На веслах выгребая плес, Стуча уключиной со скрипом, Плывущий видя рядом лес, По сторону другую с криком Назойливым гагара вспряла Тревожно курлыка́я гиком, С воды вставая улетала, Гребя крылами воздух стойкий, Размеренно и сонно плача Прям на лету; и лес высокий Под небом как земли парча: Когда уж выйдет на равнину Безмолвия высот глубоких; Зеленая парча, узором в седину Что гор заведена далеких, Стоящих преданным величьем Всей красоте земной юдоли. И к облакам, да с безразличьем Гагара-птица — вестник воли. В уключине весло дрожало От нового гребка с усильем. В природе тишиной стояло Известие: о дне всесильем За́мершим в веках; да человечьем — Возможно счастье или мире, Который за дымами зорь... В туманах осени, в пещере Дум беспросветных как и встарь, Неодолимыми веками в вере, Что распахнется чудный ларь И жизнь одарит неизменно Безмерностью щедрот своих; Но только плачешь мизансценно, Да дум полощишь, грёзей жмых. Гагарой ли взмывая в осень, И слушая как день притих, И между великанских сосен Гиены ли утробный чих... Но лишь покажется, наверно. Опять вкатил волною дрожь В держащие потугу руки, скверно Зарядит коль нежданный дождь. Уж у палатки костерочек, Чудесный жар нагой к рукам. Не мало здесь таких местечек, Где весь с природой по душам. Где жадно пестуешь рассветы Во взоре долгом вдаль идя, И оставаясь там — изъяты Из сердца мысли: как дитя. Суровая могила веры На каждом часе забытья. Встряхнешь главой: хладны узоры Всей вьюги сущей бытия. Пофилософствовал, согрелся У сонной трескотни костра. И котелок уж накипелся; Позавтракать и в путь пора. Спихнуть с мели́ большую лодку: Да там лишь только подтолкнуть. И задержавшись на минутку Глядя избрызнувшую утку, Отправиться по глади в путь. И все смотря как на волнах Пернатое водой играет, То клювом у крыла вздымает, А то лишь плещет — в облаках; Что скользко-мелко отражаясь В разрывах тонких сизых вод, В рассветном облике купаясь, Да приглашают душу вброд Во легкие туманом думы, Что шепчут будто сказку всю... Движения чуть-чуть угрюмы: Я взглядом небо полощу. Втирая вздохом вес усилия Что в веслах падает на гладь. Творя предчувствие бессилия Пред дальным эхом: благодать. Искомые копирки памяти Расчетливо кладутся в снасть... Не в сети; а в червивой колкости Есть мера сути кою часть Лишь познаешь за житие, Что сдобрено избытным пламенем, Опалено, да вскрыто насквозь Скуляще-праздное нытье. Вот плюхнул в воду донным камнем Заякорив неспешный ход. Вскользь Глянул по снастям, запуженно Увел рукою путань лески, Черкнув подошвою натруженно По дну у банки — чую плески Резвящихся рыбин в подплесниках Живой воды, кишащей плотию; Держа тугую снасть в руках Кидаю в стрежень да к поднятию Готовлюсь пойманного, ах. Все призрачны чудесны облики Бессмертных образов воды; Растут над гладью сердца лики, Души запретные труды. Что вспомнится — мое; размеренно Вмещая в пустоту наказ. И время костью сна беременно; И меж лесов прокатит глас, Который слышать мне не су́ждено, Поскольку час крамолы — прочь. Травлю лишь свой улов напруженно, И думой как же тут помочь? Свергаются часы безволия Во бездну циферблатом в дно, И стрелками по кругу края Ища предчувствие одно... Но нет ни дна; ни края пустоши Застроенной мечтой судьбы. Есть хлеб дорог. Желаний вши. Тревог покрытые гробы Лишь тенью этих вот небес... Дорога в память — интерес Не для рыбалки мировой, Которой жив сейчас шутя... И вот над эхом новый вой; И снова корчь потуг; дитя Предчувствие саднит И как играет предо львом. И кровь в висках ногой стучит. И вспоминаешь день с трудом. Тот день, когда лихая блажь Так пьяно-молча принесла И горе и мольбу и дрожь. И в землю вечность полегла. Когда уверенно распяв Своей же собственной рукой Простую истину, и став На жизнь, на век — себе изгой. Младые помочи утесов В душе и юной и живой; И бесконечность не-вопросов. И суть — раздавлена ногой, Бычком дотлевшей сигареты В снующей меж огней ночи. Мы все как ангелы раздеты. Пойми. Поверь. И не молчи. 2017