Клону нада...
Равнина океанской глади
Колышится остатком бури.
Эскадра, хвост почуяв сзади
Шагами озверевшей фурии,
Что прокляла и свергла с неба
Себя саму для мести зрелой,
Идет по волнам тенью гроба,
Толкая смертью пред собой
И дико хохоча, мерцая
В далекой дымке поднебесья,
То видной становясь, то тая,
И полчища за ней — бесья́.
И шкипер сбросил наважденье
С очей замерших в дымке той;
Дана команда: в сопряженье
И разворот идти и в бой.
Вода кусает днища плеском
И палуба в ногах скрипит,
Трепещут паруса и блеском
У борта пушка залп хранит.
Еще немного, вспыхнет жерлом
И вой ядра поглотят мили...
Само ядро пройдя незримо
В своем клокочущем канале,
Войдет круша. И лица ужасом застыли
С той стороны огня, но мимо
Ушло ядро, стремясь в начале,
Конечно же аж в сердце барка.
Ну не везет тебе, сударка! —
Не ходят кавалеры толпами
И дифирамбы не поют
В ночи под окнами, псалмами
Отныне знатен твой приют... —
Несется в мыслях канонира,
Что кормовой готовит залп:
Корабль вроде развернуло,
Над головой небес секира,
На дне морском уютный гроб,
И смертью на лицо пахнуло,
И сваи мыслей снова вглубь.
И гвалт, и дым, и брызги соли,
Да кровь на вантах — не загубь
О Дева пресвятая, ныне
Мы все во корчах сгинем боли;
И взгляд тут мертвого уж стынет
Товарища — распластан навзничь.
По палубе их призрак ходит:
Теней убитых, коих клич
Одолевает сжато нервы,
Влагая им в уста победу.
Ты, канонир, не будешь первый
Дань жизнью отдавать, и аду
Знающему раны — твои:
Нещадно хохочи в глазницы.
Эскадры гибнут корабли.
Трещат-колотятся бойницы
Во взрывах-залпах становясь
Предвестниками злой тиши,
Нахлынет что когда крестясь
Матросы, молча завершив
Молитву жадную до Бога,
Увидят сквозь ушедший дым
Как дорога во плачь дорога,
Которой месят воды слом
Остатков корабельной щепки,
Снастей горелых: полынья
Глубоких вод; но души крепки,
Беззвучно лютый рок кляня.
Но это после; нынче ж заревом
На парусе играет ветер:
Огонь так цепок; с диким ревом
За бортом боцман; щеки вытер
Опаленный при взрыве юнга,
Щебечет песню полушепотом,
В той песне вера, в той песне вьюга;
А палуба исходит топотом.
Пробито, в корпусе есть течь.
И юнга, замирая хохотом,
Сползает у борта: прилечь.
Зависла тишина над копотью.
И хлопание парусов лишь
Найдешь в рассудке стылом ощупью.
И всё ведь так. И ты не спишь.
И капитан убит. Кричали там...
И твердая рука матроса
Его поднимет, честь ногам,
Что встали сами без вопроса.
И движется куда-то вспять
Тонувшее бездонно время.
Их час бессмертен; волю жать
Дано им, но бесславно семя.
Остатки кораблей бежать пытались.
Абордаж. Крюки. Мельканье тесаков.
И стали лязг. И в ругань извергались
Предсмертные постуки их шагов.
Над морем синева бездонной пропастью
Поднятого над миром алчным неба.
И чайки падают к воде с голодной скоростью.
И юнга с барка кормит их остатком хлеба.
***
Как молния сверкнуло время,
От запада да на восток,
Неся громами жизни бремя,
Из сердца ливней встал росток
И раскрываясь уж бутоном,
Алеет в небо совершенством.
И человечество законом
Свершает будни, естеством
Правдивой сути, что от Бога,
От самой явственной причины...
История к делам строга:
И человечьи речи дивны,
Зовущие в стезю свершений.
На мраке вечном есть печать:
Иллюзия отдохновений.
И смыслов непосильных рать
Войдет в отверстие от пули.
Застрелен в голову лежит
На тротуаре вестник воли,
Толпа напуганно бежит,
Ей вслед летят ядуче шашки.
Цивилизацию проспят,
И по священной по бумажке
Опять на Бога глас возвысят
Чего-то требуя и льстя.
Падут колонны века, шорохом
Листвы и пыли вдаль летя
Уйдут заветные надежды;
И вот последние уж обухом
Заржавленного топора
Добьют друг друга: даже дважды.
И утро вот: вставай, пора.
Но ходит ветер по равнине.
Пустыня вечная кругом.
И пепел ядерный. И ныне
Уж не найти родимый дом.
Все стерто, сдавлено стихией
И меж людей тенями смерть:
На черепах прожженных бурей
Глазницы тягостно смотреть
Пытаются в сырое небо:
Оно как вскрытое нутро
Смердяще вздутое и небыль
Хранит печалью это утро,
Что наступило после взрыва
Порвавшего и облака, ползущего
Над миром адом, голова
Безмолвная еще стоящего
Натужно поднялась и глянула
Глазами, что убиты в разуме.
Увидела итог и сгинула
За телом рухнув, по золе
Прошла волна скупого шелеста,
Что был извергнут массой трупа.
На людях не было креста.
Была на них лишь скорлупа
Бездушной масочки бессмыслия.
Порока тайного души.
Мир сторонился бескорыстия.
Мир пал пред тенью своей, вши
Пробрались до мозгов и втаяли
В излучины пор мозговых.
И стали править миром. Лаяли
Лишь псы голодные на них,
Учуяв как-то полумертвое...
Остерегаясь псиным нюхом.
И вот им дуновенье рвотное.
И напряглись тревожным слухом.
И с края, с горизонта — пламень.
Волна идет свергая жизнь.
И оплавляя веры камень.
И статуя Свободы — вскинь
Еще сильнее правды руку,
На миг ее подбросив ввысь.
И рухни прочь, измерив муку
Своим падением. Очнись.
Америка. Европа. Мир...
Очнись от мрака тоски вечной.
Вопи псалмами святый клир.
Во спазме сути скоротечной.
Зачем история искусств?
Зачем культура и науки?
Для хворобы умов, безумств?
Для выжженных глазниц навеки?
Народы пестуют мечту.
Но завершат одним усильем
Эпоху разума и к черту
Духовный подвиг со всесилием
Надежной в сердце чистоты,
Что видит далее порока...
И все ж бессилия черты.
И пропасть наша так глубока.
***
— Есть, командир. Движок на спад
Снижает вихря обороты.
— Сейчас войдем на трассу, взад
Подай реверсию. Работы
Нам непочатый край здесь, штурман.
— Я думал так оно и есть.
— Ну, пошути. Смотри — туман
По носу, космос весь
В прожилках будто бы стекла...
— То третаверсия разгона,
Идем на новом мы движке, тепла
Его обшивка уж, и нет резона
Дать тягу более чем есть.
А эти "стекла" — плазмы пепел...
— Я понял. Не про то спросил.
Ты видишь как узор их тянет?
— Ах вот что. Это зона жил,
Структурный их анализ знает
Искусственного интеллекта, кэп.
И продолжая сей научный треп
На мостике космического шаттла
Смещая-совмещая взгляды
Трудились над проходом зоны
Простые люди будущего и светла
Их вера в суть беспечной правды,
Свершает что извечные законы.
И провалилась рубка вместе с кораблем.
Взгляд ввысь ушел наш наблюдающий.
Пускай летят, мы их не подведем.
Мир сохраним надеждами сверкающий.