 1842г.г.), К.Г. Ильгестром (в с. Тасевское -15. 01.1833-03.03. 1835г.), П.И. Фаленберг- (в с. Шушенское 12.11.1832- 09.02.1859г.), согласно раннего распоряжения и июльского указа 1839 года, были определёны на поселение в село Тасевское (Тасеево), Канского уезда Енисейской губернии. Село Тасеево показалось для князя Дмитрия Александровича раем. Так описывал свои первые впечатления о Тасееве (как описал Дмитрий Александрович Тасеевское). Из дневника: "…Светило яркое июльское солнце, такое редкое в этих краях, даря мгновения своего тепла людям, было очень тепло, я вспомнил об отце, мы с ним часто гуляли в такую погоду по лесу, Звенели комары, птицы пели свои любовные песни лесным богам, а мы, забыв о назиданиях матушки и заботах, с удовольствием разделяли радость Свободы и света. Река Усолка показалась мне, довольно широкой и приспособленной кататься на лодке, рыбачить. Я даже на мгновение забыл о боли утрат, о заключении и судах, о злобной власти и надзоре, своих родных, друзьях и врагах. Благодатный, божественный Рай. Душа вздохнула свободно и легко, как в далёком моём счастливом детстве, такой чистоты и счастья я не ощущал давно. Лес завораживал красотой и запахом хвои. Сумасшедшие белки ели хлеб прямо из рук, когда мои селяне узнали об этом, они не поверили, это было для них удивительно, чтобы белка подошла к чужому, их нужно было долго прикармливать. Первые недели я провёл совсем один, иногда вспоминая своего товарища Игельстрома К.Г., так же определённого когда-то в село, но, к сожалению много ранее, и прожившего здесь с начала 1833 года, и как я узнал от жителей уже переведённого на поселение ещё в начале марта 1835 года. Я же, не застав кого либо из наших расстроился, о чём сожалел очень, и одиноко бродил по берегу реки и далее, по местным покосам и лесам. Говорят, что одиночество скручивает людей в бараний рог, и я впервые, понял значение этих слов. Крестьяне недолюбливали меня, и относились с недоверием, сторонясь и не разговаривая, лишь при подходе к ним, они молча снимали шапки и кланялись, с пренебрежением и суеверием. Но о моём предшественнике, Игельстроме, они говорили с уважением, по их словам он был особенным человеком, искренним и благородным, искренне веря в народ и Бога. Приходя к нему на занятия, которые он изредка давал крестьянским детям, они часто заставали его за богоугодными книгами и в горячих молитвах к Богу, искренне и воодушевлённо просящего Бога за народ и его благополучие. Но более, они говорили о жизни, урожаях, о земле и справедливости дворян помещиков, поступках власти и царственных особ в отношении к нам. Это было мне знакомо ещё по Петровской тюрьме, именно там мы частенько спорили о жизни в нашем Отечестве и о власти. В частности о дворцовых переворотах. Вспоминали о благородной Анне Иоановне, и несчастной Елизавете Петровне, согрешившей в перевороте, но во искуплении своих греховных замыслов, построившая монастырь. Но более всего, в наших разговорах присутствовала политика, внутренняя и внешняя, о союзах Австрии и России, Франции, Англии и Пруссии, кто и как её делал. Особо разбирали до мозга костей поступки интригана, дай бог памяти, французского и шведского агента, Графа прусского, Иогана Германа Лестка, во Франции признавшего себя как Жан-Арман де Лесток, доставалось и канцлеру Бестужеву-Рюмину, не вовремя, разгадавшего удачливого авантюриста, который пережил многих своих врагов и друзей, императора и двух императриц. И опять же, о политике императора Александра I, и о его идеях создать Христианское государство в Европе, о Венской хартии. Верности мер и о присоединении к России Финляндии, при этом с особым статусом своей государственности, можно сказать независимым, где на финнов, не распространялись многие законы Российской империи, в частности, на финнов не распространялся Закон о воинской повинности. Возникла и большая проблема с Польшей, по глупости и неразумению, также присоединённой к нашему отечеству и ставшей вечной головной болью для России. Политика России и Европы, соединила не соединимое, российского, вольного, независимого « русского медведя» и вечного голодного волка Европы, пытавшегося унизить и справиться с Россией, то своими, то чужими руками, не одну сотню лет. Так и проходили мои долгие зимние Тасеевские вечера, в споре с самим собой и в переписке с товарищами, споря о русской правде, о «дружбе» с закостенелой и враждебной Европой. Трудность нашей жизни, была в отдалённости друг от друга. Мне нравилось бродить по миру, а здесь вдали от мира и друзей, наших товарищей было тяжело и одиноко. Крестьяне, побаивались разговаривать со мной, я долго не понимал, что же они боялись, это я поняли много позже. Для них мы были не только барами, но и государственными преступниками, а это для них было не понятно и страшно. Работы у сельских, хватало, с утра до вечера работали, гнали берёзовый дёготь. На зиму катали валенки и для себя, и на продажу, или обмен. Особенно ценилось у них изготовление пихтового масла и охота, добыча пушнины, которую выделав, сдавали приезжим купцам – перекупщикам. С местными «властными богатеями» я старался не общаться, да и они напуганные властью не являли особого желания быть рядом… Дом, выделенный мне властью, стоял на самой окраине села, на холме, недалеко от речки, он был стар и холоден, сыроват и грязен. Хозяйничать в нём, мне помогала местная Анюта, молодая и дородная, красивая своею материнской красотою женщина. Она была одинока, я вообще удивлялся, как в ней могло уместиться и ужиться столько счастья и добра, при такой нищенской жизни. Дети её, мальчишки Яков и Макар, целыми днями бегали на рыбалку к реке, и она, освобождённая от них, могла целыми днями убираться в доме и готовить два раза в день еду. Платил я ей скромные два рубля в месяц, (и по рублю на праздники ) и она была счастлива от этой помощи и радовалась каждый раз, когда получала их, стараясь целовать мне руки, но я, не привыкшие к столь явному проявлению чувств, каждый раз прятал руки, несмея обидеть хозяюшку за это. Позже, я выкупил домик, рядом с этим, за семьсот двадцать рублей, правда, его ремонт обошёлся в двести рублей серебром, но это всё же выгоднее, чем снимать такой же за двадцать рублей в месяц также на окраине. Правда, он был больше похож на большую баню, чем на дом. Делал мне его плотник Антип, без единого гвоздя, только топором. Тех, кто работал с применением в строительстве домов гвоздями, он называл « Гвоздь». Мне интересно было познать то, что брёвна, шедшие на дом, он обмазывал табаком, чтобы они не гнили. Дом был удлинён и частью сделан из кирчёных стен, – брёвен стёсанных в гладкую стену, как в древних княжеских теремах. Плотник пробил в стене три окна, и сделал пристройку, да так ловко, что местные крестьяне, увидев такое прекрасное чудище, также захотели этого, и это нас как бы сроднило что ли, и мы, наконец- то подружились, и даже очень. Чтобы, дорогой друг, сравнить и приблизить твоё понимание наших цен на всё, я тебе скажу, что сахар, например, стоит у нас 55 рублей серебром за пуд, чай 12 рублей фунт. Цены хотя и большие, но всё-таки более приемлемы, чем были в Петровском остроге. В селе я быстро познакомился и подружился с местной ребятнёй, мы крепко сдружились и вместе ловили рыбу, соревнуясь, на пятачок, кто быстрее сегодня вытянет рыбку. Они используют для ловли «животку» (мелкая рыбёшка), продевая в её жабры верёвку и с помощью жердины (около трёх метров длиною) забрасывают в реку. Улов крупника обеспечен, и для людей и для собак, которые её очень уважают и едят с удовольствием. К своему стыду, я часто проигрывал пацанам, и вскоре, мы ловили рыбу уже бесплатно, но также весело. Весной, да и летом, «живцов» хранят в деревянном ящике с водой, где они плавают. На крупную рыбу обычно ставят двух «животок». А зимой, здесь ловят рыбу на крест, сделанный из двух досок, вертикально поставленных на ребро, а уж к нему крепят сеть, улов замечательный. Зима здесь начинается с ледяной за леди на краях берегов реки. Шульга (каша разорванного льда) очень опасна для лодок, их деревянного днища. Лёд идёт быстро и скоблит днище лодок как рубанком. Когда наступает лето, занимаемся ловлей птиц, совсем как в детстве, когда батюшка приучил меня славливать певчих птиц. Их можно было слушать часами, забывая о невзгодах и бедах, но никогда о матушке и батюшке. Ещё в древности наш род, как рассказывал мне отец, князь организовал в селе ловлю птиц (так называемая в народе, птицеловная охота . Автор.) и это место у нас в крае, крестьяне, а позже и мы, стали называть село Ловецкое. Часто, я вспоминал Горбачевского, большого любителя птиц, и знающего про них, практически всё. Несмотря на то, что мы были мало знакомы, но я хорошо его помню, бородач, небольшого роста, но очень крепкий, как дубок, лицо его всегда излучало уверенность и большой ум, высокий лоб выдавал глубокого мыслителя и умного человека. Здесь я узнал, что какой-то инженер англичанин изобрёл травокосилку и захотел её у него купить, отправив письмо матушке и братьям Бестужевым. Они практически ответили мне быстро, описав всё очень подробно, прислав мне чертежи своей газонокосилки, как они прозвали своё изобретение, пообещав сделать её для меня к следующему лету. (Здесь, в дневнике нечёткие ныне исправления и дополнение, и многое перечёркнуто, а в углу мелко приписано, уже карандашом… - Автор.). — Сделали и прислали, но я, честно говоря, сразу так до конца и не понял, как с нею управляться без травм! Уже позже, они прислали опись на русском, какими работами богата эта газонокосилка и я даже на ней поработал одно лето полностью! И не только этим я увлекался…» В дни слякоти и дождей, я метался по избе, как раненный зверь. Если бы я знал что делать, исходя из ситуации сегодняшнего дня, и если бы я вдруг приобрёл свободу, то, наверное, в первую очередь, я собрал бы друзей и поехал бы по весям и городкам нашего Отечества. Встречался бы с дворянами и начальством в уездах, крестьянами и священниками, заводчиками, и говорил с ними о нашем, их будущем, будущем России, а собрав все мнения, вошёл бы к Государю и объяснил ему о положении в обществе, в губерниях, о положении крестьян и их трудной жизни. И нельзя указами остановить развитие общества…" Дмитрий Александрович приобщал крестьян, детей и взрослых, к грамоте, уже через год, открыв маленький класс у себя в домике-избе. Школой, этот класс, назвать можно только с большой натяжкой, но то, что это было благое дело, и даже освящено в 1836 году, именно после этого жители и крестьяне начали посещать класс, без опаски и предубеждения, ясно было всем». Описывая свою жизнь в селе, Дмитрий Александрович писал в своём стареньком дневнике, как- никак с Петровского завода: «…Занятия в читальне, пользовались успехом, особенно у детей, куда я на каждый урок приносил свои рисунки и вылепленные мною из глины смешных человечков, а бывало и буквы из азбуки. Они их очень оберегали и очень переживали, если они при падении разбивались. Мои «лекции», в форме рассказов и историй, делали их монотонную жизнь красивой, сказочной. Они были разные, о море и природе, людях, здесь были и буквы алфавита, рисунки коров и свиней, животных, грибов. Почти два года мы занимались учёбой, особенно я приучал детишек к математике. Труд был неимоверный и неблагодарный. Родители ругались из-за этих уроков, так как дети, уставшие от учёбы, уже не были годны для работы в доме и по хозяйству. Но таланты среди крестьян всё- таки были. Помню Максима и Егора Ивановых, их яркий ум, поистине таланты, со слуха запоминавшие даже теорему Пифагора, такого я не помню даже в наших столичных классах. Во истину, народ русский от Бога. Особенно нравились детям наглядные уроки. Однажды я показал им сферическую тарелку из серебра, начищенную мною до зеркального блеска и отражавшая все предметы, наоборот, в перевёрнутом виде. Если бы Вы матушка видели их счастливые лица, лица этих проказников! Вопросов после этого события было много, как, почему и зачем. Приходилось всё объяснять и доказывать. А как они восприняли игру преломления света на одной из бляшек изготовленною мною. На ней я зубилом набил пересекающиеся по диагонали линии и по вечерам демонстрировал им их с помощью лампы, перенося её с места на место, при этом изображения в рисках линий играло и светилось, как самая яркая лампа. Они, дети, да и взрослые смеялись и радовались фокусам. Истинность понять нельзя, я отвечал им, когда они спрашивали почему, а когда я им сказал, что Аристотель доказал что Земля круглая, ещё в четвёртом веке до нашей эры, то они даже веря мне, не могли представить нить таких великих времён. (про мнение богов, в те века, я естественно умалчивал, стремясь не беспокоить их светлые умы. Как, впрочем и о церковной лжи прошлых веков, говоривших, что Земля плоская и стоит на слонах…). Особое место в занятиях, занимала история России (в формах сказочных рассказов и легенд), о роде Рюрика Великого и князьях, о роде царей – императоров Романовых. Их великих подвигах, в рождении нашего отечества, о Петре первом и Александре первом, воистину великих царях. Но, власти и начальству, и это не понравилось, показавшись опасным для империи, и по доносу мне запретили такие общения с народом. От скуки! Я занялся вновь поэзией и рассказами, многим они нравились (так писала из Иванкова матушка) Письма к нам, правда шли очень долго, их в начале отправляли в Иркутск, оттуда в столицу, в III отделение для освидетельствования и ознакомления, снятия копий с отославшего письма, обратно письма шли тем же путём до адресата. По крайней мере, мне, так рассказывал ещё в Петровске, наш старик Лепарский и Благословенная княгиня Муравьёва, спасительница наших умов от гибели и мусора бытия. Теперь же, была моя очередь спасать умы крестьянских детей от темноты незнаний…». Из писем одного его товарища, писавшего матушке князя, мы узнаём: « - Изредка, нашего Дмитрия Александровича, уже под самый поздний вечер, когда деревенские жители уже ложились спать от дневных забот, а ложились спать они как только темнело, чтобы беречь свечи и лучины, посещали тайком его друзья купцы, по дороге к себе домой. Они привозили подарки из столицы и письма от Вас княгиня и от ярославцев, ростовцев. (так в древности называли защитников города Ростова Великого. Автор.). Именно здесь в Тасевском, к нему ( по подсказке купечества и друзей. Автор.) и пришла идея создать народные кассы, на подобие созданной «Общей артели» в Петровском Заводе, созданной, для помощи нуждавшимся в средствах декабристов и каторжан, работников завода. По подобию европейских банков, но с разницей в том, что владельцами кассы были бы избранные обществом артели, председатель и его товарищ. Для начала, предполагалось создать кредитный фонд, капиталом две тысячи рублей. При стоимости, в то время десяти-пятнадцати рублей за хорошую лошадь, идея казалась выигрышной для крестьян. Ссуду предполагалось выдавать на два года, с выплатой продукцией. В неё входили зерно, фрукты, пушнина, скобяные изделия (благодаря новой кузне), их то и забирали представители местных купцов на продажу уже по своей завышенной цене, получая хоть и малую, но достаточно приемлемую и главное постоянную, гарантированную цену, а как известно прибыль идёт не столько от цены на товар, а от количества проданного товара. Воробушек клюёт по зёрнышку. К сожалению, идею создания общественной кассы нам, запретили власти и, идея помощи крестьянам заблокированная местными помещиками провалилась. Между тем, прошло уже года три, в заботах и трудах, высаженные князем саженцы особой чёрной рябины, которые он оберегал, как детей в сильные морозы, укутывая их с головою, окрепли и подросли. Так они и росли, дав прекрасный урожай для семьи, более тринадцати жбанов. Собирался он, сыновьями Анюты, рябина промывалась по рецепту матушки, перерабатывалась в варенье и джемы. Князь старался и приучил к нему и местных жителей, которые и сами начали его готовить. Как многие наблюдали, вскоре после его принятия (отвара), переставала болеть голова и горло, при нарывах исчезала опухоль и краснота. Крестьяне лечились и вареньем и настоями из рябины, прозванные местными хозяевами «чёрным ангелом», как слышал князь, уже будучи при Кургане. Сорт « Щепинской рябины» оказался неприхотлив и плодовит, селекция была удачной. Купцы, одно время даже хотели начать его производство, но подсчитав расходы и время на посадку, взращение деревьев-кустов рябины, да ещё в теплицах, пришли к выводу, что проект завода не окупится быстро и отказались от него. Но, не это отметил он в селении, что особо поразило князя у сибирских мужиков-охотников, это охота на пушных зверей и выделка их шкурок, мех которых был необычной выделки и славился у скупщиков, который они продавали купцам. Делали здесь и замшу, отмачивая по три, четыре дня шкуры зверья, опущенные в корыта с водою, перемешенною с пеплом от кострищ, после чего мех легко отваливался от шкур. Сам процесс занимал много времени, мы с княгиней, даже участвовали в нём из любопытства…, как и во многих крестьянских событиях их жизни, стараясь правда быть не назойливыми…»... =========================================""================================================= " ХОЛОД СВОБОДЫ " отрывки из глав книги. автор кн. Щепин-Ростовский … В это же время, в старом, прохладном, заросшем цветами саду усадьбы, сидели и разговаривали о положении в России, стараясь заглушить все проникающую в душу князя тревогу, возникшую по известным обстоятельствам в доме, сам князь Александр Иванович и гость княгини, и старый Барон Корф. Барон, стараясь громко не разговаривать, чтобы не побеспокоить хозяйку и гостей усадьбы, а главное саму княгиню, обратил внимание князя на политику России, и политику императора Павла в Европе, и как бы к месту, уже подающего надежды в учёбе сына, Александра Павловича. – Знаете, Уважаемый Александр Иванович, нам надо помнить, в чём предназначение и особенность России в мировой истории. При всех успехах императора, нам прежде, нужна правильная внутренняя политика, ибо без неё грядёт крах и внешней политики, а это война в Европе. У каждого европейского государства свой путь, а он коренным образом отличен от развития нашего Отечества. Главное сейчас, я думаю, как и многие в нашем обществе, нам нужно не воевать и бряцать оружием, пусть и славным, а выстоять в торговле с Европой и Англией.В политических же решениях, мы к сожалению, не хозяева, и России, идти чужим путём, европейским, противопоказанно категорически мой друг. Главное нам надо развивать помещичья хозяйства и наверное, надо дать всё-таки волю крестьянам, как в Европе, а лучше в Америке. Это конечно очень трудное решение для помещиков и дворян, но вынужденное, ибо свободный человек работает лучше и производительней. Вот и император склоняется к этому, правда с трудом и скрепя сердцем, с явным противодействием и сопротивлением со стороны дворян. Крестьянское хозяйство основа России, думаю, и промышленность, как когда-то в Англии подрастёт, разовьётся, благодаря торговле и улучшения жизни самого общества. Это знаете, я вспомнил такой случай, как-то ваш староста с батюшкой, тогда, ещё в стародавние времена, я тогда мальцом был, но хорошо то время помню, привезли к нам, из под Новгорода косу, по прозванию «Горбуша». Кто-то им из ваших местных крестьян, рассказал князю Ивану Семёновичу, об увиденном, что когда сей товарищ посетил родных в тех новгородских селениях, по моему в селе Софа, так вот он видел, как они, его родня, этой необычайной косой косят, да так ловко и множественно, что они только диву давались. На вид сей инструмент, как кривой рог с пяткой на конце, да и рукоять гнутая. Чудно им стало. Урожай те, собирали быстро и невероятный. И это в северных угодьях! Так вот, о чём я. Ах да, о косе горбуше. Так вот, или же руки у наших крестьян не так срублены, или головы чуждые новгородцам, или староста села глуп, но ничего из этой затеи оный не вышло. К чему я об этом. Не каждое слово князь и не каждое новшество пригодно для России, слишком она большая для экспериментов и выдумке. Русь, а «косы» разные, а вот чиновники везде на местах одинаковые и бездеятельные. – Вполне возможно, что Вы барон правы говоря о политике, но торговля имеет свои многоместные законы. Когда власть, не будем здесь упоминать иные имена всуе, начинает много говорить, значит, она, власть, из своих обещаний ничего не сделает ни для господ дворян, ни для своего народа. Политика, это как женщина, лжива и опасна при её капризах. Победить в ней можно и не имея головы, просто силою оружия, да, без применения ума, но не надолго, ибо прибыль наиглавнейший стимул к труду. Ох, чувствую зря все наши сегодня разговоры, ни о чём они, мы не имеем планов преобразования Отечества, а без этого получается одна только говорильня. Пойдёмте-ка дорогой мой гость лучше к нашим, сейчас мы им намного важнее, чем этой старой и продажной девке, политике. Разговора, как-то не получалось, это они оба понимали, понимали что ещё не время преобразований... Смутное время для умных и инициативных людей, как ни как, перекрестие времён на Руси. Немного отвлекаясь от сюжета рассказа, напомним благородному читателю о самой судьбе замечательного гостя, о которой он в тот момент и не подозревал в полной мере. Так, один из членов рода баронов Корф, через несколько лет, (Барон Ф.И. Корф) станет участником восстания в столице России, и он бывало, не то от скуки, не то, от святой деятельности и благородства мыслей, но как бы ни было, он присутствовал даже, изредка, на заседаниях общества « Союз благоденствия», исключительно до лета 1825 года. Но летом, он вдруг неожиданно перестанет посещать заседания общества, мотивируя это занятостью и подготовкой к свадьбе, хотя сам князь, как и сотоварищи, прекрасно знали истинную причины его отсутствия, дело было в отце барона, готовившего для сына исключительно прибыльную и перспективную для рода Корф карьеру в Европейских королевских домах. В обществе понимали это и особо не настаивали на участии барона в их делах, но помощь от него с благодарностью принимали всегда. Барон же, дав слово, не посмел изменить ему, и на Сенатскую площадь с восставшими полками вышел и присутствовал при разгроме восстания. Власти, вскоре арестовали его, и попытались его осудить, но за не доказанностью участия, (товарищи его не выдали) в событиях 1825 года, вскоре были вынуждены отпустить без последствий для барона. В то время Барон Корф уже был в отставке, (26.01.1823 г. - штабс-капитан Лейб-Гвардии Егерского полка.) Может мы и не стали бы вспоминать героя восстания, но странное переплетение судеб рода баронов Корф и князей Щепиных-Ростовских удивляет и кажется невероятным. « … Само начало возвышения баронов, как мы знаем – писал в своих воспоминаниях о баронах Корф декабрист - было крайне стремительным, по причине необычайной доблести баронов Корф и свершаемых ими подвигов. Бароны Корф, от вассалов ордена, времён ордена Меченосцев (позже орден Ливонский, магистр ордена Бернд - автор), как и Вестфаленский рыцарь барон Клаус Корф, были владетелями многих земель и замков, при том более 438 лет « Perkule, Perkul » Замком Приекуле (с 1483 года – пометки декабриста - автор.) укреплённым надёжным узлом обороны обнесённой мощной стеной с бойницами, что на тот период истории считалось очень надёжной…». Одного из потомков рода Корф, потомка славного рода баронов, барона Николая Корф жившего на тот период в городе Орёл, отца матушки Ольги Изольды Николаевны Щепиной-Ростовской, урождённой Корф, репрессировали, дважды арестовывали и после допросов всё же отпускали. В последний арест его осудили, а позже, уже в 1937 году расстреляли, судьба его добродетельной супруги неизвестна, говорили, что она уехала в Шотландию к родным князей и их общей родины в один из моментов истории... Но ныне, мы уважаемые читатели, приглашены автором и героями нашей повести, в усадьбу князей Щепин-Ростовских, так, последуем за героями событий, но постараемся вскоре вернутся к делу самого декабриста и его семьи. Пока же, мы не будем говорить о не состоявшейся свадьбе Ольги Корф и князя Дмитрия Александровича, (в 1825 году), ещё не пришло время, как и о дуэли её родного брата с князем. В то время по всей северной столице ходили разговоры, что она (Ольга Корф - автор) была беременна от князя, и общество жило в предчувствии грандиозного скандала. Так может именно в этом была причина дуэли, в которой возмущённый брат потребовал разбирательств от князя Дмитрия Александровича? Но, скорее всего, как мы предполагаем, дело было всё же в другом, и наверняка в другом. Причина эта кроется в дочери князя Ухтомского Николая Михайловича (1756 г.р.), княжне Клавдии Николаевне (1797г.р.), считавшейся до Ольги Корф (та была ещё слишком молодой для влюблённого князя, как посчитал его отец, князь Александр Иванович.) его невестой, по крайней мере, так было рассказано в записках матушки князя, княгини Ольги Мироновны. Как она написала в дневниковых записях от 1824 года, декабря месяца: «- Всё начиналось у них со слов – Если хочешь. Мы же, старались не делать поступки, за которые нам было бы стыдно пред людьми… Они, как «дагой», кололи и резали нас в самое сердце. Нельзя перенести акведук Клавдия к нам в отечество, не испортив задуманное гением. Семья. Не соединимы берега судеб человечьих, без воли на то, Господа нашего» ( Дага- кинжал для обороны, который создан для боёв фехтовальщиков левой руки- автор) Князь Александр Иванович и княгиня Ольга Мироновна, пожелали и были на предварительных, общих ознакомительных разговорах с князьями Ухтомскими у них в усадьбе, правда, им было пока отказано в этом начинании, по причине поведения их же дочери, которая не решалась расстаться с родителями. На самом же деле, всё оказалось гораздо просто, Князь Семён Николаевич, брат Княжны Клавдии Николаевны, был знаком с бароном Николаем Фёдоровичем Корф, и наверное, именно это оказалось настоящей причиной не состоявшегося обручения молодых. Сердцу не прикажешь. Об этих событиях и многих других, начала XIX века, мы подготовили богатейший материал для издания книги о роде Баронов Корф и Князьях Щепиных, а так же о князьях Бычковых-Ростовских, сделавших для нашего отечества столь благие, достойные дворян, подвиги в войнах и в сражениях (война с Наполеоном, оборона Севастополя). Но, не будем вновь отвлекаться и скорее вернёмся сейчас, в усадьбу князей Щепин-Ростовских, и к тем важным для нас событиям нашей истории и истории государства российского, ибо в каждом человеке есть зерно истины, как початок и неувядающий стебель жизни, имя его история. … Роды проходили очень тяжело, впоследствии молодая княгиня уже не могла иметь детей. Сильнейшее кровотечение, неспособное остановить доктором Бланше, прекратила народными средствами Агрипина Андреевна Тарховская и повитуха Аглая. Они, измученные и уставшие, применили все известные им средства и травы, и настойку, кровь удалось остановить, заговорила её Аглая, как всем оговорила она, навек. Все господа и слуги домашние были безумно счастливы благополучным окончанием страданий и мучений роженицы. Сыночек, рождённый в таких страданиях должен быть счастливым, как сказала Агрипина Андреевна. Уставшая от родов, молодая мама вскоре уснула с улыбкой на устах, как свет солнца отразившееся на глади лесного озера, плавно и опустошённо отдыхая в бессилии. Все родные, кроме Аглаи, поздравив мамочку, вышли из комнаты, оставив княгиню одну отдыхать. Проснулась счастливая Ольга Мироновна, через сутки, только когда засопел ребёнок в соседней зале, и стал покрикивать, требуя земную свою долю от нанятой деревенской кормилицы. Лишь через три дня княгиня смогла вставать, так она ослабела. Но, юность и уход за нею, сделали своё доброе дело. Ребёнок и мать окрепли, виделись, правда они только по утрам, и только по четверть часа, так указал строгий доктор, француз Бланше, остерегавшийся, что из-за большого напряжения у княгини могла начаться горячка. Поэтому, при тяжёлом положении роженицы, слабости её здоровья после родов, ребёнка молодой матери княгине Ольге Мироновне, отдали только спустя почти три месяца, когда угроза для жизни молодой княгини миновала. Молодая мать, души не чаяла в родившемся сыне, отдавая свою любовь, всё своё внимание младенцу, строго следя за кормилицей дитя Матрёной, за чистотой в доме, за отоплением усадьбы зимою, так как зима 1799 года была жестокой и очень холодной. Время и годы летели быстро, молодой князь рос неизбалованным. Он был чрезвычайно сообразительным и умным дитя, внимательным и любящим сыном, боготворя свою матушку и батюшку - князя Александра Ивановича. Княжич, жил в имении матушки,в селе Иванково, ему нравились просторы, река Лига, Храм Иконы Казанской Божией Матери, и молиться там с отцом. Княжич Дмитрий, или Димитрий, как называли его все родные, по имени покровителя рода князя, Святого Димитрия, был сильным, весёлым и очень общительным. Медный крест Святителя Димитрия Ростовского, подаренный князьям за их благие дела и верность церкви в тяжкие годы, и теперь стоявший пред иконой в известной нам комнате, оберегал семью и всех кто был вхож в дом князей Ростовских годами. Так и жили, княгиня и Дмитрий Александрович. Его всегда хорошее расположение духа, по воспоминаниям деда, и прекрасное настроение, заражало всех, даже молчаливого, строгого во всех отношениях батюшку, капитана в отставке, князя Александра Ивановича. Детские покои были отлажены в солдатском духе суворовского солдата, старого князя. Мягкая кровать, чуть княжич стал старше, им была убрана на чердак, а застеленная им взамен, была жёсткой и расстелена прямо на полу, правда матушка княгиня Ольга Мироновна, вытребовала всё же от мужа, при этой ситуации, чтобы дополнительно застелили два персидских ковра на пол под подстилку детского покоя. Спать княжич никогда не ложился первым, как бы поздно и каким бы усталым он не возвращался из поездок с отцом. Он, прежде всего сам проверял хозяйство, как накормлена скотина, лошади, птица и работники хозяйства, чему он с батюшкой уделял особое внимание. А, когда Дмитрий Александрович, заходил на скотный двор или в конюшню, животные радовались его появлению и тянулись к нему, словно чувствуя заботу молодого барина. Да и сами работники дома и крепостные, очень хорошо относились к подрастающему молодому барину Димитрию, хотя бывало частенько и ворчали на него, за его придирчивость и строгость, ведь старый князь-барин, редко появлялся на скотном дворе. Тот всё больше лошадей любил, холил, баловал их и каждый раз придя, угощал их кусочком сахара. Судьба же распорядилась по-другому, Дмитрий Александрович стал военным, следуя заветам предков, и если бы не это, из него получился бы прекрасный помещик, знающий, любящий и понимающий свою землю. Но следила за всем и помогала сыну, и держала в своих руках все владения и хозяйство, лично княгиня Ольга Мироновна. Сильная и волевая, необычайно красивая и очень гордая, при всём этом чрезвычайно богобоязненная, от чего её прозвали в дворянских кругах и народе святоша, она держала под контролем всё, что происходило в имениях. Она достойно и активно правила владениями рода, ведя и успевая даже, все судебные дела и споры, стараясь во многих случаях всё решать единолично, безжалостно, иногда грубо по мужски, пресекая всякое воровство и споры между своими крепостными, частенько давая вольную пожилым и старым, беря их на своё полное содержание. За это соседи помещики её частенько не понимали, писали доносы и кляузы в столицу. Супруг, князь Александр Иванович (1750 -1821.12),старый солдат был инвалидом, (не было пальцев на левой ноге, оторваны при взрыве бомбы в сражении). Супруг помогал княгине, чем мог, но более он любил свободу и часто с сыном уезжал по своим владениям, или по делам в Ростов, Шую, или в Свято Николо – Шартомский монастырь (основан в 1425 г.), где был похоронен его первый сын. Большое внимание уделял богослужению и изучению с сыном богословских книг, в чём особо преуспел, и княгиня гордилась сыном, как и мужем в этих поучениях и науках. Князь любил охоту, и иногда под настроение, когда от протеза проходили мозоли и боли, бродил по лесам с пистолетами, со своим старым товарищем, Юшневским Алексеем Петровичем. Тот иногда приезжал в усадьбу Иванково в гости на охоту, хотя князю она давалась нелегко и с огромным трудом. Но их страсть к охоте была так невыносима, что княгиня хотя и ворчала на них, но раз, два в год и то летом, отпускала мужа на свободу. Княжеская семья умела быть счастливой и довольной всем тем, что дал Бог. Ценя больше семью, чем своих соседей помещиков, никому не завидуя, не злобствуя в суе. Князь и княгиня тайно и с любовью делали по мере сил, вклады в Храмы и церкви. Усадьбу князей Ростовских Иванково, как мы уже говорили, неоднократно посещали гости, друзья семьи, как до событий в столице в 1825 году, так и позже, правда уже осторожничая и с опаской, стараясь не беспокоить лишними хлопотами надзиравших. Мы вынуждены вторично описывать те события, по причине нынешних извращённых вымыслах, будто семья князей Щепиных-Ростовских жили как отшельники и отверженные от общества. Князья многократно ездили в Европу, Шотландию, на Святой Афон и в другие регионы отечества. Вот, как описывает сам декабрист, в своих воспоминаниях, те годы своей молодости: «… - Матушка с батюшкой, очень любили принимать в усадьбе гостей. Приезжали они правда не так часто, у всех были свои дела и заботы, да и мы частенько выезжали в Европу, но когда все собирались, радость была неописуемой для всех. Чаще всех, приезжали полковник (позже, генерал-майор) Удом И.Ф., князья Трубецкие, Евлановы, молодая княгиня Лобанова - Ростовская Мария Яковлевна с батюшкой.(впоследствии княгиня стала супругою Нарышкина К.А., обер - гофмейстера, члена госсовета. (Пояснения князя). Все они собирались у нас в доме, на втором этаже, в библиотеке или капитанском кабинете отца, князя Александра Ивановича, как он по старинке обзывал его « повалуша» и, они часами беседовали или обсуждали последние известия из столицы, прося дворовых без нужды их не беспокоить. Следил за исполнением в доме, староста Иван Федотов, распоряжавшийся всем по особому доверию хозяев. Даже доверенности выписывал на него Дмитрий Александрович. По вечерам, гости шли в « Мискипницу », это был старый огромный рубленный из сосны сарай, раньше, при деде княгини, он был занят под воловье поголовье (скотный двор), и там занимались упражнениями по стрельбе из пистолетов даже дамы. Выигравший, ставил ящик французского Шампани. Веселье наше продолжалось обычно до утра. Вся молодежь особо любила стрельбы, когда гости и родители уходили, мы продолжали упорно соревноваться, кто из нас ловчее и точнее производит пристрелку по мишеням. Среди молодёжи часто побеждал Сергей Трубецкой, у него была более твёрдая рука и более верный глаз. И он, смеясь, указывал нам, как он приучал себя, свою руку к пистолетам. Он по пять, десять минут с двумя перерывами, отягощал её гирей позаимствованной им в магазине купца Манохина, ещё мальчишкой, тоже он делал и с левой рукой. И в фехтовании, ему не было равных, если в стрельбе он иногда проигрывал мне, то в упражнениях с саблей и шпагой, он всегда был первым, прекрасно владея оружием и левой, и правой руками.С 1817 года частым гостем у нас в имении, стал Виельгорский М.Ю., как помню высокий, крупный господин с большой красивой головой, скреплённой на короткой могучей шее. Тёмные волосы с рано пробивавшейся сединою, красиво оттеняли его красивое мужественное лицо. Он, очень любивший музыку и политику, любил отдыхать на природе у друзей. Однажды, по приезде по делам в Иванково, граф был покорён великолепной игрой на рояле нашей матушки, княгини Ольги Мироновны. Все они, и старые и новые друзья, были почти все, хорошими знакомыми отца, князя Александра Ивановича, и почти все, ещё с молодости. При случае демонстрировал свои пристрастья и я, князь Дмитрий Александрович, либо игрой на скрипке, или гитаре, которыми, я не хвастаясь владею в совершенстве. Каждый раз, сидя в гостиной, когда я играл полонез графа Клеофаса Огинского « Прощание с Родиной», ля минор, матушка неизменно плакала, словно предчувствуя скорую, вечную разлуку со мною. На сколько я помню, пьеса-полонез Огинского, был написан им после поражения самого знаменитого народного героя Польши, Тадеуша Костюшко…»(из воспоминаний декабриста. Седьмой сибирский Дневник декабриста, осень 1857 года). В мировоззрениях друзей князя Александра Ивановича к происходящему в России, также отражались настроения общества, как и на восприятие мира и свободы молодого князя, беззаветно доверявшему батюшке. Матушка княгиня Ольга Мироновна, как писал в своих воспоминаниях Дмитрий Александрович, запрещала посещать вечера встреч старых друзей отца. Она беспокоясь о мировоззрениях сына, его духовности, ведь она слышала и догадывалась, чем занимаются друзья мужа, и остерегалась их влияния на характер юного княжича, но вскоре, всё же была вынуждена смириться с его влечением к политике. Кроме политики, друзья князя наставляли молодёжь на путь истинный, путём рассказов о море, о героях моряках, при этом как бы невзначай о самой карьере морского офицера. С начала, и по окончании курсов, дворянин - курсант становились кадетом. Через два или три похода в море, подтверждался чин Гардемарина (первый офицерский чин), через три года мичман и так далее, до адмирала флота, только трудись, служи отечеству. Эти беседы были увлекательны и интересны, особенно, казавшиеся в начале незначительными случаи, но и главные (морские) моменты службы, как подача трапов, правый для старших офицеров, генералов, адмиралов и высших чинов, а для остальных служивых подавали левый трап...". Вот, как описывал свои первые ощущения морского братства и службу в морских походах, Дмитрий Александрович: «…Однажды, как мне рассказывали прошедшие бури, огни и воды старшие офицеры, на борт брига прибыл сам Атласов В.В. камчатский герой, прозванный А.С. Пушкиным Камчатским Ермаком. Так вот он говорил морякам: « Лучше быть юнгой или кадетом, чем камер-юнкером (первый, самый младший чин при императорском дворе). Команда брига, говорила про Атласова: « - Сия душа железом скованна, как и глаза Христа». Родственник знаменитого Атласова, житель села Иванково, Иван Романов, много раз рассказывал Дмитрию Александровичу о своём (дядьке?) родственнике с которым был в походе, но получив увечье, вынужден был жить вдали от службы и изысканий героя. Ныне сохранилась могила только его сына, Ильи Ивановича Романова и его супруги Марфы Георгиевны Романовых, да и то разграбленная и осквернённая варварами ХХ века. Первоначально на плите памятника Ивана Романова, по рассказам старожилов села, был выбит агнец( Христос ) и голубь ( Святой Дух ) символы принятые у католиков. Вполне возможно, что сам Иван Романов был католиком, тогда понятны разногласия и неприятие Атласовыми, семьи Романовых и их забвение в родословиях. Но мы здесь вспомнили о местных Романовых не по причине родства с Атласовым В.В.,...