КАК ТОЛЬКО ТЫ ЗАХОЧЕШЬ ВЫЙДЕТ СОЛНЦЕ СТИХИ В ЖУРНАЛ «ОКТЯБРЬ» . . . Как только ты захочешь выйдет солнце а ночью вновь появится луна такая нежная совсем без платья как девушка нагая за окном или цветы красивые живые вдруг зацветут зимой в твоем саду но это будет только лишь тогда когда на жизнь ты променяешь все на свете. . . . Я доволен что небо упало на грудь я его обниму и поставлю обратно над крышей своего одинокого дома где живу и жду писем от разных знакомых кто в лесу потерялся кто на море уплыл так давно кто вообще под землей похоронен и все пишут старательно длинные письма я читаю их всю свою жизнь и молчу. . . . И днем тебя вижу когда тебя нет и ночью заснуть не могу с тобой рядом а ты - далеко и рукой дотянусь до тебя через тысячи верст и слышу как дышишь и вижу как смотришь в глаза и касаюсь губами тебя без конца хотя ты говоришь что не надо и звезды летят над моей головой в никуда и на каждой написано имя твое и ведь ты это знаешь. . . . А ведь снег это тоже неплохо он такой же пушистый и белый словно стая испуганных зайцев и от страха они пропадают на суровом и черном асфальте оставляя невинные лужи одиноко смотреть в небеса что становятся ближе и ближе будто к нам на большом парашюте потихоньку спуститься хотят и легко улыбаются души когда снова глядят в эти лужи и играют с кружащимся снегом и смешными казаться хотят. . . . Небу сегодня с утра кто-то безумно сердитый как будто поставил синяк как раз там под сияющим солнечным глазом я небо жалею может оно скоро будет и плакать все ведь притихли и птицы и ветер деревья с домами ждут - что же будет и гром прогремит и шальной барабанщик ударит невидимой палочкой прямо по центру вселенной вместе с кустами подпрыгнут дорожки веселого сада и обезумевший дьявол вдруг схватит большое ведро и опрокинет его полным воды до краев на несчастную землю с хохотом диким эхо которого будет бежать как ошпаренный зверь по пустыне куда-то. . . . Мне хочется тебе писать какие-нибудь нежные записки так дети пишут весточки друг другу за одной партой сидя и смотря каракули свои с таким восторгом как будто Петя что-то так сказал что прямо вот мурашки без конца а Аня нежная такая ну так ответила что Петя задрожал от той любви которая бывает в красивых книжках только иногда. . . . Мир такой круглый словно шар воздушный и мы на нем кружась летим куда-то темной ночью и видим звезды на прозрачных крыльях они как бабочки порхают вокруг нас сверкая нежными счастливыми глазами. . . . И видел он всю эту жизнь когда просто шагал по пустыне так птица в полете наверное видит весь мир под широкими крыльями тихо скользящим куда-то когда просто летит над землей он пока ей не нужен загадочный чудный и полный прекрасного мир. . . . Мы будем наверное ближе чем были как ветка качается это суровая жизнь и мы на ней листья растущие рядом их ветер все время толкает друг к другу и с каждым касанием им все труднее расстаться и будет так больно упасть на холодную землю потом. . . . Светлое небо кончается просто домами они как зубчатая линия там вдалеке кто-то ее проводил чтобы строго сказать: «за нее вам не надо ходить там только тьма черти жгут свои злые костры и бездомные духи летают как серые птицы над ними.» . . . Сегодня небо до краев полно холодной голубой воды а на земле гуляет солнце создавая сообщество теней которые кивают головами всему происходящему вокруг ведь они знают завтра снова шторы опустит бог на небе синий сумрак покроет мир недвижным покрывалом и станет так темно как будто бы на дне колодца где нет воды а только чьи-то души все стонут стонут по ночам. . . . Я тебя вижу днем и ночью за окном ты никогда не одеваешь платья и кажешься душою юной лета которая кружится в облаках и падает дождем и росой на землю по утрам или в объятья бросится как ветер способный унести в миры где круглый год цветут цветы и пахнут счастьем. . . . Вот и не стало желаний все они просто ушли шляпы надели в прихожей хлопнула старая дверь где-то на улице темной долго стихали шаги снова пустая квартира больше никто не придет пыль на шкафу и комоде этого только и ждет. . . . Снег в душе и на улице снег солнце стало стеклянным и кажется больше не светит и прохожие стали тенями и всю ночь у подъезда стоят ты их спросишь: «кого вы тут ждете» они скажут - «конечно тебя в царстве мертвых тебя не хватает вот и ждем три недели подряд.» . . . Жизнь сказала уже все что может сказать ей теперь просто скучно на свете нет ни слов у нее ни желаний ни дел ни капризов лишь качается только как маятник вечный на старой стене молча время укажет чтоб тут же забыть про него и в такт вечности снова качаться. . . . Ты подойдешь и скажешь уже осень а я тебя весной еще ждала когда цвели цветы и пели птицы теперь и нет цветов и птицы улетели лишь листья желтые остались под ногами для нас с тобой они как наша жизнь упали с высоты и не разбились но вот теперь лежат в пыли осенней и ничего не ждут ни от кого на свете. . . . На самом деле есть одно лишь счастье в огромном мире полном суеты оно приходит молча среди ночи ко всем кто спит и видит свои сны о том чего и не было на свете и может быть не будет никогда. . . . Если бы все улыбались друг другу море бы берегу вдруг улыбнулось поле бы - темному лесу кто бы счастливее стал на земле ветер для всех не бывает хорошим солнце кого-то согреет кому-то наскучит что-то получит любой из того что на свете случится только вот трудно сказать что ему это нужно. . . . Под водой никуда не уплыть от воды и летая по небу от неба не скрыться и живя на земле ты куда убежишь от земли и любя всех на свете в кого же ты сможешь влюбиться пусть все будет таким каким было когда ты пришел в этот мир нет морей без воды и нет неба без туч нет любви без любимых и нет счастья без слез как и радости нет без тоски как и жизнь не бывает без смерти. . . . Кем ты был в этом мире обиженным клоуном снявшим дурацкий колпак синей птицей летевшей по небу на фоне заката или странником на опустевшей дороге что ведет неизвестно куда кто же это узнает и может быть это неважно важно то что ты жил на земле совершенно один никому не желая ни зла ни добра ни любви ни удачи ни смерти. . . . И в небе голубом танцуют облака и по земле все катится веселый смех заглядывает в темные дворы по улицам широким пролетает как мяч резиновый все время вскачь ему ведь хорошо на белом свете не надо думать ни о чем и можно улыбаться улыбкой детского счастливого лица. . . . Стань добрее ко всем кто здесь рядом к этим листьям упавшим на землю к этим лужам которым так тяжко от того что на небе темно к дальним звездам ведь им одиноко и к глубокой растерянной ночи той которой не хочется спать и тогда ты увидишь что счастье это просто парить над землею и луну до утра целовать. . . . Наверное тьма беспомощнее света ее нельзя зажечь в настольной лампе и в фонарях на улице знакомой и в небе черным солнцем солнцем тьмы быть может тьма есть то что было раньше когда свет просто в мире не родился о нем никто не знал его никто не видел и всюду и всегда царила тьма. . . . Я сам могу тебя нарисовать и ты придешь такой как на картинке откуда - я не знаю может с неба а кто-то говорит из рощ зеленых где птицы упоительно поют и девушки танцуют на полянах и любят тех кто в зелени деревьев их радостно когда-то повстречает и будет светлым утром целовать. . . . И кто же тебя поцелует холодный и жгущийся снег и ветер что тихо коснется как нежные руки лица и солнце которому грустно что ты закрываешь глаза от его беспокойного света и с вечером синим в обнимку уходишь в бездонную ночь. . . . Вечер развесит повсюду пузыри ярко желтых огней украшая тела полуголых скучающих улиц будет над ними смеяться реклама со спин одиноких домов будут топтать их шуршащими шинами автомобили будут идти по ним люди в густеющей тьме словно в синем сиропе том что так медленно пьет телебашня словно журавль с длинной шеей утративший крылья давно. . . . А я вопреки своей старой подруге тоске на гвоздь не повешу в прихожей усталую душу не лягу в кровать бездыханным не стану качаться на дрогах в дубовом гробу я жив и живу как живут зеленея всегда эти старые ели и пусть среди них хорошо только лишь колдовать я славно умею и это я очень способный и рву с неба звезды как ягоды ночью опять. . . . Мне приходится только ждать так деревья ждут и дома и так ждет мостовая шагов как я жду тебя только жду и висит во дворе туман как халат что повесил колдун он ушел к своим чудесам не оставив нам больше встреч но я руки к тебе протяну сквозь звенящую тишину и они коснутся тебя наяву и даже во сне и где бы ты ни была ты вернешься опять ко мне. . . . Вот говорят вполголоса чужие люди качая головами о тебе что ты один по комнате ночами ходишь размахивая в воздухе руками и что-то возбужденно говоря что пламя зажигается привычно само собой на письменном столе и за окном все слышен громкий шепот который ты оставил проходя. . . . В том нет твоей вины что все не так дождь не тогда и солнце не так ярко и ветер все пылит и дни проходят мимо как странники с котомкой за плечами по той дороге что уходит в вечность и не осталось больше ни звука их шагов ни голосов ни вздохов их все впитало время словно губка нам не оставив никаких следов. . . . Этой ночью ты больше не помнишь кем был погрузился во тьму словно в черную воду и застыл превращаясь в сверкающий лед с отражением мертвой луны посредине. . . . Из тишины растут слова любви из желтых трав печаль приходит как старушка а из открытого окна глядит туман загадочно как сказочный волшебник которому мы отдаем надежды и он уносит их под облака чтобы они вернулись к нам любовью и от нее на нашем белом све всегда цвели чудесные цветы. . . . Капюшон из снега на проспектах у подъездов намело сугробы с быстротой летящих в небе птиц будто кто-то просто щелкнул пальцем и пришла по вызову зима в своем белом деловом халате словно здесь больница и нас лечат от унылой осени врачи. . . . Ночь как свечи зажгла фонари будет снова молиться луне и просить почему-то прощенья а мы станем не небе высоком протирать запотевшие звезды как на старом стекле бытия пусть оно разобьется к утру на осколки холодного света все равно мы его полюбили и увидим когда-нибудь вновь. . . . Ты приходишь только пошутить посмеяться вместе с облаками в пруд закинуть желтую луну и оставить тени целоваться где-нибудь на улице пустой а на звезды одеваешь платья пусть побудут девушками вновь и узнают что такое нежность я же не могу еще придумать как мне жить на этом белом свете ведь на нем по прежнему темно много окон все горят так ярко только кто за ним прячет души может они умерли давно и теперь летают в черном небе и о чем-то с Богом говорят. . . . Ты любовником стал одинокой луны и товарищем старого доброго солнца а потом ты поднялся на белое облако утром прозрачным и на нем подружился с задумчивым богом провожавшим куда-то им созданный мир вместе с ним ты бросал словно в море цветы в этот мир с высоты и загадочно вновь улыбался как будто ты что-нибудь знаешь о счастье. . . . Вдруг эта тень ворвется к нам в окно и неужели нас она проглотит как кашалот поднявшись из глубин давай ее закрасим белой краской повесим надпись что окно закрыто и перестанем верить в чудеса ведь их вообще-то вовсе нет на свете. . . . Любовь жива и днем и среди ночи и если мы одни то с нею можно гладить тебя так долго будто бы во сне когда мы сами даже и не знаем куда попали что за мир вокруг лишь ощущаем что совсем одни остались вдруг теперь на белом свете. ПРИКАЗ И кто же был добрее нас и больше нас любил страдал и верил поймать его и привести сюда и пусть становится несчастный на колени и будем мы его судить своим судом а после причащаться его же кровью ведь она с небес и значит нам дарует жизнь навечно. . . . И где в каких краях летели эти птицы в тишине как хлопья снега белые куда-то так высоко над сгорбленной землей которая их молча провожала и реками своими и лесами и сказочной пустыней где пески похожи на горячие ладони в которых солнце прячет пятаки. . . . И вот опять над нами качается пустое небо словно простыня которую полощут в синем море седые ангелы в костюмах белых облаков и хорошо бы с ними подружиться да только высоко они взлетели и любят только Бога а не нас на нашей маленькой кружащейся земле. . . . Ты не прыгнешь выше головы но зато ты прыгнешь прямо в небо к облаку на белое плечо и оно тебя погладит нежно ты ведь мальчик в небе голубом и теперь в нем просто заблудился как в большом таинственном лесу. . . . Избушку снегом занесло кругом давно зима и хлопья белые и в душу залетают и на кровати тоже много их холодных и не тающих снежинок они легко касаются тебя как пальцы маленьких бегущих человечков летят по комнате и подбирают крошки счастья что на пол уронили мы. . . . Яичница из солнца на тарелке неба давно уже лежит над головой съедят ее когда-то злые тучи но пока их ветер отогнал овечьим стадом за горизонт и лег опять в траву ее шевелит и играет в счастье похожее на сытого кота. . . . И скользит под мостами ворочаясь тяжко ночная река и скребут на ней волны легко корабли уплывая как черные птицы на волю над молчаньем Ростральных колонн караваном красиво на запад плывут облака это счастье уходит ночами в Балтийское море. . . . Я сам себе напоминаю прочерк в графе «чем жив» поскольку меня нет в реестре получающих награду за умолчание о том что мы живем в аквариуме сна и дышим памятью о странном мире сказок в которых есть добро а также зло и есть конец но вовсе нет начала. . . . Как дитя умойте эту осень в синей синей тишине небес окуните душу в это море где и волны выше чем дома и над ними птицы белые кружатся словно ангелы над миром голубым. . . . Бог красил краской голубой большое небо над большой землей и удивлялся как оно красиво и вместо ангелов счастливых рисовал простые облака такие белые как дым из труб зимой и может быть поэтому смешные летящие беспечно кувыркаясь как дети на качелях во дворе. . . . Небо замазано тучами я их сотру осень заплаканной выглядит вытру ей слезы вижу тебя вдалеке позову ты я знаю придешь нежно обнимешь и скажешь давно я хотела видеть тебя и любить до конца чтобы дрожали вокруг даже окна от нашего счастья. . . . Закружится лист словно в вальсе потом упадет на асфальт станет ему очень больно и грустно лежать там в пыли где мы безучастно проходим толкая его сапогом и кружева синего дыма одни вдалеке на закате беззвучно заплачут о нем. . . . Я доверю тебе свою тень подержи ее просто чтоб больше не гналась за мной ну а я полетаю над крышей забытого старого дома возле черной трубы и потом зацеплюсь за луну буду долго висеть и естественно вниз головой я играю в летучую мышь и на землю глядеть сверху вниз - мое счастье. . . . А облака это такие звери они идут по небу как по лесу и шевелят пушистыми хвостами как белые и сытые коты а мы за ними гонимся по морю на радостной волшебной колеснице которую везут взлетая чайки над синей словно сказочной водой и вместе с нами в колеснице счастье а вслед за нею рядом мчатся боги в своей карете солнца золотой. . . . Наша судьба - как отпечатки пальцев на двери в прошлое которая открыта как рот открыт у тех кто удивлен уход возможен только ненадолго тот кто ушел конечно останется хотя бы так как и очки в футляре лежать в пыли давно прошедших дней пока опять забывшись не наденут эти очки сквозь них увидев мир в такой же наготе которая бывает в русской бане где парятся лишь в том в чем родились. ВО ДВОРЕ Вновь кинулся ветер на нас и чье-то стекло на последнем шестом этаже разлетелось на искры упав на подошву двора который колодцем считается чтобы старенький бог свесив ноги с пушистого облака мог ковшом зачерпнуть петроградскую сырость на пробу запить свою скуку качаясь в пушистом перине гонимый рассерженным ветром и добрый как глупый волшебник запрыгнувший как-то в пустую бутылку в ней брошенный в море оно же разбило бутылку о камни обиженный этим волшебник стал ветром терзающим море и бьющим невинные стекла а старого бога на облаке вечно носящим с собою ночами и днями их нам во дворе очень скучно все время считать. . . . Такая тишина как может быть в лесу или в квартире где лежит покойник а может в яме на лесной тропе прикрытой ветками чтоб зверь в нее упал когда он по делам своим звериным куда-нибудь пойдет на мягких лапах разбросанными листьями шурша спят улицы они лежат как руки раскинутые старым мертвецом на мятой и неубранной постели свечами на столе мерцают фонари как будто кто-то двести лет назад усердно пишет скрипя пером большие письма тетушке в Тамбов и дядюшке в далекий Пустозерск стоит вода в реке а не бежит она блестит как тело негритянки и старый город окунулся в ночь как голова пловца наверно окуналась в воду когда он плыл и плыл мучительно дыша. СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «Нева», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», в изданиях «Антология Евразии»,» «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Черные дыры букв» в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голубы (К 125-летию М.И. Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.